Часть IV - Он Видит
Когда звонок в дверь раздался снова, Илья уже не спал. Он не спал давно. Он даже не был уверен, что еще живет во времени, где дни сменяют ночи. Здесь, в этой квартире, законы были другими. Пространство текло, как густой туман, а логика просачивалась сквозь щели под плинтусами.
Он лежал на полу в прихожей. Холодные доски впивались в лопатки, затекшие мышцы дергались судорожно, но он не двигался. Он слушал. Слушал, как за дверью — той самой, из которой всё началось — кто-то... есть. Уже не просто стоит. Уже есть. Присутствует. Дышит. Ждет.
Илья знал: он не один. И давно.
Звонок.
Раздался негромко, как-то даже вежливо. Как будто кто-то точно знал, что Илья рядом, и просто дает знак: «Пора». Он с усилием поднялся, медленно, будто сопротивляясь собственному телу. Подошел к двери.
Глазок. Старый, мутный, покрытый мельчайшими трещинками. Он чувствовал на себе его взгляд — с обратной стороны.
Илья не смотрел. Он больше не смотрел в глазок. С тех пор, как увидел не себя, а того другого — слишком симметричного, слишком неподвижного — он не приближался к нему.
Но дверь уже открывалась.
Он не касался ручки. Замки не щелкали. Просто дерево начало медленно расползаться в стороны, как мякоть плода. Открылось — и за ней была не лестница.
И даже не коридор.
Там был он.
Точнее, тот, кто стал его зеркалом. Лицо — один в один. Но с чем-то странным в глазах. В одном из них — нечто вращалось. Плотная тень. Как инородное тело, выросшее из зрачка.
Он протянул руку:
— Пора. Ты смотришь уже достаточно.
Илья не двигался. Он чувствовал: если прикоснется — все кончено. Он больше не будет собой. Он станет той стороной.
И рука коснулась лба.
Он проснулся.
На потолке — трещины, складывающиеся в узоры. Они двигались. Медленно. Как будто смотрели на него.
Он встал. Пошел на кухню. Всё на месте — чайник, кружка, обои с цветочками. Но свет — чужой. Как будто лампа излучала не свет, а взгляд.
Он попытался говорить — голос прозвучал, но не изо рта. Где-то сбоку. Как будто он — не весь тут.
Он проверил дверь — она не вела в подъезд. Она вела в ванную. Из ванной — в коридор. Из коридора — снова в кухню. Цикл.
И где-то внутри этого круга — глазок. Он чувствует его. Он внутри себя.
На следующий день (если это был день) он проснулся с чувством, будто кто-то в нём проснулся раньше.
Он пошел к зеркалу. Посмотрел на себя. Лицо было его. Но отражение не моргало, когда он моргнул. И не наклоняло голову. Оно просто смотрело.
Илья медленно отступил. Пошел к двери. Глазок снова манил, как зрачок живого существа. Он не собирался смотреть. Но его рука уже поднималась.
Он посмотрел.
На этот раз — коридор. Но двери — не обычные. Каждая дрожала, дышала. Из щелей сочилась темнота. И в каждой — глаз. Огромный. Вращающийся. Без зрачка.
И в центре — он. Илья. Тот, другой. Без эмоций. Он стоял, окруженный глазами, как бог между верующими.
И он улыбался.
— Теперь ты понимаешь. Ты был глазком всегда. Ты просто не знал.
— Кто ты? — спросил Илья.
— Я? Я — тот, кто смотрит. Ты — стал мной.
Илья отпрянул. От глаза. От двери. От себя.
Он попытался сбежать. В окно — там всё залито зеркальными поверхностями. На лестничную клетку — и снова оказался в спальне.
Он прыгнул с балкона.
Проснулся. В прихожей. Перед дверью. С рукой на глазке.
Время стало ломаться. Он спал — не спал. Ел — не ел. Смотрел — всё время.
Теперь он видел других. Соседей. Их квартиры — внутри глазка. Он чувствовал их движения. Их дыхание. Знал, когда они подходят к своим дверям.
И ждал. Пока они не заглянут.
Спустя сколько-то дней — может, лет — кто-то постучал в квартиру. Новый жилец. Девушка. Молодая. С коробками и надеждой на новую жизнь.
Она вошла. Осмотрелась. Всё нормально, немного пыльно. Но уютно. Даже дверной глазок — старый, латунный — казался забавным.
В ту же ночь она услышала странный шорох. Подошла к двери. Посмотрела в глазок.
И почувствовала, как на неё смотрят. Так близко, как будто изнутри её головы.
Она отпрянула, заклеила глазок скотчем. Но наутро лента была изнутри разодрана, а на полу — гвоздь. Сломанный. Как когда-то у Ильи.
А в глазке…
Смотрел он.
Илья.
Теперь он — глазок.
И он видит всех, кто приходит.
Потому что теперь ты смотришь — и тебя смотрят в ответ.