Глава 32
Чёрный циферблат моих Rolex показывает почти девятого. Мне пришлось разгребать дела на работе в ускоренном режиме до последнего и заехать в магазин, прежде чем явиться сюда. В очередной раз я могу открыть дверь своим ключом, но всё-таки что-то останавливает меня и я нажимаю на звонок один раз.
Я не предупреждал Лису о своём приезде сегодня, но мне кажется, это должно быть очевидно.
В буквальном смысле я не смогу прожить без неё ночь. Лучше облить себя бензином и поджечь — но это будет не так мучительно, как несколько лишних часов без неё.
Дверь открывается и перед собой я вижу её, своего ангела, в той же одежде, которой она уезжала универ. Белая блузка с пышными рукавами и короткая чёрная юбка, которую мне прямо сейчас хочется задрать, чтобы отшлёпать её наглую задницу.
— Чонгук ? — вопросительным тоном выдавливает из себя она, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Уже вполне привычный для меня румянец заливает её лицо.
— Ты решила от меня спрятаться?
Оценивая пространство вокруг неё, замечаю лежащие сзади сапоги на невысоком каблуке.
Опустив на пол пакет со специально купленными продуктами, я делаю шаг вперёд, тем самым нарушая её личное пространство. Хоть и красная, но она смотрит на меня, запрокинув голову и не отводя взгляда. Мои руки скользят по её осиной талии, притягивая её хоупкое тельце ближе.
—Лиса .
— Нет, я не собиралась прятаться.
— Не лги мне.
— Я не собиралась прятаться, — неуверенно повторяет она. — Просто хотела побыть сегодня с папой.
— И ты решила, что проведёшь эту ночь без меня?
— Разве это возможно? — до этого вопроса она выглядела озадаченной, но не испуганной, а сейчас я вовсе вижу спокойствие и хитрый блеск в её глазах. Возможно, она не собиралась прятаться — она хотела проучить меня, перекрыть мне кислород, показать, что я повёл себя как урод и только потом побыть с отцом.
— Ты права, принцесса. — Я обхватываю обеими руками горящие щёки и заставляю смотреть на себя, прежде, чем заявить права на её губы. Она и без того смотрела, но мне мало даже её взгляда. — Ты от меня никогда и нигде не спрячешься. Я последую за тобой куда угодно.
Несмотря на затаившуюся обиду в глазах, её тельце податливо тянется ко мне, когда я прижимаюсь своими губами к её пухлым губам. Еле заставляю себя остановиться и отстраниться, потому что мой мозг отказывается функционировать, когда я целую Лису.
Или когда я смотрю на неё. Когда вспоминаю нашу ночь после её дня рождения и того, как сделал ей предложение.
Сколько раз уже убеждаюсь в том, что моя одержимость за гранью понимания. И при этом я никогда не смогу избавиться от неё, не смогу вылечиться. Единственное, что мне остаётся, подпитывать эту одержимость, чтобы окончательно не свихнуться.
Закрыв за мной дверь, Лиса поворачивается, позволяя мне следовать за ней.
— Мы с папой пили чай.
Зайдя на кухню, я осматриваюсь и изучаю обстановку. Леонид сидит в углу стола, на столе стоит прозрачный заварочный чайник, чашки и немного выпечки. Всё настолько невинно, что я даже злюсь на самого себя, что посмел нарушить их идиллию.
Моё счастье, спокойствие и радость напрямую зависит от её счастья, спокойствия и радости.
Положив пакет продуктов на столешницу, я подхожу к Леониду и протягиваю ему руку прежде, чем он успевает повернуть своё кресло и подъехать ко мне.
— Подождите секунду, я сейчас протру стол, а то мы разлили немного, — сообщает Лису и берёт тряпку, чтобы убрать пролитый чай со стеклянной поверхности.
Леонид косится на меня и будь я проклят, но он ухмыляется.
Закончив вытирать стол, Лиса на несколько мгновений замирает.
— Я сейчас вернусь, — сообщает она и выходит из кухни, после чего мы можем слышать звук закрывающейся на замок двери.
У меня есть несколько минут, чтобы перекинуться парой слов с её отцом.
— Не понимаю причину твоей радости, — агрессивно бросаю я, облокачиваясь о стену и скрещивая руки на груди, а ноги в лодыжках. — Может, объяснишь?
— М-моя дочь собирается у-уйти от тебя? — произносит он, причём его вопросительная интонация звучит как-то риторически.
— С чего... — я откашливаюсь в кулак. — С чего ты, чёрт возьми, это взял?
— Раньше она н-никогда не оставалась на ночь. Наоборот, п-предлагала мне остаться у-у вас. В-видимо, она начала п-понимать, что ты ей не пара.
Клянусь, я впервые вижу, чтобы он улыбался таким образом. Если бы у него функционировало тело, то он бы мог зловеще потирать руки, пока изо всех сил пытается вывести меня из себя.
— Лиса никогда не уйдёт от меня.
— М-мы всё увидим.
— Тут и смотреть нечего. Не рассчитывай, что у тебя когда-нибудь появится ещё зять, кроме меня.
— Если т-ты себя так успокаиваешь.
Клянусь, его издевательская ухмылка прожигает в моём мозгу дыру. Ещё ни одного раза он не позволял себе подобного. Никогда не показывал такого очевидного победоносного выражения лица, а сейчас он даже не в состоянии скрыть это.
— Есть только один вариант для того, чтобы мы расстались — я сдохну, — я пытаюсь вдолбить это в его голову и в миллионный раз себя успокоить.
— Н-не самый невозможный вариант, п-правда? — его широкая улыбка действует мне на нервы. — Т-так что, мой п-пока что единственный зять, может в-выпьем, раз пришёл?
За всё время наших отношений с Лисой я почти не выпивал со своим тестем. И его слова издевательские намёки на наш разрыв подталкивает меня к тому, что я готов разделить с ним бутылку.
— Я схожу в магазин.
— Б-брось, ты думаешь, у м-меня нет алкоголя? — приподнимая брови, взглядом он указывает на нижний кухонный шкафчик, который я сразу же открываю. И вправду, в этом доме есть алкоголь, особенно есть учесть, что его жена — алкоголичка, которая систематически здесь напивалась.
Ставлю на стол наполовину выпитую водку и запечатанную бутылку виски, после чего беру несколько стаканов и рюмок.
— Д-давай я, — просит он, когда я собираюсь виски по стаканам. — Можешь д-достать из холодильника лимон и н-нарезать.
Делаю, как он говорит и заодно проверяю наличие продуктов в холодильнике. Каждый день, большую часть времени с ним находятся сиделки, с которыми я держу связь и которых я испепелю одним взглядом, если они сделают что-то не так. Но всё равно всегда нужно всё контролировать, люди расслабляются и забывают, кем являются, пока им не напомнишь.
В их обязанности входит, конечно, входит покупка продуктов, уборка и куча всего. Прохожусь глазами по полкам холодильника и удовлетворённо отмечаю, что он наполнен до отвала — начиная от фруктов и заканчивая разными видами мяса и рыбы.
Закончив с лимоном, я ставлю тарелку на стол и сажусь. В стаканах уже налит виски, который мы выпиваем в считанные секунды и почти сразу же выпиваем ещё.
— С-скажи мне, как она.
— О ком ты спрашиваешь? — я наблюдаю за тем, как его глаза беспокойно мельтешат, но в какой-то момент обретают спокойствие и останавливаются на мне.
— Лиса.
— Нет, ты спрашивал не о Лисе.
Я делаю глоток виски.
— К-как долго ты собираешься держать её там? Реабилитация м-может длиться до шести месяцев.
Кажется, он намекает на то, что его жену уже пора выпускать и каких-то жалких шести месяцев достаточно для того, чтобы перечеркнуть восемнадцать лет кошмара, в которых жила Лиса.
— Её реабилитация будет длиться столько, сколько я посчитаю нужным. — Допиваю виски. — Можешь не беспокоиться, хуже не сделают.
Наливая в стакан ещё алкоголя, я не замечаю, как Лиса возвращается на кухню. Её шаги тихие и невесомые, словно у левитирующей над землёй мышки. Она стоит возле меня в белом махровом халате, закрывающем её целиком. Кажется, она была в душе. И кажется, прямо сейчас я превращаюсь в доисторического человека, неандертальца, готового закинуть её на плечо и унести в свою пещеру в тысячу квадратных метров.
— Папа, вот зачем? — она хмурится, обходя меня сзади и поднимая пустой стакан в воздух. — Ты же не пьёшь.
— Я не каждый день в-встречаюсь с твоим будущим мужем, — отмахивается Леонид. — М-можем и выпить немного.
— Ты встречался с моим будущем мужем пару дней назад. Не нужно злоупотреблять этим.
— Я и н-не собирался, милая.
Явно разочарованная и недовольная, она кладёт стакан обратно и по кухне распространяется звук ударяющегося стекла о стекло. Она раздосадованно кусает нижнюю губу, когда я обхватываю её за талию левой рукой и притягиваю к себе.
— Ты была в душе? — спрашиваю я тише, хоть и понимаю, что вопрос максимально тупой — учитывая, что она стоит передо мной в халате.
— Да, пока вы тут не теряли времени, — она снова бросает на меня осуждающий взгляд, но при этом её правая рука впивается мне в волосы. Это грёбанное прикосновение снова заставляет меня чувствовать себя дикарём. — И мне нужно сходить в магазин.
— Ты не пойдёшь в магазин так поздно.
Стоит ли мне напоминать, что она даже при свете дня всегда ездит вместе с охранником. Мне кажется, я лучше перережу себе глотку, чем какое-то время не буду знать, что с ней происходит. Первый вариант хотя бы быстрый и не такой болезненный, как второй.
— Мне действительно нужно.
Свободной рукой она хватается за край белого пояса и начинает сжимать его.
— Пойдём, ты расскажешь мне, что тебе купить.
— Не надо, Чонгук. Тем более ты выпил.
— Я могу пойти в магазин в свои тридцать лет и выпившим, принцесса.
Встав из-за стола, я даю понять Леониду, что скоро вернусь, и веду Лесу в коридор, приобнимая за талию. И ста лет не хватит для того, чтобы я мог адекватно воспринимать её миниатюрность по сравнению со мной.
Присев на тумбочке в прихожей, я обхватываю всё её тело и прижимаю к себе. Одной рукой я держу её под задницей таким образом, что служу ей стулом.
— И что нужно моей принцессе так поздно?
Она прижимается нежной кожей своей щеки к моей. Каждый мускул на моём лице напрягается, желваки на челюсти играют. Как можно считать себя адекватным, если её прикосновения действуют на меня таким образом?
— Прокладки, — тихо бросает она. — Мне нужны прокладки.
Значит, у неё начались месячные. В ближайшем будущем я надеюсь сделать так, что они исчезнут, даже если она продолжит принимать противозачаточные.
— Мы можем избавить тебя от этих неудобств, — говорю я, целуя её щёку. Она прикрывает глаза, тяжело дыша и ёрзает на моей руке. — А пока я пойду за прокладками.
— Это будет смешно.
— Что именно?
— Что мужчина таких гигантских размеров, в костюме, будет покупать прокладки.
— Я рад, что могу развеселить тебя.
Особенно после вчерашнего дерьма.
И я всё ещё взбешён, когда думая, что она будет рисовать для кого-то. Но ещё больше я взбешён от того, что она настодько расстроилась, что сбежала от меня под предлогом встречи с отцом.
— Я подожду с папой, — говорит она, явно намекая на то, что мне нужно побыстрее уйти.
Но я не могу, блядь, ёбаный в рот, сука. Просто не могу от неё оторваться. Я хочу повесить её на стену и трахать всю последующую ночь, снова пачкая свой член её кровью, но теперь уже не девственной.
Мои губы кусают её шею, пока она хрипит и проглатывает стоны.
— Мне кажется, ты так никогда не уйдёшь.
— Не искушай меня, Лиса.
— Чем я тебя искушаю?
— Собой. Каждым своим взглядом. Каждым прикосновений.
— Тогда мне лучше просто не попадаться тебе на глаза.
— Тогда мне лучше сдохнуть.
Она пытается встать, когда я удерживаю её. И в какой-то момент я ослабляю хватку, позволяя ей высвободиться из сетей моих рук. Лиса отходит на несколько шагов — видимо, она понимает, на какой грани я сейчас стою.
Хотя она абсолютно точне не понимает этого. Никто и никогда не поймёт этого. Не поймёт, каково это — жить одним желанием видеть её, касаться, целовать. Это как базовые потребности человека, они нужны, чтобы поддерживать жизнь. Мне нужна Лиса для того, чтобы я мог жить.
С каждым днём эта потребность только возрастает. И я беспокоюсь о том, что границ попросту нет. Они все стёрты, если речь идёт о Лисе. Она моя невеста. Лиса—Моя будущая жена. Моё желание. Моя блядская одержимость. Моя любовь. Моя смерть.
Единственное важное, что есть в моей жизни.
И она везде. Она въелась мне под кожу. Она в моих мыслях. Она в моей постели. Она одурманила меня, сама даже не понимая, насколько всё серьёзно.
С трудом придя в себя, я бросаю на неё последний взгляд и выхожу из квартиры.
Мне хватает двух минут для того, чтобы выйти наружу. Супермаркет находится чуть дальше, на первом эта с другой стороны. И я отправляюсь в него за прокладками, это действительно может выглядеть смешно с какой-то стороны.
В магазине вместе с ними я беру кучу сладостей, потому что в такие дни её пробирает на аппетит. Я не разбираюсь в этом, поэтому скупаю всё на своём пути и через какое-то время возвращаюсь домой.
Как и говорила, Лиса сидит вместе с отцом на кухне — немного съёжившись и держась за живот. Оставляя пакет на столешнице, я подхожу к ней и помогаю встать.
— Пойдём, принцесса, — шепчу ей на ухо. — Сделаешь все свои дела и ляжешь в постель.
— Пап, не напивайся больше, — даёт она распоряжение, целуя отца в лоб, после чего хватается за мой бицепс. —Чонгук, ты проследишь за ним?
— Конечно, я прослежу.
На ходу я забираю с собой пакет и отвожу её к ванной.
— Ты можешь возвращаться к папе. Он вроде как тебя ждёт.
— Я сделаю тебе грелку, принцесса. И ты пойдёшь спать.
Её неподдельная нежность слишком сильно умиляет меня. Опять, с огромным трудом я отраняюсь от неё и готовлю грелку с некоторыми обезбаливающими таблетками. В этой квартире есть всё, что может понадобиться для оказания первой помощи. Я не могу быть уверенным, что всего этого хватит в случае чего, чтобы оказать Леониду первую помощь, но это хотя бы усмиряет мою паранойю.
Даже моя необузданная, беспочвенная ревность по отношению к нему не должна быть причиной её страданий. С её отцом всё должно быть хорошо.
Принеся ей грелку и таблетки с водой в комнату, я помогаю ей приподняться, чтобы выпить лекарства. Вскоре она засыпает, убаюканная моими ласками и прикосновения. За всю жизнь я не помню, чтобы испытывал подобных нежных чувств к кому-то. Это просто отсутствовало во мне. Я жил только холодным рассудком, но никогда не сердцем.
Весь ближайший час мы с Леонидом пили всё, что было на столе, даже не закусывая и беседуя о моём бизнесе. После выпитой водки с виски, я возвращаюсь к Лисе. Она лежит в своей небольшой постели, как мой собственный ангел, озаряя мне мой никчёмный путь своим ярким светом. Одеялом укрыты только ноги, к животу она прижимает грелку.
Мне даже не хочется беспокоить её своим вмешательством. Я мог бы простоять так всю ночь, наблюдая за ней, но желание прикоснуться к её телу сильнее.
Забираясь с другой стороны, я обнимаю её. Мои губы прирастают к обнаженному плечу.
— Ты совсем пьяный, — меланхолично замечает Лиса. Если бы только алкоголь мог хотя бы на ничтожный процент заглушить мою одержимость, я бы не просыхал, чтобы стать хоть немного нормальнее.
— Я не пьяный, малыш.
— Нет, я чувствую. Не люблю, когда люди пьяные, они не контролируют себя.
— Ты больше не увидишь меня таким.
— Всё в порядке. Я не против алкоголя. Просто не в огромных количествах.
Она поворачивается ко мне, откладывая грелку назад и медленно расстегивая верхнюю пуговицу на моей рубашке.
— Ты всё ещё против того, чтобы я рисовала на заказ?
— Я не поменял своё мнение за один день, Лиса.
— Тогда хотя бы не лезь больше в мой телефон. Мне неприятно, что ты настолько всё контролируешь.
Поглощающее меня желание полностью контролировать всё, что у неё происходит.
— Поклянись, что этого больше не будет.
— Я клянусь тебе.
— Ты клянёшься пьяным. Скажешь это, когда будешь трезвым.
Бедная девочка. Она думает, что отсутствие информации из её телефона как-то повлияет на мою адекватность. Но не понимает, что я ёбаный псих, то и дело мечтающих только о том, чтобы её глаза видели только меня, одного меня, никого, кроме меня.
— Если ты продолжишь следить за моим телефоном, то я буду делать так, что ты не сможешь это контролировать.
— Как ты это сделаешь, малыш?
— Ты не сможешь залезть ко мне в голову. Я смогу думать о ком-то другом и ты даже не догадаешься об этом.
— Ты хочешь проучить меня, принцесса, но поверь, если мне надо будет, я залезу тебе в голову. Я уничтожу каждого встречного мужчину, который хоть раз попался тебе на глаза.
Оперевшись ладонями на мою грудь, она поджимает губы.
— Это из-за тебя уволился Ким Сумен. Не говори, что нет. Не ври.
Её мелодичный голос полон осознания граничащей с тревогой. Я могу солгать вновь. Могу убедить её в том, что это не моя заслуга. Она поверит, потому что не захочет видеть во мне монстра, хоть в глубине души уже всё сама понимает.
Такая умная девочка.
— Ты увидел, как он общается со мной, как поправляет мой шарф и заставил его уволиться сразу же после этого?
— Малыш, твоему дорогому преподавателю очень повезло, что я его не убил, а лишь вежливо попросил больше никогда не попадаться тебе на глаза.
Выражения её лица меняется с каждой последующей секундой — ужас переходит в грусть, грусть в надежду, надежда полна отчаяния и разочарования — и это разочарование снова превращается в ужас.
— Ты не можешь так поступать, Чонгук. Уничтожать каждого, к кому ревнуешь. Прошу, не делай так. Мне страшно.
— Ты боишься меня?
— Нет, не тебя. Я не могу тебя бояться, потому что всегда вижу в тебе того мужчину, который защитил меня от всего мира. Я думала, что могу выдавать благодарность за любовь, но это не так. Я влюбилась в тебя. И я люблю тебя, Чонгук. Но мне страшно от осознания того, на что ты способен, если будешь поглощён своей ревностью.
— Я никогда не причиню тебе боль, Лиса. Я не позволю тебе бояться меня или того, на что я способен. Но я убью любого, кто посмеет претендовать на тебя.
Она всё ещё расстёгивает пуговицы на моей рубашке, и прежде, чем разделаться с ними окончательно и снова провалиться в глубокий сон, она шепчет:
— Наверное, я изначально понимала, что это твоя вина, что он уволился, но боялась себе в этом признаться.
Наконец её пальцы останавливаются на последней пуговице. С лёгкостью и изяществом она стягивается с меня рубашку — я помогаю ей, приподнявшись. Она смотрит на меня где-то минуту, ничего не комментируя. Так тихо, словно вообще не дышит.
— Твоя ревность убивает меня.
Моя ревность убивает её. Убивает, даже несмотря на то, что я показывал ей лишь малую часть, стараясь сдерживаться.
— Я сделаю всё, чтобы моя ревность не погубила тебя, Лиса. Даже если мне придётся сломать себя и наступить ногой себе на горло. Я сделаю это и всё что угодно, чтобы ты была спокойна.
— Иногда мне кажется, что ты скорее истребишь всех попавшихся мне на глаза мужчин, нежели справишься с этой ревностью.
Я прижимаю её к груди, понимая, что она права.