Паралич - сборник историй

Дисклеймер!

- Эта история содержит сцены физического и сексуального насилия, смерти и принуждения. Если вас такое пугает, лучше не читайте. Если не пугает — начните, а там разберёмся, кто кого испугает.

***

Ох, знали бы вы, как Анна благодарила судьбу, что родилась в теплейшем в мире городке. Такое счастье, учитывая то, что с высокой вероятностью появиться на свет она могла в Воронеже, где улицы вымазаны в два депрессивных цвета из палитры архитектурного отчаяния, а солнце светит через фильтр «заводской грусти». Слава ангелу-хранителю, который уберег ее от такой участи, выталкивая из утроба матери в самый разгар их с отцом медового месяца в Италии. Пришлось пойти на жертву и вывалиться недоношенной, но оно того явно стоило.

Анна всегда чувствовала присутствие ангела на своем плече, как что-то само собой разумеющееся - сколько она себя помнила, он неизменно выручал ее. Начиная с момента, когда она впервые встала на ноги и придумала кувыркнуться на подоконнике в открытое окно, до времени, когда колени начали реагировать на погоду. А чтобы его пыл не угасал, Анна навещала его в церкви по воскресеньям, пятьдесят пять лет подряд, не пропустив ни одного визита. В ответ на ее молитвы - Анна свято верила - он одаривал ее всевозможными благами. И грех было не считать себя самым удачливым человеком во всем мире, который ограничился для Анны одной лишь Италией.

После двух поездок в Воронеж, куда вернулись родители, за пределы Сицилии она больше носа не совала - словно в этом не было ровным счетом ничего интересного. Ведь в какой-то момент поняла, чем твой мир меньше - тем легче живется.

Она свободно владела итальянским, но итальянского в ней было ровно столько же, сколько в трупе - жизни. Поэтому она очень трепетно приняла очередной подарок от своего ангела - русского паренька, поселившегося на соседней улице. Он приехал на учебу по обмену, но случилось так, что его поездка затянулась на целых сорок два года. Уже шел сорок третий, и Анна знала, что будет и сорок пятый, и пятьдесят пятый, и так до момента, пока один из них не сыграет в ящик. Но даже тут она знала наверняка: если и откидывать коньки, то сделают они это вместе, крепко держась за руки.

Виктор был ее первой и последней любовью, и она никогда и представить не могла, что бывает иначе. Ничего дороже этого славного парня в ее жизни никогда не было и не будет. И, ни в свои тридцать, ни в свои сорок, ни в шестьдесят семь они ни разу не задумались о детях - все время, после выхода на пенсию, они занимали свое время прослушиванием оперных пластинок, чтением длинных романов и прогулкам по Озеру Пергуса. Виктор раз за разом рассказывал ей легенду, как именно здесь, когда-то давным давно Персефону похитил Аид. Они встречали закаты в Долине Храмов в Агридженто, а летом босиком бродили по белоснежным известняковым террасам у моря. И Анна день за днем продолжала благодарить своего ангела за жизнь в сказке.

На их тридцать третий День святого Валентина Виктор задумал подарить Анне прогулку над Сицилией. Он расплывчато намекнул на «пикник на облаках», и она невольно подумала, что вот он — день, когда они вместе отбросят коньки. На её вопрос: «Так скоро?» — Виктор лишь расхохотался, умоляя жену избавить его от беспочвенных подозрений.

Так совпало, что их небесная прогулка выпала на воскресенье, поэтому Виктор сопроводил жену в церковь, а после обещал подарить ей день, который она запомнит на всю жизнь. У Анны и мысли не проскочило, что этот день обернется для нее роковым ужасом, который она действительно никогда не забудет.

С утра женщина проснулась от запаха корицы, а когда открыла глаза, застала двух солнечных зайчиков, резвящихся на потолке.

- Какое счастье, - произнесла она вслух, наблюдая за их играми.

С кухни доносился плеск воды и звяканье посуды, жизнь била ключом. Весна была слишком близко.

Какое-то время Анна наблюдала за медленно плывущими облаками, оглядывала комнату, дышала полной грудью, освобождаясь от оков сна. Ровно до момента, пока ее взгляд не упал на зеленую коробку, криво и неумело перевязанную бантом. Чтобы дотянуться до коробки, ей пришлось подняться с постели, ведь возраст, когда она могла наклоняться без последствий, давно прошел. Она повертела коробку в руках, стянула ленты и открыла подарок. На изумрудной сложенной ткани лежала белая записка, вымазанная чернилами. Узнать корявый почерк мужа, который любой здравый человек бы принял за старинные писания, требующие расшифровки, ей стоило ровным счетом ничего.

«Под цвет твоих глаз, радость моя»

- Ух, как приторно, - тихо хохотнула она.

Анна положила записку под вазу на тумбе и вытащила шелковую ткань. Несколько секунд она мяла ее в руках, наслаждаясь текстурой, а после разложила на постели. Наскоро умывшись, она натянула на себя платье и подплыла к зеркалу. Оно действительно подчеркивало цвет ее «очей», как привык говорить Виктор. Женщина улыбнулась своему отражению, и в уголках ее глаз собрались частые морщины. Она уже давно была немолодой, но если красота в старости и существует, то только такая. Анна знала, что была симпатичной от рождения, но красивой ее сделало счастье и время.

Проскользнув на кухню, она обнаружила мужа в ее лиловом фартуке, оттирающим посуду до блеска. Анна на носочках подкралась к нему сзади, переплетая пальцы на его животе.

- С добрым утром, - мурлыкнула она.

- Buongiorno, mia cara, - ответил тот, довольно улыбаясь, словно ждал ее появления все это время.

- Что ты готовишь? Либо мне чудится запах пирогов, либо это уже старость путает запахи.

Вместо ответа Виктор выскользнул из ее объятий и наклонился к духовке. Он несколько секунд переступал с ноги на ногу, а потом развернулся к жене:

- Тебе такое счастье не грозит, но стоит подождать еще минут десять. Я пока сварю кофе.

Анна улыбнулась, усаживаясь за стол. Виктор было вернулся к посуде, но тут же круто развернулся, словно что-то забыл.

- Боюсь, сегодня в церкви станет на одну грешную душу больше. А может и не на одну, - он картинно оглядел ее с ног до головы, тут же возвращаясь к посуде.

- И ты не обо мне, - констатировала та.

- Вряд ли в твоей светлой головушке гуляют такие же шальные мысли, как в моей, - парировал он, возвращаясь к посуде.

- Не думаю, что святой отец позарится на шестидесятилетнюю бабулю, - засмеялась Анна, по привычке закусывая губу, - а что касается тебя, Господь видит, я когда-нибудь оправлю тебя на исповедь.

- Как бы мы со святым отцом не сошлись во мнениях.

- Как бы ни так.

Виктор обернулся, вытирая тарелку полотенцем и облокачиваясь на столешницу.

- Выглядишь потрясающе.

Анна улыбнулась, поднимаясь с места. Муж было решил, что она подойдет к нему, но та достала кофемолку и принялась перемалывать зерна.

- Ты забыл про кофе.

- Как тут про него не забудешь, - пробубнил он.

Анна не старалась прогнать улыбку с лица, а Виктор был бесконечно горд, когда видел свою даму счастливой. Они выпили кофе, за обе щеки умяли одну треть яблочной шарлотки с корицей, а остаток поделили на равные кусочки и уложили в корзину, намереваясь угостить отца Эдгардо.

Уже неделю как в городе начало активно теплеть, и Виктор предложил воспользоваться их красным Фиатом Х9/1, который всю зиму просидел в глубокой спячке. Пока Анна наводила марафет, он вывел кабриолет из гаража и принялся сдувать с него пылинки в самом буквальном смысле этого слова. Машина зевнула и потянулась, а Виктор с любовью погладил ее по мордашке. Послышалось тихое мурчание. Как он ее обожал, словами не передать. Анна часто говорила, что ему стоило взять в жены его ненаглядную Изольду, ведь ее он любил гораздо больше.

Странная привычка Виктора давать вещам имена обернулась для Анны настоящим кошмаром в начале их семейной жизни, но в какой-то момент она поддалась соблазну и примкнула к его сольному кружку чокнутых. Их рояль звали Гришей, а комнатное растение - Жозефиной, и в какой-то момент Анна вошла во вкус их диалогов при посторонних.

- Позаботься о Жозефине. Она совсем иссохла.

- Сегодня у меня свидание с Гришей, не тревожь нас, пожалуйста.

- За такие шутки спать ты сегодня будешь на господине Шмидте.

Виктор улыбнулся обрывкам воспоминаний. Заприметив зеленую мельтешащую точку в дверях, он сел за руль и завел двигатель ровно в тот момент, когда Анна выпорхнула с веранды и полетела в кусты.

«Боже правый! Надеюсь, она в порядке...» - успел подумать Виктор, выскакивая из машины настолько быстро, насколько позволял возраст.

«Благо, корзинку забрал Виктор..» - промелькнуло в тот же момент у Анны.

Мужчина подлетел к распластавшейся на траве жене, неумело вытаскивающей маленькие веточки из волос. Она с иронией смотрела на него снизу вверх, словно не собираясь подниматься.

- Ушиблась?

Анна не ушиблась. Но она продолжала молча глазеть на мужа, сдерживая смех. Женщина уже успела прогнать эту сцену в своей голове, представляя, как комично, вероятно, это выглядело со стороны.

Виктор уловил в ее взгляде что-то, что можно прочесть как: «Этот день мне ничего не может испортить». Он позволил себе тихо хохотнуть.

- В таком положении ты мне безумно нравишься.

- Ложись рядышком.

- Обойдусь,  - выдохнул тот, аккуратно поднимая Анну. Та не сопротивлялась, но и не помогала, словно наслаждаясь своими манипуляциями.

Виктор вытянул из ее волос пару веточек и легонько отряхнул ее платье. После чего на секунду застыл, подумал, а потом подхватил ее на руки. Анна была, словно перышко. Он часто носил ее на руках и знал, как ей это нравится.

- Поднеси к лестнице, пожалуйста.

- Зачем? - уточнил мужчина, останавливаясь.

- Хочу узнать, обо что споткнулась.

Виктор поднес жену к веранде и они уткнулись взглядом в красный колпак, лежащий прямо посреди лестницы. Он был маленький, словно игрушечный. Такие надевали дети дошкольного возраста на Новый год.

- Эти дети однажды меня убьют, - посетовала на соседских мальчишек Анна.

- Эти дети однажды тебя убьют, - подтвердил ее муж.

Через пару минут они уже неслись по узким дорогам, подгоняемые февральским ветерком, который зимним можно было назвать только с большой натяжкой. Весна не выгоняла зиму. Она просто выбила дверь каблуком, забывая о всевозможных правилах приличия, и завладела залом. Больше никто не видел зиму, и она, собрав пожитки, обреченно удалилась за кулисы.

Когда Виктор припарковал Изольду за несколько сотен метров от церкви, Анна первой подхватила корзинку и выпорхнула из машины, не желая опаздывать на проповедь, ведь из-за ее фееричного прыжка в кусты им уже пришлось ехать слегка быстрее обычного. Она по привычке провела рукой по волосам, поверяя, все ли на месте, и довольно одернула платье, дожидаясь мужа у входа.

Виктор взял ее под руку и они вошли в храм. Внутри, не изменяя себе, царила атмосфера умиротворения, как если бы сам воздух был пропитан молитвами людей, являющихся в поисках покоя и духовного очищения. Светлые стены сдержанно впитывали свет, проникающий внутрь через высокие окна, украшенные витражами со сценами из Библии, и совершенно не перегружая пространство, а словно вводя прихожан в мир духовной гармонии. Скамьи снова приглашали к размышлениям, а алтарь был до невероятного прост, ничем не выделяясь из идеальной картины этого маленького мира. Сердцем храма были не украшения, а сам акт молитвы, общения с Богом и открытия для себя пути к истине.

Отец Эдгардо уже возвышался на кафедре, обводя взглядом пришедших и готовясь начать проповедь.

Анна потянула Виктора во второй ряд и они тихо, словно мышки, заняли место на скамье, укладывая корзину с шарлоткой рядом. В этот день прихожан было катастрофически мало и Анна не могла понять причины, ведь, казалось бы, именно в День Влюбленных стоит послушать проповедь, молясь за благополучие супруга. Она хотела было продолжить свою мысль, но из-за кафедры послышался низкий голос отца Эдгардо.

- Братья и сестры, сегодня мы обратимся к книге Екклесиаста, где говорится: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное».

Послышался редкий шелест переворачиваемых страниц.

- Каждый из нас терял близких. Кто-то — родителей, кто-то — друзей, кто-то — любовь всей своей жизни. И с каждым разом, когда смерть проходит рядом, она будто забирает с собой часть нас. Но Господь не оставляет пустоты в сердце человека. Взамен он дает память. Память о тех, кого мы любили, о тех, кто любил нас. И не нам решать, как долго нам носить эту боль. «Время плакать и время смеяться, время сетовать и время плясать», - продолжил он, - наступит день, когда печаль сменится светлой благодарностью за то, что у нас был этот человек. Что он шел рядом с нами хоть какое-то время, пока не настал его час идти дальше.

Виктор непоседливо заерзал.

- Что за тоскливые речи?

- Он недавно потерял брата, - шепотом пояснила Анна.

- Бог не хочет, чтобы мы жили в скорби, - отец оглядел зал снова и его взгляд набрел на Виктора, который тут же затих, - он хочет, чтобы мы помнили, но не застревали в прошлом. Чтобы мы дорожили каждым днём, зная, что всё проходит. И боль проходит. И встреча впереди. Встреча, которая обязательно случится.

Проповедь длилась около двадцати минут, а когда отец Эдгардо завершил ее молитвой, начались песнопения. Они довольно быстро подошли к концу, но все это время Виктор непокорно оглядывался с нескрываемой скукой, обводя витражи и прихожан обреченным взглядом снова и снова. Он редко присоединялся к жене и ей казалось, что единственная причина, по которой он ходил в церковь - это отец Эдгардо, над которым он не уставал подтрунивать. Она его попытки не поощряла, но и никак им не препятствовала, потому что, стыдно признаться, ее это слегка забавляло.

Когда их визит подошел к логичному завершению, Анна подхватила корзинку и поманила мужа рукой, направляясь к кафедре. Святой отец вышел им навстречу, тепло разводя руками в знак приветствия. Анна уже сбилась со счету, сколько лет они были знакомы. Святой отец был им, словно родной брат - Эдгардо венчал их еще будучи молодыми, и раз за разом хвалил выпечку Анны, над которой на самом деле колдовал Виктор. Это был их маленький секрет, который они хранили вот уже много лет. Анна готовила из рук вон плохо, словно была рождена для совершенно иного дела. «Быть красивой и радовать глаз» - говорил Виктор и ей ничего не оставалось, как с ним согласиться.

- Анна! - воскликнул Эдгардо, много лет назад оставив попытки звать ее по фамилии, которая казалась ему непроизносимой, - Прекрасно выглядите!

- Спасибо, отец Эдгардо, - улыбнулась Анна, вручая ему корзинку, - рада вас снова видеть, проповедь была невероятной.

Он нежно поблагодарил ее, совершенно игнорируя Виктора, и принял протянутую корзину. Заглянув под ткань, отец счастливо улыбнулся.

- Вы знаете, как сделать воскресенье поистине незабываемым. Да благословит вас Господь.

- Взаимно, отец.

Тут Эдгардо обратил внимание на глядящего на него в упор мужчину. Тот словно ждал момента, когда отец наконец посмотрит на него.

- Виктор, - протянул он ему свободную руку, кивая, - вы снова к нам с темной стороны?

- Из самой преисподней, - с прищуром взглянул на него Виктор, крепко пожимая руку.

- Иногда даже таким людям, как вы, нужна передышка и необходимость в единении с Богом. Вы, как и я, не вечны. Помните это, - отец уже хотел было оставить последнее слово за собой, собираясь попрощаться, но Виктор пошел на опережение.

- Мне не особо верится, что кто-то на небесах ждет меня с распростертыми объятиями. На земле с этим пока справляются.

Отец Эдгардо хищно улыбнулся.

- Там, сверху, - вкрадчиво произнес он, - мы все будем равны. Все мы дети Господа, но вы как раз тот человек, который мог бы быть первым на приеме, но вечно опаздывает.

Анна чуть не задохнулась сначала от возмущения, а потом из желания расхохотаться. Но женщина твердо несла свою тяжелую ношу наблюдателя и продолжала впитывать их диалог, гадая, чем он может закончиться.

- Вам ли меня не знать, отец. Я, как всегда, пытаюсь найти лазейку, а вы напоминаете, что на небесах нет парковки.

- Пока вы тратите время на поиски, я на этой самой земле показываю людям, как правильно парковаться. Хотелось бы видеть вас здесь чаще, ведь заметьте, оно идет вам на пользу.

- Не думаю, что Господь разделяет ваши жела...

Анна коротко и незаметно наступила на его носок, обращаясь к отцу Эдгардо:

- Спасибо за теплый прием, но думаю, нам пора, - она ослепительно улыбнулась, подхватывая мужа под руку.

- Рад был повидаться. И шарлотка пахнет просто изумительно, - тут же потеряв интерес к Виктору, сказал отец, слегка качнув Анне головой на прощание.

«Знал бы ты, кто эту шарлотку готовил», - промелькнуло у Анны в голове.

Эдгардо откинул напускное безразличие, как только она развернулась. Мужчины на мгновение скрестились взглядами: это было лезвие скептика, неспособное пробить камень веры, но оставляя глубокие рубцы. И, как ни странно, оба в подобного рода взаимодействиях в той или иной степени нуждались. Но никто и никогда не произносил этого вслух, ведь табу - есть табу.

Окрыленная после проповеди, женщина отдалась во власть мужа, ведь понятия не имела, что за сюрприз он ей приготовил и куда они поедут. Виктор же был окрылен только что состоявшейся перепалкой, что тоже придало его движениям живости и какого-то неясного Анне умиротворения.

Ехали они довольно долго: город сменился пейзажами из полей, усеянных сочной на вид травой и редкими деревьями, а солнце только съехало с зенита, медленно падая, словно катаясь на чертовом колесе, оглядывая свои владения. Да, весна действительно ворвалась нагло и без приглашения, прекрасна зная, что никто и слова поперек не скажет.

- Ты не сказал, что мы едем к Августо, - подала голос Анна, узнавая дорогу к их давнему доброму другу.

- А мы и не совсем к нему. Больше через. Я лишь одолжил у него кое что, - хитро прищурился Виктор, как он любил делать, прежде, чем накосячить.

Анна опасливо глянула на мужа, но ничего не сказала. Она уже прекрасно знала, что он задумал. Виктора с Августо объединяло одно необычное хобби, которое ее странным образом притягивало, одновременно отталкивая тем, что коленки у нее начинали подгибаться от одной только мысли оказаться высоко над землей. Это сложно было назвать фобией, скорее, просто желанием оградить себя от возможной опасности, но то была и мечта, которую она отложила в дальний ящик. Она считала себя боевой женщиной, ведь саням она предпочитала крутые лыжные трассы, а тридцать два года назад в этот самый день они с Виктором прыгали с парашютом. Она помнила этот день так ярко, что ощущала, как затылок покрывается мурашками лишь об одном упоминании о нем. А еще хуже то, что ей это понравилось.

Они добрались до небольшого загородного домика, который в гордом одиночестве стоял среди полей, всем видом демонстрируя независимость и отстраненность от внешнего мира. Обычно на доме кружил металлический флюгер в виде красного петушка и Анна отводила взгляд, чувствуя, как у нее кружится голова от его резвых разворотов. Сегодня же он стоял практически неподвижно, и его легкие движения было сложно заметить невооруженным глазом.

Августо вышел к ним навстречу, вероятно, услышав работу мотора на фоне окружающей его дом тишины. Шелестела трава, иногда птицы посылали друг другу сообщения, пользуясь азбукой Морзе, но на этом симфония заканчивалась.

Высокий загорелый мужчина с чувством притянул их к себе, без всяких прелюдий переходя к крепким похлопыванием по спинам. Старик был подтянутым и красивым итальянцем преклонных лет, с моментально располагающим к себе лицом.

- Zia Anna, Zia Anna! - выбежала из дома милая девчушка лет восьми, в вприпрыжку направляясь к Анне, - Mi manchi tanto! - эмоционально крикнула она, а Анна развела руки, готовая поймать девочку.

- Я тоже скучала, милая, - улыбнулась она, поглаживая ее по волосам, - помнишь, как я учила?

Малышка серьезно задумалась, кивая самой себе и отходя на шаг. Она вскинула голову и произнесла по-русски:

- Привет, тетя Анна!

Анна хотела было вытащить конфету из сумочки, но Виктор тихо прокашлялся. У них не было детей, а он продолжал ей напоминать, что дети - не собаки. Хотя Анне казалось довольно логичным наградить девочку конфетой за старания. Она исподлобья глянула на мужа и быстро вытащила из сумки конфету. Девочка того и ждала: она подпрыгнула на месте, улыбаясь во весь рот.

- Ты привела с собой друзей? - спросила та уже по-итальянски, глядя Анне куда-то за спину.

Женщина удивленно обернулась, но никого не заметила. Однако прежде, чем вернуться глазами обратно к девчушке, она натянула загадочную улыбку, подыгрывая малышке.

- О да, как они тебе?

- Страшные! - скривилась девочка.

Анна посмеялась, представляя маленьких уродцев у себя за спиной, даже не подозревая, насколько права.

- Еще конфетку?

- Спасибо! - снова приятно удивила дедушку она, засовывая конфету в карман и убегая в дом.

- Твоя девочка быстро учится, - улыбнулась Анна.

- Дрессировка, - одновременно ответили Виктор с Августо.

Анна гордо выпрямилась, глядя девчонке вслед.

- Работает ведь, чего придираетесь?

Они зашли в дом и Августо предложил им вместе отобедать. Виктор подмигнул Анне, словно это было частью его плана, и этот жест показался ей настолько ребяческим и неуместным, что она подмигнула в ответ, чтобы не рушить такую абсурдную идиллию. Хозяин поставил пластинку от Лучо Далла, который был на самом пике популярности, и Анна услышала тихое потрескивание винила, а после - всеми любимую музыку.

- Видите, ragazzi, даже пластинка знает, что в этом доме правлю я, - мужчина подпел пару строк из Anna e Marco, - Анна, Марко, да хоть Папа Римский - все бы ели мою пасту и пищали от счастья.

Сам Августо держал несколько ресторанов в Палермо и Генуе и был отменным шефом, поэтому отказываться от его стряпни было бы равно греху. Особенно теперь, когда он устал от суеты и передал дела своим детям. А если его спрашивали, он всегда отвечал одно и то же:

- Теперь я стану готовить только для тех, кого люблю. Остальные могут заплатить за мою еду, но они никогда не получат душу!

Друзья начали с карпаччо из говядины, которое, по словам Августо, должно разогнать их аппетит, а после было подано филе миньон с соусом из зеленого перца, которое все умяли за обе щеки. На десерт на столе возник тирамису, а хозяин активно подливал Анне Кьянти. Женщина пила вино медленно, перекатывая ансамбль оттенков вишни и пряностей на языке. Августо поднял бокал и произнес тост:

- За любовь, ребята! Даже если мы с вами попросту друзья, - он довольно поморщился, пробуя это слово на вкус, - любовь, она повсюду! Dai, скажи мне, что это не лучшая трапеза в твоей жизни, - обратился он к Виктору, - но вина тебе сегодня не светит!

Виктор наигранно расстроенно повел плечами, глотая кусочек тирамису.

Анна спросила Августо про детей, а он принялся нахваливать своего старшего сына, который унаследовал его бизнес. Молодой Франческо взял на себя все шесть заведений отца, продолжая семейное дело, а младшая дочь недавно родила двойню - они с мужем жили в Англии и с Августо виделись крайне редко. Когда их диалог коснулся самолетов, Анна подняла белый флаг, переключая внимание на Лулу, которая умоляла научить ее еще парочке русских слов. Ради конфет ли, либо девчонке действительно было интересно - Анна не знала, но учить малышку ей приносило невероятное удовольствие.

В какой-то момент заиграла любимая песня Анны и она поняла, что этот день - лучший в ее жизни. Как и вчерашний, и все последующие.

- Ох, знаете, что это? - подала женщина голос, почувствовав легкое действие Кьянти и вскакивая с места.

- Родная! - развел руками Августо, - Это Balla Balla Ballerino! Мы должны танцевать.

Виктор взялся за приготовление эспрессо, который играл метафорой завершения их встреч, не спрашивая Августо, а тот и слова не сказал. Они с Анной продолжили танцевать рука об руку, а маленькая Лулу ускорилась в поедании тирамису, чтобы скорее присоединиться к старикам.

Когда кофе был готов, Виктор поставил поднос на стол, а сам принялся забивать трубку себе и жене. Анна с Августо порядком устали от плясок, лоб их стал влажным, и женщина принялась обмахиваться веером, усаживаясь обратно за стол. Лулу немного потанцевала, однако девочке быстро наскучило, и она убежала резвиться в поле, пока солнце было еще высоко.

Августо последовал примеру Виктора и принялся забивать свою трубку, предлагая друзьям выйти на веранду. Он подхватил поднос с тремя кружками одной рукой, второй толкнул дверь и выдохнул клубу дыма, слегка разжимая губы так, чтобы трубка не выпала. Анна с Виктором колобками выкатились за ним, не уставая нахваливать лучший обед в их жизни.

- Ох, дорогие мои. Я так вас ждал, что в блюдо попала не только любовь, но и щепотка волнения. Вы почувствовали кислинку? - он покачал головой, усаживаясь на плетеный стул и оставляя поднос на деревянный столик. Трубка повисла меж его губ и он уставился на горный хребет, затянутый плотным слоем розовой сладкой ваты.

Анна приняла трубку от мужа и облокотилась на деревянное ограждение. Балясины были невероятно искусно выточены и почему-то Анна подумала, что не чужими людьми. От них веяло неясным ей теплом.

- Я никогда не спрашивала, - начала было она, когда муж ей кивнул, но перебивать не стал, давая закончить, - это ваших рук дело?

- О да, - потянул Августо, делая большой глоток крепкого кофе, - там, где ты стоишь - дело рук Виктора.

- Видишь же, как курица лапой, - улыбнулся муж.

Анна не видела. Балясины были обработаны просто идеально, пока она не сместила взгляд на три единицы влево.

- А, - кивнула она, - вот оно.

Августо утробно рассмеялся.

- Я все-таки не понимаю, - сказал он, обращаясь к Виктору, - caro amico, ты готовишь просто великолепно. Но, как говорится, chi ha le mani d'oro, ha anche i piedi di piombo. Твои золотые руки иногда ведут себя, как свинцовые ноги!

- Двух золотых рук на семью оказалось достаточно, - выпустил Виктор клубу дыма.

Анна повернулась к ним спиной, обращаясь лицом к западу, куда медленно скатывалось солнце, чтобы скрыть улыбку. Солнцу до полного исчезновения оставалось часа так четыре, а Анна не знала, как себя чувствовать. Она уже прекрасно знала, куда поведет ее Виктор и не могла скрыть дрожи в коленях. Танцы с Августо отвлекли ее совсем не на долго. Женщина поднесла трубку к губам и прикрыла глаза. Страх приятно покалывал в районе груди и мешался с предвкушением. Похожие ощущения она испытывала в первый раз, когда Виктор потянулся к лямке на ее плече.

Она тут же встряхнула головой. Стара она стала для таких мыслей, слишком стара. Но ощущения были пугающе схожи.

- Ты меня раскусила, - протянул Виктор, и она уже не удивилась течению его мыслей. За тридцать с лишним лет совместной жизни их мысли волшебным образом синхронизировались.

- Ты о чем? - не удержалась она.

Виктор отвел взгляд от ее подрагивающих колен, продолжая любоваться розовым небом.

- Да так, о своем.

Минут десять они курили под шелест травы и скрипа петушка на доме. Солнце слепило глаза и Анна вернулась под навес к мужчинам.

- Ну что, дорогие мои, - хлопнул в ладоши Августо, нарушая тишину, - теперь ваше время.

Он порылся в карманах, выуживая связку ключей и подкидывая в воздухе. Виктор быстро перехватил ее, демонстрируя реакцию, которая в его возрасте заслуживала уважения.

- Не будь моей суженной, женился бы на тебе, - бросил Виктор, что на его языке было «спасибо».

- Берегись, Анна, оставляя меня с ним наедине, - посмеялся Августо.

Их обмен любезностями был прерван громким криком. Сначала они не могли разобрать слов, но чем ближе кричали, тем яснее становилось: это малышка Лулу. Девочка бежала по полю в сторону дома, постоянно спотыкаясь. Волосы ее были растрепаны, а в глазах стоял ужас.

Августо быстро посерьезнел, спускаясь с веранды. Девочка влетела в него с сумасшедшей скоростью, всем телом прижимаясь к деду. Анна опешила: коленки девчонки были изранены в кровь, дышала она резко и рвано, словно не могла надышаться. Девчонка тряслась, как осиновый лист - ее глаза бегали, как сумасшедшие, пока взгляд не наткнулся на женщину.

- Что случилось, mio miracolo? - тревожно поинтересовался Августо, крепко обнимая девочку, - неужели звери? Здесь их ведь не водится.

Лулу потрясла головой, вырываясь из объятий деда и бросилась к Анне. Женщина удивленно моргнула, подхватывая девочку на руки. Один Виктор не растерялся: он быстро отправился домой, не говоря ни слова. Дом Августо он знал, как свои пять пальцев, и ему не стоило труда отыскать аптечку.

- Кто с тобой это сделал? - спросила Анна, медленно поглаживая девочку по спине. Лулу всхлипывала, но не говорила ни слова.

Августо немного ошарашено оглядывал фигурку внучки, выискивая повреждения на теле. Но девочка была целая: лишь слегка растрепанна и шокирована, с расцарапанными коленками, на которых слегка запеклась кровь. Ни следа постороннего вмешательства.

Анна аккуратно усадила трясущуюся девочку на плетеный стул, где до того сидел Августо и взяла ее лицо в ладони, заставляя посмотреть себе в глаза. Малышка продолжала ронять слезы, но со временем ее дыхание выровнялось, а взгляд стал осмысленнее. Вышел Виктор: в руках у него была вата и настойка, которую он нашел у Августо на кухне, намереваясь обработать рану.

Анна уступила ему место напротив девочки, а Августо принес ей стакан воды. Царапины оказались совершенно поверхностными, и он принялся их промывать, напевая мелодию от Лучо Далла. Девочка стойко выдержала это испытания, не отрывая взгляда от Анны.

- Радость моя, ты расскажешь, что случилось? - подал голос ее дед, озабоченно оглядывая ее профиль.

Девочка перевела взгляд с Анны на него и молча стерла с глаз слезы. Малышка, как язык проглотила.

- Ты очень сильная, - сказал Виктор, довольно закупоривая терпко пахнущую жидкость в стеклянной бутыли, - я очень тобой горжусь.

Лулу взглянула на Виктора и ее взгляд снова опустел, а из глаз полились неконтролируемые слезы.

- Я сказал что-то не так? - Виктор в недоумении взглянул на Августо. Тот лишь обеспокоено пожал плечами.

- Может, показалось что. Ох, mia gioia, давай я отрежу тебе кусочек тирамису и мы выпьем чаю, - Августо кивнул Виктору, - все в порядке, друг мой. Я позабочусь о моей девочке.

Виктор кивнул, поднимаясь. Взгляд Лулу метался с Анны к дедушке, а на Виктора она словно намеренно избегала смотреть. Августо поднял девочку на руки и улыбнулся Анне с Виктором.

- Жду вас к ужину, - попрощался он, когда малышка с силой сжала ткань рубашки на его плече. Ее взгляд все еще цеплялся за женщину.

Анна почувствовала, что Лулу что-то хочет ей передать. Она не была уверена, но что-то ее взгляде упрямо кричало: «Выслушай!». В мгновение лицо малышки скривилось от боли, и нет, не физической.

Она оскалилась, словно против воли, и Анна заметила, что зубы ее в крови. Она хотела было броситься к девочке и прижать ее к себе, забирая всю ее боль - женщина сама не поняла, откуда у нее взялись подобные мысли. Рот ее механически открылся, выстукивая зубами:

- Тебя ждут твои друзья. Поторопись!

Видение тут же исчезло, и перед ней снова оказалась самая обычная девочка, чьи глаза молили ее остаться.

- Non andare via, - прочитала Анна по губам, что значило «не уходи».

- Дорогая?

Анна моргнула. Лулу здесь уже давно не было, они с дедом, вероятно, уже сидели на кухне и поедали тирамису. Виктор озабоченно разглядывал ее лицо, слегка придерживая за руку.

- Ты побледнела.

Она провела рукой по лбу, скидывая наваждение и через силу улыбнулась мужу.

- Ужасы всякие мерещатся. Мне кажется, у меня галлюцинации.

Виктор обеспокоенно посмотрел на жену.

- Если дело в Лу, то ты можешь быть за нее спокойна.

Анна уже было хотела возразить, спрашивая, откуда ему это известно, но она подняла взгляд на мужа и увидела в его глазах столько уверенности и нежности, что невольно осеклась.

- Если тебе нехорошо, мы никуда не пойдем. Только скажи.

Женщина наконец-то нашла в себе силы оторвать взгляд от его цепких глаз и помотала головой.

- Такое я нам пропустить не позволю.

Они единогласно и безмолвно решили прогуляться пешком. До ангара было не больше километра, а ноги, слава богу, еще никому не отказывали. Виктор шел немного впереди, прокладывая им путь через не слишком, но тернистые заросли. В какой-то момент Анна поддалась порыву и взяла мужа за руку. Он нежно сжал ее руку в ответ, не оборачиваясь.

Ангар вырос над ними совершенно неожиданно. Он находился немного ниже по склону, и заметен становился лишь для тех, кто отыскал запрятанную в зарослях лестницу, ведущую далеко вниз. Анна ни разу его не видела, однако Виктор с Августо были в нем завсегдатаями. Здесь они могли устроить вечеринку, сам Августо часто устраивал рядом кулинарные ярмарки, а внутри ангара можно было переночевать или сыграть в покер.

Но главным гвоздем программы была завидная коллекция хозяина. Завидная не потому, что стоила безобразно дорого, а потому что не каждый был способен использовать ее по назначению. Ведь стоять и ржаветь он своим мальчикам не давал. Ангар вмещал в себя целых пять изящных крылатых друзей - и когда Виктор с характерным лязганием открыл массивный замок и распахнул ворота, Анне предстало поистине невероятная картина.

Помимо кулинарных изысков, Августо любил поджаривать облака на небе. Уже более тридцати лет он гордо носил частную пилотскую лицензию и каждый раз напоминал Виктору, что и тому стоило бы обзавестись необходимым документом. Однако тот постоянно отмахивался со словами, что жить ему осталось битые лет пятнадцать-двадцать и лицензия ему ни к чему. Тогда Августо и предложил ему несколько частных уроков, как старому доброму другу. Естественно, это «несколько» вылилось в два года совместных полетов. Анна на подобных уроках не присутствовала, но и за мужчин не боялась - Августо и его самолеты стали для нее сиамскими близнецами и она серьезно сомневалась, что кто-то может управлять его прекрасными птицами лучше, чем он.

Однако Виктор быстро догнал итальянца: за пару лет он настолько увлекся его частными уроками, что в итоге Августо спокойно отдавал ему место у руля.

Любимчиком Виктора был двухместный летяга - «Скиппер» 77-ой модели. Красавец был компактный и очень удобный в использовании, более того, управлять им было до безумия просто. Анна в это не верила, но прежде, чем она отказалась лететь, Виктор уверил ее, что этот малыш подарит им такое счастье, какого она никогда не ощущала.

- Не буду спрашивать, готова ли ты, - Виктор с улыбкой косился на Анну, нервно переминающуюся с ноги на ногу. Ее охватило сразу два давно забытых ощущения: страх перед неизвестностью и сладкое предвкушение, которым она упивалась.

- Они все такие прекрасные, - прокомментировала она, слегка встревоженно оглядывая ангар. Пять компактных самолетов стояли в ряд, словно на выставке. И каждый из них казался королем небесных дорог; они словно красовались друг перед другом, выставляя широкие и изящные крылья напоказ.

- Скажи, дух захватывает? - Виктор весело подпрыгнул и Анна прыснула от этого зрелища.

- Действительно.

Мужчина еще немного попрыгал вокруг самолетов, рассказывая, как был у руля каждого, и Анна в который раз удивилась, сколько же у него неуемной энергии, когда дело касается того, от чего он без ума. Казалось, еще немного, и он начнет хлопать в ладоши. Набегавшись вдоволь, Виктор принял серьезное выражение и принялся проверять самолет. Состояние крыльев, надежность крепления закрылков, а после открыл крышку топливного бака и визуально проверил уровень топлива. Когда он закончил с обходом, то довольно кивнул, приглашая жену внутрь.

Когда Анна подошла к дверце сбоку, Виктор указал ей на опору на фюзеляже и галантно подал руку. Женщина встала на встроенную подножку и влезла в кабину. Внутри ощущался слабый запах авиационного топлива, к которому примешивались нотки моторного масла. Аромат кожаной обивки сидений явно доминировал над остальными, и в нем чувствовалось столько уюта и ощущения свободного путешествия, что Анна прикрыла глаза, представляя, что они уже в небе. Страха больше не было.

Виктор обошел самолет и открыл дверь с левой стороны кабины, с щелчком потянув за ручку. Забравшись в кабину, он пристегнул ремни безопасности для Анны, а потом и себе, медленно защелкивая пряжки. Подумав секунды две, мужчина потянулся назад и достал небольшую коробку, из которой вытащил две гарнитуры для шумоподавления, и оба синхронно нацепили их на головы.

Когда все был готово и двигатель рыкнул, самолет принялся выкатываться из ангара. Ворота Виктор закрывать не стал, и Анна решила, что так и должно быть.

Солнце все еще маячило на небосводе, но с каждый минутой оно укатывалось дальше и дальше за горизонт, оставляя за собой бледно-розовую память о своем присутствии.

Достигнув начала взлетной полосы, Виктор остановил самолет и провел финальную проверку приборов и систем, в которых Анна совершенно не разбиралась. Покончив с этим делом, он посмотрел на жену, взглядом спрашивая, готова ли она. Женщина лишь нежно улыбнулась краешком губ, отворачиваясь к окну.

Рычаг был выдвинут вперед, выводя двигатель на взлетный режим мощности. Самолет двинулся с места и принялся набирать скорость. Анна сидела тихо, задержав дыхание. И момент настал: достигнув скорости отрыва, Виктор потянул штурвал на себя и нос самолета поднялся. Крылатый красавец оторвался от земли и начал медленно набирать высоту.

Анне почему-то захотелось петь. Она знала причину, но не хотела себе в ней признаться, нервно теребя обручальное кольцо. Она принялась тихо напевать мелодию Mamma Maria, которая всегда играла у Августо, стоило им с Виктором навестить его. Она рассказывала о женщине-волшебнице. Белый кот с голубыми глазами, старая ваза на телевизоре и дым свечей, таинственно маячащий на уровне глаз. Анна пела, сама не замечая, как отпустила кольцо и расслабленно облокотилась на сидение. Когда волнение отступило, Анна очарованно ахнула. Ох, почему, ну почему же она не рискнула сделать этого раньше...

Невидимый художник словно плеснул несколько банок оранжевой и пурпурной красок на огромный небесный холст, а легкий ветерок задувал огромный налитый кровью шар за горные хребты. Редкие его лучи падали на зеленоватые поля и тихие бухты, в которых, словно маленькие рыбешки, медленно плыли лодки. Анна сместила взгляд левее. Вдали, как осколки древней истории, виднелись развалины старых городов, чередуясь с террасированными виноградниками и оливковыми рощами. Время замедлилось, а Анна, прижавшись к окну, не могла оторвать взгляда от той гармонии, что ей посчастливилось увидеть. Сицилия купалась в огненных волнах, словно остров, омываемый океаном цветов и зелени.

Иногда, глядя на все с высоты птичьего полета, хочется плакать. Те редкие моменты, когда понимаешь, что жизнь безумно красива, но не у всех есть сила видеть это совершенное творение. Анна не стала отказывать себе в таком удовольствии, и слеза скатилась по ее щеке. Сразу стало легче.

«Интересно, Господь тоже плачет, глядя на это сверху?» - проскользнуло у нее в голове.

Она, как никогда, была к нему близко. И нет, умирать она не планировала, но здесь, так близко к небу, женщина чувствовала, что может коснуться его пальцами.

Анна ощущала себя очень маленькой и незначительной в сравнении с величественно раскинувшимися на километры горными хребтами. Они стояли так крепко и ничто, совершенно ничто не могло сдвинуть их с места. Она закрыла глаза. И в этот самый момент увидела гораздо больше.

Женщина вспомнила, как Виктор просил ее руки, прямо в лодке, в которой они отправились на прогулку. Вокруг - ни души, но этот чудак умудрился привести в свидетели рыб. Она помнила, как он оступился, намереваясь встать на колено прямо в этой чертовой узкой лодке, и как он с плеском выпал за борт. И она, хохоча, пыталась ему помочь, когда тот заявил, что без ответа никуда не полезет. Кольцо он надевал, высунувшись из воды, словно сирена. Ох, этот красавец действительно был на них похож. Она приняла подарок, протягивая ему руки, чтобы помочь забраться обратно, но этот бессовестный молодой человек потащил ее за собой.

Анна смеялась сквозь слезы. Она обернулась к мужу и он широко ей улыбнулся, словно читая мысли. Она продолжила петь.

В полном молчании прошло некоторое время, и самолет уже парил над склонами Этны, и красный закат жадно пожирал территорию густого леса Сельва Нера, образуя темные пятна.

Внезапно самолет качнуло. Анна услышала хриплое прерывистое дыхание через гарнитуру и медленно обернулась. Виктор крепко держался за штурвал, но лицо его неестественно побледнело. Она опустила взгляд на его руки, которые начали подрагивать.

- Дорогой, что с тобой?

Анна мгновенно забыла про окружающую их сказку - ее мир сузился до одного лишь Виктора. Он медленно и с явным усилием выдохнул, а потом, словно из последних сил, обернулся к ней. В его взгляде сквозила такая боль и бессилие, что Анна вздрогнула

- Я не могу, - прохрипел он.

Анна в ужасе осознала, что происходит. Она не могла чувствовать биение его сердца, которое с каждым мгновением становилось слабее, но она отчетливо слышала свое, оно отбивало ритм не из груди, а из черепной коробки, больно ударяясь о стенки. Тело Виктора согнулось и он тяжело привалился к креслу.

Не отдавая себе отчета в действиях, Анна бездумно схватилась за штурвал, пытаясь удержать курс, но паника уже начала поглощать ее тело клетку за клеткой. Беспомощно щелкнула система, а показания на панели начали скакать. Виктор что-то прошептал, но лицо его стало серым, словно у мертвеца. Она в ужасе наблюдала, как он теряет сознание.

"Нет, нет, нет, пожалуйста, нет..."

Нить оборвалась.

Анна вцепилась в штурвал. Дикий, первобытный страх словно парализовал ее.

- Оно не может так закончится, еще слишком рано! - крикнула она, - Не волнуйся, дорогой, все будет хорошо...

Но она знала, что хорошо не будет.

- Ты будешь жить родной, главное дыши. Мы выберемся.

Однако Виктор больше не дышал.

Нужно сделать хоть что-то. Анна судорожно принялась вспоминать, что могла слышать о мягких посадках и спасательных маневрах. Она, как могла, сдерживала слезы и почти моля, чтобы руки ее не предали.

Небо темнело и время снова остановилось, но уже совершенно по иной причине. Мир больше не казался красивым, он был жестоким и несправедливым. И Бог покинул их в момент, когда Анна больше всего молилась.

Скрючившись в кресле, Анна почувствовала, как самолет начинает терять высоту. Лицо застыло в маске, когда она поворачивала штурвал, стараясь выровнять падающего ангела. Земля стремительно приближалась: показатели опасно скакали, визжа что-то на непонятном ей языке. Она видела перед собой только бесконечный лес, гигантские черные деревья будто поднимались в пустоту, и к ее ужасу, поняла, что они двигаются прямо на него.

Сдавленная первобытным страхом, Анна почувствовала, что ее руками что-то двигает и она поддалась. Надавив на рычаги и тяги, она держала курс на лес, который должен был стать их могилой. Она не поняла, как вышло так, что самолет упал, но характерного грохота не случилось. Он врезался в землю с глухим ударом, резко замедлившись и скользя по рыхлой почве. Весь воздух был наполнен едким запахом горящей жидкости и земли. Самолет замер, взмахнув крыльями в последний раз, и мертвая тишина леса поглотила все звуки. И последнее, что услышала Анна, перед тем, как сознание уплыло - топот маленьких ножек.

...

Темно. Первая мысль, которая пришла Анне в голову - это то, что она закопана заживо, а все потому, что тошнотворный запах сырой земли перебивал все остальные. Однако тело не болело. Она попыталась что-то сказать, но голос не слушался. Это ли называют параличом?

Анна постаралась двинуть ногой или рукой, и спустя некоторое время ее попытки дали свои плоды: она наконец-то нащупала мокрую траву, на которой лежала. Хорошая новость: погребена заживо она не была, но вопрос, почему ее тело совершенно не покалечено, стоял ребром. Женщина не без труда разлепила веки и ее взору предстал довольно завидный вид: на загадочные элементы знаменитого леса Сельва Нара смотри хоть с высоты птичьего полета, хоть лежа на траве - он казался чем-то непозволительно волшебным и не состыковался с установленными мнениями на счет посредственности этого мира. Макушки высоких одиноких деревьев слегка покачивались в такт ветру, а в пустых промежутках между ними мелькали яркие звезды на черном небе. Деревьев было много, но каждое из них стояло само по себе и на взгляд Анны, лесом оно называться не должно - лишь сборищем гордых одиночек, которым нет дела до своего соседа.

Анна подвигала руками, сжала и разжала пальцы, то же она сделала с ногами и попыталась привстать. Все тело было целехонькое - ни царапины, ни ушиба; более того, платье, подарок Виктора все также идеально облегало ее фигуру - совершенно целое и чистое за исключением спины, которой она лежала на земле. Она не могла посмотреть себе за спину, но предположить была способна.

- И сзади все хорошо! - раздался скрипучий высокий голос с истеричными нотками.

- Доброе утро!

- Привет, Анна!

- Мы тебя ждали! - продолжали верещать за спиной.

Анну обдало ледяной волной от этого неприятного тембра. Она медленно обернулась, все еще сидя на земле, и обнаружила семь маленьких человечков, в половину человеческого роста каждый. На их головах покоились острые красные колпаки, а на ногах сидели идеально вычещенные черные башмачки. Они напоминали гномов - и лица их были довольно безобидными, за исключением кожи, которая походила на жженую и нервно бегающих, совано в попытках отвести взгляд, глаз.

- Мы сказали, что платье Виктора все так же прекрасно, как и было! - возник один из гномов снова, не дождавшись от Анны никакого ответа. Ни тебе «Кто вы?», ни «Как я здесь оказалась?».

«Виктор... Боже, Виктор...»

Женщина проигнорировала человечков, лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках мужа или, хотя бы обломков самолета. Пусто. Совершенно ничего.

- Я умерла, - прокомментировала она, упираясь взглядом в пустоту.

- Нет! - гномы подобрались к ней ближе, огибая полукругом и, казалось бы, сочувственно глядя в ее сторону, - ты живее всех живых!

- А Виктор? Вы видели мужчину недалеко? Ему нужна помощь, - взмолилась Анна, обращаясь то ли к небу, то ли к деревьям.

- Он ушел! - Тихо шепнул один из непонятных существ.

- Он жив?

- Он ушел! - уперто повторили хором гномы замогильным шепотом.

Анна закрыла глаза, принимая тот факт, что, вероятнее всего, у нее галлюцинации. Она не могла умереть после того, как посадила самолет: женщина была более, чем жива, когда болезненно и не совсем удачно приземлилась на землю, такого никак не достаточно, чтобы умереть.

«Повредила голову...» - болезненно выдохнула она, до боли сжимая зубы.

- Кто вы? - наконец додумалась спросить она, стараясь не поддаваться панике.

Один из гномов, самый уродливый на ее взгляд, сделал шаг вперед и учтиво снял колпак, слегка поклоняясь.

- Мы - твои друзья.

Анна не выдержала, резко поднимаясь и удерживаясь от желания закатить глаза от раздражения. Жгучая боль разливалась по телу медленно, словно яд. Она не могла признать смерть мужа, которая произошла на ее глазах еще до катастрофы.

- Виктор! - позвала она громко, насколько могла, - Дорогой, где ты?

«Может, я ошиблась. Это мог быть обморок. Самый обычный! Возможно, он также ходит и ищет меня.»

Тем временем гномы, которые поняли, что выбранная ими тактика - не совсем верная, уселись полукругом, молча наблюдая за Анной. Самыми отвратительными казались их улыбки, хоть и невинные, но совершенно не подходящие к случаю. Причем от уха до уха, словно они были куклами и не могли прогнать эти лицемерные выражения с лица даже во время глубочайшего горя.

- Вы сказали, что он ушел, - обернулась к рассевшейся компании Анна, - в какую сторону?

Гномы продолжали непонимающе пялиться на нее и лишь один поднял глаза к небу. Анна продолжила буравить его взглядом, и тот весь сжался под ним.

- Друзья должны быть честными! - выдал он, словно читая мысли Анны.

Та выжидающе остановилась.

- Твой Виктор улетел!

Анна сжала челюсти, всем сердцем желая разбить их улыбки друг о друга. Она угрожающе двинулась на компанию, и один из них резво вскочил, выдав с той же натянутой улыбкой:

- Его забрали! Мы видели как его забрали!

- Если Виктора нет рядом, вряд ли кто удержит меня от убийства, - серьезно отчеканила она.

Самый крохотный гномик протяжно заскулил.

- Зачем ты так с нами? - грустно прошептал самый страшный, - Сама ведь давно все прекрасно поняла.

Анна несколько секунд стояла неподвижно. А потом начала судорожно искать опору: ноги обессилено подкосились. Она села на землю, подобрав их под себя и закрыла глаза.

- Он умер, - прошептала она, словно убеждая саму себя, - все симптомы инфаркта на лицо. Мой хороший, мой родной... Он мертв.

Больно не было. Было пусто.

- А, знаете, - тихо засмеялась она, - я этого попросту не осознала. Оно так обычно и работает. Однажды я открою шкаф, где найду его рубашку, вот тогда осознание и придет, - Анна покачала головой, продолжая смеяться, - мне нужно было отпустить управление и просто умереть рядом с ним, что мешало? Я буду вечно виновата перед Господом, убив себя намеренно, но почему все выглядет так, как будто он первым плюнул мне в лицо? Я молилась тебе, - чуть ли не крикнула она, - я готова была ради тебя на все, черт бы тебя! За что?

- Он поступил с ней нехорошо, - протянул малыш гномик. Другие активно закивали, подсаживаясь к Анне ближе. Они облепили ее со всех сторон, слегка неуверенно похлопывая по спине.

- Нет, на все воля Его, - сказала Анна, слегка отдышавшись, - значит, так должно было случиться. Должно было. Веду себя, как истеричка, ей богу.

- Ты ведь в это не веришь, - промямлил самый крохотный гном, все еще безумно улыбаясь, но тон его был печальным.

- Во что?

Человечки молчали. Но Анна прекрасно понимала, о чем шла речь. Ее минутная ярость на неоспоримую небесную силу быстро улетучилась, уступая место беспроглядной тьме и беспомощности, которая разрасталась так быстро и стремительно, что Анна заплакала от того, насколько душевная боль раздирающе перерастает в физическую.

- Анна! - вскрикнул малыш-гномик, бросаясь обнять ее, но женщина отпрянула от отвратительного существа. Что-то в них ее отталкивало сильнее, чем желтозубые улыбки на все лицо, что-то, что ей было сложно описать даже самой себе. Но от них явно несло кровью, то ли это был запах, то ли попросту ощущение, которое было сложно прогнать.

Малыш, казалось, расстроился. Его маленькую мордашку продолжала украшать стеклянная улыбка, но глаза сделались грустными. Самый высокий и неприглядный, что мягко сказано, гном, тут же привлек малыша к себе и обнял, укоризненно глядя на Анну.

Только эти двое хоть как-то выделялись, остальные же выглядели практически одинаково. Ростом, по крайней мере. Анна, насколько успела пробежать по ним глазами, разделила оставшихся пятерых на Чернозубика, у которого передний зуб обваливался сгнившим обломком, Густобровика, у которого были невероятно толстые черные брови, и Боксера, у которого выпячивалась очень агрессивная массивная челюсть. Ну и оставшихся - близнецами, так как в них не было совершенно ничего особенного, но походили они друг на друга, как две капли воды.

Кто они такие? Анна бы задала себе этот вопрос, если бы не оглушающий стук сердца, роскошь, которая была доступна теперь лишь ей. Любовь, которую она хранила и оберегала все эти годы, становилась ядом. Она словно чувствовала, как тот кипит в ее жилах, зеленый и мерзкий, словно в ведьминском котле. Жгло. Как же жгло.

Пока Анна мечтала лечь и умереть, к ней подскочили близнецы. Лучше бы это был малыш, ведь в его глазах хотя бы немного, но плескалось сочувствие. Близнецы же искрились неподдельным весельем. Их словно забавляла вся ситуация целиком, ведь они - актеры, которые упивались своей игрой, нежели остальные члены этой неприятной лесной семейки.

- Хей, подруга, - начал один.

- Мы же видим, как тебе плохо, - подхватил второй.

- Позволь помочь, а?

- Именно!

- Не то, чтобы мы навязывались, - скрипуче хохотнул тот, что справа.

- Но видим, что помощь тебе ой, как нужна!

Густобровик плюхнулся прямо перед ней, а Чернозубик и Боксер остались стоять неподалеку. Первый - заинтересованно разглядывая женщину, второй - без единой эмоции на угрюмом лице. Анна подняла голову и мысленно содрогнулась, встретившись с грубым взглядом. Ни один мускул на его лице не дрогнул, но глаза... Он словно выжидающе уставился на лакомство. Виктор всегда также поглядывал на плиту, когда что-то готовил. То самое приятное ожидание, что вот-вот, и дымящая вкуснятина подостынет, а затем нежно коснётся языка, разливаясь теплом по всему телу. Но сейчас это был томный, недобрый взгляд.

- Как вы мне поможете? - инстинктивно вжимаясь в дерево, хохотнула Анна, ведь двигаться было некуда, - отправите в могилу за Виктором? Что вы можете сделать? Чем вы сильнее Господа, который меня покинул? - она смахнула вновь набежавшие слезы, - что вы, непонятные существа, можете сделать со смертью?

- Мы - твои друзья, - шепнул самый старший уродец, все еще прижимая малыша к себе, - а не непонятные су... - он запнулся, пытаясь выговорить слово своим надвигающимся ртом, - суще...

- Существа! - чуть ли не крикнула женщина, собираясь вскочить и пойти куда угодно, лишь бы не оставаться с ними наедине. Ужас, который они вселяли был поверхностным, но неприятный узел внутри завязывался лишь крепче, стоило ей взглянуть на этих кукловидных чудовищ. Она успешно упустила момент, когда перестала считать их плодом разыгравшегося воображения.

- Если позволишь, - встрял Густобровик, сидевший прямо напротив нее, - я могу показать.

Анна опустила взгляд к его начищенным башмакам, отчетливо произнося в голове одно и то же: «самое страшное уже случилось, и хуже... хуже уже никогда не будет»...

- Виктор, - шепнула она, больше не сдерживаясь, - верните мне его, прошу, я отдам что угодно, если вы сможете его вернуть. Хотя бы не надолго, прошу вас!

В мгновение лица гномов блеснули такой безумной радостью, что Анна так и не узнала, как ей повезло плакать в этот момент. Перед глазами плыло и даже постарайся она разглядеть их внимательнее, ни-чер-та бы не вышло.

Человечки словно получили разрешение и Густобровик на мгновение обернулся к старшему, словно спрашивая «можно ли?». И не дождавшись реакции уродца, он молниеносно схватил руку Анны, обнажая ряды острых зубов, которые туннелем уходили ему в глотку. Кто бы знал, что передние два ряда, лишь маска, за которой укрывается это.

Анна не успела среагировать, когда Густобровик сомкнул зубы. И ее указательный палец был раздроблен и пережеван, а после - проглочен.

«Звук, как у мясорубки» - успела подумать Анна, сознанием уплывая далеко-далеко.

Лицо Виктора. Такое красивое и светлое. Его добрая улыбка и нежные прикосновения. Он прижал женщину к себе так крепко, как она этого всегда желала. На мгновение она ощутила, что пустота ее постепенно наполняется, словно чаша, в которую льют густой мед.

- Дорогой? - обвила она руками его талию.

Она почувствовала, как грудь его слегка напрягается, словно он собирается что-то ответить, но тут видение пропадает.

Анна видит перед собой лицо - но это не муж. Густобровик, захлопнул пасть, испытующе смотрит на женщину, как на диковинную игрушку. Она чувствует боль, когда поднимает руку на уровень глаз. Пальца больше нет, а из раны сочится кровь. Ощущения очень приглушенные, зато звуки слышно прекрасно. Что-то шуршит. Что-то...

Она опускает взгляд в пол, совершенно при этом не двигаясь. Самый маленький гном, тот самый малыш со скорбью в глазах, теперь ползает по земле, вылизывая длинными языками стекшую с ее обрубка пальца кровь, глотая ее вместе с кусками земли. Ему больше не грустно. Он голоден и опьянен вкусом крови. Глаза его безумно смеются, а пасть щелкает. Анну накрывает приступ тошноты и она, уже не задумываясь, тянет руку к Густобровику.

- Пожалуйста, - плачет она, - прошу.

Но тот качает головой, отходя на шаг.

- Я!

- Нет я! - кричат близнецы наперебой, в два прыжка оказываясь у ног Анны. Однако они хватают ее руку одновременно.

- Только дольше, прошу, не так быстро.

Неверно растолковав ее просьбу, они откусывают по фаланге. Медленно и по очереди, смакуя каждый кусочек плоти.

Анна кричит от обрушившейся боли, глаза застилают слезы, которые все не заканчиваются. Снова она слышит хруст своих костей и эта боль перекрывает боль в горле от ее неистового вопля. И прежде, чем унестись в новое воспоминание, она слышит шорох и тихий смех. Языки неистово вылизывают землю, но Анне уже все равно.

Сицилия. 40 лет назад. Актерский кружок - Король и Гамлет

Смеркалось. Осень подходила к концу и темнеть начинало гораздо раньше обычного. Лекции давным давно закончились, молодые люди разбрелись по улицам, наслаждаясь пока еще не совсем холодными вечерами. И, так вышло, что свет во всем доме горел лишь в одной квартире.

- Думаю, последний раз.

Анна взлетела на стул, яростно размахивая руками. Она чуть было не потеряла равновесие, но как только Виктор подскочил поймать девушку, та тут же игриво уклонилась. Она все еще не верила в то, что этот молодой инженер, добровольцем влезший в актерский клуб, что-то в этом деле, да смыслит. Ей это казалось таким милым, учитывая то, что его график и так был забит донельзя, в основном, конечно, практикой, на которую, он, собственно говоря, и приехал. Однако пролез он в это непонятное дело только ради нее. Кто же мог подумать, что у парня начет получаться, да еще не из рук вон плохо!

- Итак! – она поправила очки, перелистнула сценарий длинными пальцами, -  Ещё разок по тексту! Король и Гамлет! Сцена вторая, дубль третий, - расхохоталась она, комично раскидывая руки в стороны.

Виктор, всегда готовый поймать взбалмошную подругу, подошёл ближе. Сосредоточенно пробежался глазами по тексту и вопросительно поднял глаза. Хотел было начать, но Анна всё ещё изнемогала от хохота. Она всегда смеялась буквально с ничего. Парень ей безумно нравился, что значило - дуру она будет строить до последнего. Чего бы там ни было: до того, как они поженятся, а может, и всю жизнь. Благо, скоро парень эту роль перенял. Или разделил.

- Ищите счастья; в добрый час, Лаэрт. – Анна попыталась сказать это серьёзно, но вышло подобие писка, - Как вздумаете, проводите время. Ну, как наш Гамлет,  - сквозь слёзы девушка запнулась, сворачиваясь в новом приступе хохота. И что же на нее такое нашло? Ужасно захотелось извиниться перед Шекспиром, но тот больно увлекся кутежом с червями. И об этом думала Анна, переводчик-литературовед, оправдываясь тем, что слишком умным людям надо иногда думать о сумасшедших глупостях, чтобы мозг из ушей не вытек.

- Близкий сердцу сын, - подсказал Виктор, терпеливо выжидая и возможно, даже наслаждаясь ситуацией.

- Сын, сын! – отчаянно кивая, пропела девушка.

- И даже слишком близкий, к сожаленью. – Виктор сказал это медленно, тихо, интонационно выделяя каждое слово.

- Опять покрыто тучами лицо? – Анна качнулась на стуле, словно катаясь на лыжах.

- О нет, напротив: солнечно некста...

Громкий треск, и стул обреченно полетел набок. Анна не успела сообразить, легкомысленно считая, что всё всегда обходится. Плевать, что. Она никогда не смотрел на дорогу, когда переходила. Никогда не запоминала путь, по которому шла. Ангел ведь всегда рядом, вот здесь, на самом ее плече. Разве она зря каждое воскресенье молится за свое благополучие? А ведь снова обошлось.

Руки Виктора заключили ее во что-то на подобие клетки, когда он прошипел:

- Да чтоб тебя...

Анна игриво растрепала ему волосы, не желая слезать с рук. В глазах всё ещё мельтешили безумные, азартные блики. Она словно предлагала ему рискнуть и узнать самому, чем закончится эта история.

- На что ты смотришь? – вскинув брови, она быстро облизнула губы.

Виктор чуть было не уронил ее. Было сложно понять, шутит Анна или нет. Он было хотел наклониться чуть ближе, когда с кухни затрещал телефонный аппарат. Зазвенел и тут же затих.

- Ты ведь хотел поцеловать меня?

Анна снова расхохоталась, запрокидывая голову. Виктору хватило трёх секунд, чтобы снова овладеть собой. Он аккуратно поставил девушку на пол. Анна недоуменно покачнулась, прекращая смеяться.

- До завтра, – бросил Виктор, накидывая на себя шарф.

И тишина. Тихо шурша, парень накинул на себя легкое пальто, разворачиваясь в сторону двери.

- Эй.

Резко и совершенно неожиданно его дернуло за руку. Даже слегка грубо, успел он заметить.

- Идиот, – Больше ни тени смеха и игривости: Анна выглядела, как потерянный котенок.

Робко, даже слегка пошатываясь, она припала к его груди, едва заметно касаясь губ. У нее кружилась голова: ноги подкашивались, голова напряжённо соображала. Снова эта сумасшедшая сделала прежде, чем успела подумать. Обвив руками его шею, только глубже припала к губам. Волосы растрепало, девушка чуть не плакала. Виктор уже не удивлялся резким сменам настроения. Он лишь подхватил подрагивающее тело: Анна снова оказалась у него на руках.

Та слегка отстранилась, утирая рукавом глаза, словно добилась своего: ребенок наконец получил конфету.

- Та-дам! - Пропела она, как ни в чем не бывало.

- Готово. Попробуем завтра отыграть так же. Так-то ты очень легкая, мне и напрягаться не надо.

Анна улыбнулась, похлопав того по плечу. Виктор кивнул, довольно отпуская коллегу.

- Так, - выудив из комода сценарий, Анна снова пролистала его, ища подходящую сцену, – вот здесь твоя реплика лишняя. Без всяких «Да чтоб тебя». Ловишь её молча. – Девушка сняла очки, поднимая глаза, дабы удостовериться, что Виктор с ней согласен. Но столкнувшись с его взглядом, обреченно прикрыла глаза, роняя сценарий ему под ноги.

- Все с тобой предельно ясно, - улыбнувшись, вздохнула она, когда Виктор подхватил ее который раз за этот вечер, впиваясь в губы.

- В этот раз по-настоящему?

Тяжёлый вздох вместо ответа. Воздуха уже не хватало.

Снова звонит телефонный аппарат. Но никто не реагирует. И узнают они новость только на следующий день, когда режиссер будет в ярости, возможно, даже пошутит их выходке, не подозревая, насколько будет прав.

Настоящее время

Голос у Анны сел. Она уже не помнила почему и как это вышло. Только что она видела что-то приятное, в этом можно быть уверенной, ведь в груди еще расползались остатки какого-то теплого тягучего вещества, но вот что она видела? А видела ли? Рассудок слегка плыл и Анна не могла быть уверена, выдела ли она какой-то сон или же нет. Однако ее сознание пробудилось в мгновение резкой боли от сильного жесткого толчка. Она попыталась издать какой-то звук, но губы лишь двинулись в воздухе, а из глотки вырвался приглушенный хрип. Снова толчок. Еще раз. Больно, черт, как же больно.

Стоило ее сознанию пробудиться, как она четко увидела перед собой перекошенное лицо (можно ли это звать лицом?) гнома, самого старшего и безобразного. Его лицо искажала острая, как лезвие, улыбка, которую она мечтала забыть больше всего на свете с момента, как увидела. Его слегка раскосые глаза смотрели то ли на нее, то ли слегка в сторону, хотя, она могла поклясться, что один точно смотрел на нее, считывая каждую эмоцию с лица.

Больно. Снова чертовски больно. Мерзавец продолжал толкаться в нее и Анна почувствовала, как истекает кровью. Кровь хлестала не только с разодранной руки, на правой у нее осталось лишь два пальца, но и снизу. Она хлестала с таким сумасшедшим рвением, что женщина мысленно улыбнулась: она скоро умрет от потери крови. Жалко, правда, безумно жалко, что попрощается с жизнью она должна именно так: не в объятиях Виктора, а обессиленная и изуродованная, жертва надругательства и насилия. Жаль.

- Я ведь слышу твои мысли, - проскрипел гном, не убавляя темпа, - они такие же вкусные, как и ты.

Словно в подтверждение его слов она услышала тихое бульканье. Малыш-гном, судя по всему, устал закусывать кровавые ошметки землей и принялся заглатывать хлещущее снизу марево из крови и слизи.

- Это называется природная...

- Заткнись! - прохрипела Анна, насколько хватило сил, - Отпустите меня, и дайте спокойно умереть, сукины дети, - с каждым словом ее запал был все ближе к нулю.

- Ого, - только и прокомментировал старший, хватая ее за волосы и подтягивая к себе, - вы слышали, что она сказала?

Пять гномов, рассевшись кто на поляне, кто на пне, активно закивали, получая явное удовольствие от зрелища.

- Я не слышу, - прохрипел он, подтягивая Анну за волосы. Его вид был несоразмерен чудовищной силе.

- Она сказала «сукины дети»! - крикнули хором близнецы.

- Ты оглохла? - прошептал он ей на ухо, явно собираясь откусить его при неповиновении. Но он прекрасно слышал мысли Анны и понимал, насколько ей все равно. Она больше ничего не чувствовала.

Но одно она перед смертью все-таки сделает. Плюнет в лицо этому животному. Но, были бы силы. А сил не было даже на такую пустяковую вещь, ведь тела она уже почти не ощущала и управлять своими действиями было все тяжелее.

Однако гном не стал испытывать судьбу, и, все еще держа женщину за волосы, приподнял ее тело, а второй рукой толкнул в плече, чтобы она оказалась к нему спиной. Женщина обессилена обвисла на своих же волосах, не представляя, как кожа не сошла с черепа. Как только она оказалась к нему спиной, просто перекрутившись, он толкнул ее ногой к дереву и щека ее грубо поцарапалась о ствол. Коленями она сползла по нему же, окунаясь в собственную лужу крови. Он снова грубо в нее вошел. Малыш, безудержно глотающий кровь, отполз. И когда она стала молить Бога о смерти, к ней подошел Чернозубик. Она без слов протянула ему руку с двумя пальцами, лишь бы избежать этого кошмара. Тело ее все еще содрогалось от частых вторжений. Уродец довольно фыркнул, откусывая большой палец с правой руки. И Анна слова отключилась.

Сицилия. 33 года назад. Лимонные рощи и украденные апельсины

Солнце слепит так нещадно, что хотелось бы сидеть дома, но этот распоясавшийся негодяй оказался совершенным непоседой. Сначала Анна думала, вот он - непреклонный столп спокойствия и умиротворения, который будет усмирять ее бурный нрав, когда это нужно. Когда Анна поняла, что ролями они очень скоро поменялись, было уже поздно - она полюбила этого несносного хулигана. Виктор никогда не обременял себя притворством, лишь открывался со временем. Как пазл, кусочек, за кусочком, она словно собирала картину, на которую ушли годы.

То же делал и Виктор, изучая ее день за днем, каждый по-разному, каждый - по-своему, однако одна черта неминуемо объединяла их попытки собрать картину: только, казалось бы, она была готова, как тут же они обнаруживали, что не собрали и половины. Как ни странно, сложив свои вечно неполные кусочки вместе, они обнаружили, что теперь, соединившись, картина представляет собой настоящее искусство.

Анна любила гулять недалеко от Таормины: здесь она набиралась вдохновения для своей книги. Буквальнее сказать, она пыталась надышаться им, ведь прямо в этом месте раскинулись огромные и величественные лимонные рощи и апельсиновые сады. Палитра была настолько разнообразной, а запах влажно пропитан цитрусом, что жизнь в мгновение становилась слаще.

Сегодня она была здесь же, однако не совсем так, как обычно. Во-первых, вот он, ее новоиспеченный муж, и зачем он за ней приклеился, было неясно. А во-вторых, они были не за садами, а в одном из них. И этот хитрющий взгляд его ярких глаз: Анна уже научилась понимать, как он их щурит перед тем, как сделать пакость.

- И чей же это сад? - заговорщически шепчет она ему.

- Знать не знаю! - беззаботно щурится он, стягивая с дерева спелый апельсин и тихо посмеиваясь, - Вот что значит, соседская доброта!

- А почему мы тогда шепчем? - вскинула брови Анна.

- Потому что соседи о своей доброте пока еще не догадываются.

Он тихо хмыкнул, ловко разрывая кожуру и разделяя сочный фрукт пополам. Один протянул жене, а во вторую впился зубами сам. Анна косо взглянула на мужа, вспоминая последнюю проповедь отца Эдгардо, который активно участвовал в жизни церкви уже почти три года. О, да, она была уверенна, что речь шла о...

- Это же воровство! - насупилась Анна, буравя мужа взглядом.

- Ты своровала мое сердце, - подмигнул он, тихо проглатывая остатки апельсина, - я лишь передаю грешную эстафету.

Анна прыснула. Как было бы стыдно, услышь их кто. Она решилась таки исповедоваться отцу в своем грехе, но не совсем. Виктор украл - она лишь приняла дар, не подозревая о его порочном пути добывания этого яблока из сада Эдема.

- Змей! - шепнула девушка, откусывая кусочек апельсина. Сок струями потек по горлу. Такой прохладный и свежий в этот невероятно жаркий день.

- Вкуснее, чем купленный, правда?

- Гораздо! - дожевала она, чувствуя себя соучастником преступления, которое может не уступить перу на чаше весов. Какой кошмар!

- Тогда предлагаю бежать, пока не поймали, - схватил Виктор ее за руку, утаскивая прочь.

Они сорвались на бег, когда сзади послышались крики на итальянском. Босиком по пыли, зато счастливые. В какой-то момент Анна оторвалась от Виктора, убегая вперед, и давая солнцу жечь лицо. Виктор наблюдал сзади. Специально бежал медленнее, чтобы успеть запечатлеть его бегущую королеву в полете на пленке памяти. Такого прекрасного зрелища он никогда в жизни не видел. А потом быстро догнал жену и подхватил за талию. Внутри шторм из переполняющего его счастья, которым он обязан лишь ей одной, слова любви почти скатываются с его губ, но Анна его опережает. Как обычно, соображает она гораздо быстрее.

И вот воспоминание начинает ускользать.

- Виктор, - успевает отодвинуться от него девушка и он замечает в ее глазах страх, - прошу, не отпускай. Дай мне остаться здесь, с тобой, пожалуйста, прошу, не отпускай, - она тараторила быстро, сбиваясь и явно нервничая, - Дорогой, прошу!

Муж смотрит на нее с волнующей озабоченностью.

- Я никогда тебя не отпущу, - просто отвечает он, прижимая ее ближе.

Но то оказываются отвратительные объятия куклы, плоть, грубо разрывающая ее изнутри и шепот, но уже не Виктора. Стук зубов друг о друга и тихое непрекращающееся «кап... кап...»

«Апельсины...» - успевает подумать Анна, - «Виктор и апельсины, как бы не забыть...»

Настоящее время

Она не успевает проснуться, по инерции протягивая руку с одним лишь мизинцем куда-то в сторону. В глазах плывет. Тело не слушается и ей уже не важно, как она остается в сознании. Столько крови быть просто не может. И тут ее осеняет: она умерла. Это ее личный ад. Вот он какой, значит.

- Не нужно было воровать апельсины, - хохочет кто-то сбоку.

«Апельсины?» - думает Анна, - «Какие апельсины?»

Боксер, как женщина назвала бы его, хоть немного осознавая, что происходит вокруг, медленно подошел к ней. Его очередь настала. Слезы давно высохли и Анна, беспомощно доживая свои минуты, глядит на него сквозь дымку, отдавая последние силы на то, чтобы поднять и протянуть содрогающуюся конечность.

- Я заберу по локоть, - коротко предупреждает тот, пока остальные весело наблюдают. Предупреждает он очень тихо, словно нехотя.

Анна молча смотрит сквозь него.

- Держись за него сильнее, - снова повторяет он, а потом медленно вытаскивает длинный змеиный язык, проводя им по обрубку ее руки и медленно открывая пасть.

«Что он такое говорит? За кого держаться? Я имени своего не помню, а он просит о чем-то неясном. Интересно, кто это?»

Его ряды зубов, винтовой лестницей уходя в глотку, медленно впиваются в руку по локоть.

«Странно,» - снова думает женщина без имени, - «вроде, должно быть больно?»

Утро на пляже Чефалу. 20 лет назад. Точнее, ночной дождь в Сиракузах. 23 года назад. А, может, это Старая таверна и обещание, данное давным-давно, лет так 38 тому назад?

Ужин в маленькой таверне на окраине Палермо. Деревянные столы, свечи, запах свежей пасты и вина.

- Давай останемся тут навсегда? - шутит Виктор, разливая им красное вино.

Снова темно. А потом опять вспышка.

Рассвет. Песок невероятно теплый. Виктор стоит по колено в воде, пуская по воде плоские камушки.

- Снова ты встал ни свет ни заря, - подтягивается незнакомая на вид девушка, вылезая из домика.

- Оно того явно стоило, - отвечает парень, нежно оглаживая ее профиль взглядом.

Снова опускается темнота. Теперь она такая черная, что хоть глаз выколи.

Фильмы Феллини хороши? О, да, а проливной дождь после них? От него стоит прятаться, это ведь элементарно - все нормальные люди прячутся от дождя. Но нет, он хватает незнакомку и кружит ее, стоя прямо под грозной пухлой тучей.

Вода струится по их лицам. А потом он целует ее, солёными от дождя и моря губами.

Женщина стоит в тени, наблюдая.

- Виктор? - шепчет она. Имя кажется чем-то до боли близким, и единственной соломинкой, все еще связывающей ее с миром.

- Анна, вернись, - слышит она, но приглушенно настолько, что могли звать и Ханну и Ганну. Кто знает?

Женщина не двигается.

- Прошу, вернись, - слышит она уже свой голос. Он отдаётся эхом в ее голове, в итоге вдребезги разбиваясь, где-то на краю подсознания.

И все снова меркнет. А в следующее мгновение она видит апельсиновый сад. Вместо ярких красок - гниющая земля. Стоит ей обернуться и вот она: таверна. Но теперь это лишь руины и когда-то веселая вывеска, тихо и тоскливо скрипя, она покачивается в такт ветру, который нельзя почувствовать. И вот он - посреди этого бесцветного хаоса.

- Виктор, - шепчет она, подходя ближе и нежно проводя рукой по его серому безжизненному лицу.

- Смотри, - отвечает он, не глядя ей в глаза.

Она послушно смотрит на него.

Перед глазами снова пляшут цветные картинки. Сады, моря, краски, которые были видны когда-то. Все внезапнее обрывается и Виктор, серый и безжизненный, наконец-то смотрит ей в глаза.

- Нравится? - спрашивает он.

Анна всхлипывает. А гномы смотрят и ухмыляются. Так вкусно их еще давно никто не кормил.

- Анюта, прошу, вернись.

«Анюта!» - вспыхивает она, роняя каплю за каплей, - «Я же просила не звать меня так, чем ты думаешь?»

И тут щеки мертвеца покрывает озабоченный румянец. Он уже не выглядит насколько кошмарно. Краски медленно приливают к лицу.

- Таким я тебе больше нравлюсь?

- Я так люблю тебя, - отвечает Анна, - что мне без разницы, как ты выглядишь, главное, бриться бы тебе исправно.

- Даже в могиле, а?

Анна вытирает намокшие глаза руками - они такие гладкие и молодые, а главное - целые. Виктор обхватывает ее пальцы и прикладывает к холодным щекам.

- Прости, что я так поторопился. Боялся на прием опоздать.

- Желанный ты гость, - улыбнулась она сквозь мокрую пелену.

- Пожалуйста, передай отцу Эдгардо, что я победил.

Виктор улыбался. А Анна потянулась к холодным губам.

- Мы еще наговоримся. Я тебя точно в адский котел загнал своими выходками. Вместе будет вариться. - Он нежно провел пальцем по ее щеке, - Мертвые не нуждаются в слезах, милая. Береги их для счастья.

- Я люблю тебя, - опять повторила она, - ответишь, когда доберусь, хорошо?

Муж улыбнулся. И видение исчезло.

...

Анна резко вдохнула, будто прорываясь сквозь толщу ледяной воды; горло сдавило, в груди глухо стучало сердце, а легкие горели так, словно из них выдували стекло. Сердце билось так тихо, но так явно, что начало казаться, что ничего приятнее этой музыки нет.

А еще очень ярко. Так, что глаза слепило даже сквозь плотно сжатые веки. Однако свет какой-то искусственный. Начали медленно, но верно возвращаться запахи.

- Гадость какая, - прохрипела Анна, чувствуя крепкий запах лекарств.

- Тихо, синьора, тихо, я принесу воды... - раздался чей-то голос.

Прошло некоторое время и кто-то сел рядом. Не Виктор, нет. И не гномы. Человек. Ох, мама, его запахи сыра, вина и пасты, въевшиеся в кожу! Как тут можно ошибиться?

- Августо? - еле шевеля губами, прошептала она.

- Dio sia lodato! - в чувствах всплеснул руками тот, - Ты снова с нами, дорогая! - голос его норовил сорваться, но тот держался молодцом, счастливо улыбаясь, - Я уж думал, что не успею!

Он взял Анну за руку и она сжала его ладони в ответ. Мужчина держан ее крепко, словно боялся, что она снова уйдет.

Анна глубоко вздохнула, насколько смогла. Сухой, больничный воздух. Ни лимонов, ни соли, ни Виктора. Анна хотела было что-то сказать, но горло предательски зашлось в хриплом кашле.

- Давай, родная, - аккуратно приподнимая подругу, шепнул Августо.

Он помог ей приподняться, поднося к сухим губам стакан с водой. Анна сделала маленький глоток, чувствуя, как жизнь слова вливается в нее медленно, но верно. Не бурным потоком, но тонким ручейком.

- Отец Эдгардо тоже здесь, - сказал Августо, - молился за тебя всю ночь напролет.

Анна благодарна улыбнулась, насколько хватило сил.

- Я его обязательно отблагодарю. У меня еще много времени. Однако... - она снова было закашлялась, но Августо еще раз поднес к ее губам воды. Женщина сделала еще глоток и продолжила, - передай ему, что Виктор победил.

Августо горько, но ободряюще сжал ее руку.

- Он знает. Расстроен поражением, что тут сказать.

Анна хотела было посмеяться, но удержала себя от такого удовольствия, зная, что будет тяжело. Но скоро она сможет смеяться. Обязательно. Виктор посмеется с ней, но позже.

Она огляделась. Комната была маленькая и совершенно белая, не считая пары живых зелёных растений на подоконнике. Но и в углу, посапывая, сидела разодетая в яркое зеленое платье, девчонка. Малышка Лу. У Анны защемило сердце от любви к этому ребенку.

А потом ее взгляд опустился к руке. Левой руке. Августо проследил за ее взглядом, и немного помолчал.

- Тебе чудом повезло выжить, - наконец нарушил он тишину, - руку ты потеряла, но в остальном на тебе не было практически ни царапины, чудо, как ни глянь, - мужчина погладил ее по уцелевшей кисти, - я позабочусь о твоем комфорте.

- Августо, - начала было Анна, но запнулась. Увидела по глазам, что он знает, что она скажет.

«Я потеряла что-то большее, чем просто руку»

- Будешь пиратом, - хохотнул итальянец и Анна увидела в нем Виктора. Сам бы мужчина так шутить не стал.

- Ты где таким глупостям научился?

- А тебе все секреты раскрой, да все тайны расскажи!

Анна тихо посмеялась, насколько почувствовала это возможным.

- А что с малышкой случилось?

- Не говорит, - нахмурившись, произнес Августо, - может, тебе скажет. Но Лулу поведала мне о беде еще до того, как я обнаружил трагедию. Без нее, боюсь, было бы поздно. Сказала только, что друзья твои опасны...

Анна качнула головой и Августо замолк.

- Не стоит, - она снова взглянула на девочку, мирно сопящую в углу, - она - мой ангел-хранитель. Пока что этого достаточно.

Мужчина согласно кивнул, глядя на Анну с такой заботой, что та счастливо выдохнула.

- Сейчас дыру прожжешь.

- Прожгу! - подтвердил он с чувством целуя ее в лоб, - Я так рад, что ты вернулась. А Виктор всегда умел ждать, подождет и сейчас.

- Куда денется.

- Я позову врачей, - сказал он, приподнимаясь.

Анна сжала его руку напоследок. Он быстро выпорхнул из-за двери, тихо прикрывая ее за собой. Как только дверь закрылась, женщина медленно скосила взгляд на малышку.

- Прости, что припозднилась, - шепнула та, лениво открывая глаза.

- Ты всю жизнь меня выручала. Но твои привычки появляться в последний момент меня...

- Будоражат? - вскинула брови Лу, картинно облизывая губы.

- Бьют ниже пояса. Но ты снова здесь.

Девочка выдохнула, скидывая с себя всю напускную самоуверенность.

- Прости меня, - она провела ладошкой по лбу, обреченно качая головой.

- Это все... Было? Оно действительно было?

Лу покачалась на носках, словно раздумывая. Наконец она удостоила взглядом Анну.

- Я бы кинула тебе под ноги проклятый колпак и вырванные зубы, да боюсь, помрешь раньше времени. Не от крушения, так от приступа, - она картинно закатила глаза, - Я забрала у тебя немного того... - девочка замялась, - Ненавижу питаться тем же, чем эти твари, но так уж мы устроены. Поэтому они забрали у тебя что-то хорошее, а я... Да к черту! Все равно ничего не поймешь.

- Спасибо, - женщина попыталась улыбнуться, преисполненная благодарности к этому вредному существу.

- Ты дура, каких поискать! - возмутилась та, - Чего уж там. Любовь сделала дело, а не я, - скривилась та.

- Чем тебе любовь не угодила? - тихо засмеялась Анна.

Девочка лишь фыркнула.

- Дед идет, так что придумай ответ сама.

Она села на место и снова засопела. Анна улыбнулась и закрыла глаза. И на мгновение ей показалось, что она чувствует запах апельсинов, а из-за окна тихо шумит море.

Последнее письмо.

«Моя дорогая Анна,

Если ты читаешь это письмо, значит, я уже окончательно сдался — и нет, не потому что ты выиграла ту самую спорную партию в шахматы, а потому что жизнь, как всегда, решила сыграть со мной в кости и вытянула «змеиные глазки». Я знаю, что ты, скорее всего, сейчас ругаешься на меня, может, даже сжимаешь кулаки или швыряешь что-нибудь в стену. Мне это нравится. Значит, я по-прежнему могу тебя раздражать даже после смерти.

Но давай на минуту отложим твой гнев и позволим памяти сделать свою работу. Ведь я помню всё. Каждый момент, прожитый с тобой.

Помнишь, как ты однажды решила, что твоя новая прическа делает тебя похожей на французскую аристократку? А я не смог сдержать смеха и сказал, что ты выглядишь как персонаж из дешёвого детектива? Ты тогда пыталась соорудить из моего свитера петлю, но в итоге просто села рядом, обиженно сопя. А через полчаса мы уже ели мороженое, и ты пыталась выманить у меня половину моего рожка.

А тот раз, когда мы сбежали с твоего дня рождения, потому что гости были такими скучными, что у меня чуть не началось разложение раньше срока? Мы сидели на холодной траве, ели холодную пиццу и слушали похрустывание веток. Я тогда сказал, что если бы мог выбрать одно мгновение, которое хотелось бы растянуть на вечность, то выбрал бы это. Ты улыбнулась и сказала: «Ты и вправду романтик, но только когда ленишься».

Знаешь, что я никогда тебе не рассказывал? В первый месяц после того, как мы съехались, я тайно подкручивал температуру в душе на пару градусов выше, чем ты привыкла, потому что было дико смешно смотреть, как ты каждое утро просыпаешься, влетаешь в ванную и потом выбегаешь с проклятьями, пытаясь стряхнуть горячие капли. Но потом я заметил, что ты начала делать то же самое — тихонько убавлять её, чтобы я морщился от холода. Так что мы были квиты.

Или вот ещё — я всегда прятал от тебя шоколадные батончики. Потому что знал, что если оставить их на видном месте, они исчезнут быстрее, чем моя надежда выиграть в споре с тобой.

Я не был идеальным. Ты знаешь это лучше всех. Я мог быть упрямым, резким, не всегда умел показывать, что мне страшно или больно. Но ты всегда это чувствовала, всегда видела меня настоящего. Ты никогда не пыталась меня исправить — только принимала. И за это я любил и люблю тебя больше всего.

Теперь к главному. Раз уж мне всё равно уходить, давай добавим немного драмы. Я оставил тебе кое-что. Запечатанное письмо, которое передал Августо. Это вот оно самое, которое в руках держишь. Еще - мемуары наших свиданий, те лежат в ящике стола на кухне. Тот самый, что не открывается и заедает. Моих рук дело, да. Злишься? Злись.

Так вот, письма. Открывай их, когда почувствуешь, что тебе это необходимо. В них нет ничего трагичного, я обещаю — только ещё один маленький кусочек меня, который я хотел оставить тебе.

И напоследок, любимая...

Если вдруг в твоей жизни начнут происходить странные вещи — например, чайник сам собой закипит, или кот внезапно запрыгнет на стол, хотя ты его этому не учила — не переживай. Это всего лишь я, скучаю.

И если кто-то начнёт крутиться вокруг тебя, утверждая, что он лучший мужчина на свете, ты можешь ему передать, что он уже второй.

С любовью и неизменным желанием довести тебя до белого каления,

Вечно твой. Виктор»