Глава 3. Сладкий яд.
Три дня. Семьдесят два часа мелких уколов, тихого унижения, натянутого как струна молчания. Каждый новый час оставлял на душе невидимый, но вязкий слой раздражения. Оно копилось, как грязная вода в подтопленном подвале – тихо и неумолимо. Капля за каплей. Наказание длилось. Три вечера подряд моя тарелка оставалась пустой. Овсянка на завтрак была скудной и пресной, бутерброды в школу – смехотворными. Тело, и так чуждое, окончательно взбунтовалось: сосало под ложечкой, мир плыл перед глазами на уроках, пальцы на руках предательски дрожали.
Ночная тьма превратилась в моего единственного союзника. Когда дом проваливался в тяжелое, храпящее молчание, я осторожно сползала с кровати. Босые ступни аккуратно ступали по холодному полу, где каждый скрип половицы отдавался гулким ударом в висках. Сердце колотилось, как бешеное, готовое вот-вот вырваться из груди. Паранойя, верная спутница, в такие моменты скребла когтями по обнаженным нервам с особой силой.
Холодильник открывался с громким щелчком, от которого казалось, что весь дом сейчас проснётся. Яркий свет резал глаза. Холодный воздух обжигал кожу. Рука слепо хватала первое попавшееся: ломоть сыра, твердый как камень, объедки холодной курицы с жирной кожей, склизкую вареную картофелину, которая пахла так, будто её забыли в холодильнике на неделю. Ела я торопливо, почти не жуя, чуть ли не давясь от спешки и страха. Еда была безвкусной, ледяной, но она снимала острый спазм в желудке, пусть и ненадолго. Я воровала у себя же. Воровала объедки. А после возвращалась в комнату с комком украденного утешения внутри, который казался подозрительно громким в звенящей тишине.
Наутро четвёртого дня, стоя у открытого окна на кухне и с жадностью вдыхая сырой уличный воздух, пытаясь отбить въедливый запах моющего средства, я услышала голос моего персонального кошмара за спиной:
— Ты плохо спишь, Мэгги? — заботливо спросила Дэйзи. — Я слышала шаги ночью. Может, тебе приснился кошмар? Я... я могу посидеть с тобой? Или рассказать что-нибудь хорошее, чтобы не было страшно?
Ледяная волна – смесь страха и ярости – прокатилась по спине. Я не обернулась, лишь машинально сжала губку так, что струйки воды брызнули на пол. Тяжелый выдох вырвался сам собой.
— Мэгги? — прозвучало в ответ настойчивее, но всё так же сладко, как будто она знала, что я не смогу ей отказать.
— Отвали, — прошипела я сквозь зубы, едва сдерживая поток яда, клокотавший внутри. Всё накопленное за эти дни рвалось наружу, грозя захлестнуть её потоком ненависти. — Просто отвали.
Она не ответила. Просто стояла. Я чувствовала её взгляд, прожигающий мою спину, пока не швырнула губку в раковину и не вышла из кухни, чтобы переодеться.
Школа за эти дни перестала быть даже фоновым шумом. Уроки проносились мимо сознания бессмысленным гулом. Единственной соломинкой, короткой передышкой стали долгие, бесцельные прогулки после уроков. Я не шла домой. Не сразу, по крайней мере. Я брела по серым улицам, мимо витрин, в которых мелькало чужое усталое лицо, мимо людей, спешащих по своим делам и даже не подозревающих, что среди них — узник, запертый в чужой реальности. Эти часы были моей украденной, хрупкой свободой, и именно тогда, во время этих вынужденных скитаний, я начала замечать нечто... не совсем укладывающееся в рамки. Не специально. Нет. Скорее, это впивалось в сознание, как заноза.
Дэйзи.
Вернее, не сама она, а тот запах, что вечно вился вокруг нее, как невидимый шлейф. Не духи. Не одеколон. Что-то глубокое, сладковато-пряное, с ноткой незнакомых, экзотических цветов и... чего-то неуловимого, почти звериного, как дорогой, дурманящий ладан. Совсем не тот аромат, что ожидаешь услышать от девочки из многодетной, заурядной семьи.
Сначала я списывала это на стресс, на игру расшатанных нервов. Но галлюцинации не могли вызывать такой реакции у окружающих. А они реагировали. О, как они реагировали! Их лица преображались. Реакции становились слишком яркими, неестественно восторженными. Гипертрофированными.
— Дэйзи! Солнышко моё! – вскрикивала миссис Хендерсон, вечно брюзгливая соседка, внезапно расцветая улыбкой и суя Дэйзи только что купленную коробку дорогого печенья. – Возьми, деточка! Специально для тебя припасла! Ты такая светлая!
Или же...
— Эй, Дэйз! Жди нас завтра у фонтана! – орали ребята из "золотой" параллели, обычно брезгливо морщившиеся при виде меня или других учеников средней школы. – Без тебя будет скучно!
Люди ловили каждое её слово, как манну небесную. Аромат словно гипнотизировал их, заставляя забыть обо всем вокруг. Их глаза мутнели, становясь стеклянными, как у завороженных, а улыбки растягивались в неестественных, блаженных гримасах, словно они испытывали нечто запредельное, граничащее с экстазом. Лица их искажались, дыхание становилось прерывистым, а тела расслаблялись, будто под действием наркотика, теряя волю и рассудок.
Это было подозрительно опасно знакомо.
Я наблюдала из-за угла, прижавшись спиной к холодному кирпичу, стараясь дышать как можно тише. Раздражение бурлило, смешиваясь с леденящим, щекочущим затылок любопытством и... страхом.
Что это? Как она это делает?
Первая мысль метнулась к прошлому – к чистому пламени Гармонии, Истинному Небу, способному гнуть реальность вокруг себя, подчинять волю окружающих, однако мои собственные попытки вызвать хоть искру прежней силы натыкались на глухую, беспощадную пустоту. Эта реальность четко дала понять: здесь действуют иные законы. Чужие. Непостижимые.
А это означало, что нужно срочно искать источник аромата, пока он не свел с ума и меня.