Глава 11
Лука
— Твоя бабушка объяснила, почему так настоятельно требовала моего присутствия сегодня? — спрашивает Валентина, садясь в машину. Я моргаю от неожиданности и украдкой бросаю на нее взгляд. Я уже привык к ее ледяному молчанию в дороге, и ее слова застают меня врасплох. Если речь не о работе, она больше не разговаривает со мной.
— Нет, — признаю я. — Но в последний раз, когда она вот так собирала всех вместе, оказалось, что Ханна разорвала помолвку с Аресом.
Я чувствую ее взгляд на себе. Тишина в салоне полна наших страхов и множества невысказанных слов. Она так же, как и я, догадывается, что именно собирается объявить бабушка. Если она потребовала присутствия Валентины, то новость так или иначе касается меня. Бабушка всегда включала ее в разговоры, когда дело касалось меня — нравилось мне это или нет. Что она сделает, если мое предчувствие оправдается?
Когда мы входим в столовую, Валентина улыбается, и это выбивает почву из-под моих ног. Я так давно не видел ее улыбки, что она бьет мне прямо в сердце. Я скучал по ней больше, чем готов признаться даже самому себе.
— Рейв! — радостно выкрикивает Валентина, бросаясь к моей невестке. Очевидно, они не виделись давно, хотя когда-то были неразлучны. Неужели это моя вина? Я действительно стал причиной того, что она избегает Сиерру и Рейвен?
Рейвен крепко обнимает ее, затем отстраняется, с восхищением оглядывая платье.
— Обожаю это на тебе.
Валентина с широкой улыбкой поворачивается вокруг своей оси, демонстрируя платье, которое, несомненно, сшила Рейвен.
— Я ношу только лучшее, а этот дизайнер — вне конкуренции.
Значит, именно Рейвен я должен «поблагодарить» за свое сумасшествие. Каждый чертов день я представляю, как она оказывается на моем столе, а ее платье — на полу. Я не могу смотреть на нее, не желая ее.
— Дети! — раздается голос бабушки, ее глаза скользят по нам всем. — Как вы, наверное, уже догадались, у меня есть важное объявление.
Комната погружается в тишину. Все мои братья и сестры напряжены, как и я. Единственное исключение — Арес, который обнимает жену за талию и выглядит абсолютно спокойным.
Бабушка улыбается, ее взгляд на мгновение задерживается на Валентине, а затем останавливается на мне. Мое сердце уходит в пятки еще до того, как она произносит мое имя.
— Лука.
Я выпрямляю спину, внутренне смиряясь с неизбежным. Я надеялся, что ошибся в своих догадках, но в глубине души знал, что эта встреча касается меня.
— Твоя помолвка решена.
Я чувствую на себе удивленные взгляды братьев и сестер, но почему-то ищу глазами только Валентину. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и на мгновение я уверен, что вижу в ее взгляде отблеск боли.
Делаю глубокий вдох и выдавливаю:
— С кем?
Я смирился с этой участью еще в детстве. Я всегда знал, что однажды придется жениться по договоренности. Так почему же теперь это кажется таким несправедливым? Это всего лишь деловая сделка, не более.
— Наталья Иванова, — отвечает бабушка, — дочь Николая Иванова и наследница нефтяной империи. Мы еще не вошли в этот рынок, а этот брак откроет нам двери.
У меня перехватывает дыхание.
— Наталья Иванова? — переспросил я, голова дернулась вверх. — Та самая светская львица? Да она же избалованная, поверхностная пустышка!
Бабушка бросает на меня строгий взгляд.
— Она — твоя будущая невеста. И она милая девушка, Лука. Увидишь сам.
Я смотрю на нее, чувствуя, как грудь сдавливает тяжесть. Ее слова, произнесенные на свадьбе Ареса и Рейвен, всплывают в памяти, оставляя горькое послевкусие.
Ты знаешь, что все, что я делаю, я делаю ради тебя и твоих братьев и сестры, правда?
Как это может быть в моих интересах? Наталья — моя полная противоположность. Я не смогу быть с женщиной вроде нее. Даже представить не могу, как вытерплю ее общество дольше десяти минут, не рискуя потерять несколько тысяч нейронов.
Если бы этот брак действительно устроили с учетом моих желаний, я бы женился на… Валентине. Спокойной, элегантной, умной. Такой же холодной, как и я, в повседневной жизни, но пылающей страстью, когда она оказывается в моих руках.
Я покачал головой и вышел из комнаты, мне нужно было время, чтобы переварить новость, которую только что обрушила на меня бабушка. Я не знал, чего ожидал, но уж точно не этого. Я всегда думал, что восприму такие известия спокойно, но не могу отрицать глухую боль в груди.
Наталья Иванова. Почему именно она? Из всех возможных кандидатур — почему именно эта? Она — стервозная, капризная, избалованная до мозга костей. Я не смог бы даже подружиться с ней, а мне предлагают на ней жениться?
Мои плечи напряглись, когда я услышал за спиной стук каблуков Валентины.
— Сейчас не время, Валентина, — предупредил я, даже не оборачиваясь.
Последние несколько недель я жаждал ее присутствия. День за днем я ловил себя на том, что невольно смотрю на нее через стеклянную стену кабинета, отчаянно пытаясь придумать способ навести мосты над пропастью, которую сам же и вырыл.
В любой другой день я бы замедлил шаг, чтобы она могла поравняться со мной, но только не сегодня. Сейчас она — последний человек, которого я готов видеть. Один ее взгляд напоминает о сожалениях, которые мне не под силу осмыслить.
Я ожидал, что она остановится и развернется, но вместо этого стук ее каблуков сопровождал меня до самой квартиры. Я вошел, даже не придерживая перед ней дверь, но ее это не остановило. Она спокойно открыла ее с помощью отпечатка пальца и вошла вслед за мной.
С тяжелым вздохом я направился к бару и плеснул себе виски.
— Налей два, — тихо попросила она.
Я поднял взгляд и задержал его на ее лице — таком прекрасном и таком недосягаемом. Эти губы… Я никогда больше не смогу их поцеловать. Оторвав взгляд, я молча сделал ей мартини — ее любимый напиток. Я столько раз представлял себе, каково будет снова увидеть ее в своей гостиной. Никогда бы не подумал, что это произойдет в такой день, как сегодня.
Она взяла бокал, одарив меня очередной натянутой улыбкой, от которой я почувствовал, как сжались кулаки.
— Терпеть не могу, когда ты так делаешь, — резко выпалил я.
Ее глаза расширились.
— Как именно? — осторожно переспросила она.
— Эти чертовски фальшивые улыбки. Терпеть их не могу.
Валентина одарила меня еще одной такой же, поднимая брови.
— Что, вот такие? Тебе не нравится моя дежурная улыбка?
Я недоуменно моргнул.
— У нее есть название?
Она рассмеялась и опустилась на диван.
— Ты не поймешь, — сказала она, — потому что тебе никогда не приходилось глотать свою гордость. Но у большинства из нас, простых смертных, есть такая отточенная фальшивая улыбка.
Я сел рядом, тяжело вздохнув. Она так прекрасна, когда смеется. Горько, что мне удалось рассмешить ее именно в такой день.
— В тебе нет ничего простого, — тихо сказал я. — Ни одной черты.
Она посмотрела на меня, покачав головой.
— Возможно, это самое приятное, что ты когда-либо говорил мне.
Я встретил ее взгляд, внезапно осознав, какую пустоту ощущаю.
— Я и раньше говорил тебе приятные вещи. Я всегда хвалю твою работу.
— Да, — кивнула она. — Но ты ни разу не сказал ничего хорошего обо мне, как о человеке. Единственный раз, когда ты прокомментировал мой характер… — она покачала головой и отпила мартини. — Неважно.
Я развернулся к ней, вынимая бокал из ее рук и ставя его на стол.
— Нет, это важно, — твердо сказал я. — Я никогда не хотел обидеть тебя, Валентина. То, что я сказал на свадьбе Рейвен и Ареса, было недопустимо. Я… — я закрыл лицо руками, пытаясь собрать мысли. — Валентина, я искренне сожалею о своих словах и поступках. Я сорвался и вел себя как последний идиот. Я не хотел ранить тебя или заставить чувствовать себя хуже. Ты ничем не хуже меня. Черт, мы оба знаем, что без тебя я — ничто.
Она покачала головой, забирая свой бокал обратно.
— Давай не будем об этом, Лука, — попросила она. — Я уже говорила: все в порядке. Мы в порядке. Лучше скажи, как ты сам. Ты в порядке?
Я провел рукой по волосам, тяжело выдохнув.
— Я не знаю. Я… Я не ожидал этого.
Она внимательно посмотрела на меня, ее глаза потеплели.
— Это не то, чего ты хотел?
Я горько усмехнулся.
— Я всегда знал, что однажды окажусь в браке по расчету. С детства знал. Это — часть нашего мира. Но почему-то, когда это стало реальностью, оказалось, что я был к этому не готов.
Валентина откинулась на спинку дивана, задумчиво глядя в потолок.
— Почему Наталья?
Я закрыл глаза, стараясь не выдать свою злость.
— Деньги. Власть. Влияние. Ее отец — глава нефтяной империи. Это откроет новые возможности для бизнеса.
— Все ради сделки, — тихо подытожила она.
— Все ради сделки, — эхом повторил я, чувствуя, как что-то ломается внутри.
— А как же… — она замолчала, но ее глаза сказали больше, чем любые слова. Она хотела спросить о нас. О том, что могло бы быть.
— Не важно, — прошептал я, отводя взгляд. — Это не важно.
Но мне хотелось крикнуть, что все это имеет значение. Что я бы предпочел миллиону сделок одну ночь с ней.
Валентина сделала еще один глоток мартини и кивнула:
— Наталья потрясающе красива, — мягко сказала она. — Вы будете замечательно смотреться вместе.
От этих слов внутри все сжалось. Я ожидал увидеть в ее глазах хотя бы тень боли или ревности, но ничего подобного не было.
— Я знаю, она молода и, возможно, немного незрелая, — продолжила Валентина, ее голос звучал на удивление спокойно, — но в этом же вся прелесть брака, правда? Вы вырастете вместе. Со временем привыкнете к жизни друг с другом. У вас все получится, я уверена. Твоя бабушка не выбрала бы ее, если бы не была в этом уверена.
Я должен был бы поблагодарить ее за то, что она наконец-то снова разговаривает со мной, за то, что между нами снова установилась прежняя легкость. Но я не хотел этого. Не так. Не сейчас. Я не хотел ее утешения. Я хотел, чтобы она разозлилась. Чтобы ее охватила ревность. Я хотел, чтобы она сорвалась, чтобы я смог притянуть ее к себе и целовать до тех пор, пока она не растает у меня в руках.
Я посмотрел в ее карие глаза, чувствуя тупую боль в груди. Ей совсем не больно от мысли, что я женюсь на Натальи? Похоже, что нет. А почему должно быть?
Она сидела передо мной, такая красивая, такая недосягаемая, и говорила о моем будущем браке с таким спокойствием, словно это ее совсем не касалось. В ее голосе не было ни намека на дрожь, в глазах — ни искры ревности. Она говорила так, будто была абсолютно равнодушна к тому, что мое будущее решено, что я буду с другой женщиной.
Я сжал зубы, едва сдерживая раздражение. Она действительно ничего не чувствует? Я искал в ее глазах хоть какой-то намек на боль, на скрытую обиду, но не нашел ничего, кроме спокойного принятия.
Почему? Почему ей так легко это дается, а я с каждой минутой чувствую себя все хуже?