Глава 25. Все, что имеет значение
Саша
Позвонить Ярославу я так и не успеваю: сначала уроки, потом дополнительные занятия, а после звонит мама и просит заехать домой. Прикидываю в уме, что времени еще должно хватить, и я успею вернуться к себе и собраться на девичник. К тому же, как бы я не стремилась к самостоятельной жизни, по родителям все-таки соскучилась.
Мама встречает меня при полном параде: в выглаженном домашнем платье, тщательно уложенными волосами и неброским макияжем. Раньше это ее патологическое стремление выглядеть дома так, словно к ней в любой момент может нагрянуть с визитом сама английская королева, раздражало меня. Потому что того же самого она требовала от меня. С утра мне полагалось идти к столу уже полностью собранной и одетой, пользоваться ножом и вилкой, негромко разговаривать и ни в коем случае не спорить с родителями.
Помню, как-то в подростковом возрасте я осталась ночевать у Лары. Я тогда больше двух месяцев уламывала маму на ночевку у подруги, но неизменно слышала в ответ: “У тебя есть свой дом и своя кровать, в которой тебе полагается спать”. Но потом все-таки сдала оборону и разрешила один раз — в качестве огромного исключения — переночевать у Ларисы. Я была очень удивлена, когда утром все семейство Смирновых появилось за столом растрепанное, в пижамах и майках, и громко смеялись, пытаясь перекричать телевизор и друг друга. Я смотрела на них и улыбалась, точно неожиданно оказалась на цирковом представлении — так шумно и весело у меня не было никогда. Потом я много раз ночевала не дома — после поступления в институт, маме пришлось поступиться этим правилом, но то утро я запомнила на всю жизнь. Потому что именно тогда, в тринадцать лет, я точно поняла, какой хотела бы видеть свою будущую семью.
Мама окидывает меня внимательным взглядом и притягивает в свои объятия. Гладит по голове и спине, а сама будто бы невзначай проверяет, не слишком ли я изменилась за дни, которые мы не виделись.
— Ну, как ты? — спрашивает она таким тоном, будто я не съехала от них с папой в другую квартиру, а перебралась в дикую тайгу, к медведям.
— Все отлично, мам! — бодро заверяю я ее.
— Точно? Папа говорил, что квартирка совсем маленькая. И дом старый. Может, мы будем добавлять тебе каждый месяц, и ты снимешь что-нибудь другое?
Под “чем-нибудь” другим мама подразумевает квартиру в нашем ЖК. Мы живем в нем уже лет десять, с тех пор, как он вообще появился на самом берегу реки. Мама сразу облюбовала это место — за близость набережной и центра города, красивый вид из окон, закрытую территорию и частную школу, в которую она меня тут же определила. А папа за близость к работе и жилье, соответствующее его статусу служащего мэрии. И поэтому, когда я сказала, что хочу съехать, мама тут же предложила перебраться в соседний дом, где одна из ее знакомых как раз сдавала квартиру. С ее точки зрения, это был идеальный вариант: я бы играла в “самостоятельность” под ее постоянным и неусыпным контролем. О месте в школе она тоже успела договориться, даже не спросив, чтобы у меня не оказалось даже крошечного шанса сбежать из-под ее опеки.
Но я решительно отклонила все попытки мамы удержать меня возле себя. Сбежала на окраину города, устроилась в самую обычную, а не частную школу, переехала жить из элитного ЖК в старую пятиэтажку с вечно ломающимся смесителем и заедающей дверью.
— Нормальная у меня квартира, мам, — с нажимом говорю я. — Зачем мне большая? Я одна живу. И какие деньги? Вообще-то в этом и была суть — научиться справляться самой, без вашей помощи. Как только заработаю, сниму жилье получше. Но сейчас меня все устраивает.
Мама вздыхает. Кажется, она уже почти смирилась, что я вылетела из ее гнезда. Потому что в день, когда я сказала, что съезжаю и уточнила куда — дома был скандал, закончившийся приездом скорой. А сегодня — только короткие вздохи и расстроенное покачивание головой. Это, определенно, успех. Может быть, даже настанет тот день, когда мама сможет приехать ко мне в гости и не сойти с ума от осознания, в каких условиях живет ее дочь.
— Так что ты хотела, мам? У меня не так много времени, у Лары сегодня девичник.
— Просто соскучилась по дочери. Вчера испекла торт, твой любимый “Наполеон”, подумала, ты будешь рада.
— Конечно, я рада! — Я обнимаю ее и обхватываю за плечи. — Я тоже очень соскучилась. До девичника есть еще несколько часов, за которые я успею съесть все.
Мама ставит чайник, достает из холодильника торт и принимается рассказывать последние новости. Я незаметно подцепляю пальцем излишки крема и внимательно слушаю про то, как соседка сверху улетела в Тайланд с очередным мужчиной, та, что снизу снова беременна, а главный по подъезду был пойман за порчей общедомового имущества, после чего оказался незамедлительно сдвинут со своего поста. Мама довольно улыбается и заговорщицким шепотом делится, что официального голосования еще не было, но в домовом чате большинство поддержало ее кандидатуру на это место.
Я искренне поздравляю маму. Всю свою жизнь она не работала и занималась домом и семьей — папина должность вполне позволяла ей не думать о деньгах и жить в свое удовольствие. Проблема оказалась в том, что она так и не смогла найти для себя хоть что-то интересное, чем можно занять свое время. Поэтому оно все отдавалось исключительно мне: трехразовое свежеприготовленное питание, встречи возле школы в духе “я просто случайно проходила мимо”, спортивные секции и кружки, на которые она не уставала меня водить, соревнования, обязательные прогулки перед сном по набережной. Мое детство не было плохим, и я никогда не испытывала недостатка родительской любви и дефицита их внимания — наоборот, я купалась в них. Но иногда мне казалось, что я задыхаюсь, захлебываюсь.
И теперь мне кажется, что должность главной по подъеду поможет заполнить ту брешь, которая образовалась в ее жизни с моим переездом. Наверное, это глупо. Как какая-то общественная деятельность может заменить другого человека? Но я в который раз напоминаю себе: я не умерла и не исчезла без вести. Мы все также можем продолжать общаться и гулять по набережной, она по-прежнему может участвовать в моей жизни. Просто теперь главная роль принадлежит мне, а не ей.
— Что у тебя нового? — интересуется мама, отрезая мне огромный кусок торта. — Как школа? Как дети? Как коллектив?
Я послушно пересказываю ей все, что мы уже давно успели обсудить по телефону. Мама с интересом слушает — словно в первый раз — и вставляет свои замечания и непрошенные советы. Она все знает и умеет лучше меня, даже учить детей, хотя из нас двоих только у меня есть педагогическое образование. Но я не обращаю на ее высказывания внимания — проще проигнорировать и сделать по-своему, чем доказывать ей, в чем она не права, это я уяснила уже давно.
— Уже познакомилась с кем-нибудь? — многозначительно спрашивает мама, и одна ее бровь приподнимается.
— Может быть, — осторожно отвечаю я, и в тот же момент понимаю, что ответ был неправильным.
— И кто он? Вы познакомились в школе? Он учитель, да? А сколько ему лет? Саш, надеюсь, он не женат? Разведен? А дети от прошлого брака остались? Если да, то это не проблема, главное, чтобы…
— Мам, остановись, — смеюсь я и приподнимаю руки, капитулируя перед ее любопытством.
Но я прошу ее о невозможном. Она едва ли не дымится, что в моей жизни, которую она привыкла полностью контролировать появился кто-то, о ком она ничего не знает. Мама снова щелкает кнопкой чайника, хотя он еще горячий.
— Саш, ну не молчи. Я хочу знать о нем все.
Все о нем не знаю даже я сама.
— Он мой сосед. Встретились случайно в подъезде, и он даже немного помог мне по хозяйству.
— Это хорошо, — мама одобрительно кивает головой. — Значит, руки растут откуда надо. А работает кем?
Я спотыкаюсь на этом вопросе, потому что понятия не имею, где и кем работает Ярослав. Для меня это не показалось важным настолько, чтобы спросить, а сам он не рассказал.
— Да какая разница, мам. Работает и ладно.
Она меняется в лице и неодобрительно хмурится. Первое, что спрашивает мама у незнакомого человека — это его должность.
— А кто его родители? — А вот и второй вопрос.
Я нервно хихикаю и думаю, стоит ли сообщать матери все, что я знаю о родителях Ярослава. Здраво рассудив, что нет, равнодушно пожимаю плечами:
— Они умерли.
О судьбе его отца мне ничего неизвестно, но я только надеюсь, что вселенная не слишком обидится на меня за то, что я только что похоронила для своей матери возможно живого человека. Из двух зол определенно нужно выбирать меньшее, и пусть уж лучше она думает так, чем узнает, что он сутунер, сидящий в тюрьме.
— Бедный мальчик, — искренне сокрушается мама. — Очень жаль, что так случилось. И сколько ему лет?
Я снова пожимаю плечами.
— Он не женат?
— Нет, насколько мне известно.
— Саша, это первое, что нужно выяснять при знакомстве с мужчиной.
— Ма-а-ам, — закатываю я глаза, но она только нетерпеливо отмахивается.
— А был? Дети?
— Нет у него детей. Наверное, — тут же добавляю я, и мама поджимает губы.
— Саш, ты хоть что-то о нем знаешь? — восклицает она.
Знаю. Что сердце при виде него выпрыгивает из груди, а тело перестает мне принадлежать. Что его боль чувствуется сильнее собственной. Что мне безумно нравится наблюдать за штормом, бушующим в его глазах, а еще видеть, как при взгляде на меня он успокаивается, словно вода разбивается о прибрежные скалы. И над бескрайним океаном появляется яркое солнце. Знаю, что рядом с ним мне хорошо и спокойно, так, как не было ни с кем и никогда. Имеет ли все остальное хоть какое-то значение?
В этот самый момент я понимаю, что нет. Но моя мать совсем другого мнения на этот счет — и следующие десять минут меня ждет подробная лекция о том, как нужно выбирать себе мужчину в спутники жизни. Я слушаю ее критерии успешности отношений с противоположным полом и понимаю, что Ян Курбатов оказался бы на вершине ее рейтинга. На долю секунды я жалею, что вообще рассказала маме о Ярославе — ну чего я в самом деле ждала? Что она окажется в восторге от парня с тяжелым прошлым, условной судимостью и явно занимающимся чем-то противозаконным в настоящем? Для знакомства с родителями точно рановато, если оно вообще хоть когда-нибудь состоится.
Зато я делаю для себя одно неожиданное, но очень важное открытие — мне абсолютно все равно, что кто-то думает о Ярославе, даже если этот “кто-то” моя мать. Поэтому я спокойно выслушиваю ее наставления и даже смеюсь на заявление “Хотя бы предохраняйтесь, умоляю. Дети до брака — это такой позор”.
Мы болтаем еще пару часов, пока я не понимаю, что в меня больше не влезет ни глотка чая и ни кусочка торта. На самом деле мне уже давно пора домой, чтобы собираться на девичник к Ларе, но мы с мамой слишком давно не виделись и обе рады нашей встрече, чтобы я могла просто встать и уйти. Поэтому я тяну до последнего, и только когда время переваливает за семь часов, интересуюсь:
— А где папа? Он разве не до шести?
— У него какие-то проблемы на работе. — Она не рассказывает подробнее — то ли не не знает сама, то ли не хочет грузить меня отцовскими заботами.
— Что-то серьезное?
— Нет, рядовая ситуация, но требует от него слишком много времени и сил, — завуалированно заявляет мама. Больше двадцати лет жизни со служащим администрации города научили ее отвечать на вопросы, не давая четкий ответ.
— Тогда передавай ему привет. Мне уже пора уезжать, — разочарованно вздыхаю я.
— На выходных не заедешь?
— На этих вряд ли. В субботу у Лары свадьба. Постараюсь в воскресенье, но не могу обещать.
Мама кивает, а я, едва сумев отбиться от половины торта, которую она хотела запаковать мне с собой, иду в свою комнату. Еще несколько недель назад она и правда была моей, а сегодня я словно захожу в музей своей прошлой жизни. Вроде бы все то же самое: просторная кровать, укрытая белоснежным пледом стоит на своем месте, а на тумбочке так и лежит недочитанная перед отъездом книга. Я беру ее в руки и делаю себе мысленную пометку забрать ее в следующий раз. Не в этот.
И все же что-то неуловимо изменилось. Я больше не ощущаю это место своим. Шкаф больше не забит вещами под завязку — теперь большая часть из них живет в другом месте. На письменном столе не разбросаны миллион мелких бумажек с записками-напоминаниями, что нужно сделать, а умная колонка не реагирует на мое появление привычной песней — теперь она тоже делает это не здесь.
Я копаюсь в шкафу в надежде, что в его недрах есть хоть что-то, что можно надеть на девичник в баре. Домой я уже не успеваю, а опаздывать не хочется. Поэтому о потрясающем черном платье, украшенном серебристыми вставками можно забыть. Я старательно разгребаю вешалки в шкафу, один за другим отметая варианты. Одно кажется слишком простым, другое вульгарным. Наконец, мне попадается платье, о котором я давно успела забыть — насыщенного винного цвета, с открытыми плечами и юбкой, достающей до середины бедра. В восторге достаю свою находку из шкафа и расправляю пальцами тонкую ткань.
Влезаю в платье и удовлетворенно разглядываю себя в зеркале — получилось красиво, нарядно и не пошло. То, что нужно. Быстро поправляю макияж и делаю акцент красной помадой на губах. А затем прощаюсь с мамой и вызываю такси.