часть 10.
Ева медленно приходит в себя, ощущая тяжесть и нечеткость сознания.
Её голова пульсирует ритмичной болью, а тело кажется невероятно тяжелым.
Стон скользит сквозь её губы, когда она пытается открыть глаза, но яркий свет заставляет их снова сжаться.
Воздух проникает в легкие рывками, и каждое дыхание кажется борьбой.
Пытаясь пошевелиться, Ева сталкивается с жестокой реальностью.
Её рот заблокирован неприятной, влажной тряпкой, пропитанной запахом пыли и старины, а руки затянуты за спиной так крепко, что пальцы начинают онемевать от недостатка кровоснабжения.
Она в панике осознает, что находится в ситуации, когда ей необходимо собраться с силами и действовать, несмотря на страх и болезненные ощущения.
Ева ощущала каждый удар своего сердца, которое бешено колотилось в груди. Страх сковывал ее, но воля к жизни заставляла действовать.
Она напрягала каждую мышцу, пытаясь найти слабое место в узлах, которые стягивали ее запястья.
Время от времени она останавливалась, чтобы перевести дух и собраться с силами, но затем снова продолжала свои попытки.
Тряпка во рту казалась огромной, она мешала дышать и впитывала каждый жалобный стон.
Слезы, струившиеся по щекам, были единственным свидетельством ее безмолвной агонии.
Смирнова пыталась оглядеться, привыкнуть к темноте, чтобы разглядеть, что же лежит у ее ног, но ее взгляду мало что было доступно в мраке.
С каждой минутой отчаяние нарастало, и Ева понимала, что ей нужно действовать быстро и решительно.
Она начала раскачиваться на стуле, пытаясь его опрокинуть, возможно, это поможет ей освободиться или хотя бы привлечь внимание, если кто-то находится поблизости.
Стоны смешивались с шорохами веревок и скрипом стула. Удача играла против нее.
Ева пыталась собрать свои мысли, но боль в голове мешала концентрации. Она закрыла глаза, пытаясь припомнить последние события.
Вдруг ей вспомнились кадры того вечера: они с Юлей забрали Игоря. Ева помнила, как они сели в машину и поехали.
В салоне витало напряжение; слова крутились в воздухе, переходя в спор, который постепенно обострялся.
Игорь что-то говорил, его слова были резкими и тяжелыми, но конкретные фразы ускользали от Евы.
Она помнила лишь эмоции, которые они вызывали: гнев, обиду. Всё это было как в тумане.
Она пыталась вспомнить, что же произошло потом, но память была как будто разорвана на части.
Ева попыталась шевельнуться, но стягивающие её верёвки лишь натянулись сильнее, впиваясь в кожу.
Боль в затылке давала о себе знать с новой силой, и Ева поняла, что удар, вероятно, стал причиной её амнезии.
Она должна была собраться с силами и попытаться освободиться, но каждое движение вызывало новую волну боли.
Ей нужно было что-то придумать, но для начала — сосредоточиться и попытаться вспомнить хоть что-то ещё.
Ева ощущала, как каждая клеточка её тела пропитывается острой болью страха и отчаяния.
Слёзы текли по её щекам, смешиваясь с горьким вкусом бессилия.
Она пыталась дергаться, но верёвки, стягивающие её запястья и лодыжки, лишь плотнее врезались в кожу с каждым движением.
Стул, на котором она сидела, казался ей не мебелью, а приспособлением для пыток, ведь именно он удерживал её в этой мрачной, лишённой света комнате.
Страх окутывал её, словно туман, скрывающий от неё ответы на мучительные вопросы.
Кто привёл её сюда? И для чего вообще Это были вопросы, на которые она никак не могла дать ответ.
Ева сидела, скованная страхом, в углу комнаты, которая напоминала ей офис Серёжи.
Серёжа Разумовский, который не был ей другом в полном смысле этого слова, но всегда оказывался рядом, когда наступали тяжёлые времена.
Сумерки придавали пространству зловещую атмосферу, и тени, растянувшиеся вдоль стен, казались живыми.
С каждым мгновением, проведённым в этой комнате, её страх усиливался, а воспоминания становились всё более отчётливыми.
Внезапно в комнату вошёл кто-то, кто наводил на неё ещё больший ужас.
Фигура в маске чумного доктора, с длинным клювом и мрачными глазницами, наполнила пространство молчаливым угрозой.
Ева хотела кричать, но тряпка во рту превращала её попытки в беззвучные всхлипы.
Слёзы беспомощно скатывались по её щекам, а глаза отчаянно искали выход из страшной реальности, в которую она попала.
Тогда человек в маске вдруг включил свет, и комната наполнилась жёлтым, дрожащим светом лампы. Он медленно снял маску, и Ева увидела перед собой лицо, которое так надеялась не узнать.
Глаза, которые ещё шире расширились от шока, смотрели на Серёжу Разумовского — человека, которого она знала и которого, казалось, не могла не узнать.
Все её надежды, что это всего лишь страшный сон, рассеялись как дым.
Серёжа, стоя перед ней, смотрел в её испуганные глаза с выражением, которое она не могла разгадать.
Разумовский, с ироничной улыбкой, медленно подходит к Смирновой, которая сидит, беспомощно связанная на стуле. Его руки уверенно находят край затянутой в узел тряпки, зажатой в её рот.
С легким движением он извлекает её, и звучит его смех, легкий и язвительный, наполненный темной удовлетворенностью.
Смирнова, чьи глаза наполнены слезами, отчаянно пытается сосредоточиться на лице своего обидчика.
Ева, взглядом полным предательства и боли, ищет взгляд Серёжи, и в его глазах она видит всю правду.
Это он, человек, которому она доверяла, привёл её сюда, нанёс удар, который оставил её без сознания, и связал её так туго, что каждое движение вызывает острую боль.
Ева чувствует, как её мышцы кричат в протесте, и даже попытка шевельнуться кажется невыносимо тяжёлой.
Он, словно наслаждаясь её страданиями, внимательно изучает слезы на её лице, и с улыбкой, полной превосходства, медленно поворачивает голову вправо, отрываясь от мучительной сцены.
Его взгляд, похоже, устремлён в пустоту, но за этим внешним спокойствием скрывается что-то невыразимо зловещее.
— Почему ты такая угрюмая, Ева? — улыбается Серёжа широко, словно псих. Это только усугубляет страх Евы.
— Отпусти меня скорее и развяжи! — Ева дёргается на стуле, кричит настолько громко, словно хочет наверстать упущенное время, когда не могла говорить из-за тряпки во рту.
— Зачем ты говоришь такое? Я не привёз тебя сюда для того, чтобы просто отпустить тебя. Подумай сама, — ухмыляется Разумовский. — Кстати, Евочка, я уверен, ты уже осознала, что именно благодаря тебе я стал чумным доктором. Благодаря тебе я восстановил справедливость, проведя самосуд над теми, кто этого заслуживал. Правильно? Конечно, правильно, Ева.
Серёжа аккуратно поправляет её волосы.
Ева чувствует, как его пальцы скользят по её волосам, и каждое прикосновение заставляет её кожу покрываться мурашками от отвращения.
Она пытается отодвинуться, но верёвки, стянувшие её запястья за спиной, лишь врезаются глубже в кожу.
— Ты не понимаешь, Ева, ты не видишь большой картины. Всё, что я делаю, — это исправляю ошибки этого мира. Каждый из них получил по заслугам. А ты… — Серёжа приблизился к её лицу так близко, что она могла почувствовать его дыхание, — ты была моим вдохновением.
Ева пытается сдержать слёзы, но они беспомощно скатываются по её щекам.
— Разумовский, пожалуйста, если в тебе ещё осталась хоть капля человечности, отпусти меня, — голос Евы дрожит, но она старается говорить уверенно.
Сережа вздыхает и отходит на шаг назад. Его взгляд становится задумчивым, и на мгновение Ева ловит искру сомнения в его глазах.
— Ты думаешь, я не человек? — он задаёт вопрос, больше себе, чем ей. — Я делаю то, что должно быть сделано. И ты… — он останавливается и смотрит на Еву, словно впервые её увидев.
— А я здесь вообще причём?! — кричала Смирнова, пытаясь освободить руки, но это оказалось невозможным. — Ты сам выбрал этот путь, я ни о чем тебя не просила. Я сказала из-за гнева, что нужно избавиться от Гречкина, но я не побуждала тебя становиться таким безумным психопатом, который уничтожает людей.
— Ева, ты сама встала на этот путь без правил, понимаешь? Ты стала моим вдохновением, но, к сожалению, каждому вдохновению приходит свой конец.
Серёжа, с полной концентрацией на лице, опускается на корточки и извлекает из-под ног Евы предмет, вызывающий у неё мгновенный шок — это бомба.
Разумовский, не теряя ни секунды, приступает к действию: он надёжно крепит взрывное устройство к её телу и к спинке стула, затягивая узлы с такой силой, что бомба кажется единым целым с телом Евы.
В этот момент в Серёже не остаётся места для сомнений или жалости. Каждое его движение — результат детально проработанного плана.
Привязывая бомбу к стулу, он не допускает ни тени сочувствия к своей жертве.
На его лице застывает ухмылка — холодная и расчётливая, она становится отражением его непоколебимого решения выполнить задуманное до конца.
— Разумовский, что тебе в голову пришло? — с тревогой спрашивает Ева, уставившись на него, как он закрепил взрывное устройство к её телу.
— Я собираюсь убить тебя, — Серёжа встал и уставился на неё. — Тебе осталось два часа жизни, а может быть и меньше. Это все как карта ляжет, точнее, как сработает бомба.
Ева почувствовала, что страх охватывает её все сильнее и сильнее, заставляя сердце бешено колотиться в груди.
Собираясь уже выпустить из себя пронзительный крик, она вдруг почувствовала, как Разумовский снова настойчиво вставляет ей в рот ту самую тряпку, лишая возможности выразить свои чувства словами.
Её голос дрожал, и издавать она могла лишь приглушённые стоны и всхлипы.
— Мне было приятно общаться с тобой, — произнёс Разумовский, проводя ладонью по шраму на её шее. Слова пронзили воздух, и сквозь тряпку она начала кричать так громко, что стены комнаты заслонили уши.
Серёжа медленно направился к двери, открыл её и тихо вышел из помещения, оставив за собой темноту и одиночество, которые окутали Еву в свои мраки. В тишине её крик угасал, оставляя лишь эхо в безмолвии.
Ева сидела, уткнувшись взглядом в окно, где за стеклом мирно плавали облака, неведомые её отчаянию.
Слёзы, словно жемчужины отчаяния, стекали по её лицу, оставляя на коже мокрые дорожки.
Она пыталась сохранять хладнокровие, но страх перед неизбежным концом заставлял её сердце биться в унисон с тикающими минутами на часах.
Связанные руки напоминали о безысходности ситуации, каждая попытка освободиться лишь усугубляла её отчаяние.
Бомба, прикрепленная к её телу, была словно мрачный маяк, отсчитывающий время до неизбежного.
Но даже в этот момент, когда надежда казалась иллюзией, Ева не переставала верить, что чудо всё же произойдет, что кто-то сможет её услышать и прийти на помощь.
В комнате царила гробовая тишина, разрываемая лишь звуками её рыданий и безжалостным тиканьем часов.
Ева закрыла глаза, пытаясь собрать воедино все силы духа, чтобы сохранить хоть каплю надежды в этой безнадежной борьбе с судьбой.
В темной комнате Смирнова стискивает руки в бессильной злобе.
Шрам на шее пульсирует от прикосновения Серёжи, каждый удар сердца напоминает о прошлом, что не отпускает.
Вокруг — тишина, нарушаемая лишь её сдерживаемыми всхлипами.
Страх сжимает горло, и вот уже слёзы беспорядочно скользят по щекам, предвещая истерику. Но в глубине души Смирнова все еще теплится искра надежды.
Она знает, если Юля, Игорь и Дима здесь, рядом, они не бросят её в беде. Они придут на помощь, как всегда. Но время может играть против них.
Эта игра, эта чертова игра, что витиевато запутывает судьбы и жизни, может стоить Еве всего.
Она может не успеть открыть сердце Игорю, не сможет признаться в том, что у нее есть к нему особые чувства.
А ещё есть Лёша, её брат, который даже не подозревает о связи между ними. Сколько раз Смирнова сколько ночей провела в раздумьях, как ему открыться.
Но если не вырваться из этой игры, то эти слова так и останутся невысказанными, эти чувства — непризнанными.
***
Юлина красная машина плавно остановилась перед гаражом Игоря, и с легким скрипом тормозов затихла.
Отключив зажигание, Юля извлекла ключи и вместе с Димой и Игорем покинула уютное убежище автомобиля.
Игорь, не теряя ни секунды, открыл широкие двери гаража и быстро направился вглубь, где его уже ждал старый, знакомый шкаф.
В нём он хранил свои вещи, чтобы сменить полицейскую форму на одежду, которая не сковывала движений.
В это время Юля ощущала бурю чувств в своей душе. Её сердце сжималось от боли при мыслях о Еве, и она не могла предугадать, какие действия предпримет Разумовский.
Вопреки тревоге, Пчелкина всё же питала надежду, что ей удастся избежать худшего и что Разумовский не будет способен причинить ей вред.
Дима и Юля отвернулись, когда Игорь начал переодеваться, и начали обмениваться недоуменными взглядами, полными волнения.
— Игорь, срочно нужно поехать за Евой, пока этот придурок не успел с ней что-то сделать, — произнесла Юля, обращаясь к Игорю, который уже заканчивал переодеваться, натягивая на себя куртку.
— Правда, Игорь, поехали! — подхватил Дима, приближаясь к Грому. В их голосах звучала тревога и настойчивость.
Игорь, поглощенный тревожными мыслями, стоял на пороге непростого решения.
Он вспоминал каждую деталь в образе Евы: ее заразительную улыбку, которая впервые осветила его день, глубокие глаза, полные тайн и загадок, мягкие волны волос, что непринужденно обрамляли ее лицо, и даже маленький шрам на шее, который добавлял ей особенной загадочности.
Все это вихрем кружилось в его сознании, не давая покоя.
С каждой прошедшей минутой ощущение срочности становилось все более остро ощутимым. Он осознавал, что время играет против них, и каждый момент может стать решающим.
Игорь укорял себя за невнимательность, за то, что допустил уход Евы без присмотра.
Он чувствовал, что несет ответственность за ее безопасность, и теперь, когда она оказалась в неизвестности, его вина только усиливалась.
Не произнеся ни слова, Игорь молча вывел свой мотоцикл к выходу. Внезапно на него наскочили Юля и Дима, стремительно приближаясь.
— Игорь, мы с тобой! — воскликнула Юля, догоняя его.
— Да, я тоже с тобой, — добавил Дима, присоединяясь к ним.
Игорь остановился и посмотрел на них с некоторым удивлением.
— Значит так, я еду один. Вы мне там все равно ничем не поможете, — резко сказал Игорь, выходя на улицу. — Будьте на связи и не беспокойте себя напрасно. Я знаю, что делаю.
Игорь медленно закрывает ворота гаража, после чего включает зажигание у своего мотоцикла.
Он ощущает приятное жужжание двигателя и уверенно садится на сиденье, готовясь отправиться в то место, где находится его Ева.
В его голове ясно просматривается карта маршрута, он точно знает, куда направляться.
_ Ну, пришло время и нам ехать, — говорит Юля, аккуратно застегивая замок на своей куртке, придавая этому действию особую значимость.
— Игорь явно не одобрит наш план, — бросает Дубин, выходя на улицу и приближаясь к машине, внимательно глядя на Юлю.
— Мне абсолютно все равно на его запрет. Я не могу просто сидеть сложа руки, когда моя подруга в опасности, а Разумовский, кажется, намерен играть по своим правилам, но ничего, я тоже играть умею, — решительно заявляет Юля, разблокируя двери автомобиля. Вместе с Димой они занимают свои места в салоне. — Я точно знаю, куда нам нужно направляться.
Юля запускает двигатель и плавно трогается с места, направляясь по извилистой дороге, ведущей в в офис.
— Юль, скажи мне, пожалуйста, что там у них происходит? — внезапно спросил Дубин, повернувшись к Пчелкиной.
— Между кем? — Юля не отрывая взгляда от дороги, старалась избегать столкновения с другими автомобилями.
— Между Евой и Игорем.
— А, ты о них. Эти двое, как гордые орлы, не желающие признавать свои чувства, — усмехнулась рыжая красавица, — но, справедливости ради, она все-таки мне призналась в своей симпатии к Игорю, хотя, признаться, я клешнями вытащила
— Да, видно, что между ними что-то есть, — Дубин слегка улыбнулся. — Главное, чтобы они сами осознали это.
— Они признаются, рано или поздно, — Юля резко нажала на тормоза, когда загорелся зеленый свет светофора, — и если с Евой что-то случится, я лично сожгу Разумовского.
***
Лёша стоял, словно вкопанный, в кольце людей, которые собрались послушать Федора Прокопенко.
Тот, с огнём в глазах, распинался о чумном докторе, пытаясь разжечь в зрителях те же чувства, которые кипели в его собственной душе.
Но Лёша был не в настроении впитывать эти рассуждения.
Его кулаки бессознательно сжимались и разжимались, словно он пытался удержать в себе бурлящую ярость.
Он слышал эту речь до боли в ушах, каждый день на протяжении последней недели, и теперь каждое слово казалось ему бесполезным и пустым.
Лёша чувствовал, что пора действовать, а не тратить время на бесконечные обсуждения.
В его голове уже давно созрел план — он хотел найти справедливость, хотел наказать того судью, что отпустил Гречкина, человека, который должен был нести наказание за свои преступления.
Но какая-то неведомая сила удерживала его от осуществления задуманного.
Лёше на телефон постоянно звонила Татьяна Михайловна. Он видел её номер на дисплее и каждый раз, когда звонок раздавался,
Лёша решительно отключал трубку. Ему не хотелось сейчас общаться с ней, у него было важное дело, требующее немедленного внимания.
Он уже начал отводить руку от телефона, чтобы убрать его в карман и уйти, но вдруг на дисплее появилось уведомление о новом сообщении.
Это было неожиданно. Лёша медленно вернул телефон к себе и разблокировал экран. Сообщение от Татьяны Михайловны.
Он неожиданно почувствовал смесь чувств — раздражение от постоянных звонков и любопытство, что она могла ему написать.
На мгновение он колебался, прежде чем открыть сообщение.
«Лёша трубку ты не берёшь, но я хоть так тебе скажу, точнее напишу. Ты должен это знать. Ева смирнова твоя сестра.»
Макаров, переполненный эмоциями, стоял как вкопанный, пытаясь усвоить новую информацию, которая перевернула его мир.
Ева, девушка, которую он всегда считал лишь близким другом, оказалась его сестрой.
Воспоминания о прошлых днях, о том, как она заботилась о нем, всплывали в его голове с новым смыслом. Теперь каждый ее жест, каждое слово обретали глубокий смысл.
Пощечина, которую он получил от нее, не была проявлением гнева или раздражения, как он когда-то подумал.
Это был акт отчаяния, попытка пробудить его, заставить задуматься о своей жизни и выборах, которые он делал.
Она боролась за него так, как только сестра могла бороться за родного брата.
Фёдор Прокопенко продолжал свой рассказ о чумном докторе, но для Макарова его слова казались далеким эхом.
Его сознание было полностью поглощено мыслями о Еве, о том, как много она значила для него и как много он мог потерять, не осознавая этого.
Лёша нервно перебирает цифры на экране своего телефона, в который раз набирая знакомый номер.
Сердце колотится в ожидании соединения, но вместо долгожданного голоса Евы в ухо ему вновь льётся безликая автоматическая отговорка: «Абонент временно недоступен».
Он стискивает телефон в руке, чувствуя, как разочарование и беспокойство сжимают его изнутри.
Снова и снова он нажимает кнопку вызова, надеясь, что на этот раз её телефон прервет молчание и он сможет услышать живой голос, но телефон Евы остаётся немым, словно замурованным в стену безответности.
Лёша стоит один в тишине, которая казалась глуше от его беспокойных мыслей.
Он снова и снова набирает номер Евы, но ответа нет, только бездушные гудки возвещают о том, что связь отсутствует.
Его сердце стучит в унисон с тупыми ударами ноги по земле, каждый из которых словно выплескивает наружу его ненависть к неизвестности, к ситуации, к собственной бессилию.
Слезы, несмотря на его мужское достоинство, беспрепятственно текут по щекам.
В голове мелькают воспоминания, сцены прошлого, моменты счастья и радости, которые так резко контрастируют с нынешней пустотой.
В глубине души Лёша начинает понимать возможную причину её молчания, но каждая клеточка его существа отчаянно сопротивляется этой мысли.
Он не хочет верить, что причина её недоступности связана с теми страхами, которые стучат в его сознании, как зловещие вестники грядущих бед.
Он не хочет допустить мысли, что Ева может быть в опасности, или что с ней случилось что-то ужасное.
Макаров чувствовал, как его сердце бьется в унисон с каждым тиканьем часов. Время работало против него, и каждая минута казалась вечностью.
Он был уверен, что Ева в опасности, и каждый момент мог стать решающим.
Профиль чумного доктора в социальной сети был полон загадочных записей и видео, которые больше походили на пугающие послания, чем на что-то реальное.
Но видео, которое Макаров искал, было другим.
Оно выделялось своей зловещей уверенностью в том, что Ева уже поймана в ловушку смертельной игры.
Когда видео началось, на экране появилось лицо чумного доктора — маска, скрывающая его настоящие черты, но не скрывающая безумия в его глазах.
Он говорил спокойно, но каждое слово пронизывало Макарова холодом.
Смех чумного доктора в конце видео был мрачным и безумным — он звучал как приговор. Макаров почувствовал, как внутри него что-то оборвалось.
Он не мог позволить, чтобы Ева стала ещё одной жертвой этого безумца.
Лёша, сжимая в кулаке телефон, который только что исчез в глубине кармана его потёртой куртки, мчался по узким улочкам, где каждый угол мог скрывать опасность.
Его сердце бешено колотилось в груди, словно пыталось вырваться наружу, в такт его мыслям о Еве.
«Почему Ева? Чем она провинилась перед ним?..» — мелькало в его голове. Ева всегда была такой доброй, честной, никому не делала зла.
В отличие от Исаевой, чьи деяния, погрязшие в коррупции и мошенничестве, стали причиной ее печальной судьбы, Ева не казалась человеком, вызывающим желание мести.
И в отличие от Гречкина, который чувствовал себя безнаказанным и думал, что все решается деньгами.
Лёша понимал, что каждая секунда на счету, и его ноги двигались ещё быстрее, словно он мог убежать от своих страхов, от неизвестности, которая тяготела над ним, как туча над предвестником бури.
Как узнал о ней чумной доктор? Этот вопрос вертелся в его сознании, вызывая новую волну тревоги.
Ведь если этот мистический убийца узнал о Еве, значит, он знал и о нём.
Лёша оглядывался через плечо, ожидая увидеть в темноте мерцающие глаза смерти, но улицы были пусты и молчаливы, как будто весь город задержал дыхание в ожидании развязки.
***
Игорь медленно продвигался по затихшему офису, где еще совсем недавно царило оживление и суета.
Теперь же коридоры поглотила тишина, нарушаемая лишь его осторожными шагами.
Сердце билось в унисон с его надеждами — надеждами встретить Еву, которая словно призрак скользнула мимо, оставив лишь эхо своего присутствия.
Он осматривал каждый уголок, каждую дверь, надеясь уловить хоть какой-то след, подсказку, указывающую на то, что она здесь, рядом.
Но помещения были пусты, и лишь темнота казалась его немым спутником в этом безмолвном поиске.
Кулаки Игоря были сжаты так крепко, что костяшки побелели. Он чувствовал, как каждая клеточка его тела наполнена решимостью защитить Еву от любой угрозы.
Он осознавал, что любой вред, причиненный ей, будет равносилен приговору для него самого.
Игорь чувствовал, как в глубине его сознания пробуждаются новые эмоции, сильные и непоколебимые.
Он долго не мог признать, но теперь, в этом пустом офисе, перед лицом неведомой угрозы, он понял: его чувства к Еве переросли в нечто большее, чем просто симпатия или забота.
В его груди зарождалась любовь — сильная и безоговорочная, способная на самопожертвование ради благополучия любимого человека.
Игорь осторожно открыл дверь кабинета Разумовского, зная, что его ждет там. Внутри кабинета он увидел странного человека, одетого в костюм чумного доктора. Тот медленно повернулся к Игорю, снял с себя маску и раскрыв вид на свое лицо.
Конечно же, в толпе выделялся Разумовский — его рыжие волосы падали на глаза, а улыбка игриво расплывалась до ушей. Игорь, с глазами, полными ярости, медленно приближался к нему.
В его взгляде читалась явная угроза, словно он был готов убить Разумовского на месте. Однако его истинная цель была совсем иной — он хотел узнать, где находится Ева.
Напряжение нарастало с каждой секундой, словно в воздухе витало что-то неизбежное и неотвратимое. Разумовский, не теряя самообладания, встретил взгляд Игоря, словно готовый к любому развитию событий.
В этот момент важно было оставаться хладнокровным и держать ситуацию под контролем.
— Я долго ждал тебя, Гром, — сказал Серёжа, опустившись на стул.
— Где Ева? — сразу же бросил вопрос Игорь, стараясь сдержать своё раздражение.
— Не знаю, — ответил он, облизывая губы и пожимая плечами.