Порох. Бабочки. Шипы

Ярослав

Никаких дел у меня нет. Но находиться рядом с Сашей и дальше я не могу. Когда она смотрит на меня своими огромными васильковыми глазами, я перестаю здраво и рационально мыслить.

Черт знает, зачем я рассказал ей о своем прошлом. Да, это не секрет. Сейчас, спустя много лет, большинство уже давно утратили к этому интерес и забыли о живущих здесь когда-то людях, но еще лет десять назад разговоры о нашей семье не стихали. Каждый раз, выходя из дома, я встречал или осуждающий взгляд, или слышал шепот за спиной. Теперь дело до меня есть только Галине Петровне и ей подобным, но меня это давно не задевает. Я не скрываю свое прошлое, хотя вряд ли такое вообще возможно скрыть. Оно просачивается наружу, словно ядовитый газ, и рано или поздно мое окружение все равно о нем узнает. Но чего я почти никогда не делаю — так это не рассказываю о своем детстве сам.

А Саше выложил все, как на духу. Наверное, в глубине души хотел увидеть в ее глазах отвращение, ненависть и презрение — знакомый с детства коктейль. Увидеть, чтобы раз и навсегда похоронить в себе глупое желание оказаться возле нее.

Но не нашел в ее взгляде даже отголосков этих чувств. Она смотрела на меня с пониманием и даже нежностью, и вот этого я совсем не ожидал. Я научился противостоять злости, агрессии и насмешкам, но так и не умею справляться с чужой добротой. А нужно ли с ней вообще бороться? 

Я почти на автомате выхожу из подъезда и на ходу набираю номер Марата. Он долго не отвечает, а потом сбрасывает короткое сообщение, что перезвонит позже. Выругавшись, я завожу мотоцикл и, выехав со двора, разгоняюсь посильнее. Рев двигателя немного заглушает собственные мысли, а скорость, на которой я вхожу в повороты не позволяет сконцентрироваться ни на чем, кроме дороги.

В гараж я приезжаю минут через десять и то лишь только потому, что делаю лишний круг по району. Внутри только Эдик, сидящий за небольшим столом с ноутбуком. Он отвлекается от экрана и машет мне, и я поднимаю руку, приветствуя его. Эдик снова утыкается взглядом в ноутбук, а потом и вовсе принимает входящий на телефоне и принимается что-то эмоционально обсуждать с невидимым собеседником.

Мне это даже на руку — желания разговаривать сейчас нет. Я скидываю на диван куртку и футболку и быстро заматываю руки эластичными бинтами. А дальше почти сорок минут вымещаю переполняющие меня эмоции на боксерской груше. Пытаюсь вытеснить из головы образ Саши, раз за разом ударяя по снаряду. Рычу от бессильной злости, когда понимаю, что это бесполезно — она вросла туда намертво и все, чего у меня получается достичь — это боль в руках и сбитые даже через бинты костяшки.

Оставляю грушу в покое лишь, когда сил совсем не остается. Тяжело дыша иду в сторону Эдика и, склонившись над раковиной, пью прямо из-под крана. Эдик не сводит с меня внимательного взгляда и стоит только мне распрямиться, спрашивает:

— Кот, у тебя все в порядке?

— В полном.

Мужчина кивает, и я благодарен ему за то, что он не лезет в душу. Мы с парнями довольно тесно общаемся, нас даже можно назвать друзьями, но между нами действует негласное правило — не соваться туда, куда тебя не хотят пускать. У всех из нас за спинами тележка полная проблем, ошибок и дерьмового прошлого, но никто не собирается там копаться.

Я сую под кран голову и с удовольствием замираю на несколько секунд, пока ледяная вода стекает на лицо. Потом стряхиваю лишнюю влагу с волос и покрываюсь мурашками, когда капли сползают вниз по плечам и груди. Зато теперь наступает хоть недолгое, но облегчение.

— Какие планы на вечер? — неожиданно спрашивает Эдик, и я удивленно приподнимаю бровь. Мы с ним не в тех отношениях, чтобы выпить после работы пива в баре, поэтому его вопрос явно со скрытым подтекстом.

— Смотря, с какой целью интересуешься.

— Есть предложение получше, чем прыгать вокруг груши.

— Какое?

— У меня сегодня бой срывается. Один из участников снялся с соревнования в последний момент, а ставки уже выставлены. Я попадаю на большие бабки, — он раздраженно цокает. — Не хочешь поучаствовать? Можно неплохо подзаработать — это явно лучше, чем вхолостую лупить грушу.

Я неопределенно хмыкаю. Груша не врежет тебе в ответ, а я пару раз присутствовал зрителем на боях без правил, которые устраивает Эдик. Проигравших оттуда обычно уносили, и готов поспорить, участник снялся с поединка не просто так — скорее всего лежит где-нибудь в реанимации. И ещё хорошо, если там.

— Кто противник? — интересуюсь я, и Эдик удовлетворенно улыбается — наживка уже на крючке.

— Арсен. — Мне это имя ни о чем не говорит, поэтому Эд добавляет: — Он один из наших чемпионов. Сильный. Но тебе по зубам. Я бы не предложил, не будь уверен, что ты сможешь справиться. Мы же друзья.

Я усмехаюсь и качаю головой. Когда на кону стоят большие бабки, последнее, о чем подумает Эдик — это какая-то там дружба.

— Мне выгодно, чтобы Арсен проиграл, — выдает последний аргумент Эд, понимая, что предыдущий прошел мимо. — Если выиграешь ты, я получу вдвое больше, так что мне нет смысла тебя подставлять.

А вот это уже меняет дело.

— Сколько платишь?

— Сейчас сложно сказать, окончательная сумма будет только после боя. Но не обижу, ты же меня знаешь, Кот.

Знаю. Я хорошо знаю и Эдика, и его бои. Когда-то он и сам выходил на ринг и почти всегда побеждал, а последние года отошел от дел и все больше стал заниматься организацией. Понял, что так можно и денег поднять больше, и остаться при этом целым. И бои, устраиваемые Эдом, всегда пользовались популярностью, потому что славились особой жестокостью, но поэтому и заработать на них можно было больше. Эдик и раньше предлагал мне поучаствовать, но обычно мне хватало благоразумия отказаться — с жизнью я расстаться не спешил.

Но сегодня предложение друга попадает точно в цель. Я достаточно разозлен, в нужной степени разочарован и критически перевозбужден. Настолько, что простой тренировкой с грушей этого не исправить. Поэтому я коротко киваю и соглашаюсь:

— Идет.

***

У огромного заброшенного склада на окраине города, где проходят бои, мы с Эдиком оказываемся почти одновременно. Я паркую мотоцикл по соседству с его черным “крузером” и осматриваюсь. Несколько десятков машин припарковано на пустыре возле тонущего с тени строения, а свет горит только в нескольких окнах первого этажа. Людей почти не видно, только небольшая компания у самого входа.

К ней и направляется Эд. Коротко жмет руки трем мужчинам, и я следую его примеру.

— Что делаем с Саней? — с ходу спрашивает один из них. — Его бой через час.

— Кот выйдет вместо Сани, — заявляет Эдик и хлопает меня по плечу.

Сразу три пары глаз недоверчиво сканируют меня, и я отчетливо слышу сомнение в голосе, когда второй мужик говорит:

— Уверен, Эд? Денег на кону немало.

Эдик грубовато оттесняет мужчин и проходит внутрь, даже не удостоив ответом. Но его холодный взгляд красноречивее всяких слов — он в бешенстве, что кто-то решил поставить под сомнение его слова и выбор. А вот я начинаю задумываться о том, что согласиться на предложение Эда было не самой лучшей идеей.

Окончательно я в этом убеждаюсь, когда внутри мы сталкиваемся с высоким кавказцем, который не только выше меня на полголовы, но и раза в полтора шире в плечах. Он в одних только шортах, и мне предельно хорошо видны его накачанные мускулы и густая черная растительность на груди и животе. Я каким-то седьмым чувством понимаю, что этот громила и есть Арсен, а по лицам моих спутников только убеждаюсь в этом.

Эдик, подняв руку, здоровается с ним и улыбается. Потом встречается взглядом со мной и, заметив неладное, подталкивает меня к двери в подсобку. Впихивает внутрь и плотно закрывает за собой дверь.

— Серьезно, Эд? — медленно растягивая слова интересуюсь я. — По-твоему мы с этим Арсеном в одной весовой категории?

— Не заводись, Кот, — невозмутимо отрезает Эдик. — Я в свое время уложил на лопатки почти такого же Арсена. А я даже не в твоей весовой категории. Не мне тебе рассказывать, что это здесь не главное. Я видел тебя в бою, и знаю, что делаю. У тебя есть то, чего нет у Арсена.

Знаю, что Эдик сейчас скажет, что угодно, лишь бы я не развернулся и не ушел. Но я уже здесь, и мы оба хорошо знаем, кто бы сейчас не оказался моим противником, я все равно выйду на ринг. Мне слишком нужно избавиться от переполняющих меня эмоций, а Эд с легкостью считал мое настроение. Я злюсь больше на себя, что вообще позволил Саше проникнуть в голову и спутать все мысли. Каждое воспоминание о ней обжигает, словно ко мне раз за разом прислоняют раскаленный металл. И я скорее готов оказаться размазанным по полу кулаком Арсена, чем перестать пытаться отгородиться от нее.

— Твой выход через сорок минут, — сверившись с часами, объявляет Эдик. — Разомнись пока и будь готов. И прибереги свою злость на потом, она тебе еще пригодится.

Он выходит, оставив меня одного. Я снимаю куртку и футболку, оставаясь в одних только штанах и следую совету Эдика — разминаюсь. Слышу крики со стороны арены — там уже идет чей-то бой — но стараюсь не обращать на них внимания. Перезванивает Мара, но теперь уже я не отвечаю на его звонок, знаю, что друг не останется в восторге от моей идеи поучаствовать в боях и скорее всего начнет отговаривать.

Время, отведенное мне Эдиком проходит очень быстро, и вскоре ко мне заглядывает молодой парнишка-организатор и зовет меня на арену. Я иду за ним, почти не смотря по сторонам. По крикам слышу: людей собралось очень много, но меня они сейчас не волнуют. Единственный, кто меня интересует — это Арсен, стоящий в противоположном углу ринга. Он смотрит на меня так, словно уже победил, и то, что я стою сейчас перед ним, всего лишь вопрос времени.

На моих губах расползается кривая усмешка. Мне не страшно. Я часто видел подобный взгляд у своих соперников, и большинство из них ошибалось, думая, что я легкая цель. Эд прав — у меня есть и всегда было то, что позволяло мне выстоять даже, когда перевес сил оказывался не на моей стороне. Отчаяние, готовность драться до последней капли крови и чистейшая ярость. Мне нечего терять и некого жалеть.

В отличие от тех, кто оказывался против меня. Те, кто травил меня еще в школе, всегда боялись родителей, учителей и проблем. Те, с кем я встречался на улице, почти всегда хотели легких денег и никто не желал подыхать в подворотне. А мне было плевать, я дрался, как волчонок, просто за возможность существовать и дальше. Не боясь ошибиться и ни о чем не думая.

Поэтому сейчас, стоя напротив Арсена, я только сильнее сжимаю кулаки. В голове наконец-то поселилась блаженная пустота — там больше нет мыслей о Саше, о вчерашнем вечере и том, как сильно мне хочется продолжения. Там нет вообще ничего, кроме холодного расчета, и я расплываюсь в широкой улыбке — это именно то, чего я хотел и зачем вообще здесь оказался.

Арсен не понимает моей радости — по его логике я уже должен вызывать для себя скорую и бронировать место на кладбище. Он хмурит густые черные брови и двигается в мою сторону, видимо, решив уложить меня одним ударом. И у него бы это получилось — если бы огромный кулак пролетел не мимо моего лица, а достиг своей цели. Но я успеваю увернуться и отпрыгнуть в сторону — я легче и подвижнее, и это тоже мое преимущество.

Успеваю ударить, пока Арсен еще только поворачивается ко мне. Удар проходит вскользь и заставляет его лишь немного поморщиться, зато толпа ревет от восторга. Я снова отскакиваю подальше, чтобы оценить обстановку, а глаза моего соперника наливаются кровью от злости. Он делает серию мощных выпадов, двигаясь на меня, и один из них я пропускаю. Мощный удар прилетает в живот, выбивая из легких весь воздух, и я, отлетев назад, падаю на спину. Жадно глотаю ртом воздух и на секунду теряюсь от боли, но, собрав в кулак всю силу воли, снова поднимаюсь на ноги. Если Арсен доберется до меня до того, как я буду готов его встретить, встать он мне уже не даст.

Я успеваю, и мужчина рычит от злости, когда очередной его удар оказывается холостым. Я со всей силы пинаю его ногой в живот, и теперь уже он оказывается на полу, но тоже быстро поднимается. На меня обрушивается град ударов — прямых, но не сильных. Арсен не тратит время на то, чтобы замахнуться получше и решает брать количеством. Я не отстаю: бью без разбора, позволяя живущей во мне ярости вырываться наружу с каждым ударом. Арсен, не ожидавший такого сопротивления, мешкается всего на секунду, и тяжелый удар в челюсть валит его с ног. Я тут же оказываюсь сверху, прижимаю его к полу всем весом и продолжаю с остервенением бить. Я больше не вижу ничего вокруг, не слышу голосов и криков зрителей, не думаю о том, что будет, когда этот бой прекратится. Я — уже не совсем я.

Я не останавливаюсь даже, когда мой противник перестает сопротивляться, просто не замечаю этого. Меня приводит в чувство только резкий толчок в бок — это судья сбивает меня с Арсена, и мы вместе перекатывается по полу.

— Хватит! — орет он мне в самое ухо, и только тогда я опускаю сбитые в кровь руки и пытаюсь отдышаться.

Отталкиваю от себя все еще держащего меня мужчину, поднимаюсь на ноги и оглядываюсь по сторонам затуманенным взглядом. Толпа орет и ликует, а Эдик улыбается и едва не прыгает от радости. Опускаю глаза на лежащего Арсена — он с трудом, но поднимается с пола, встает на корточки и остается в таком положении, не в силах встать. На его лице нет живого места, глаза заплыли, и на маты капает кровь вперемешку с потом.

Я отворачиваюсь и ухожу с ринга, даже не задержавшись возле Эдика. Он что-то кричит мне вслед, кажется, поздравления с победой, а я спешу исчезнуть отсюда. Возвращаюсь в выделенную мне комнатку и с размаху падаю на продавленный диван. Закрываю глаза. Ярости больше нет, и на том месте, где она была, я не чувствую ничего, кроме опустошения. Я словно пустой сосуд, из которого выкачали все. Нет ни радости от победы, ни даже банального удовлетворения. Ничего. Только боль от полученных ударов потихоньку начинает просачиваться в каждый уголок тела, подсказывая, что сегодня ночью мне точно не заснуть без обезбола и снотворных.

А потом в голове снова появляется она. Как наваждение, от которого нигде не укрыться. С закрытыми глазами так легко представить, что ее руки снова легко касаются моего тела, унимая боль и даря спокойствие, смешанное с диким возбуждением. Я хочу ее даже сейчас, опустошенный и выложившийся на двести процентов. И тихо рычу от злости, потому что все было зря.

В дверь отрывисто стучат, и, не дожидаясь моего приглашения, на пороге возникает Эдик. У него за спиной маячит какая-то девчонка в обтягивающем топе и призывно коротенькой юбочке. Она робко улыбается мне, хотя кротостью в ее образе даже не пахнет, и осторожно проходит внутрь.

— Кот, ты нереально крут! — восклицает Эдик, всплескивая руками. — Я не сомневался, что ты его уложишь, но, чтобы так мощно и красиво! Зрители в восторге и уже спрашивают о следующих боях с твоим участием. Что скажешь? Ты можешь поднять миллионы! Только подумай, Кот. Поработаешь со мной год-другой, а потом свалишь отсюда нахрен и начнешь новую жизнь. У тебя же талант.

Вот только это не талант, а отработанный годам навык выживания.

— Я подумаю.

Я сейчас слишком устал, чтобы всерьез размышлять над его предложением, как бы заманчиво оно не звучало. Уехать и начать все сначала… По идее, я давно мог это сделать. Продать квартиру и попробовать заново в том месте, где меня никто не знает. Но я всегда понимал, что это бесполезно. Потому что мне будет известно, кто я такой на самом деле. И куда бы я не поехал, мне повсюду придется брать с собой себя.

— Только не слишком долго, Кот. На следующей неделе будет очередной бой, и я хочу внести тебя в списки. И, кстати, твое вознаграждение уже на карте. В следующий раз заплачу за выигрыш еще больше — может быть, это заставит тебя принять правильное решение.

Я вытаскиваю из кармана куртки телефон. На экране смс о зачислении средств, и я удивленно присвистываю, увидев сумму в сто кусков. Эдик кивает головой и улыбается моей реакции.

— Заплачу больше. В два раза, — снова повторяет он. — Не упускай шанс, Кот. Сейчас слухи о тебе разлетятся со скоростью света, можно будет поднять ставки и привлечь новых зрителей. Будешь идиотом, если свалишь в такой момент. Через месяц о твоей победе уже забудут, и второй такой возможности не будет.

— Эд, давай поговорим потом? — устало отмахиваюсь я.

— Окей, Кот, — Эдик легко соглашается, а потом лукаво прищуривается и указывает рукой в сторону пришедшей с ним девушки. — А это тебе подарок лично от меня. Эта детка поможет расслабиться после боя.

Девушка, игриво виляя бедрами, подходит ко мне. Опускается на колени перед диваном и, нисколько не смущаясь стоящего сзади Эдика, приспускает мои штаны и вытаскивает наружу член. Уверенно проводит по нему рукой от основания до головки, и я сдавленно выдыхаю. Я возбужден до предела, и мне хватает даже ее легких движений пальцами, чтобы оказаться в полной готовности. Но в тот же момент осознаю: я хочу не просто секса, я хочу одну конкретную девушку, и никакая другая меня сейчас не удовлетворит.

Ругаюсь сквозь зубы, когда понимаю, что прикосновения рук и губ той, что сейчас сидит у меня между ног, не приносят ничего, кроме болезненного возбуждения, не находящего выход. Одной рукой я отстраняю девушку, а другой подтягиваю наверх штаны. Она смотрит на меня с недоумением, явно не понимая, что сделала не так.

— Спасибо, Эд, но я не хочу.

— Да ты чего, Кот? Эта девочка огонь, сам не понимаешь, от чего отказываешься.

— Я сказал, не хочу, — я повышаю голос, и Эдик пожимает плечами.

— Нет так нет. Пошли, детка, поздравишь меня.

Он подхватывает ее за локоть и уводит из комнаты. А я еще минут пять тупо пялюсь в стену, не понимая, какого хрена отказался от горячей девушки, которая сама оказалась возле меня, если с другой ничего даже не намечается. Потом собираюсь и уезжаю домой, а минут через тридцать уже поднимаюсь по лестнице в подъезде. На третьем этаже я зачем-то останавливаюсь возле ее двери. Уже почти десять часов, и я прислушиваюсь, пытаясь понять спит Саша, или еще нет. Как полный дурак, стою в полумраке подъезда, пытаясь найти хоть одну разумную причину, чтобы позвонить и зайти.

Не нахожу. Как ни паршиво признавать, но ей куда больше подходит такой, как Ян. Каким бы придурком он не был, с ним ей всегда будет, о чем поговорить и не стыдно показаться вместе. Я опускаю взгляд на свои сбитые руки, вспоминаю о всех кровоподтеках, украшающих сейчас мое тело. Это просто помутнение рассудка. И то, что было вчера — всего лишь недоразумение. Она оказалась слишком доброй, а я слишком изголодавшимся по теплу.

Ей не нужен такой, как я. А мне не нужен вообще никто. Все просто, а я зачем-то пытаюсь усложнить.

Скользнув ладонью по ее двери, я поднимаюсь по лестнице к себе на этаж и обессиленно падаю на кровать.