Глава 33
Лиса
Последние несколько дней я думала о нашей предстоящей свадьбе. Чонгук настроен на роскошное торжество, несмотря на то, что «его убивает осознание того, что на меня будут смотреть десятки других мужчин». Потому что при этом он жаждет, чтобы десятки этих мужчин и все знали, что я теперь его жена.
Если честно, я не хочу быть на виду у кучи его богатых партнёров и их семей. И не хочу, чтобы мой отец был на виду у них.
Новость о том, что владелец самой успешной строительной компании женится всё равно разнесётся по СМИ, для тех, кому интересна личная жизнь бизнесменов или политиков. А Чонгук не просто бизнесмен, его компания входит в пять лучших не только в нашей стране, но и в некоторых странах заграницей. Его каждодневный труд достоин уважения и... восхищения. И мне искренне обидно, что он мне неудобно с таким мужем быть никем. Или даже не пытаться стать кем-то.
Я читала о его успешных проектах на Бали, в Германии, Румынии и ещё некоторых местах. Я смотрела официальные цифры выручки его компании за год и даже не могла распознать, сколько именно там нулей.
Уверена, о его первом браке тоже написано немало статей, но я не читаю их. Или читаю, но обрываю себя наполовине, потому что мне неприятно вспоминать о его жене и любовницах.
Мне нужно немного успокоиться и сказать ему.
Моя лаборотная группа заканчивает работу и мы выходим после того, как преподавательница диктует нам несколько тем и вопросов, которые нужно подготовить для следующего занятия через неделю. Увидев очередь из всех моих одногруппников у лифта, я решаю спуститься по лестнице.
На одной из ступенек достаю книжку из сумки, но каким-то образом слегка подворачиваю ногу из-за каблука и спотыкаюсь. Хорошо, что не падаю сама, только на самой нижней ступеньке теперь валяется моя книга. Собираясь спуститься за ней, я наблюдаю за тем, как идущий мне навстречу парень поднимает её с пола.
— Ревность. Как с ней жить и сберечь отношения. Роберт Лихи, — вальяжно читает он, ухмыляясь и свободной рукой проводя по своим коротким каштановым волосам. Его цвет волос немного схож с моим, только на оттенок светлее. — Ты ревнивая? — спрашивает он, делая несколько медленных шагов наверх, ко мне.
— Нет, не я.
— Значит, твой парень?
— Парень... — сипло повторяю я, откашливаюсь. Чонгук был парнем лет восемь назад, если не больше. Хотя я не могу утверждать. Уверена, даже в свои двадцать он выглядел не как обычный парень, а так мужественно, как это только возможно. — Да, парень.
— И что, это настолько тяжёлый случай, что нужно дополнительно читать литературу?
— Это настолько тяжёлый случай, что ему может не понравиться, что я долго читаю книгу и он может её сжечь, потому что я уделяю ей слишком много внимания.
Прыснув от смеха, он доходит до меня и останавливается на две ступеньки ниже — и даже при этом и с моим небольшим каблуком он возвышается, смотря на мою макушку сверху вниз. Он достаточно высокий, я привыкла к тому, что большая часть парней выше меня, даже если их рост средний и я на каблуках.
— Забавно, — он протягивает мне книгу, которую я забираю, после того как он её отпускает.
— Ты с политологии?
— Социология.
— Первый курс?
— Да, а ты? — спрашиваю я, но скорее из вежливости.
— Я на магистратуре, коротышка.
Меня подергивает от прозвища, которым он меня называет, но я только отвожу взгляд.
Если он магистр, то старше меня на пару лет. Если где-то в районе двадцати одного или двадцати двух. Он первым прерывает образовавшуюся между нами недолгую паузу, тыкая в мою книгу:
— Мне кажется, тебе нужно бежать от такого ревнивца. Ты слишком прекрасна, чтобы кто-то прятал тебя и ограничивал твою свободу.
— Я не говорила, что он прячет меня или ограничивает мою свободу. — Хотя не могу не согласиться с тем, что ему хочется. — Но спасибо за совет.
— Как насчёт ещё одного совета? Например, пойти на этих выходных свидание с адекватным парнем, который не будет донимать тебя настолько, что придётся читать такую литературу.
Немного опешив, я позволяю себе ненадолго задержать взгляд на нём. Тёмно-зелёные глаза в обрамлении густых тёмных ресниц точно так же рассматривают меня, только с большим напором. Он симпатичный, высокий, у него приятный голос. И мне льстит, что кто-то вроде него обратил на меня внимания, даже с учётом того, что я сказала о своём молодом человеке. Но это всё, максимум, что я могу почувствовать. Мне не нужны тёмно-зелёные глаза. Мне нужны тёмно-карие, жёсткие и жестокие, дикие, одержимые и те, что смотрят на меня с самой неподдельной лаской, которую только может предложить такой мужчина.
Мой мужчина.
— Прости, на этих выходных я не могу.
— Дай угадаю, твой парень держит тебя в заточении?
— Почти, просто я выхожу замуж за этого ревнивца, от которого должна сбежать.
На самом деле, я выхожу замуж не на этих выходных, хотя будь воля Чонгука — мы бы уже поженились. И если я скажу ему, что не хочу никаких излишеств и кучи незнакомых мне гостей, то это случится на следующий же день.
Обходя его стороной, я делаю несколько шагов вниз.
— Пока, — прощаюсь я.
— Я могу тебя отбить у твоего супер-ревнивого-парня.
— Не нужно.
— Теперь я ещё больше хочу это сделать, — я улыбаюсь про себя, не останавливаясь. — Запретный плод сладок.
— Лучше не подходи к запретному плоду, — в шутку прошу я, но при этом звучит почему-то твёрдо. Говорю я это точно не для удовлетворения моего внутреннего эго, а потому что у меня нет желания проверять, что будет.
Что будет, если этот магистр захочет отбить меня у Чонгука? И будет ли существовать этот магистр потом? Даже думать об этом не хочу, вспоминания, что мой преподаватель уволился лишь из-за того, что мой мужчина увидел, как он поправляет мне шарф.
Возможно, это было непрофессионально с его стороны. Возможно, я не знала его намерений, но это ведь ненормально и глупо оправдывать Чонгука в его безумии.
Да, я принимаю его безумие, но не оправдываю, это разные вещи.
Он может убить.
Боже, я уверена, что он может убить и сделать так, что никто никогда и ничего не узнает. И осознание того, что я принимаю это и пытаются с этим бороться и как-то извлечить, пугает.
— Говоря не подходить к запретному плоду, ты ещё больше разжигаешь интерес, — кричит он, но я продолжаю спускаться ниже, пока полностью не пропаду из его виду.
У меня нет никакого интереса.
Следующие полчаса мой водитель везёт меня к моему настоящему интересу, в его здание, в его офис, в который я поднимаюсь на лифте. Звонкий стук моих каблуков заглушает множество звуков. Оддёргивая юбку, я подхожу к секретарше, повёрнутой ко мне вполоборота. Хочу спросить, нет ли у Чонгука кого-то в кабинете, прежде чем зайти. Но она не замечает меня и продолжает говорить по телефону.
Прислушавшись, я понимаю, что очень вовремя подошла — потому что являюсь предметом её разговора.
— Охренеть просто. Мне кажется, если я вывалю сиськи ему на стол, он проигнорирует это. Я и так уже хожу по этому офису чуть ли не голая.
Действительно, одежды на ней слишком мало.
За всю свою жизнь в роли оборванки, девочки из неблагополучной семьи, дочери алкоголички я не получала столько внимания, сколько получаю сейчас.
— Своей первой жене он изменял налево и направо, а с этой будто и других не видит. Не знаю, к кому она сходила, чтобы приворожить его. Вообще не понимаю, что как он мог обратить на неё внимания и что вообще в ней находит. Наш курьер вообще считает её очень красивой.
Мне больше не хочется слушать грязные подробности его личной жизни с бывшей женой.
— Я могу дать тебе контакты, — встреваю в разговор, наблюдая, как она поворачивается ко мне и что-то неразборчиво бубнит в телефон о том, что она занята и перезвонит позже.
— Что?
— Я могу дать тебе контакты для хорошего приворота, — повторяю я.
— Спасибо, я обойдусь.
Она выше меня где-то на голову. Роскошный густые волосы собраны в хвост, позваляя глубокому вырезу декольте на её блузке бросаться в глаза. Каждый раз, когда я появляюсь здесь, у неё такое лицо, будто она хочет меня убить.
И сейчас мне тоже хочется её убить — таким способом, чтобы её сексуальное тело не нашли, даже когда оно будет безжизненно-синим.
—Чон Чонгук у себя? — спрашиваю я, стараясь не выдавать тоном, как сильно её сейчас ненавижу.
— Нет, он уехал.
— Куда уехал?
— На объекты, встречи, у него много дел.
— Когда он вернётся?
— Когда закончит с делами.
— Хорошо, я подожду у него в кабинете.
Разворачиваюсь и делаю несколько шагов в сторону, когда она быстро покидает своё рабочее вместе и перегрождает мне путь. Я смотрю на неё сверху вниз, хмурясь и скрещивая руки на груди. Она делает так же.
— Ты там не подождёшь. В его кабинет никому нельзя входить в его отсутствие.
— Мне можно.
— Никому нельзя. Ты там что-то украдёшь или сломаешь, а мне потом отвечать за это.
— Я его невеста, — чётко произношу я, чуть ли не выплёвывая в неё эти слова. — Я сама перед ним отвечу, если что-то украду или сломаю.
— Я же сказала, туда нельзя, — продолжает она.
— Хорошо, раз ты сказала.
Сглатывая, я показательно достаю из сумки телефон и намереваюсь набрать ему. Но тут же, словно всё осознав, она отходит от меня и высокомерно бросает:
— Не нужно никому звонить, — сдаётся она, видимо, понимая, кому я намереваюсь позвонить. — Проходи.
Зайдя в его кабинет, я долго смотрю возле панорамных окон и разглядываю город. Меня всегда вдохновляет этот вид. И меня всегда вдохновляет, когда любование этим видос сопровождается чуткими, но напористыми прикосновениями Чонгука.
Сняв с себя пальто, я вешаю вещь на спинку его кресла, а сама сажусь в него. Не могу выкинуть из голову слова секретарши о том, как он изменял своей жене налево и направо. Это ведь не значит, что он будет изменять мне? Слова чужой для меня девушки не должны значить больше, чем доверие между нами.
Откуда она вообще знает, что он изменял ей? Если только она не была одной из тех, с кем он ей изменял? Зачем я только это услышала, теперь я буду сидеть и накручивать себя до тех пор, пока он не вернётся.
Чтобы как-то отвлечься, я достаю из лежащей на столе сумки наушники и включаю на телефоне музыку. Такую же мрачную, которая соответствует моему настроению. Несколько мелодий — и я сама не понимаю, как засыпаю, откидываясь назад. Видимо, сонливость берёт вверх после того, как я до поздней ночи готовилась к сегодняшним практическим.
Мне снится что-то странное и расплывчатое. Я открываю глаза, только когда чувствую, как палец чьей-то руки плавными движениями гладит мой лоб. Чонгук опирается о стол и наблюдает за мной — в белой рубашке, от вздымания его груди которая в каждое мгновение готова разорваться. Этот костюм, как и все другие, демонстрирует его мускулистое, подтянутое тело, от которого я не могу отвести глаз.
Он вынимает наушники из моих ушей и кладёт их на стол возле телефона.
— Не думал, что ты решишь наполнить мой рабочий день смыслом.
— Разве его не наполняет смыслом твоя секретарша, которая скоро будет ходить здесь в купальнике?
Мне кажется, что он должен разозлиться, но он лишь ухватывается обеими руками за мою талию, тем самым заставляя меня встать и в одно мгновение заключает в свои объятия.
— Моя принцесса ревнует?
— Я просто считаю несправедливым то, что ты ревнуешь меня даже без повода к каждому столбу, в то время перед тобой целыми днями крутится полуголая секретарша.
— Я её уволю.
— Правда? И ты так легко об этом говоришь?
— Если ты мне прикажешь, я сделаю это, — серьёзно произносит он, целуя кожу моей шеи. Я хочу этого, но осознания того, что из-за меня человек останется без работы мне не нравится. Даже если это настолько противный и наглый человек, как она.
— Не нужно никого увольнять, Чонгук.
Лучше я буду продолжать раздражать её своим присутствием.
Он продолжает ненасытно, словно пещерный человек, целовать мою шею. Мои ноги подкатываются от такого напора и он одним лёгким движением меняется со мной местами, усаживая меня на стол. Его тёплые руки дотрагиваются до верхней пуговицы моей кремовой блузки.
— Чонгук, не... — пытаюсь протестовать я, но это больше похоже неуверенные мольбы. Моё лицо — оно снова горит. И неожиданно я понимаю, что краснею я только от действия Чонгука. Пару часов назад, когда со мной разговаривал старшекурсник-магистр, я совершенно не стеснялась и не горела, как каждый раз горю от этого мужчины.
— Ты никогда не прекратишь краснеть от любых моих прикосновений, — замечает он, расстёгивает пуговицу и останавливается, крепко держа ткань. Он хочет разорвать на мне одежду, он делает это настолько часто, он мог сделать это, даже если у нас нет близости. Но это всё было дома, а сейчас мы у него на работе.
— Только от твоих прикосновений... — задыхаясь, начинаю я. — Я краснею только рядом с тобой.
Эти слова как-то по-особенному действуют на него. Он звереет в один момент, его тёмно-карие глаза становятся чуть ли не чёрными и заглядывают прямо внутрь меня.
— Повтори, что ты сказала.
Чонгук наклоняется ко мне, а моя голова запрокинута наверх.
— Только ты на меня так действуешь. И никто больше, — шепчу я и слышу его хрипы, похожие на рычание, когда его губы целуют каждый дюйм моего лица.
Его дикие, страстные поцелуи заставляют меня забыть о нём и других женщинах, которые были до меня. Есть только он и я. И то, с каким желанием он на меня смотрит. Это меня успокаивает. В какой-то момент я возвращаюсь в реальность, где на мне уже нет блузки и мои ноги широко раздвинуты. И это ещё не придел, несколько секунду — и я полностью раздетая, сижу на столе в его офисе.
— Сюда может кто-нибудь войти и увидеть, — говорю я, когда он присаживается на колени передо мной и раздвигает ноги ещё шире. Его большой палец трет мой клитор, который истосковался по его приксновениям. С нашей первой ночи прошло почти две недели. Больше мы не занимались сексом, но я всё ещё помню, каково это — ощущать его внутри себя. Каково это — когда невыносимо больно и сладко одновременно. Когда ты кричишь и в то же время не можешь пошевелить губами.
— Никто не войдёт сюда без моего разрешения, принцесса.
— Я... Я хотела поговорить о свадьбе, — выдавливаю из себя я, когда он целует и облизывает внутреннюю сторону моих бёдер.
— Мы поговорим, моя девочка. После того, как я заставлю тебя кончить пару тройку раз.
— Тогда я точно не смогу говорить.
Но всё тщетно.
Я не смогу уговорить его остановиться, потому что его язык уже приростает к моему клитору и двигается в бешеном темпе. Я не просто не смогу говорить, я уже не могу думать.
Чонгук покусывает меня, вылизывает, ни не секунду не отстраняясь, даже чтобы вздохнуть воздуха. Одна его рука лежит сзади на моей попе, удерживая за неё, чтобы я не отползала. Пальцы второй, свободной руки трут мои половые губки, открывают мой вход, когда он вторгается в него языком, терзают меня.
Боже, как же сильно он терзает меня. Так сильно, что я кончаю и хнычу от нахлынувшего оргазма. Хнычу и плачу, не в силах сдержать адского удовольствия, которое он продливает.
Это происходит несколько раз, прежде чем он отрывается от моей киски и терзает мои губы, спуская с себя штаны. Последний оргазм почти отправляет меня в сон на волне эйфории, но Чонгук покрывает этот сон, когда берёт меня на руки и на весу, медленно начинает усаживать на свой член.
—Чонгук... — скулю я, пищу и почти кричу. — Пожалуйста, можно медленно? Он всё ещё с трудом помещается во мне.
— Я буду себя контролировать, принцесса. Хоть это мне слишком тяжело даётся.
Я кусаю его плечо, когда он заходит на какую-то часть. Я кусаю его губу, когда он начинает двигаться — не быстро и резко, как и обещал.
Он удерживает меня одной рукой за талию, а другой за попу, насаживая на член с каждым разом всё глубже и глубже. Он хрипит на ухо, когда мои узкие стеночки сокращаются и ещё больше сжимают его, находящегося внутри.
— Я делаю тебе слишком больно, малыш? — нежно спрашивает Чонгук, разъярённо сжимая меня в своих руках — и ему это ничего не стоит.
— Нет, просто он огромный, — единственное, что могу сказать я. Не важно, первый раз, второй или третий, потому что его размер не станет меньше, прежде чем он перестанет двигаться во мне. Секунда — и я чувствую всё, что чувствует он. Небольшой спазм в мышцах его ног, переходищий в импульс — и он заливает внутрь меня сперму, когда моё безжизненно тело поднято в воздухе на его руках.
Я наивно думаю, что это всё, но Чонгук не останавливается.
— Мы ещё не закончили?
— Нет, малыш. Я собираюсь доставить тебе ещё моря удовольствия.
— И доставить моря удовольствия себе, — в шутку говорю я, позволяя его властным губам снова растерзать мои. Кажется, в ближайшие несколько часов разговора о свадьбе не будет — потому что с его намерениями я точно не смогу говорить.