Глава 27
Чувствую, как от напряжения дёргается кадык. Сколько бы я ни влил в себя алкоголя, у меня не получается остановить разрастающий в груди голод.
Да, голод.
Определённо то, что я чувствую сейчас. Дико изголодавшийся, раздражённый и чуть не подыхающий от желания дотронуться до неё, спящей. Тупо развалившийся на стуле с широко расставленными ногами, двигаяющий стакан с виски по стеклянной поверхности стола из стороны в сторону, от одной ладони к другой.
Собираюсь покурить, но выхожу на улицу в одних домашних штанах, чтобы дым не разнёсся по дому и не разбудил мою принцессу. Она не в восторге от моей вредной привычки, иногда игнорируя, а иногда и в лоб спрашивая, перестану ли я когда-нибудь курить.
Она настолько стеснительная по отношению ко мне, что может раскраснеться из-за подобного вопроса. Всё зависит от обстоятельств, при которых он задан.
Для неё всё просто как белый день. Курение равносильно вреду, от этого нужно избавляться. Но моя нервная система держится только на никотине.
Тело группируется, когда морозный ветер прилипает к мышцам моего голого торса. Февраль ночью явно не то время года, когда стоит прохаживаться по улицам в одних, блядь, штанах, но мне просто нужно остудиться и успокоиться. Виски меня не берёт, я пью его, словно газировку, из которой вышли газы — никакого расслабления и прочистки мозгов, никакого эффекта, кроме терпкого послевкусия.
Кинув окурок в пепельницу, стоящую на перилах балконного крыльца, я возвращаюсь домой и подхожу к деревянной лестнице. Каких-то двадцать ступенек разделяют нас, поэтому я поднимаюсь. Мне не удаётся нормально выпить. На самом деле, я поднимаюсь к ней уже пятый раз за всё время, пока выпивал.
Это как навязчивая мысль. Как обсессивно-компульсивное расстройство. Как базовая потребность дышать или пить, чтобы не умереть от обезвоживания. Войдя в нашу спальню, я наблюдаю за тем, какой крошечной Лиса кажется, спящей в нашей огромной кровати из натурального дерева.
Опираясь спиной о дверной косяк, я скрещиваю ноги в лодышках и стою так примерно минут десять. Может, я действительно сумасшедший, если я могу просто наблюдать за тем, как она спит. Без какой-либо цели и без перерыва.
Отталкиваясь от стены, я подхожу к кровати и залезаю на неё со своей стороны. Меньше всего хочется дышать на неё перегаром и прикасаться своим холодным телом к её тёплому. Это кажется варварством, поэтому я просто наблюдаю за её спокойным выражением лица, за медленно опускающейся и поднимающейся грудью, которую закрывает шелковистая ночная майка бордового цвета. Изгибы её миниатюрного тела заставляет пересохнуть в горле.
Моё восхищение заставляет пожалеть о том, что я сломал тому уроду два пальца, а не всю грёбанную руку.
Наблюдаю за ней ещё минут двадцать. Возможно сорок. Или примерно час.
Думаю, стоит хотя бы немного поспать, потому что завтрашняя ночь — это ночь её восемнадцатилетия. Я собираюсь превратить этот необътных размеров дом в её личный дворец. Завтра он будет заполнен цветами, шарами и сказкой. И я благодарен своей секретарше за то, что она взяла на себя обязанность за поиск лучшего салона, который сделает всё на высшем уровне.
Иначе я бы её уволил.
Закрывая глаза, я понимаю, что не могу не наслаждаться ею даже во сне.
Что, блядь, со мной такое и как это лечится?
***
В первой половине дня я решаю большую часть вопросов по последним проектам на работе и сверяю график, назначаю встречи на следующую неделю. В двадцать лет я стал трудоголиком, когда понял, что диплом университета предлагает разве что возможность подтереть им задницу.
Образование это хорошо, но только в совокупности с мозгами, хитростью, связями, чётким планом и кучей других вещей.
Сейчас я работаю так же много, как и тогда, когда полностью зелёный и неопытный начинал вести бизнес. Только сейчас у меня совсем иные масштабы. Плюс когда начинаешь свой путь, есть огромное преимущество — ты и так на дне и тебе некуда падать, нечего терять. А с большой деньгами, большой властью приходят и большая ответственность.
Ко мне пришла ещё бо́льшая ответственность, когда я встретил Лису. Теперь у меня появился страх разочаровать её, хотя я знаю, что этого не произойдёт.
Я заполню собой её мысли. Я убью конкурентов. Я буду единственным из встреченных ею мужчин, кто будет достоин.
Пока я жду её в пять вечера на стоянке, она присылает мне сообщение, что выйдет через тридцать минут. Потому что их задерживает куратор, чтобы провести кураторский час.
Тринадцать минут я трачу на несколько звонков.
Когда она появляется, я подавляю желание сломать руки всем её одногруппникам мужского пола. Она тратит слишком много времени, чтобы убедить в меня, что они ничего для неё не значат.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты здесь ни при чём, — сходу щебечет она, как только я выхожу из машины, чтобы открыть ей дверцу.
— В чём я должен быть ни при чём?
— В том, что сегодня не было пары с Ким Суменом. И в том, что его вообще не было в университете. И в том, что какое-то время у нас будет замена этой пары с нашим куратором, — её голос беспокойный, как и взгляд изумрудных глаз, он мечется, не останавливаясь на мне.
А её волнение за этого преподавателя ещё больше заставляет меня рассвирепеть в одно мгновение, поэтому я не сомневаюсь, что мой голос сейчас будет звучать жёстко. Даже слишком жёстко.
— Смотри на меня, когда разговариваешь со мной, принцесса, — требую я. — Или обвиняешь в чем-то.
— Я тебя не обвиняю.
— Я не имею отношения к вашим учебным планам и заменам преподавателей.
Лучше я сожгу нахрен этот университет, чем она узнает, как я наказал этого Ким Сумена. Я не должен вызывать страх в её разуме.
— Правда? Мне показалось, что ты мог разозлиться на него из-за того, что увидел.
— Что же я увидел, Лиса, напомни мне.
Она колеблется, видимо, не уверена — хочет ли поднимать тему, которую понесёт за собой последствия в виде моей ревности.
Как домино. Упадёт одно — и повалит все остальные.
— Не знаю... Может... — она прочищает горло и трёт ладонями свои бёдра, защищённые тканью пальто. — Ты приревновал, когда он разговаривал со мной во дворе позавчера.
— Приревновал? У меня был повод?
— Нет, но разве он тебе нужен?
— Ты права, принцесса. Я приревновал так, что тебе лучше не знать, насколько. Но ты ведь не даёшь мне поводов. Я в состоянии справиться со своей ревностью.
Если это значит сломать пару чужих конечностей.
Её сапоги на небольшом квадратном устойчивом каблуке глухо стучат по нервному асфальту, когда она переминается с ноги на ногу.
— Прости, — с сожалением произносит Лиса. — Я не должна была такого думать о тебе, просто иногда мне действительно кажется, что ты можешь воспринять что-то подобное слишком серьёзно.
— Это для меня серьёзно, принцесса. Но я не собираюсь делать тебе больно своими поступками. Никогда.
— Спасибо.
— Значит, ты расстроена, что он не будет вести у вас пары? — я контролирую каждый мускул в своём теле и на лице, чтобы не выглядеть так, словно я готов вернуться к нему домой и доломать ему пальцы. Или отрезать. И заставить их сожрать.
— Нет, я просто боялась, что ты с этим связан.
— Я не настолько всесилен, чтобы лишать добпорядочных преподавателей работы, принцесса, — я приподнимаю тремя пальцами её подбородок, приковывая к себе её взгляд. — Хотя эта новость меня порадовала. Одному богу известно, как сильно мне не понравилась та сцена.
— Она ничего не значит, Чонгук. Ты же знаешь.
— Что значит?
— Ты, — она отвечает сладким голосом, который я хочу попробовать на вкус. — Я люблю только тебя.
Она знает, что имеет на меня влияние. Она знает, что нужно мне сказать. Она так прелестна, когда пытается запудрить мне мозги, говоря то, что мне понравится.
— Садись в машину, принцесса.
Она залезает в машину, и я вожусь с её ремнём безопасности. Чаще всего ей не удаётся попасть замком в проём, из-за чего она нервничает. Это попадает и умиляет меня до глубины души, поэтому я помогаю ей.
На сегодняшнюю вечер и ночь я снял ресторан. Весь. Ресторан с застеклённой панорамными окнами терассой. С видом на море.
Это будет только наш вечер, плавно перетекающий в ночь.
***
Лиса рассматривает заведения, стараясь казаться беспристрастной, а не эмоциональной. Но ей мешает её молчаливое восхищение и живой блеск в глазах, когда она заостряет внимание на золотистых гирляндах, развешанных на потолке, которые идеально вписываются в антураж и интерьер.
Подойдя к ней сзади и отхватив за талию, я оставляю лёгкий поцелуй на её изящной шее. Потом снимаю с неё пальто, которое вешаю в гардероб. Затем расправляюсь со своей верхней одеждой.
Сегодня она уехала в универ позже, чем я на работу, так как у неё вторая смена. И я не видел, что она надела белую рубашку-платье из плотной ткани. Поверх неё чёрный, декорированный камнями корсет, идеально подчёркивающий её осиную талию и безупречно-аккуратную, небольшую, но упругую грудь.
Можно ли выглядеть так, как она? Что-то между потрясающе, невероятно и «и я, нахуй, сейчас сорвусь».
Иногда я жалею, что у неё есть вся эта новая одежда. Потому что я предпочёл, чтобы она ходила в чем-то темном и бесформенном. И желательно только в пределах нашего дома, не выходя никуда дальше порога.
Я вижу её каждый день. Я смотрю на неё, наслаждаюсь ею, наблюдаю за ней, как чёртов сталкер. И я всё равно удивляюсь каждый раз тому, как мой пульс и мой член реагирует на неё.
А мальчишки из её группы не видят её столько, сколько я. У них должно быть высыхает мозг, когда их взгляды падают на неё.
Избавь себя от нежелательных мыслей хотя бы на этот вечер. Иначе правда сойдёшь с ума, вздохнуть нормально не сможешь.
Мы идём к нашему столику у панорамных окон, открывающий вид на море с этого шестого этажа. Её каблук звонко стучит по полу, когда она идёт, прижавшись ко мне. Он позволяет ей стать на пару сантиметров выше. На пару незначительных сантиметров, вместе с которыми она едва доходит мне до плеч.
Отодвинув для неё стул с мягкой серой оббивкой, жду, пока она сядет. Прежде чем сесть тоже, я наклоняюсь в половину своего роста и снова целую её. Моя жёсткая щетина царапает кожу её лица, но это меня не останавливает. Может ли вообще что-то остановить застывший в моих силах голод?
— Надеюсь, ты не торопишься домой.
Которой прямо сейчас украшают в честь её дня рождения.
— Нет, а что?
— Ничего, принцесса. Просто я хотел бы насладиться этим вечером с тобой.
— Мне кажется, ты каждым вечером наслаждаешься, — хихикает она, краснея. Лишь слегка, но тусклый свет огней позволяет оценить невинный румянец на её щеках.
— Я не могу тобой не наслаждаться.
Весь ужин она улыбается, воодушевлённая бросая кроткие взгляды на серое море. Мой мобильный вибрирует в кармане моих брюк, я разражённо достаю его и смотрю на высвечивающееся на экране имя моего главного помощника.
— Прости, принцесса. Я сейчас вернусь.
— Ничего страшного. Не торопись.
Встав из-за стола, я отхожу на пару метров к другому свободному столику. Здесь сегодня все столики свободны.
—мистер Чон, знаю, что поздно.
У меня нет понятия выходных, но только не в то время, когда я хочу сделать предложение своей девочке.
— Девять, мать твою, вечера.
— Бальмонт приехал из Германии несколько часов назад. Он очень заинтересован о встрече с вами.
Вздохнув, я понимаю лоб большим и указательным пальцами. Бальмонт один из моих международных партнёров, мне действительно нужно с ним встретиться, но не сегодня, блядь, уж точно.
— Когда он хочет встретиться?
— Чем скорее, тем лучше.
— Понедельник, — коротко отвечаю я, вспоминая, что у меня по графику.
— Я понял.
Я сбрасываю трубку и кладу телефон в карман.
Лиса смотрит в сторону, когда я вижу, что её отец на инвалидной коляске протискивается сквозь столы по направлению к ней. Я не заметил, как он приехал. И я не вижу рядом с ним охранника, которому приказал довезти его ровно до нашего столика.
Видимо, её отец сам попросил не провожать его.
Лиса ошарашена, но абсолютно счастлива. Она встаёт со своего места и подбегает к нему, пока он ещё на половине пути. Его специальная для выездов электрокаляска останавливается и он обнимает морщинистыми дрожащими руками дочь.
— Пап, почему ты здесь? Что ты здесь делаешь? Как ты добрался? — допрашивает Лиса, скользя ладонями по ткани рубашки на бёдрах. Она явно нервничает, но лишь из-за того, что сильно заботится об отце и переживает, если с ним что-то связано.
— Меня п-привезли.
— Кто привёз? Зачем? — продолжает допрашивает.
— Н-не рада меня в-видеть? — улыбается её отец, потирая рукой лоб.
— Ты что? Конечно же я рада!
Официант тем временем убирает третье кресло за нашим столом, чтобы туда вместилась коляска.
— Добрый вечер, — здороваюсь я, подойдя к ним ближе.
— Здравствуй, Чонгук.
Леонид протягивает мне руку, которую я понимаю так же жёстко, как пожал бы любую другую руку. Думаю, ему не нужно, чтобы я жалел его. С первого момента он не казался мне человеком, который просит к себе жалости. И это ещё больше злит меня, когда я начинаю рыться в их семейной жизни с матерью.
Но сегодня не об этом.
Сегодня я собираюсь сделать ей предложение, подарить ей это мгновение, чтобы она разделила свою радость с самым близким человеком. После меня.
— Давайте присядем.
Лиса становится сбоку от отца, чтобы дать ему возможность доехать до столика. Она идёт за ним, сзади, приковывая всё моё внимание к своей огрулой заднице, которая чётко видна даже под свободным кроем снизу.
Ладно, мне нужно успокоиться и не думать о том, что кто-то смотрит на неё вне пределах моей досягаемости.
Я иду за ними и подзываю официанта, когда Леонид удобно устраивается.
Лиса выглядела довольной до этого момента, но сейчас она просто вошла в режим абсолютного счастья.
Какое-то время Лиса о чём-то разговаривает с отцом. Она говорит, он слушает, заинтересованный. Я тоже заинтересован в её голосе, но не могу сосредоточиться на словах. Когда она официант приносит шампанское и разливает в бокалы Лисы и её отца, я встаю из-за стола и подхожу к ней, обойдя Леонида.
—Чонгук, что ты?.. Что это?.. — она не может подобрать слова, пока я стою над ней и беру её руку в свои.
— Выслушай меня, Лиса. Твои восемнадцать лет наступают через пару минут. Вся моя жизнь до твоего появления была просто серым куском мусора. Я гнался за чем-то. Я жил и не видел в этом смысла. Пока ты не пришла ко мне. Не заполнила собою все мои мысли. Не стала моей главной и единственной слабостью.
И одержимостью. Такой болезненной, каждодневной, залезшей под кожу.
Мой голос твёрдый, но сдержанный и контролируемый, как и я сам.
Полный решимости, я достаю из кармана брюк бархатную коробочку и открываю её, становясь на одно колено.
— Ты выйдешь за меня, милая?
Она смотрит на огромный бриллиант в моей руке, переводит взгляд на отца — и так по кругу, но ни разу на меня.
Она сидит, полностью ошарашенная, не понимая, что происходит. Я должен сделать её своей. На всевозможных уровнях, какие только могут быть.
Её пухлая нижняя губа дрожит. Такое ощущение, что она хочет спрятаться, но я не дам ей этого сделать.
— Ответь мне, Лиса.
Она часто моргает. Видимо, пытаясь прогнать слёзы, разворачивающиеся на глаза. Я готов поцеловать каждую эту слезу, когда она нашёптывает мне ответ из двух букв.
— Да, — слетает с её губ, так несмело, но так сладко и маняще. — Я выйду за тебя.
Она выйдет за меня. Станет полностью, стопроцентно, безвозвратно моей. Моя девочка. В моём доме. В моей постели. В моих руках. Только моя. Только со мной.
Я выиграл эту жизнь.
Выиграл ещё тогда, когда мои глаза нашли её посреди парка замёрзшей, одинокой и такой разбитой.
И выиграл сегодня, прямо сейчас, только что, когда она сказала мне «да».