Невеста Дьявола. Смерть
Невеста Дьявола
XII
Ариадна потеряла счет времени. В библиотеке она искала информацию о Лунном Боге. И многое узнала. Побежала скорее домой, чтобы поделиться с ребятами новостями. Оливер, естественно, отсутствовал. Но Ариадна случайно наткнулась на улице на Тая. Он выглядел странно. Видимо, из-за доспехов. Да, Ариадна что-то такое припоминала — должны были начаться бои.
— Ты не поверишь! — кинулась она к нему. — Я узнала про Лунного Бога. Это некое полумифическое существо. Никто не знает, обладает ли оно сознанием, но в лунные ночи можно проводить обряды. Я думаю, именно это со мной сделал колдун, — тараторила Ариадна. — Поэтому мне необязательно искать этого ублюдка. Достаточно понять, какой был сотворен обряд, а потом отменить его. Наверное, поэтому я и не превратилась в русалку — на мне уже другая магия Лунного Бога. Я пыталась еще найти Руссонию. Но не знаю, смогу ли...
— Где ты была? — сказал наконец Тай. Ариадну удивил вопрос.
— Я же говорила, что искала информацию. Ты меня не слушаешь?
— У нас прошла битва, а ты пропала! — закричал вдруг Тай. — Не то, чтобы ты там очень нужна была... Но ты серьезно думаешь, что можешь приходить и уходить, когда хочешь? Ты — солдат. У тебя есть обязанности. И ты их исполнять должна.
— У меня? — вскричала Ариадна. — Я никому ничего не должна. Хочу — уйду, хочу — останусь.
— А ты определись уже, чего хочешь! — прервал ее Тай. Затем, поняв, что погорячился, произнес: — Прости.
— Нет, не прощу! — закричала она в бешенстве. — Почему ты предъявляешь мне претензии? Свете ты их не высказываешь, а она живет на тех же основаниях, что и я.
— Только не надо мою жену в это вмешивать, Адриана. Она другое дело. Она женщина.
— Здрасьте, приехали! А я, что, не женщина? А? Ну, чего ты замолчал?
— Тебе сказать как другу? В этом я, кстати, со Светой солидарен. Будь я свободен, в жизни бы на тебе не женился.
— Вот как!
— Да. Сказать почему? Я бы не хотел, чтобы моя жена рисковала собой в опасных миссиях с какими-то мужиками. Вместо того чтобы ждать меня дома с ребенком.
— Можно подумать, раз Света дома, это мешает ей шляться с мужиками. Хотя зачем ей шляться? Она их к себе приглашает, пока ты где-то шляешься!
Тай глубоко вздохнул.
— Я не буду принимать твои слова близко к сердцу, — сказал он. — Потому что тебя знаю.
— Не знаешь! Никто меня не знает! Ты даже не знаешь, как меня зовут.
— Полагаю, это какая-то вариация имен «Адриана», «Ариэль». Я тебе серьезно говорю: выбирай уже наконец, кто ты и кем хочешь быть.
— Мне выбирать не нужно. Я — воин!
— Вот и веди себя соответственно.
Этот короткий разговор сильно подействовал на Ариадну. Она забыла, что хочет снять с себя проклятие или обладать сердцем Оливера. Теперь ее мысли крутились лишь о том, как стать воином лучше, чем мужчина. Быть быстрее, сильнее, продуктивнее. Ариадне казалось, что она неуязвима. Ей казалось, что ее ненавидят за это и за то, что родилась она женщиной. Тай после несколько раз извинился за свои слова, но Ариадна их не забыла.
Удачи Оливера не особо ее радовали, а его мордашка не доставляла столько радости. Хотя преследовать юношу Ариадна не перестала, но скорее по привычке.
Время летело быстро. И Оливер приближался к своей цели — к семейному дому, где таился враг. Но кое-что его волновало.
— Я думаю, мы возьмем столицу, и он убьет меня. — Князь Рау ходил по комнате маятником. Ка и Тай с кошачьим интересом наблюдали за ним. — Это вполне в духе дядюшки. У него людей больше.
— Ты стал в последнее время очень подозрительным, — заметил Ка.
— Всегда таким был, — сказал Тай. — Но дополнительные силы нам не помешают. Только где их взять?
— У кого их взять, — поправил Оливер. — Как их обеспечить? — Они втроем на время замолчали.
— Давайте сопрем людей, — предложил наконец Тай. Оливер покосился на друга. — А что? Мы ведь этим всегда и занимались: что-то у кого-то перли, и всё прекрасно.
— Как и, главное, у кого ты собираешься спереть целую армию? — спросил Ка. — Это ведь армия.
— Можно забрать контракты наемников, — ответил Тай. — Сопрем контракты — и наемникам придется на нас работать.
— Хорошо-о-о, — протянул Оливер. — У кого?
— Есть человек, который меня жутко бесит. Вельзи зовут. Занимается тем, что перепродает души. Работает с демоном одним. Расторгает контракты на душу в обмен на рабство или, наоборот, освобождает рабов в обмен на душу. Столько на этом заработал. Сопрем у него.
— Ты шутишь, да? — спросил Ка. — Украсть у него? Ты играешь с огнем.
— Да весело будет, что ты!
— Как ты это провернуть собираешься? — спросил Оливер. — Он очень сильный колдун. Сам как целая армия. И наверняка эти контракты охраняются.
— Ну да. Но он все дела с душами в одной резиденции проводит. Значит, контракты там. Туда, конечно, не попасть без приглашения. Но... я слышал, этот парень любит всякую музыку, представления. Время от времени у него в поместье концерты. С какой-нибудь труппой туда попадем, всё похитим и уйдем.
— Ты серьезно? А если что-то пойдет не так и колдун нас спалит? — спросил Оливер. — Да наши кишки будут разбросаны по всему потолку.
— Так мы его отвлечем. Зельица сонного подбросим.
— Будет он пить зельице из рук акробата, — ехидно заметил Ка.
— Какой ты глу-у-упенький, — протянул Тай. — Скорее, акробатки. Подошлем девушку. Адриану, например. Она-то умеет отвлекать внимание. Как на том собрании: Оливер что-то говорит, а половина зала на нее смотрит — поднос уронила, хвостом вертит. А уж очарует ли она его — так вообще не вопрос. Ну что, Оливер, соглашайся! Развеемся. А то какой-то ты нервный. Пошли. Пошли, пошли. Мы так давно ничего не крали.
— Конечно, пошли! — воскликнул Ка. — Ведь нам надо перед решающей битвой рисковать жизнью и самим идти на опасное дело. Прям пошли! Прям бегом!
— Ладно, — сказал Оливер. Ка ударил себя по лбу.
— Это был сарказм, Оли. Сарказм. Я с вами не пойду. Я не псих.
— Да ладно тебе. — Тай стукнул его по плечу. — Ты с нами около года, ты будущий король Феверии, носишь длинные волосы и предпочитаешь палку вместо меча — ты априори псих.
— У вас кризис среднего возраста, да? — спросил Ка.
— Будем считать, что ты согласился. Найдем Адриану и сообщим ей план, — сказал Тай.
— Думаю, она уже знает. — Оливер подошел к шкафу и открыл его. Там была одежда. — Хм... Ведь она же почему-то считает, что моя комната принадлежит ей. — Он открыл гардеробную, но и там оказалось пусто. Тогда Ариадна сама вышла из подвала.
— Я так не считаю, — сказала она и завалилась на диван к Таю. — Просто вы обсуждаете всё интересное без меня. И сразу предупреждаю: спать я с ним не буду. Вдруг он урод.
— А если не урод? — спросил Оливер. — Чисто ради интереса. Переспала бы?
— Не знаю даже, — задумалась Ариадна. — А сам ты?
— Вы опять! — жалобно произнес Ка и схватился за живот. — Меня же стошнит.
— Что ты как маленький? — спросил Тай. — Тебе пятнадцать. А всё ноешь. Как ты собираешься вообще заводить отношения?
— Никак. Но и ты меня пойми. Почти всегда, когда вы говорите об этом всяком, вы говорите об Адриане. А я ее на дух не переношу. Меня от нее выворачивает.
— Я бы могла оскорбиться от двух этих заявлений, — сказала Ариадна, — но мне как-то всё равно. Я раскрепощенная натура. Для меня то, что мужчины про меня говорят и думают, — даже комплимент. Я вообще могу быть с кем угодно и когда угодно. Могу, например, без стеснения поцеловать друга. — Тут она направилась к Таю.
— Но, но, но! — сказал он. — Лобзай неженатых друзей.
— Да брось! — сказала Ариадна. — Света не узнает. Это ведь так легко — прятать от одной своей женщины другую. Ведь я же не знала, что ты женат. Такой оказывается скрытный ты, Тай. Кто бы мог подумать! А ты, Оливер, знал, что Тай женат?
— Вообще я его сына крестный.
— Крестный? Это кто? — спросила Ариадна.
— Традиция такая. Крестного отца и мать ребенку дают на случай, если родители умрут.
— Жуткая традиция. А крестная мать Андрюшеньки — видимо, Ка, — рассмеялась Ариадна и снова пошла к Таю. — Один поцелуйчик. Должна же я доказать брезгливому подростку, что могу поцеловать кого угодно и когда... — Внезапно взгляд Ариадны остановился на самом Ка. И она пошла к нему.
— Не приближайся! — закричал он. Ка стал искать свою палку, но Тай осторожно спрятал ее под диван. А Ариадна уже подходила. Пацан вскочил с места и побежал от нее. Ариадна — за ним. Тай расхохотался, а Оливер быстро закрыл дверь за парочкой.
Под видом циркачей компания проникла внутрь поместья Вельзи.
Ариадна ощутила знакомые с детства эмоции. Красишься в тесной комнате с полуголыми людьми под боком, жарко, липкий пот стекает со спины, а ты пытаешься натянуть на себя одежду. Все волнуются, постоянно спрашивают, подошла ли их очередь. В каком-то смысле Ариадне не хватало сцены, быть в центре внимания.
Ариадна изредка пробивалась к зеркалу и глядела на себя. Белое платье, белый парик с розовыми прядями, розовые перья поверх ресниц, белые губы. «Это не я», — думала она. Только, пожалуй, по каре-красным глазам своим девушка еще понимала, что смотрит на собственное отражение.
Оставалось три номера перед выходом Ариадны. Тут к ней подошла женщина, попросила подержать ребенка и куда-то сбежала. Ариадна нервничала и злилась: что за подстава? Девушка не могла найти эту больную на голову мамашу, но встретила Тая и попросила его взять ребенка на время выступления. Он нашел миллион причин этого не делать. Потом, слава богу, подбежала та мамашка, поблагодарила Ариадну и извинилась. В принципе, Ариадне это понравилось. Понравилось и то, что женщина та решила назвать ребенка в честь нее — Ариной. Тай засмеялся. Улыбка спала с губ Ариадны. Она с иронией произнесла: «А это Таисий Гесс, мой друг». Женщина не поняла: «Так это ваше имя? Или Арина шутит? Можно ли вообще ей было представлять вас?» Тай ответил: «Да, конечно. Меня так зовут». Женщина шепотом переспросила Ариадну: «Таиссия Гесс?» Ариадна, смеясь, поправила окончание. А потом ее позвали на сцену.
— Так что, Ариадна, пора! — прошептала девушка.
Как же давно она не выступала! О это чувство, когда стоишь перед полным залом и все глядят на тебя. Артистка села за пианино, и помещение заполнилось музыкой, а затем девушка запела, наслаждаясь тем, как сладко звучит ее голос. Люди в зале увлеченно смотрели на нее. Но только не Вельзи. Он сидел за лучшим столиком, один, и нарочито скучал. Через хрустальный бокал колдун разглядывал окружающих и не обращал внимания на номер Ариадны. Девушка попросила музыкантов сыграть, а сама вышла на середину сцены. Взгляд Вельзи мимолетно упал на певицу, а потом скучающе ушел в сторону. Ариадна была в бешенстве. Вельзи обратился к официанту.
Девушка исполнила заводную песню, чтобы заинтересовать хозяина. Мразь отошла к бару. Это уж слишком! Ариадна замолкла посреди куплета, сгорая от ярости. Музыка продолжала играть, а Ариадна просто стояла. Потом она наконец объявила: «Эта песня посвящается хозяину сегодняшнего вечера — Вельзи». Девушка попросила музыкантов сыграть кое-что другое, сбросила одну туфлю, другую швырнула в зал и запела:
Ничтожных созданий, смотрящий на сцену,
Я видела множество раз,
И этим фальшивым интеллигентам
Я с радостью выколю глаз.
Вельзи, который еще не разбирал слова песни, последовал обратно к столику. Ариадна начала подражать его действиям: он шел по залу, и она шла по сцене, он погладил себя по голове, и она тоже, он пропустил вперед официанта, и она сделала вид, что пропускает. Вот это Вельзи уже заметил. Он замер и с удивлением уставился на девушку. А она продолжала:
Сквозь стеклышко смотрят, не видя стараний,
Не видя искусства красу,
Вы мнитесь богами, вершащими судьбы,
А мы вам плевали в еду.
Одновременно с этим она плюнула на близ стоящий столик. Зрители ахнули, но Вельзи, кажется, заинтересовался. Ариадна, глядя со злостью в его глаза, исполнила следующий куплет:
Да что ты так смотришь, хозяин почтенный,
Разве же я не права?
Раз ты так скучал на моем выступлении,
Скажи мне: «Пока», я пошла!
Ариадна притворно улыбнулась, поклонилась так, чтобы парик слетел с головы, спрыгнула со сцены, а затем демонстративно прошла мимо Вельзи из зала. Колдун постоял на месте, ошарашенный, а затем догнал девушку.
— О прекрасная дама. — Он перегородил ей дорогу. — Ваше выступление показалось мне довольно необычным, так сказать, своеобразным. Позвольте вам представиться официально — меня зовут Вельзи, и я тот, кто устроил этот вечер. Не скажите ли вы свое имя?
— Орланда Маяковская, — ответила она с улыбкой и протянула ему руку. Вельзи поцеловал ее.
— Не хотите ли сегодня составить мне компанию, Орланда?
— С радостью, господин Вельзи. Я ждала этого приглашения. Так чем займемся? Покажите ваше поместье?
Они шли по коридорам. Казалось, каждая вещь в них была произведением искусства. Древние статуи, картины великих художников, ковры только трехсотлетние, полочки только из цельного дерева. И обо всем этом Вельзи с упованием рассказывал: чем интересна вещь, кто ее автор, какая история и главное — «такой ни у кого нет» и «она мне досталась с большим трудом». Ариадна слушала его с невероятным интересом и не забывала восхищаться.
— Признаться честно, господин Вельзи, я не хотела вас оскорблять. Когда узнала, что мне предстоит выступать перед таким невероятным человеком, ценителем искусства, красоты и музыки, я была вне себя от восторга. Я много слышала о вас и ваших достижениях. И хотела лично познакомиться, поразить вас до глубины души. И боялась, ведь знала, что недостойна такого великого человека. И когда вы не обратили на меня внимания, что скрывать, гордость моя была задета, и я решила — пусть мне хоть голову отрубят, но до вас я достучусь.
— Могу понять тебя, Орланда, и прощаю.
Вельзи говорил. Говорил очень много. В основном о себе, своих заслугах. Цель всей жизни Вельзи была в продвижении искусства. В Элевентине, в Феверии, по его мнению, так мало заботятся о культурном наследии своих стран. Никому нет дела до того, что картины великих разрушаются временем, а древние артефакты пылятся в сокровищницах. Говорил он и о будущих творцах. Вельзи повсюду начал открывать школы с музыкальным, театральным уклоном. По проектам Вельзи строили музеи, театры. Благодаря нему теперь проводились ежегодные конкурсы, где молодые таланты могли проявить себя. Вельзи хотел вовремя находить гениев, чтобы они могли совершенствовать свой дар. Ведь развитие для людей — самое важное.
— Человек должен быть прекрасен во всем, — говорил Вельзи, когда они подошли к фонтану. — Гармоничное тело и богатый внутренний мир. Каждый должен уметь петь, танцевать, сражаться, писать стихи, знать философов, обладать магией. Иначе мы не до конца люди, недочеловеки. И если недочеловек не стремится закрыть свой изъян умениями и знаниями, это деградация. А чем меньше деградированных людей для нас как вида, тем лучше. Жаль, пока их большинство. Особенно раздражают высокомерные людишки, которые считают магию греховной и гордятся тем, что не обладают ею. Уму непостижимо! Это, как если бы я был уродом и восхищался этим. Меня часто попрекают: мол, мы не выбираем, какими родиться. Чушь полнейшая. Человеческое сознание способно преобразовывать материю. К тому же, вероятно, я тебя удивлю, но от природы волшебство дано всем людям. Не веришь? Я обучил служанку левитации, хотя в роду ее не было колдунов, и она не проявляла склонности к магии.
Этот разговор уже надоедал Ариадне. И сколько Вельзи может так говорить без перерыва? Час? Два? Интересно, он практиковался в ораторском искусстве или от природы обладает этим несовершенством?
—...Они гордятся тем, что неудачники, которые в жизни ничего не освоили, которые живут в грязи и умрут в грязи...
Это когда-нибудь кончится? Ариадне казалось, что ее мозг имеют. А ведь ей за это даже не платят!
— ...Поэтому крестьяне, рабы — они на своем месте. Большего они не достойны. И это относится не только к магии. Гордиться своими несовершенствами — верх невежественности. Поэтому все ненавидят толстух в облегающей одежде.
— Полностью согласна с вами, господин, — наконец вставила слово Ариадна. — Меня саму часто упрекают в том, что я сильнее других женщин. Я же смеюсь в лицо таким людям.
— Ты поистине интересная женщина.
— Еще бы!
— Красива, креативна и атлетична, — рассуждал Вельзи. — Может, ты еще и колдунья?
Ариадна подумала, что влюбляются в него, наверное, только из-за денег.
— Боюсь, природа не наградила меня, в отличие от вас, господин, склонностью к магии. — Ариадна заметила, как Вельзи нахмурился, и добавила: — Правда, вам может показаться странным, но в одну ночь Лунный Бог временно наделил меня даром управлять водой. Так я спаслась.
Вельзи задумался над ее словами.
— Я уверен, ты сможешь стать прекрасным магом, — сказал он. — Давай проверим?
Вельзи толкнул Ариадну в фонтан и окружил ее шаром из воды, поднял его в воздух. Девушка запаниковала. Вельзи не давал ей выбраться и заявил: «Чтобы спастись, ты должна пересилить мою магию». После этого он объяснил, как это делается. И у Ариадны действительно получилось спастись как-то.
— Я так благодарна, — говорила девушка, хватая ртом воздух, — вы показали, что я могу колдовать.
— Не за что, моя дорогая, не за что, — сказал Вельзи и продолжил осмотр замка. — Ты уж прости, что я на тебя во время выступления не обратил внимания. А всё стереотипы. Сбил с толку твой вид...
Знал я одну женщину. Выглядела точь-в-точь как ты сегодня: милое личико, светлые волосы, но из себя ничего не стоила. Она как красивый флакончик, в котором (ох, если бы пустота!) находился яд. Она хотела казаться идеальной, но была слишком ничтожна и зависима от чувств. Хотела казаться талантливой. Ха! Даже неплохо играла на пианино. Но-о, — протянул он, — живя я сотни лет, не хвастался бы тем, что выучил «Братца Якова». Она притворялась спасительницей, но была как тот безумный садовник — пытаясь улучшить прекрасные, но дикие цветы, он лишал их особенностей, в которых и заключалась вся красота и сила. И цветы, становясь бесцветными и слабыми, умирали.
Ты не подумай, что я так много говорю о ней, потому что влюблен. Нет, это ничтожество было невестой моего друга. Я так и не смог убедить его, что эта фальшивка его недостойна. Но я так радовался, когда узнал, что она подохла! И что эта серебренная люстра раздавила ее, и что эта шлюха плавилась под ней, и тело ее прилипло к полу. Я смеялся от счастья, я, честное слово, смеялся. — Внезапно Вельзи опустил глаза и добавил: — Не потому, что другу было больно, а потому что ей было больно. Да Хаокин должен благодарить небеса за такое избавление! Но фи — эти слезы и рыдания. Он опротивел мне! Как можно так низко пасть, чтобы оплакивать ничтожество? Она успела его погубить, и после ее смерти он не станет прежним. Останется ничтожеством. Я, к сожалению, уже в этом убедился. Так не лучше ли ему самому умереть?
— Думаю, вы правы. Человек слаб, если страдает из-за других людей.
— Да, человек не должен дорожить сородичами, я считаю. Мы по природе своей — эгоисты. — Ариадна чуть не взвыла. Вельзи из любого ее слова сделает теорию. — Человек всегда использует окружающих для собственных целей. В начале дети используют родителей, так как слабы. Но ведь это не обозначает, что мы обязаны ухаживать за стареющими предками? Глупое утверждение. Родители воспитывали нас по своему желанию. Затем мы уже используем друзей как средство для развлечения и любовников как... по сути, для того же. — Вельзи усмехнулся. — Если люди поумнее, они используют связи для продвижения себя.
— Вы воистину очень мудры, Вельзи.
Парень продолжал разглагольствовать, расхваливая себя и втаптывая в грязь других. Голова Ариадны взрывалась. «Видела ли я человека тупее?» — задумалась она.
— Я считаю, что главный порок человечества — это спокойствие, — заявил Вельзи.
— Я думаю точно так же, — сказала на это Ариадна. — Отвратительный порок!
— Да. Если ты не готов жертвовать ради своей мечты, если предпочитаешь ей спокойствие и стабильность, ты не достоин называться человеком. По мне, нет разницы между крестьянином, который много трудится, чтобы прокормить семью, и бездомным оплеванным алкашом. Оба — жалкие дрожащие твари. Они не способны на геройства и развитие. Ненавижу таких. Ради чего они живут? Мне кажется, некоторые заводят семью, чтобы на смертном одре сказать: «Я не исполнил свою мечту, потому что мне надо было кормить голодных детей». Каждый ублюдок может заделать ребенка, но не каждый может свершать великие дела. А ведь люди в одиночку переворачивали мир! Но большинство боится выглянуть дальше своего носа. Еще считают себя счастливыми. Приличная жена, трое детей, хорошие деньги, дом. Но таких миллионы! Ничем не отличных покойных людей. Никто о них не вспомнит, ибо то, что спокойно, уже мертво.
— Как красиво звучат ваши слова. Вы, наверное, и против брака? Не хотели когда-нибудь завести семью?
— Не совсем. Если бы статус мужа помогал мне, а не мешал, я бы женился. Признаться честно, у меня была любовь. Лавра. Мы вместе учились в Академии. Среди одноклассников было так мало стоящих. Хаокин, Сандра, Лавра... Это те, с кем я общался. Остальные — ничтожества, которые приходили в Академию, не дабы осуществить мечту, а чтобы сбежать от прежней жизни.
— Как так можно!
— Кстати, забыл спросить: ты-то сама чего хочешь?
— Всего и сразу! — быстро ответила Ариадна, но Вельзи не обратил внимания на ее слова. Он был в своих думах.
— Вот... Среди этих посредственностей я встретил нимфу Лавру. Она была сильна, умна, талантлива. — Он вздохнул. — Сочиняла стихи и рисовала. Но в какой-то момент я понял, что, если останусь с ней, не смогу добиться вершин, и мы разошлись.
— Поистине — поступок настоящего мужчины и борца, воина.
— М-да, — вздохнул он.
Они прошли в галерею. Вдруг Ариадна замерла. С картины прямо на нее глядели два зеленых глаза, которые ей снились в кошмарах. Это были ЕГО глаза, глаза колдуна.
— Нравится, да? — спросил Вельзи, заметив интерес Ариадны.
Картина была довольно мрачная. Какая-то старая изба, поздняя ночь, свет идет будто спереди картины, его источника не видно. В комнате трое: мужчина в углу и двое детей. Маленькая девочка схватила за руку брата, будто что-то ему говорит, хорошенькая. А вот мальчик странный. Он — ключевая фигура на картине. Даже не он. А его глаза. Зеленые, светящиеся, смотрят прямо на тебя и непонятно что выражают. Это не испуг, не злость, скорее тревога, когда ты знаешь что-то страшное, знаешь, что уже ничего не исправить, и то ли ищешь поддержку, то ли понимаешь, что только вы вдвоем храните эту тайну.
— «Четвертый», — сказал Вельзи, — так называется эта картина Туве Грина, одного из величайших художников нашего времени. Я, как ценитель искусств, не мог пройти мимо такого шедевра. Она меня с первого взгляда зацепила. В будущем люди со всего мира захотят прикоснуться к этому произведению искусства. Эксперты попытаются разгадать тайный смысл картины. Я лично с Туве знаком, у него всё про нее расспрашивал. У Туве есть сотни потрясающих работ, но эта мне нравится особенно. Моего друга, кстати, безумно пугала эта картина, он ее возненавидел с первого взгляда.
— Почему она называется «Четвертый»? — спросила Ариадна, выделяя из всего словесного мусора важную информацию.
— Этот вопрос задают многие. С одной стороны, благодаря взгляду мальчика, направленному на тебя, кажется, будто ты являешься частью картины, стоишь в этой комнате. Тогда ты и есть четвертый. Но, если присмотреться к деталям, можно увидеть и иной подтекст. Взгляни на тени. У тени мужчины в углу явно можно заметить цепи и кандалы — он пленник. У девочки над головой что-то похожее на нимб. А вот мальчик словно держит в руке нож. А у тебя, якобы четвертого, нет тени, что значит, в комнате только трое людей, и мальчик уставился в пустоту.
Вечером Ариадна решила наконец усыпить болтуна. Она притворилась, что очень желает Вельзи. Они зашли в спальню. Там девушка предложила ему вина, но Вельзи сказал, что не пьет с незнакомками. Тогда Ариадна забежала в ванную, а потом вышла из нее и заставила парня целовать свои руки, шею. Уже через минуту он лежал в отключке.
— Снотворный крем для рук! Выкуси!
Ариадна осмотрела комнату. Сразу бросилась в глаза картина над изголовьем кровати. На холсте был изображен Вельзи. Художник — Лавра, судя по подписи. Ариадна заметила на картине послание на турском языке: «В детстве я считала зло злом, затем я называла злом эгоизм, но теперь я убедилась окончательно, зло — это беспросветная тупость». «Я уже обожаю эту девчонку», — усмехнулась Ариадна. Только что Лавра нашла в этом придурке? Ариадна немножко подумала, а потом выхватила нож и занесла над Вельзи.
— Умри же, воин! — воскликнула она, готовая нанести удар, и вдруг появился незнакомец.
Не очень высокий, средних лет, с бородой и в элегантном костюме.
— И кто ты, ангел-хранитель? — язвительно спросила Ариадна. Нож продолжала держать над Вельзи.
— Не совсем ангел, не совсем хранитель, — ответил мужчина с улыбкой. — Вы, люди, зовете меня Демоном Обмана.
— Тогда почему ты говоришь правду?
— А какой мне смысл врать?
— Не знаю даже. Зачем пришел сюда? Спасти его?
— Возможно, — ответил демон. — Мне довольно невыгодна смерть Вельзи, пока он на меня работает. Так что, да. Для этого. Я наблюдал за тобой, госпожа Орланда, Арина, Адриана, Ариадна. Такие люди, как ты, могут пригодиться в моих рядах.
— Хочешь, чтобы я продала тебе душу? — рассмеялась девушка. — Зачем мне это? У меня есть всё, что нужно.
— Но душа твоя проклята, — сказал демон с сочувствием. — Странную магию наложил на тебя один знакомый мне колдун. А я могу снять его заклятие, могу даже привести к тебе этого засранца, чтобы ты немного помучила его. За это ты всего лишь будешь работать на меня.
— Думаешь, я настолько глупа, чтобы довериться Демону Обмана? Не дождешься. Душу я не продам.
— А ты думаешь, я настолько глуп, что не знаю о вашем плане? — спросил демон и бросил девушке свиток. — Вы грабители, — сказал он. Ариадна испуганно посмотрела на мужчину. — Не волнуйся. В конце концов вы обкрадываете не меня, а Вельзи. Это он отвечает головой за сохранность душ, а не я.
— Что тебе надо от нас?
— Я уже сказал — чтобы ты немного поработала на меня.
— Я не собираюсь!
— Вот этого я не люблю. Когда люди пытаются меня обмануть. Сами заключают контракт, а потом не хотят платить мне. Считаю, это неправильно. Они, глупцы, подписываются чужими именами, меняют лица, чтобы я их не нашел, но я всегда нахожу.
— Я не заключала с тобой сделки.
— А ты посмотри в контракт. Чье имя ты видишь?
Ариадна развернула свиток. В последних трех строчках стояло имя заключившего сделку: Максим К. и дважды — Таисий Г.
— Тай, — безмолвно произнесли ее губы в испуге, после чего «Максим» поменялось на «Таисий». Ариадна вскрикнула и закрыла рот рукой.
— Бинго! — воскликнул демон.
— Как это? — прошептала Ариадна и в ужасе посмотрела на него. — Почему имя поменялось? Мое слово не могло этого сделать.
— Могло. Он продал мне душу, а потом имя поменял. Но, если по доброй воле трижды сказать новое имя демону, который уже владеет душой, то он вновь получит власть над ней. А Тай разрешил тебе представить его.
— Та женщина с ребенком, — прошептала Ариадна.
Демон улыбнулся и исчез. Ариадна ринулась к Таю и остальным. Она нагнала их на улице, выпрыгнув из окна. Тай был жив. Она обняла его.
— Прости, прости меня, — шептала она дрожащим голосом. — Я не хотела называть твое имя. Я не знала, что так будет. Прости.
— О чем ты, Адри... — Тай вдруг уставился на что-то. Ариадна обернулась. Позади нее стояла женщина в балахоне с родинкой под глазом. — Ты? — прошептал он.
— Пора платить по долгам, Макси, — сказала женщина.
— Что здесь происходит? — спросил Оливер.
— Демон идет за ним, — ответила Ариадна, всё еще дрожа и обнимая Тая.
— Окружить Тая! — закричал Оливер. — Не дать демону прорваться!
Все встали вокруг Тая. Женщина усмехнулась. В руках ее появился младенец. Затем он вырос, стал ребенком, спрыгнул с рук и пошел на Тая. Появился еще младенец и снова вырос. Затем еще и еще, и еще... Дети напали на людей. Отряд обнажил мечи, стал убивать жутких тварей. Двое демоненков, которые пошли на Ка, обратились в Константина и Николая. Ка замер в изумлении.
— А кем из нас ты притворяешься? — спросил один из них. Подскочила Ариадна и отрубила обоим демонам головы. Ка почувствовал рвотный рефлекс и закрыл рот.
— Не расслабляйся! — вскричала Ариадна и ударила его по щеке. — Тая же убьют!
На саму девушку шли тоже довольно интересные дети. В начале тот мальчик, Бхут Обелиск, которого поймали Тай и Ка по ошибке, — раз и голова с плеч. Затем Ариадна увидела своего брата. Этого ей убить было даже проще. Девочка из деревни, мальчишки из ее группы, Бьянка, еще девочка с красными глазами и тот зеленоглазый мальчик с картины. Все лишились головы. Ариадна ненавидела детей.
К Оливеру шел его сводный брат. Оливер замахнулся мечом.
— Эй, чего ты? — воскликнул тогда Крис. — Я ведь настоящий.
— Прости. Я убил уже четвертого Кристофера. — Оливер срубил мальчишке голову.
Пацана на это задание он не брал.
Детей становилось всё больше и больше. Группа отступала. Тай оказался отрезанным от друзей. В ужасе он бежал в лес. Там парня взяли в кольцо демонята. Он замахал мечом, и в сторону полетели детские ручки, ножки и головы. Убивал Тай так много, что не заметил, как подошли друзья и Адриана оказалась перед ним, и... она вдруг вскрикнула. Тай в испуге опустил меч.
— Адриана? — сказал он и посмотрел на ее распоротый живот. Девушка упала ему на руки, и он увидел, что это Света. Она дрожала, изо рта текла кровь. — Свет... — прошептал Тай и заплакал. — Я не хочу терять Свету...
— Поцелуй меня, — взмолилась она. Тай зарыдал сильнее. Дети стояли вокруг него и не двигались.
— Хорошо, я сам виноват, — сказал парень, посмотрел Свете в глаза и поцеловал.
— Нет!
Подбежали друзья. Ариадна закричала, но было уже поздно. Зубы демона вцепились в язык Тая, парень пытался освободиться, но затем ослаб. В гневе Ка и Оливер набросились на толпу детей, чтобы прорваться к другу. Но демон уже вытащил из жертвы маленький кусочек света. Тело Тая упало замертво. Душа его, сияя, оказалось во рту чудовища, затем спустилась по горлу к животу, на миг стала красной, потом голубой, а после и вовсе потухла. Живот демона начал расти, пока из него наконец не вышел младенец. Он тут же вырос в ребенка, похожего на Тая, только с пустыми глазами. Ариадна в ужасе вскричала. Оливер упал на колени. Ка взбесился, подбежал к появившемуся мальчишке, хотел снести ему голову, но вдруг застыл перед ним. Живот парализовало страшной болью, так что Ка не мог нанести удар. Руки его задрожали, меч выпал из рук. Ка стошнило.
Демоническая женщина приобняла мальчика-Тая, а затем вновь превратилась в мужчину, с которым разговаривала Ариадна.
— Ты мне очень помогла, милая. — Он улыбнулся. — Сказала нужное имя. Так что я решил тоже тебе помочь. Колдуна, что ты ищешь, зовут Хаокин. — Он рассмеялся.
Демон ушел в лес вместе с мальчиком, который уже не был Таем, и вскоре исчез, как и дети. Они оставались там вчетвером: Ариадна, что обнимала убитого горем Оливера, Оливер, Ка, который был не в силах встать из-за адской боли в животе, и Тай, который так и лежал на земле с открытым глазами, мертвый.
Кажется, эта битва наделала много шуму, и охранники Вельзи подняли тревогу. Ариадна приказала Оливеру взять на руки тело Тая, сама же помогла подняться и идти Ка, и они сбежали.
XIII
Ка в пятый раз опустошил желудок. В животе уже не было, чему выходить наружу, но организм продолжал насиловать себя и выворачивал свое содержимое наизнанку. От тошноты Ка не мог даже подняться с пола туалета. Мальчик видел, как солнце поднимается. Это значит одно — скоро похороны. Он должен быть там, а заперт в этой грязной, пропахшей рвотой комнате.
Ка попытался встать, но снова почувствовал спазм в животе и прислонился к стене. Он был готов рыдать от безнадеги и боли, которую приносил ему собственный организм. Он не дает пойти на похороны друга! Не дает поскорбеть с остальными, не дает попрощаться с товарищем. А как иначе принять ту простую мысль — дорогого тебе человека больше нет?
Ка умылся водой из рукомойника и взглянул в зеркало. В отражении он увидел в этой грязной комнатке себя. То есть как себя... кого-то. Длинные каштановые волосы, тело будто взрослого, и лицо — Константина, его брата. Собственное же давно сгнило в могиле.
Юноша прислонился к зеркалу, и оно запотело. Ка отстранился. Теперь лица и вовсе не видно, лишь длинные волосы, которые могут принадлежать хоть Адриане. Мальчик, сам не зная для чего, вывел на стекле свое имя — «К». Что это за «К»? Имя из одной буквы? Он хотел дописать слово, но не знал, как его закончить. Тогда вывел еще несколько букв. Получилось «Кто я?»
Сразу после Ка почувствовал рвотный рефлекс и схватился за тазик. Желудок его сокращался, но внутри было пусто, поэтому Ка выхаркал только слюни.
Нужно выбраться из этой чертовой комнаты и пойти на похороны! Там Оливер, там Света, там Андрей, Адриана и все остальные. И если Ка не придет, это будет значить, что он подвел их, что ему плевать на Тая. А это не так. Он его друг. Был им. Надо привыкнуть к прошедшему времени...
Ка снова попытался встать, но живот сводило. Тогда мальчик нашел свою палку, которая валялась у входа, оперся о нее — треснутая. Щелкнуло, и деревяшка разломилась, а Ка упал на пол. Его трясло, он глядел на свои окровавленные руки, на куски сломавшейся палки и на ее острый металлический конец. Ка взял его и, проверяя лезвие, обрезал прядь волос. Она упала на пол. Как легко. Клинок не затупился. Мальчик взял другую прядь, чиркнул по ней — и так, пока не обрезал все волосы. Он медленно встал и подошел к зеркалу. Дымка со стекла спала, и Ка увидел свое отражение. Совсем взрослый юноша, высокий, широкоплечий, сильный. Короткая стрижка сделала лицо более мужественным. Парень еще раз умылся, подровнял концы и вышел из комнаты.
С Таем пришло прощаться так много людей — гроба с умершим почти не было видно. Половину из них Ка попросту не знал, а другую половину скрывала первая. Каким-то образом парню удалось пробиться к могиле.
Там лежал его друг, его брат, Таисий Гесс. Интересно, это его настоящее имя? Скорее всего, нет. Но все будут помнить его как Тая. Он был как и при жизни. Длинный, немного несоразмерный. Только вот больше не улыбается. Глаза закрыты, а лицо белое и мертвое. В нем нет больше огонька души. У Ка накатились слезы на глаза. Тай был всегда таким веселым, живым. Зачем его забрали?
Ка поцеловал друга в лоб и отошел в сторону. Был печальный день. Такой белый. Солнце скрылось. Да, оно сияет где-то в небесах, но это ясно лишь потому, что мир сейчас не в кромешной тьме.
Ка увидел, что Света вдруг сорвалась, когда Адриана подходила к могиле.
— Это ты во всем виновата! — заорала Света как резанная. Она была в черном: черное платье, туфли, черная вуаль на расплетенных волосах и только глаза красные от слез. Ка подумал, что Света никогда не была такой красивой для Тая, как сегодня.
Она буквально накинулась на Ариадну, пыталась расцарапать ей лицо, выдрать волосы. Ариадна делала со Светой то же самое.
— Прекратите! — вскричал Ка и сам удивился своему голосу — такому громкому и взрослому. Юноша подбежал к девушкам, разнял их и встал между ними.
— Она убила моего мужа! Из-за нее наш сын остался сиротой! Она убийца! Ее надо казнить!
— Перестань, — сказал ей Ка. — Ты знаешь, что это не так. Тая убил демон. И убил он его, потому что Тай заключил сделку. Адриана в этом не виновата. Она не знала об этом. Никто не знал до самого последнего момента.
Света гневно глядела на Ка, готовая и в него вцепиться, а потом вдруг осознала, что говорит сейчас с другом Тая. Она бросилась на шею к Ка и зарыдала.
— Всё будет хорошо, — шептал он ей. — У тебя всё еще есть сын. И пока ты жива, он не осиротел до конца. Ты не одна. Мы с тобой. Мы все скорбим. Мы поможем... Такова жизнь. Все мы рано или поздно умрем.
XIV
Один день отделяет нас от счастья. Еще недавно все с нетерпением ждали, когда же отобьют замок Оливера. Теперь мысли всех занял один только Тай. Его друзья сидели в баре и пили, печалясь о том, что товарищ, душа их компании, мертв. Ка приуныл в дальнем углу, ни с кем не общался. Оливер заглатывал одну рюмку за другой, и Ариадна уже больше не могла на него смотреть. Она сбежала в лес.
Девушка не знала, куда ей уйти и как спрятаться. Какая глупая смерть! Какая глупая сама Ариадна! Что бы Тай на это сказал? Он, наверное, не винил бы девушку в случившемся. Ведь он никогда никого не винил, только на Ариадну однажды накричал и то не со зла. Девушка бродила по лесу в своих мыслях и вдруг наткнулась на знакомую поляну.
В воду мы венки запускали,
Праздником цветов называли...
Здесь они были так счастливы. Такая красивая ночь была. Огоньки плыли по воде, звезды, песни у костра, Тай кружит свою Свету — им когда-то Ариадна завидовала. Она побежала дальше и увидела те цветы — ландыши. Они всё еще росли на поляне. Сколько их ни срывай, они всё равно будут здесь, живые.
Ариадна собрала цветы в подол юбки. Много-много цветов, а потом пришла с ними в бар и бросила на пол, напевая:
В воду мы венки запускали,
Праздником цветов называли...
Ариадна начала, как ненормальная, украшать ландышами всё в комнате. Света тоже вдруг подошла к девушке, взяла цветы и подхватила песню:
В воду мы венки запускали,
Праздником цветов называли...
Вскоре к ним присоединились и остальные. Они уходили за цветами и украшали бар. Всё помещение покрылось ландышами, сам воздух обрел их запах.
Ариадна взяла арфу и вместе с другими музыкантами заиграла:
В воду мы венки запускали,
Праздником цветов называли...
Они играли всё быстрее и быстрее. Люди подпевали и кружились в танце. Затем музыка сменилась.
Светало. И Ариадне казалось, что она даже счастлива. Только счастье это было печальным. Она предложила всем станцевать детский танец стрекозки. Люди стали искать себе пару для него.
— Позволишь пригласить тебя?
Ка протянул Ариадне руку и улыбнулся. Девушку всегда удивляло, когда этот подросток начинал вести себя адекватно. Но ей не хотелось злиться на него. Она приняла приглашение.
Поднимаемся на цыпочки, смотрим сначала влево, потом вправо. Так повторяем дважды. Затем переход. Снова это движение. Теперь лодочка, качаемся... Они кружились в танце, и Ариадне казалось, что она забыла обо всех своих тревогах. Будто друг не умирал, будто не было ужасного детства, будто любовь и гармония — вот что царит в этом мире.
— Ты правильно сделала, что устроила всё это, — сказал ей Ка. — Таю бы понравилось.
Повсюду запах ландышей. Движения в танце, музыка. Ариадна чувствовала себя в безопасности, в руках прекрасного мужчины, сильного, благородного, которого она не могла ненавидеть больше. Она ощущала прикосновения его холодных, длинных пальцев, сладкий запах сигаретного дыма, ей показалось, что она влюблена, и после этого последовал поцелуй.
Ариадна поцеловала Ка, и всё внутри ее оборвалось. Мир стал темным, гнетущим, она поняла, что целует не того.
— И что это такое? — спросил Ка, косо глядя на девушку.
— Прости, — прошептала она и попятилась. — Я случайно... не хотела тебя... Прости.
Ариадна в ужасе выбежала на воздух. Как это? Почему это случилось с ней? Почему она подумала, что Ка — это тот, кого она любит? Нет. Она представляла другого на его месте. Да, Ариадна знала, кому принадлежит ее сердце. Было нетяжело его найти. Ариадна всегда вычисляла, где скрывается Оливер.
Он сидел на дереве в лесу, сверху наблюдал за птицами.
— Оливер! — закричала Ариадна и полезла к нему. Парень перевел на девушку одурманенные глаза. Он никогда на нее так странно не глядел. Ариадна застыла, не смея лезть дальше.
— Зачем пришла?
— К тебе, — ответила она, еще смотря на Оливера. — Ты можешь твердить, что мы не подходим друг другу, что я не твой человек, что я слишком упряма, противоречива и... всё, что ты мне тогда наговорил. Но я люблю тебя и остальное мне...
Оливер вдруг наклонился и поцеловал Ариадну. Холодное лезвие страсти поразило ее. Оливер впивался в губы девушки страстно, жадно, и Ариадна испугалась — она же не вылезет потом из этой черной любви. Нет, нет...
И Ариадна позволила себе окунуться в нее с головой.
История одного чудовища
VI
Дни тянулись лениво в этом мирном оазисе. Каждый занимался своим делом. К Николасу приходили люди, они разговаривали о чем-то, уходили. Мэри почти всё время рисовала, или стреляла из лука, или вышивала. Хаокин же... Он не мог поймать рабочее настроение и скучал об безделья. Он то болтал с Атталями и их гостями, то работал в лаборатории Николаса, то убегал в местную деревню, а как-то раз ему попалась интересная книга...
— Что читаете? — спросила Мэри. Она была в прекрасном настроении после прогулки.
— А... ну, не знаю, — ответил Хаокин. Он лежал на диване под пледом и прятал книжечку от графини. — Названия нет. А жанр... скорее любовный роман.
— И о чем же он?
— О любви, конечно. Об очень раннем браке. Но я читаю эту книгу не из-за шуры-мур. А из-за линии предательства. Дело в том, что я немного знаком с материалами этой истории. И мне интересна интерпретация автором одного события...
— Вы уже меня заинтриговали, Хаокин. Что за роман такой? — Мэри потянулась за книгой.
— Думаю, вам не так важно узнать, как мне, — ответил парень и накрылся с головой.
— Хаокин! — воскликнула Мэри.
Графиня теперь сгорала от любопытства. Она выбросила плед. Хаокин убрал книгу в карман и убежал в другую комнату. Мэри — за ним. Ей понравилась эта игра. Хаокин же просто не хотел показать якобы «роман» Мэри, но графиня действовала хитро и настойчиво и стащила книгу. Хаокин отвернулся и закрыл лицо рукой. В начале Мэри радовалась победе, но потом...
— Это же... — она прошептала, а потом закричала: — мой дневник! Личный дневник!
Хаокин развернулся к ней.
— Да, каюсь, — сказал он с натянутой улыбкой.
Мэри дала ему пощечину.
— И какой ты друг после этого? — закричала она. — Глупый мальчишка! И что за чушь ты нес?
— Ой, извините, старая леди! Может, стоило получше дневник прятать?
Еще пощечина.
— Да пошел ты!
Хаокин еще пару дней избегал Мэри. Но раз не гонят, подумал он, значит, можно остаться. Колдун полностью посвятил себя зельеварению. Еще года два назад парень составил идеальный список зелий для ежедневного использования. Поэтому сначала Хаокин пополнил запасы. Не вечно же жить у Атталей, а мир опасен и полон врагов. А после сосредоточился на главном — он всё не мог найти точку сосредоточения сил парада планет. Парень испробовал множество комбинаций, заклятий, вещей-поисковиков, но ничего. Ничего! Это раздражало. Днями Хаокин не выходил из лаборатории, ел, спал там, нервно курил. Уже вся комната провоняла дымом, уже тошнило от этого запаха.
Мэри простила нерадивого гостя. Она даже заходила в лабораторию и пробовала вытащить оттуда Хаокина, но без толку. Он был зол и весь в работе. Не желал никого видеть, даже хозяев гнал. Выпроваживал их под разными предлогами. Правда, как-то Николас остался с ним на час. Пришел хвастаться магической новинкой — железные шарики во льде. Их хранят в специальной коробочке, где они не тают, а потом забрасывают в карман к врагу, и когда лед станет водой, начнется дождь и — ба-бах — молния поражает врага, и он мертв. И вроде как природа убила, а ты не при делах. Хаокину это понравилось, но потом он всё же выставил Николаса.
Один раз в лабораторию попала девчонка лет так десяти. Ее мама работала на кухне и брала дочь с собой в поместье. А девочка любила гулять по дому. Пробралась и в лабораторию. Да не одна, а с котенком — глаза, как огни, горят, кричит, злится.
— Что ты здесь делаешь? — Хаокин присел на корточки, кровожадно глядя на ребенка.
Девочка крепко сжимала котенка и чуть не плакала от ужаса.
— Ну же! — поторопил Хаокин.
— Я просто... просто хотела посмотреть... мой котенок... он сюда прибежал. Я не хотела, — бормотала девочка.
— Котенок? — переспросил Хаокин, и на его лице засияла коварная улыбка. — Покажи мне. Какой милый глупенький зверек. И где только такие берутся? — Хаокин погладил питомца против шерсти. Губы колдуна еле шевелились, а зеленые глаза зыркали еще бешенее кошачьих. Котенок вдруг зашипел и оцарапал Хаокина. Парень засунул зверьку палец в рот, пусть себе кусает. — Неужели у вас не принято топить котят? — спросил он у девочки, а потом вернул ей зверька. — Ну же! Беги!
И девочка рванула со всех ног. На удивление Хаокина на следующий день снова пришла.
— Ты его убил! — закричала она и топнула ногой. Колдун с любопытством наблюдал за разъяренным ребенком. — Ты убил моего котенка! Убил! Он умер из-за тебя!
— Как же я это мог сделать? Я весь день тут был.
— Я знаю, что это ты! — сквозь слезы кричала девочка. — Ненавижу тебя, ты плохой!
Хаокин резко поднял ее в воздух. Это произошло так внезапно, что девочка заткнулась и лишь глядела на дяденьку полными слез глазами. Хаокин потянул руку будто к ее шее, но вместо этого провел по щеке пальцем, вытер слезу.
— Покажись мне. Какое милое наивное дитя. И где только такие берутся? Совсем нет уважения к старшим. — Потом поставил девочку на ноги, но она свалилась на пол. — Ну же! Беги!
Больше этот ребенок не заходил в лабораторию.
В один день Хаокин всё же вышел из своего логова и снова встретился с Атталями в гостиной. Завел с ними учтивую беседу, но сам наблюдал за каждым их движением.
— Хаокин, пока вы в моем доме, считаю важным кое-что обсудить. Вы понимаете, что... прожигаете свою жизнь? — спросил Николас. Хаокин прищурился. Чего этот старик добивается? — От природы вам дано всё: острый ум, талант, здоровье, красота. Вы в свои годы уже обладаете огромными знаниями в зельеварении и отличный маг. Но ваш образ жизни... Скажу прямо: вас все ненавидят и хотят убить. Конечно, не в этих стенах. Бесконечные пьянки, гулянки, разборки. Я понимаю, у вас умерла невеста, и вас все в этом винят. Это тяжело, но прошло уже несколько лет. Пора прийти в себя. Если хотите, мы поможем. Вы ведь умный молодой человек, и, я уверен, будут у вас в жизни еще много открытий и свершений. А доказать свою невиновность тоже можно, как и заслужить уважение света. И однажды вы снова встретите хорошую девушку, женитесь, заведете детей. Прекратите так прожигать свою жизнь.
Хаокин улыбался и смотрел на Николаса.
— Зачем? — спросил парень. — Это мой сознательный выбор.
— Как это может быть сознательным выбором? Я не могу понять.
«На себя посмотри! Ты отгородился от жизни, от своей жены, а вы были так нужны друг другу!» — хотел закричать Хаокин.
— Так это, — ответил он вместо. — Вы странно рассуждаете. Говорите, природа одарила... Слышали такое выражение: каждый дар — это проклятие. Гении не умеют завязывать шнурки. А я...
— ...Но и каждое проклятие — это дар, — перебил его Николас. — Порой изъян толкает добиваться невозможного. Всё зависит от силы характера.
— Это да, силы... характеры... А если я не хочу жить так, как вам кажется правильно? Может, еще запретите мне пить, курить? — продолжал он. Потом взглянул на Мэри Атталь. — Такое ощущение, будто я — провинившийся подросток. — Он снова посмотрел на Николаса. — Я живу, как хочу. Это мое право. Без денег и подобной мишуры можно обойтись. И плевать мне на уважение света! Радоваться любви толпы? Толпа безумна и глупа!
— Хаокин, не злитесь, — сказал Николас, внимательно взглянув на него. «Он меня тоже изучает», — подумал Хаокин. — Я и не говорю, — продолжал Атталь, — что хороша любовь толпы, но нельзя же, чтобы тебя ненавидели все.
— По крайней мере, в ненависти нет лицемерия. А любовь... Знаете, как меня назвала одна девушка? Эксцентричным героем! Ну и бред! Эта толпа слишком сильно возносила мои хорошие поступки. Сделаешь добро однажды — будут вечно просить помощи, словно ты заделался в спасатели. Мало того, люди любили меня даже за мои худшие черты. Ты плюешь человеку в лицо, а он радуется. Это сумасшествие! Вот и вы тоже. Могу поспорить, вы считаете меня не каким-то больным ублюдком, а запутавшимся мальчишкой. Его жалко и хочется помочь.
«Не жалко. Просто я — интересная игрушка для вас», — подумал Хаокин.
— Ну, — сказала Мэри. — Довести себя до такого состояния. Кошмар просто! Одни кожа и кости. В любой момент смерть прейдет! А он еще упрямится и слушать ничего не хочет.
— Не надо меня жалеть. И не надо заблуждаться по моему поводу. Я не хочу оправдывать ваши ожидания. Я и тогда не притворялся правильным и сейчас не буду. По мне, так проще заслужить ненависть, чем изображать из себя невесть что и поддерживать эти нелепые сладко-приторные дружбы.
— Как эта? — проговорила Мэри Атталь медленно.
— Нет. С вами я пока что друг. Просто вы еще не видели моего настоящего лица, — говорил Хаокин и от нервов тряс рукой. — А я не люблю скрывать правду. Я чудовище, и я опасен. У меня с башкой не всё в порядке, как вы не понимаете! Именно поэтому я не хочу, нет, я боюсь и не стану заводить семью, детей, друзей и всё такое. Честно говоря, уж лучше бы вы не впускали меня в свой дом. Это ничем хорошим не кончится. В конечном итоге вы возненавидите меня, я знаю это.
— Хаокин! — воскликнула Мэри. — Не смейте о себе так говорить. Вам забавно оскорблять самого себя?
— Это мое любимое занятие.
«Как же сложно с ними... — подумал Хаокин. — Ну почему они просто не могут увидеть меня!» Какая желанная мечта и одновременно пугающая... Нет, Аттали не правы: Хаокин не хотел скатываться в яму, но и не мог жить по-нормальному. Рассудок всё больше подводил... Единственное, что хоть как-то позволяло парню оставаться на плаву, была его цель. Но парад планет наступит только весной, а до нее еще надо дожить.
Честно говоря, Хаокин боялся себя и не хотел взваливать на собственные плечи такую ответственность. Всё же менять законы мира — не шутка. Но эта идея жила у него в голове еще до того, как крыша поехала. И только эта идея позволяла ему окончательно не уйти в безумие.
И да, было эгоистично поддерживать отношения, пока он еще жив. Но Хаокин не мог перебороть это желание любить и быть любимым. Он рвался к людям, хотя боялся за них, он ненавидел себя таким, хотя в тайне надеялся, что его спасут.
Еще несколько дней Хаокин не покидал лабораторию. Зелья выходили идеальными, но колдуна это не радовало. Не удавалось выяснить главного — где пройдет парад планет. Осталось еще полгода, но страхи и тревоги медленно поглощали юношу. Он уже не мог пить и есть. Только курил и злился, от чего становилось только хуже. Он хотел покинуть этот чертов дом, сводивший его с ума. По ночам его мучили кошмары.
Как-то Хаокину снилась комната, полная зеркал. Он стоял перед одним из них и разговаривал сам с собой. Это было до жути страшно.
— Я должен им признаться, — сказал Хаокин.
— Ты, что ли, шутишь! — закричало отражение. — Зачем?
— У меня уже нет сил скрывать. Меня тошнит от этого всего. Я устал лгать, устал бесконечно носить маску!
— Это твое лицо, а не маска, — спокойно ответило отражение. Хаокин глядел на зеленые безумные глаза, на губы, скривленные в улыбке. Отражение смеялось над ним.
— ЭТО НЕ МОЕ ЛИЦО! — закричал Хаокин так, что ему стало страшно от собственных воплей. Зеркало треснуло посередине.
— Ты, что, совсем ничего не понимаешь? — говорило отражение спокойно. — Можно простить многое. Подножку или что тебя не пригласили на день рождения. Но это... Такое нельзя простить. Это, считай, убийство. Как можно простить убийцу? Как можно простить предательство?
— Но... лгать, скрываться. Я этого не выдержу! — Хаокин чуть ли не рыдал.
— Выдерживал же раньше, — отражение усмехнулось. Кажется, чем хуже себя чувствовал Хаокин, тем лучше было отражению.
— Я не понимаю зачем? — прошептал Хаокин.
— Всё ты понимаешь. Не задавай глупых вопросов.
— Но ведь... это давно в прошлом.
— Давно в прошлом? Прости, пожалуйста! Ты сказал, давно в прошлом? — кричало отражение. Оно становилось всё больше и страшней — через человеческие очертания пробивался монстр, рептилие. Хаокин попятился. Кожа чудовища рвалась, кости гнулись и разрывались, раскидывая куски мяса. Вырастали когти, клыки, тело объяла зеленая чешуя. Змей уже не вмещался в зеркале и пытался выйти в реальность, он бился о стекло, и вся комната дрожала. — Давно в прошлом? Скажи это четырем могилам на кладбище! Давно в прошлом? Это дни Мэри и Николаса давно в прошлом.
— Мне их жаль, — прошептал Хаокин.
— А себя тебе не жаль?
— Жаль тоже...
— Тогда убей их! — зарычало отражение. И Хаокин увидел свои безумно горящие глаза в змее. В них не было ничего человеческого, даже звериного. Просто чистое безумие. Оно сочилось и в нем самом.
— Что? — еле произнес Хаокин.
— Ты ведь этого хочешь, — сказал змей. Он уже начал прорываться через трещину в стекле. — Просто убей. Никто не узнает. Да и кому какая разница? Ты подумай. Это отличный вариант. И дом оставь себе. Тебе так будет спокойней, они не станут больше тебя мучить своим удрученным видом. Аж противно. Еще жалеть... ИХ? Давай! Ты же безжалостен. Убей, раз так хочешь.
— Я не хочу, — шептал Хаокин, пытаясь убедить в этом скорее себя. Парень схватился за голову.
— Не хочешь? А кто тогда хочет? Я? Твое отражение? — спросил змей. Он уже был не таким большим. Он словно сдувался, его кожа становилась бесформенной.
— Я просто снова схожу с ума. Опять говорю сам с собой!
— Вот именно! А всё они, эти гадкие людишки, — шептал змей.
— Перестань! — закричал Хаокин.
— Я говорю, как есть.
Отражение сдулось. Лицо Хаокина в виде змеиной коже валялось на зеркальном полу и шевелило ядовитыми зубками. А в глазах еще сверкала злость.
— Прекрати, — молил Хаокин. — Прекрати!
Парень проснулся в холодном поту. Была глубокая ночь. Хаокин решил проветриться, открыл окно, выпрыгнул из него, и, чтобы не сломать ноги, перед падением огнем оттолкнулся от земли. Затем стал бродить по территории Атталей. Как тихо, спокойно.
Хаокин прошел мимо конюшен, спустился к лесу, увидел мишень. Рядом лежал лук со стрелами — забыли убрать. Парень неуверенно поднял их. Как давно он не держал в руках лук! Натянул тетиву... совсем не видно мишени. Хаокин пригляделся. Нет. Ничего. Тогда он закрыл глаза, присел на колени. Снова натянул тетиву и стал ждать, слушать. Ночь, кузнечики, шелест деревьев. Абсолютный покой, будто и не было этих тяжелых десяти лет. Будто он снова ребенок, будто он не Хаокин. Парень медленно направил лук в ту сторону, где, как ему казалось, должна находиться мишень, и выпустил стрелу.
Врезалась.
Хаокин побежал проверять. Стрела попала не в центр, а в деревяшку. Чего еще можно было ожидать?
Парень спустился в лес, ходил по оврагам, залезал на деревья, отдыхал от дома с приведениями. В лесу хорошо. Уже порядком надоел запах сигарет, а прохлада — это здорово. А насекомые — их и потерпеть можно.
В поместье Хаокин вернулся наутро. Словно перерожденный. Он побежал на кухню — довольно маленькая, но приятная. Почти все спали. Было, наверное, около четырех утра, и в такое время еще не начинали готовить. Поэтому он решил сделать это сам.
Хаокин хорошо готовил. Только вот в последнее время это не приносило ему удовольствия. Ничего не приносило. Но только не сегодня. Он даже напевал песенку. Что-то про цветы, весну и праздник. В голове его звучала мелодия арфы, он покачивал головой и чуть пристукивал ногой.
— Так это вы? — услышал Хаокин позади себя голос Мэри Атталь. Он обернулся и в первый раз за всё время искренне улыбнулся ей.
Графиня была в светлом платье. Женщина стояла на холодном полу босая и потягивалась. Она еще не собирала свои рыжие волосы, и оттого казалась совсем молоденькой. Ей очень шло.
— Доброе утро! — воскликнул Хаокин и подскочил к ней. — А вы помните танец стрекозы? Его еще дети танцуют.
— Танец стрекозы? — рассмеялась Мэри Атталь. — Почему вы о нем вспомнили?
— Просто! Это такой прекрасный танец. Но его танцуют только дети. А я уже даже забыл движения.
— Я напомню, как начинается.
— Покажите!
— Хорошо... Повторяйте. Так, ладно, вы стоите напротив меня. Сначала руки за спину, ноги на ширине плеч. Поднимаемся на цыпочки и смотрим сначала влево, потом направо. Так два раза. Затем переход... Снова это движение. Теперь лодочка, качаемся, теперь я прокручиваюсь над вашей рукой.
Они повторяли эти движения, смеялись. Еще странные движения, повтор, переход, шажки.... Получился танец.
— Слушайте, может, как-нибудь под музыку? — спросил Хаокин. — Вы говорили, где-то здесь поблизости живут музыканты.
— Да, думаете пригласить?
Скоро в гостиной заиграли гитара, арфа... Хаокин и Мэри продолжали дурачиться и танцевать. Дом точно ожил, запел, заплясал. На музыку спустился Николас Атталь. Он не спал всю ночь. Работал в кабинете. И вид у него был такой себе: глаза красные, одежда помятая.
— Я так рад, что вы не спите! — воскликнул Хаокин. — Вы срочно мне нужны!
Телекинезом он соединил в пару Мэри и Николаса. Графиня взвизгнула от неожиданности, но продолжила танцевать, смеясь и увлекая за собой мужа. Николас с удивлением смотрел на супругу и не понимал, что происходит, но Хаокин и Мэри находились в таком взбудораженном состоянии, что заразили и его. Николас улыбнулся — ну и чудачества у них! На щеках у Мэри появился румянец. Она с некоторым смущением глядела на своего кавалера. Аттали так давно не проводили время вместе. По-настоящему вместе. А теперь вдруг зачудили.
Хаокин не остался без пары, а пригласил на танец красавицу Юлию. Она была не против. Ей нравилось танцевать, нравилось быть юной и совершать прекрасные ошибки молодости.
Мэри ощущала себя той безумной девчонкой, которой когда-то была. Та Мэри не боялась ничего, та бунтарка-Мэри первая среди сверстников влюбилась в мальчишку — весельчака Николаса Атталя. Они сначала вместе играли. А потом он пригласил ее на танец, а она вся раскраснелась. Она мечтала, что Николас будет ее мужем, хотя еще мало знала его. Но сердце не обмануло. Он — ее вторая половинка, он всегда ею был. Даже тогда, когда детей их убили, даже тогда, когда они не смогли защитить их, даже тогда...
А Николас просто был счастлив увидеть хоть на миг улыбку Мэри — женщины, которую он боготворил. Наверное, поэтому он и впустил к себе в дом этого проходимца, Хаокина. Мальчишка почему-то запал Мэри в душу. Он заставлял жену смеяться и радоваться жизни хоть ненадолго.
Да и сам Хаокин забыл о своих тревогах. Ему казалось, что во всем мире нет места лучше, чем поместье Атталей. Казалось, что тот пожар в доме не случался. Казалось, что здесь живет счастливая семья... И всё эти чужаки были на миг счастливы.
Хаокин только слышал музыку, чувствовал аромат ландышей, ее аромат... прикосновения женской руки, ее грациозные движения, улыбка, красновато-карие глаза, поцелуй...
Внезапно всё оборвалось. Хаокин замер посреди комнаты в недоумении. Юлия тоже. Всё же было нормально. Ничего не случалось.
Но Хаокина уже трясло. Он не мог понять, зачем и что делал всю ночь и утро. Как он мог так поступить? Как мог устроить эти дурацкие танцы, как мог свести Мэри и Николаса, как мог улыбаться этим людям? Хаокин не понимал, что чувствовал минуту назад. Кажется, это было не по-настоящему, только во сне. Всё в голове перемешалось.
Парень резко выбежал из комнаты, машинально рванул вверх по лестнице, потом в какую-то комнату. Прошло около часа или минуты. К нему зашел Николас. Хаокин наконец очнулся — до появления Атталя он даже не понимал, где сидит. Кажется, это какой-то склад вещей. Голова кружилась, и Хаокин думал, что сейчас сойдет с ума. Нужно сосредоточиться на реальности... У двери стоит шкаф — он чуть отклонен вбок. В нем нет одежды, зато внутри почему-то стул. А еще есть фиолетовый диван с дырой. Хаокин как раз упирается в него спиной, а сам он на полу.
Николас присел на диван и тут же появился в зеркале на стене. «Я не вижу себя, но вижу его в отражении, — подумал Хаокин. — Значит, он не видит себя, но видит меня».
— Что с вами случилось? — проговорил Николас.
— Вы так многое у меня спрашиваете. И так многое слушаете. Не перебиваете, даете высказаться. Наверное, я любопытный экземпляр. Либо вам скучно. Откуда вы такие — хорошие слушатели?
— Просто мы когда-то были родителями, — ответил Николас. Хаокин усмехнулся.
— Значит, те, кто не умеют слушать, — не родители?
— Те, кто не умеют слушать, не могут быть родителями.
— Тогда очень жаль, что ваши дети мертвы, — сыронизировал Хаокин.
— Вы нарочно каждый раз говорите о них, о пожарах. Вам нравится делать людям больно? Поверьте мне, больнее нам уже не сделаешь.
— Да, жаль. Надоело мне у вас...
— Так почему не уходишь?
— Некуда.
Молчание.
— Что с вами случилось? — повторил Николас.
— А? — Хаокин подумал и ответил совершенно не то, что у него спросили: — Наверное, я всегда слишком много чувствовал. Даже эмоции других людей.
— Тогда сложно убивать. Когда понимаешь чужую боль.
— Нет. Наоборот, проще. — Он опять замолк и затем снова сказал невпопад: — Кажется, я влюбился.
— Да? В кого же? В Мэри? Вы ей точно нравитесь. Иначе я бы и не пустил вас на порог.
— Нет. — Хаокина это рассмешило. «Я ее ненавижу, ненавижу, ненавижу!»
— Неужели в служанку? Она, конечно, хорошенькая...
— И только, — проговорил Хаокин.
— И только, — эхом повторил Николас. — В кого же?
— Я не слишком знаком с ней. Просто однажды она спасла меня, и я отплатил ей тем же. Но сегодня мне показалось, что я вижу ее, что я прикасаюсь к ней и что меня тянет к ней. Это какое-то наваждение, это нереально, это всего лишь призрак в моей голове...
Молчание.
— Мэри сказала, что словно видела вас раньше. Еще до Академии. У меня тоже есть такое ощущение. Но я не могу понять...
— Не можете понять, кто я? — Хаокин чуть ли не рассмеялся.
— Да. Кто вы?
— Всего лишь убийца, — пробормотал Хаокин. Его глаза метнулись к зеркалу, где был Атталь. Хаокин нервно вскочил с места и вышел из комнаты.