Украшение
Москва.
Теперь семьям нужно было поговорить по отдельности со своими детьми, и сквозь крики и возмущения, все таки все разъехались, кроме Цыгановых, чей сын выглядел слегка не важно. Фине буквально пришлось запереть брата ради его же безопасности в комнате, и пока Суворовы старшие успокаивали своих детей речами о том, что это было время такое, Валера орал как резаный на Цыгана, что так нагло и без предупреждения рассказал все сыну. Есения не была в стороне в этой ситуации, ради своих детей она могла пойти на все.
—Зато он не видел во мне врага народа. Он сразу знал, кто я и что, - огрызнулся Гриша, прижимая к себе Фаину, что была обеспокоена состоянием сына, — я могу говорить с сыном на любые темы.
—Но не о моем муже, Гриша. Были бы мы в девяностых, я бы пустила тебе рулю в лоб за твою безалаберность, - рявкнула Есения, делая шаг вперёд, и Валера рефлекторно встал позади, возвышаясь над любимой, — твой сын не умеет держать язык за зубами, и я буду спрашивать с тебя его провокации. Не смейте, блядь, даже думать о том, чтобы принизить моего сына за его характер. Он наша кровь. Наша копия.
Фаина оторвалась от мужа и тоже хотела бы что-то сказать, но Гриша не дал. Он кивнул Денису, дабы тот вышел, и ему пришлось повиноваться. Обстановка была накалена до предела, и даже давние друзья были готовы перегрызть друг другу глотки.
—Им не по пять лет, чтобы ты так дерзила, будто мы в первом классе драку обсуждаем, - фыркнул Цыганов, что тоже любил сына не меньше чем Есения своего.
—Я их мать не в зависимости от их возраста. Еще раз Денис умудрится спровоцировать Влада, я буду вынуждена запретить ему вход в наш дом. Он делает это специально, намерено выводит на людях, принижает за гнев. Пусть попробует принизить меня, и я покажу, что Влад ещё цветочки в нашей, по вашему мнению, больной семейке, - огрызнулась Туркина, и кратко коснувшись плеча мужа, развернулась и скрылась за дверью спальни. Ее трясло от гнева и ярости, поэтому ей как минимум нужно было немного успокоиться.
У окна на кухне стояла Серафина, что пила уже третий стакан воды, после того как употребила таблетку успокоительного, которая никак ей не помогала. Под рукой стоял стакан и нож, которым она открывала упаковку таблеток. Девушка собрала волосы в хвост, и уперевшись ладонями в подоконник, сильно стиснула зубы. Душевные терзания мучали ее из-за состояния брата, и она даже не заметила, как на кухню вошел Денис, и облокотившись на столешницу, стал наблюдать за ней.
—Может нам тоже стоит поговорить? - тихо проговорил парень, на чьем лице уже выступали свежие, фиолетовые гематомы, — каждый раз собачиться с тобой мне не нравится, Фина.
—Уйди, - ее голос звучал так отчаянно, что Денис свёл брови на переносице, и сделал шаг к девушке, будто думал, что она сможет его подпустить к себе, — уйди, Дин. Сейчас я смогу сделать непоправимое.
—Ты должна знать, что я никогда не причиню тебе вреда. Твой брат сам ведёт себя так, будто ему все дозволено. Я просто его усмиряю, - Денис говорил осторожно, видел, что Фина сейчас слишком взвинчена.
Они общались, он ездил к ней в Америку несколько раз в тайне ото всех, и это было главной их проблемой, помимо Влада. Их взаимоотношения были на грани дружбы и любви, но они закончились так же быстро, как и начались. Они разные. Они слишком разные.
Рука Серафины обхватила рукоять ножа, и она в одно мгновение обернулась. На глазах девушки выступили слезы, подбородок дрожал, но плечи держались уверенно.
—Ты доводишь его каждый раз, и зная о нашей связи, причиняешь мне сильнейшую моральную и эмоциональную боль, Дин. Ты только и добиваешься, чтобы я и он страдали. Тебя бесит, что я выбираю его, а не тебя. Ты злишься. Злишься, что каким бы ты крутым не был, я выбираю брата. Я выбираю свою кровь, - произнесла Фина и будто камень упал с ее души, когда ее прорвало на искренние слова.
—Ты хотела быть со мной, и резко отпрянула, - обиженно и одновременно озлоблено проговорил Денис, снова делая шаг вперёд, будто не обращая внимание на опасное положение холодного оружия в руках кудрявой, — ты предпочла его улыбку своей. Ты выбирала его, когда нужно было выбрать себя. Он больной. Он неуравновешенный, и ты один хрен сидишь и терпишь, сидишь и ждёшь, когда у него произойдёт очередной приступ, из которого без тебя он не может выбраться. Он гребаный псих, но ты и шага без него не делаешь. Ты тоже начинаешь болеть вместе с ним.
Рука дрогнула, парень успел перехватить оружие на пути к его телу. Фина не отрывала своих глаз от глаз Цыганова, и он даже не дёрнулся, когда острое лезвие разрезало плоть на его ладони, когда она попыталась его пырнуть. Она не следила за действиями, она делала это в порыве гнева, от отчаяния, от боли за брата.
—Я никогда не хотела быть с тобой. Мне не нужно твое внимание. Мне не нужен твой голос. Мне не нужны твои касания. Забудь все то, что было. Твое присутствие в моей жизни сжигает все возможности. Ты сам вырыл себе могилу. Ты сам заставил меня отвернуться от тебя. Ты сделал все сам, - слеза скатилась по покрасневшей щеке, Фина метнулась глазами к окровавленному ножу и ладони Дина. Оружие со звоном упало на пол, а кровь продолжала литься по запястьям парня, что искал в лице девушки объяснение ее словам, — если бы ты нашёл другой путь обращения с моим братом, я бы сейчас жалела об этом поступке. Но нет, ты оскорбил его, и уже не впервые. Раз ты знал, чья я дочь, сейчас ты не удивлён. Будет лучше, если ты исчезнешь. Будет лучше, если ты забудешь обо мне.
Фина не смогла сделать ни шагу. Она продолжала смотреть на парня, с которым когда-то ей действительно было хорошо. Поцелуи по клубам, объятия под окном, пока Влад спит, тихие признания в симпатии, скрытые переписки. Все это было у них обоих, но он за счёт своего самолюбия не смог делить девушку с ее же братом, а она из-за зависимости от Влада, выбрала его счастье.
—Я думал, ты повзрослела, изменилась хотя бы чуть чуть, - хриплым голосом проговорил Денис, хватая со стола полотенце, чтобы приостановить кровь на ладони, — но ты все такая же зависимая. Твой порез мне не принёс никакой боли. Нож лишь украшение твоему острому, беспощадному языку, Серафина.