Кровь 2. Жертва
С каждым пройденным шагом становится более тяжелее. Руки продолжают неметь, пальцы отказываются подчиняться. Воздух спёрт. Голос буквально сел. Жажда мучает, истязая все органы. Они сжимаются в трубочку, отдавая свои последние импульсы для поддержания жизни. Ноги также вскоре перестанут работать. А голод кладёт на плашмя, чтобы убить окончательно.
Лишь одни бредовые воспоминания, прокатываясь по памяти, создают ощущение призрачного присутствия надежды рядом.
Хотя в глубине души Мелоди прекрасно понимает, что не сможет выжить без сторонней помощи здесь. Пока она держится, но потом... Придёт конец, ведь у всего, рано или поздно, кончается предел. Какой бы ты решительной душой не обладала.
— Фриск... Фриск... — в лихорадочном поту шепчут сухие, потрекавшиеся губы: — Где же ты, сестричка?
Фрагменты сознания рисуют её всё живой. Такой улыбающейся, такой настоящей. Посиневшие кончики пальцев рук тянутся к пустоте, взывая неведомый свет о её прощении.
Тишина. Лучше бы этот голос продолжал досаждать ей сейчас, было бы не так одиноко. Лучше бы она тогда ответила на звонок младшей сестры, а не отвлеклась на свою дерьмовую работу и упрёки матери.
"Проклятие... Если бы тогда не эта ебанная работа ... Я бы успела спасти тебя... Почему... Почему... Почему? Почему тогда я не успела? Что мне мешало тогда взять и поехать?"
Почему...
Почему...
Почему...
Тело обмякло, рухнув вниз. Она более не способна двигаться дальше по сырым, бесконечным коридорам катакомб. Вода с каменного потолка капает на лоб. Глаза медленно поглощает усталость. Предсмертный сон клонит вниз. Вот-вот и всё рухнет окончательно.
"Прости, Фриск. Я не смогла стать такой же сильной, как ты... Прости меня за всё..."
***
Ласковый голос зовёт вслед за собой. Она просыпается на поляне, наполненной золотистых цветов. Их лепестки настолько светлые, что кажется, вот-вот сольются с солнечным светом. Трава густым покрывалом окутывает всю землю, служа идеальным местом для отдыха. Голос нарастает, окликая девушку.
— Мел, ты чего разлеглась, капуша? — лучезарная, мягкая улыбка младшей сестры заставляет заплакать.
Мелоди тянется к сестре, бросаясь к той в объятия.
— Фриск, сестричка!! Я... Я... Так рада увидеть тебя! Ты даже не представляешь, какую вину я чувствую из-за того, что не успела тогда спасти тебя!! Но это оказался сон, я так счастлива!! Мы вновь вместе, Господи... Я!
Улыбка младшей сестры внезапно исчезает с тонких, слегка покусанных, розовых губ. А ранее живые, алые зрачки сужаются в презрительно-укоряющей гримасе.
— Ты, — показывает она на старшую сестру указательным пальцем, — не успела. Ты не ответила на мой звонок, хотя это был самый важный для меня момент. Ты жалкое подобие человека, который не может называть меня сестрой.
Поле наполняется чёрной, смолистой жидкостью, цветы в тот же момент уведают, превращаясь в пепель.
Небо чернеет с каждым мгновением, заслоняя тучами солнце.
Между ними возникает тусклый огонёк красной души. У Фриск его нет. Мелоди задерживает дыхание от горя. Крик вот-вот сорвётся с уст оглушительным плачем.
— Мне жаль, мне правда жаль!! Я НЕ ХОТЕЛА ТЕБЕ ТАКОЙ УЧАСТИ!
Фриск медленно отворачивается от сестры-близнеца, а затем уходит прочь. Мел пытается побежать за ней, чтобы обнять и рассказать обо всём, что она пережила, но запястья сковывают тёмные цепи, уходящие в самые небеса. Они не дают возможности двинуться, они молниеносно обвивают шею, сжимая ту в стальных тисках.
— Это была твоя ошибка, гнилое яблоко, — Фриск останавливается на месте, также не оборачиваясь в сторону сестры: — Именно ты бросила меня тогда, струсив, на растерзание насильников. Именно ты должна была оказаться на моём месте. Помнишь? Дорогая сестричка Мелоди задолжала денег каким-то овощам. А попала под удар я.
Горло не может произвести ни единого звука. Кровь начинает скатываться по подбородку, а белки глаз краснеют от безудержных слёз.
Она чувствует себя по-настоящему беспомощной перед данным фактом. Он сжирает её изнутри, не может остановиться ни на секунду.
— Именно потому ты должна ощутить на своей шкуре всё то, что ранее испытала я.
Цепи утаскивают уже не сопротивляющуюся девушку назад. Фриск испаряется вместе с поляной. Сквозь пелену ничего не ясно. Лишь небольшой, тусклый свет от поломанной четырёхконечной звезды возник перед ней, рассыпая цепи в пух и прах. Вокруг звезды порхают белоснежные бабочки, окутывая звезду своими крыльями. Мелоди сидит на коленях перед ней, смотря безучастным взором на трещины в светящимся предмете.
Бабочки садятся на голову девушки, уши ощущают знакомый до безумия, родной шепот:
"Оставайся решительной, Мелоди. Ты ни в чём не виновата."
Кому же теперь верить?
Пустые глаза поднимаются вверх. Ярко-алая бабочка, вовсе не похожая на ту, со странными намерениями и голосом, плавно опускается на остатки цепей. Те растворяются в небытие.
— Фриск... Фриск... Фриск... — поверженная Мелоди неуверенно поджимает нижнюю часть губы, как безумица произнося заветное имя: — Я не хочу больше... Не хочу... Я хочу умереть, чтобы быть с тобой... Прошу, убей меня...
Бабочка замерла. Душа медленно вышла из тела, а в ней оказался последний огонёк решительности. Бабочка вспорхнула прямо к душе. Яркий свет озарил тьму, рассеякая ту.
"Закрой глаза, милая Мел, это был всего-навсего кошмар. Я бы никогда подобное не сказала, ты же знаешь свою младшенькую лучше, чем кто-либо другой. Оставайся решительной."
— Умоляю, останься со мной ещё немножко... Я не могу без тебя, Фриск... Мне страшно...
Всё пространство резко похолодало. Она чувствует, как лежит на той же каменной кладке. Тело чудом поддаётся воле, потому девушке больше ничего не осталось делать, кроме как идти вперёд.
Однако сломанная рука продолжает зудеть, не двигаясь. Она покрылась тёмными волдырями, которые бывают только при лепре (проказе, чуме). Она ужаснулась. По запястью также неожиданно проступили взбухшие вены. Они чуть посветились кровавым, магическим огнём, а затем также неожиданно погасли, оставшись некой отметкой по всей руке.
Протяжный вздох разочарованя сорвался
с уст. Она действительно не понимает, что это за явление. Болезнь? Но откуда она взялась? Притом... Она чувствуется на магическом уровне. Неужто Мел подхватила местную заразу?
Шея немного побаливает. Девушка чуть касается места, где возникло это неприятное ощущение и обнаруживает два небольших шрама от укуса. Ясно.
"Значит, мне осталось недолго, верно?"
Так прошло ещё некоторое количество времени, пока она не наткнулась на большую, деревянную дверь. Древесина в ней была старой, практически рассыпалась. Даже несколько весьма внушительных кусков валялось рядом.
Она попыталась толкнуть дверь. Та не поддается. Заржавевший засов скрипит, но не двигается с места. Снова и снова, в попытках открыть дверь, человек находится на грани своих сил. Она не хочет умирать так просто, поэтому здоровой рукой стучит. Так сильно, как только может. До мяса сдирает кожу на тыльной стороне ладони, кричит, срывая голос.
В надежде на то, что кто-то её услышит. Откроет эту чёртову дверь и наконец подарит хотя бы одну минуту спокойствия. Хотя бы одну сущую минуту безопасности...
— ПОМОГИТЕ, УМОЛЯЮ?!
Но никто так и не пришёл. Она, едва заметно дышащая, скользит по двери вниз, на ледянящую кожу, плитку и снова разрывается в отчаяннном крике, потихоньку теряя остатки человечности.
Оставайся решительной.
Ты не одна, Мелоди.
Я рядом.
Призрачные объятия прижимают уловимо живую девушку к груди. Мелоди Орсини обнимает сестру в ответ, не прекращая выть от злости на саму себя за совершенную глупость.
Я люблю тебя, сестричка.
Прошу, не плачь.
Ты справишься.
Умоляю.......
А за дверью в это время... Охотник услышал зов стаей ненаглядной жертвы.
Именно этого и жаждал монстр.
Запах столь сильной, но страдающей души привлёк его внимание не просто так.
Спустя несколько секунд его приближения к запертой двери Руин были роковыми.
Хруст древесины и звон железа отпугнул Мел от самобичевания.
Пыль и смок просочились сквозь завал камней с железом. Перед глазами красовалась небольшая дыра: в ней виднелась тусклая полоса лесной чащи и ещё... Чей-то до невозможности яркий, синий огонек.
Хрупкое тело сейчас же было напряжено до предела.
Монстр за дверью на мгновение замер, словно увидел призрака в изумлении, но, приглядевшись к тени дрожащей девчушки, сплюнул.
— Ох, — он сморщился, уже в мыслях представляя себе, как поглощает нежную плоть, однако вид жертвы поверг в отвращение: — Годится только для запасов.
...
Этот подвал мог показаться вполне обычным, но за внешней обыденностью скрывалось нечто большее.
Старые лампочки, освещающие так слабо, что можно разглядеть только очертания окружающих предметов, а тени от них сливаясь в необычные формы, превращались в чудовищ. Где-то постоянно течет вода из старых труб, и оглушительно капает. В постоянной сырости копошатся крысы, а пауки медленно спускаются по тонкой паутине вам на голову, и вы обнаруживаете их только, когда они уже выползают вам на лоб или на шею.
Санс спустился туда, когда вечер только наступал, и атмосфера вокруг начала угнетать. Ему нравилось чувствовать страх на лице жертвы, когда разгоняешь эмоции на полную выкручивая жертве волосы. О, это бесподобное чувство, наполненное кровавой борьбой!
Это чувство, наполненное желанием покончить со всеми...
Как же оно ядовито.
Как же его не хватает.
Оно, словно чёртова зависимость, утягивает вниз по наклонной.