смерть ребёнка
Тридцать минут. Столько продолжался молчаливый траур. Ни разговоров, ни слёз — только внутренняя тишина, давящая на виски, как набат. Кто-то сел в угол, кто-то закрылся в туалете, кто-то просто смотрел в пол.
Марк сидел на подоконнике, и в груди у него жгло. Будто что-то изнутри прижигало ребра изнутри. Он больше не чувствовал гнева — только усталость.
В конце концов, как и все дети, он поднялся и направился в спальню.
Проходя мимо длинного коридора, он на секунду оглянулся — будто что-то должно было остановить его, позвать, вмешаться. Но всё оставалось прежним. Детский дом ждал молча, как будто знал: впереди — другое.
Он открыл дверь в свою комнату. Та же старая, уютная, даже слегка потёртая обстановка. Всё было знакомо до мелочей: мягкий свет ночника, шершавые простыни, поскрипывающее окно.
Он дошёл до кровати и лёг, не переодеваясь. Несколько глубоких вздохов — и веки сомкнулись.
---
Сон вернулся мгновенно.
Он снова оказался в тёмном пространстве. Ни звуков. Ни горизонта. Только перед ним — одна-единственная дверь. Всё та же. Древняя, деревянная, чёрная.
Но в этот раз — она ждала.
Он медленно подошёл. На пальце у него вдруг вспыхнуло кольцо — и тотчас начало пульсировать, светясь мягким серебром. Через секунду оно изменилось. Превратилось в ключ — холодный, тяжёлый, покрытый непонятными символами. Он сразу понял: это и есть ключ от этой двери.
Марк вставил его в замок.
Щёлк.
Дверь открылась и втянула его внутрь.
---
Он упал. Или, скорее, вошёл в падение. Без звука. Без ощущения гравитации. Всё растворилось.
А потом — поле. Бесконечное, мягкое, тёплое. Пахло свежей травой. Вдали, на горизонте, угадывалась деревня — с крышами, колодцами, дымом, и… жизнью.
Он пошёл туда.
И с каждым шагом ощущение усиливалось:
Это не сон. Это не иллюзия. Это как будто реальность. Настоящая.
Деревня гудела. На улицах — люди. Смеялись, спорили, торговали. Продавцы вываливали шкуры, кричали о свежем мясе, женщины уносили корзины с хлебом.
Марк шёл, поражённый, растерянный, но всё ещё идущий. Как будто должен был быть здесь.
И вдруг — рука на плече.
Он обернулся.
Кейт.
— Почему ты убежал с Реном? — строго, почти сердито сказала она.
Марк замер.
— Что? О чём ты говоришь?.. Кейт, что с тобой?
Её лицо исказилось — не злобой, а непониманием. Как будто она слышит чужой язык.
— Что значит "что со мной"? Марк… ты вёл себя странно. Ты сбежал. Все ищут тебя.
Она схватила его за руку.
— Пошли. Я отведу тебя домой. В приют.
— Нет! — Марк резко дёрнулся. — Это не по-настоящему. Это не ты!
Он вырвался и побежал прочь.
Кейт кричала что-то, но он уже не слышал. Он бежал куда глаза глядят — между прилавками, вдоль изгородей, пока вдруг не оказался перед воротами кладбища.
Он не собирался туда идти — но ноги сами понесли вперёд. Внутри него всё дрожало.
Каменные плиты. Покой. Деревья стояли, как стражи.
И на одной из плит — он увидел имя:
ЗОЯ.
Он замер.
— Нет… — прошептал он. — Не может быть…
Он подошёл ближе. Под ногами заскрипел гравий.
Рядом стоял ещё один гроб. Он был детский. Чёрный. С белой табличкой.
Он подошёл ближе. И прочёл:
КАЦПЕР.
— Нет! — закричал он. — Что это за место?! Что за… чёртов театр?!
Он сорвался с места, выбежал с кладбища, почти не чувствуя ног. Его дыхание стало рваным, в горле щипало. Он бежал — в лес, в надежде, что деревья скроют его от безумия.
Где-то между соснами он остановился, тяжело дыша. Всё вокруг — слишком реально. Шорох листвы, холод от земли, дрожь в коленях.
И вдруг — дверь. Прямо среди деревьев. Одинокая, как в его снах.
Он подошёл. Медленно. Рука сама потянулась к ручке.
И он открыл её.
---
Он проснулся.
Лежал в кровати. Комната была тёмной. Всё было… прежним.
Но в ушах всё ещё звучал его собственный голос:
— Что это за место?..
Он закрыл глаза.
Это не просто сны. Это предупреждения.
---