Заречье

Деревеньку эту Заречьем кличут. Здесь в ночи секреты хранятся, о коих знать никто не должен. Это место сокрыто от глаз людских, дабы уберечь свои тайны.

Всепоглощающая тьма. Я чувствую, как она струится по моим венам, окутывает кожу в ледяное одеяло. Я спускаюсь вниз, неведома куда.
Чирканув огнивом, мне удалось искру высечь, чтобы путь свой осветить.
Сквозь огонь, пронизывающий тьму, я увидел, что стою в сыромподвале. Земля вся влагой пропитана. Неужели я оказался снова на болотах? Пройдя чуть дальше, я замер от ужасной вони. Пахло чем-то тухлым вперемешку с прокисшим молоком.
Зажав рукавом нос, я осветил источник запаха. Это была огромная кучка из человечьих трупов. Сверху на неё падал свет, видимо, они были сброшены в какую-то яму. Среди человеческих тел я увидел очень знакомое лицо. Ритку! Ритку из коровника! Вся бледная, облезшая. Кожа настолько плотно присохла к черепу, что узнать здесь человека было почти невозможно. Но я сразу понял, что это она.
После того, как голова моя приняла этот факт, я увидел среди тел и Владимира и маму Настенькину. Все жители деревни были там! В глубине колодца!

Проснулся я в холодном поту. Сердце бешено стучало в груди, вот-вот намереваясь вырваться. «Всего лишь сон» — подумал я.
С тех пор, как мы с Настенькой  обнаружили ту деревню, эти сны не покидают меня. Из ночи в ночь я вижу горы человеческих тел, что лежат на дне ямы.
Я встал и медленно потянулся. По солнечному блику на полу было ясно, что за окном день и я проспал все утро, отчего был не в восторге
Дни все ещё проходили долго, однако по желтеющим листикам было ясно, что скоро осень. Смерть не тронет лишь ели и сосны, которые будут напоминать о том, что когда-то здесь цвели цветы и голубое небо укрывало зеленые луга.
Одно хорошо — еды зимой будет много. Живность вся, что летом взращивалась, на убой пойдёт и овощи будут засоленные из погребов доставать.
Печку теперь приходится топить чаще, а из дома вовсе не хочется высовываться. Только Настенька, да работа заставляют размять косточки. А хотелось бы просто укутаться в шерстяное одеяло, поставить самовар на стол и слушать, как за окном воет ветер.
Как зима будет, так, думаю, и нечести всякой поубавится. Холодновато даже ей станет в суровые морозы.

Я затушил печку, а сам пошёл на улицу, чтобы набрать колодезной воды, которая скоро закончится. Сибирская осень встретила меня небывалой красотой. Несмотря на прохладный ветер на улице было тепло, правда пальтишко все же пришлось накинуть. Жёлтые, ещё не опавшие листья на деревьях украшали улицы. Но особенно завораживал вид леса. Он словно пылал ярким пламенем. Сквозь ели проглядывались дубы и березы с огненной листвой. Когда же поднимался ветер, то это пламя взымалось вверх, а после тихо опускалось на реку и плыло вниз, будто сотни свечей.
Вся моя голова была забита мыслями о сне, что приснился мне сегодня. Нет, он снился мне и до этого, но сейчас, почему-то особенно въелся в мой мозг.
Я даже не заметил, как подошёл к колодцу и закинул ведро вниз. Со дна послышался всплеск холодной воды, и я принялся закручивать веревку обратно на балку, чтобы забрать его. Как только снял ведро с крючка, тут же почуял запах землицы. Эта вода всегда так пахла. Тем не менее, сейчас я обратил на это внимание и в этот миг молния прошлась по моей памяти. Ещё в августе мы встретили Вукодлака и я убил его возле колода. Тогда я не обратил на это внимания, однако, отойдя он монстра запах все же преследовал меня, но сослал я это на шок, аль страх какой. Это пах колодец! От него смердило трупной вонью! Мои сны — вещие. Где-то там, под землёй свалены мёртвые люди!
От осознания этого я чуть было не выронил ведро, а потом заглянул в колодец, чтобы убедиться, что он чист.
Внутри ничего не оказалось кроме воды. Я не стал задумываться над тем, что таиться под водой. Вместо этого сразу побежал что есть мочи к Ритке, под предлогом взять немного соли. Не может же быть того, чтобы она померла.
После моего стука, дверь сразу же открылась. Женщина в заляпанном мукой фартуке стояла на пороге и вопросительно смотрела на меня.
– Не будет ли соли? – Спросил я. И мне показалось, что это прозвучало крайне глупо.
– Ах, конечно. Подождите минутку, – она быстро метнулась к столу и взяла маленькую солонку. – Ну-с, надеюсь столько хватит?
– А, да, вполне, – ответил я.
– Извините, но мне надо идти. Готовка, – сказала Ритка и закрыла дверь.

Я вернулся домой. На душе было странное чувство обмана. Кажется, что я совсем близок к разгадке, но в то же время она так далека от меня.
Трупы на дне колодца... я уверен в достоверности этого, но заново к болотам возвращаться не хочется. Снова чудище какое нападет, да я так уже не отделаюсь легко.
Из раздумий меня вывела пришедшая ко мне девушка.
– Привет, Настенька.
– Здравствуй, – тихо ответила она мне.
– Присаживайся, – я отодвинулся и похлопал по свободному месту на кровати.
Девушка, поправив платьице, села.
– Мила родить через месяц должна, – начала она, – но как я устала. Всегда ношусь с ней. Отвары по просьбе варю, маменька моя ей помогает.
– Устала?
– Очень.
– Иди ко мне.
Мы слились в поцелуе. Таком же нежном и чувственном, как в первый раз. Пальцы ловко ходили по её спине. Она обвила руками мою шею, и вскоре мы легли на кровать. Ее бархатная кожа была прекрасной, безупречной. Мне хотелось утонуть в её объятиях. Ладони девушки коснулись моего обнаженного тела. Она покрывала поцелуями мою шею, грудь. Волна наслаждения накрыла нас с головою. Настенька нагая лежала на кровати. Наши тела были близки друг к другу. Пламенеющая страсть затуманивала разум, пока удовольствие не поглотило нас обоих и мы не остались без сил.

Ещё долго мы пробыли с Настенькой дома. Она спасалась
от работы, а я спасался от навязчивых мыслей о тайнах здешних. Потом на пороге показалась ее мама. Она позвала девушку обратно в дом из-за Милы. Я же открыл записной блокнот и принялся переносить данные о хозяйстве и продажах. Некоторые наши мужики возят в соседние деревни товар, увы отчитываться за него все равно мне приходится.

Закончив с рутиной, я вышел из дома и путь мой лежал в курятник. Хозяйство здесь общинное, как совсем в старые времена, оттого все животные, считай, общие. В курятнике я забрал несколько яиц, а также снова курей поголовье пересчитал. Выйдя обратно встал около речки. Не знаю почему, но осенью её вид завораживал меня больше, чем обычно. Золотая листва укрывала её потным слоем, отчего река была похожа больше на ручей расплавленного золота. Увы, мою любовь к осенней реке мало кто разделял. Женщины жаловались, что в такой воде стирать одежду совсем неудобно, а мужики — что рыбу не половишь.

Когда я вернулся — дом встретил меня уютным жаром после прохладного вечера. Сегодня и в баньку с мужиками сходить удалось мне и сдать в главенство бумаги. Теперь лишен я на неделю работы, поэтому сегодня я решил приготовить на ужин омлет, хотя раньше никогда не ел его. Сумерки близились, яко струящаяся вода.
Я разжег печь дровишками, которые, к слову, уже заканчивались. В кулинарии сил у меня не особо много, но яички с молоком смешать, да солью посыпать могу благо.
Поставив на пластину железную ещё сырой омлет, я сел за стол и прислушался. Тишина. Ночь сегодня спокойной должна быть. Лишь цвиркание сверчков иногда нарушает блаженное молчание.
Невольно на глаза мне попался пистолет, который я прихватил со службы. Задумался я о припасах к нему. Попросить не могу, сразу поймут все и к стене уж точно приставят. А патронов мало осталось — всего один. Один единственный патрон, который может сберечь мою несчастную душинушку. После я отложил оружие и мысли о нем сразу ушли, осталась лишь пустота в голове.

Пустоту развеял шум, доносящейся с улицы. Какое-то шаркание, и последующий за ним стук в дверь.
– Ваня! – Прозвучал девичий голос, – Ваня спаси!
Это кричала Настенька. Бесспорно это её голосок. Но что же делать? Что будет если я выйду?
Я не могу здраво рассуждать, сердце бешено колотится. Схватив с собой пистолет ( на всякий пожарный), я отворил дверь и... тишина. Токмо ночь ударила по моему лицу. Вокруг ни души, лишь слышно как течёт речка.
– Настенька? – Позвал я её и тут же вспомнил про Лихо, что приходит, когда ослушиваешься предначертанных обрядов. Но в этот раз, я надеялся, что оно не явится ко мне.
На зов послышался лишь тихий шёпот: «Ванечка», но и он растворился во мраке ночи. После я услышал, как хлопнула дверь соседнего дома. Дома Владимира.
Преодолев страх, я осмелился шагнуть за порог. Если Настеньке нужна моя помощь, то я готов спасти её. Думая об этом, я все сильнее сжимал пистолет в руках.
Как только оказался я в пучине ночи, то ощутил странное чувство. Чего-то давно забытого. Понял, что уже несколько месяцев не видел ночи, забыл как она выглядит, как она пахнет...

Я постучал в хату Владимира. Не громко. Так, чтобы чудища неподалеку не ощутили присутствия моего. Ответа на мой стук не последовало.
– Владимир, – тихо позвал я.
Ничего. Лишь волчий вой где-то вдали нарушал это молчание...а может и не волчий, и какой-то упырь уже вышел на мой след.
Я чувствовал, что Настенька зовёт меня, что ей нужна моя помощь. Поэтому встал на крыльцо и заглянул в окно. Эта ошибка стала одной из самых больших в моей жизни.
Владимир. Он сидел там один. Что-то шил... по крайней мере мне так показалось. Его лицо... оно было все в язвах трупных. Руки, иглу держащие, были облезшими и без кожи. Просто кости. Мужчина оказался живым трупом! Гнилым, с впавшими щеками и бледной кожей.
От ужаса я упал вниз и в сей же час закрыл ладонью рот, чтобы чудовище, что покоится внутри дома не услышало меня.
– Неужели это оно меня заманило к себе? – Подумал я, – нет, этого не может быть. Настя! – я побежал к её дому.
Мне нужно было убедится лично, что с ней все в порядке, что она жива, что она не такой же монстр!

Стук. Я снова стучу в злосчастную дверь и в ответ... снова эта тишина. Она сводит с ума!
– Настя, это я. Правда я, – на секунду замолчал, апосля невольно выпалил, – ты любишь ромашковый чай!
Почему-то мне стало стыдно за это, и я надеялся, что этого никто кроме меня не услышал.
Дверь отомкнулась, но я все же не решался зайти.
– Входи, – сказала наконец девушка.
Ворвавшись в дом, тут же кинулся к Настеньке, сидевшей в темном углу и обхватил руками её белесое лицо. Теплое. Нежное.
– Слава Богам, – тихо просипел я и прижал к себе. Почувствовал даже, как по моим щекам катятся вниз слезы.
– Что случилось? Что же, Ваня, ты, наделал? – Она заплакала. Тихо-тихо. Я смотрел в ее глаза и в них отражался страх.
– Я услышал, как ты звала меня, а оказалось, что и вовсе этого не было. Ты словно растворилась.
– Туманник... это был Туманник, – сказала девушка, отведя взгляд.
– Туманник? Так это он во Владимирской хате был? – Тут же спросил я.
На лице Настеньки тут же отобразилось недоумение. Личико так и кричало: «Что?»
– Ты был у Владимира? – Спросила она дрожащим голосом, который вот-вот был готов снова сорваться на плач.

Все это это время мы говорили шепотом, так как её мама спала в кровати неподалёку. Но от нашего шума, женщина все же начала ворочаться и мой взгляд перешёл на неё.
Катерина перевернулась на бок перелом к нам и я смог разглядеть её лицо. Бледное, с пролезающими костями. Ее нижняя челюсть почти оторвалась и всегда была открыта. Гнойные язвы покрывали лоб, а морщины сползли вниз.
Я посмотрел на Настеньку и закричал. Закричал тихо... беззвучно, но в моей голове это был всплеск эмоций. Прежде всего страха.
Девушка тут же схватила меня под руку, и осмотрела своими живыми блестящими глазами.
– Не надо, прошу... – проговорила она, мотая головой из стороны в сторону. – Я все расскажу.

Каждый из них. Каждый, кто сейчас находился дома — был обращен в нежить. Ходячие трупы спали на кроватях, штопали одежду, нянчили детей в люльках.
Каждый из них оказался мертвецом.

Виктор Снегов. Исследователь праязыческой мифологии.

Туманник или же Туманец — существо обитающее во многих районах, но больше всего в древних и сёлах. Облик его неизвестен. Предположительно рождается из тумана и остаётся невидим для человеческих глаз.
Обладает уникальной способностью запутывать людей, претворяясь их знакомыми и близкими. Может подавлять желания человека и заставлять совершать поступки, которые он никогда не делал.
Часто Туманца можно встретить на болотах. Он обращается в утопающего человека, или потерявшегося ребёнка, в после зовёт на помощь.