Глава 6. О помощи и благодарности
Ярослав
На следующий день мне тоже не удаётся выспаться. С вечера никак не получается уснуть, несмотря на тренировку, душ и врубленный фоном телек. Обычно его мерное бормотание помогает отключиться, но не в этот раз. И в третьем часу ночи, поняв, что спать осталось часов пять от силы, мне приходится сдаться и пойти на кухню за таблеткой. Я закидываю её в рот, не запивая, а потом в ожидании, пока она подействует, успеваю выкурить пару сигарет.
А утром меня рубит спать так, точно даже эти несколько часов сна привиделись. Голову словно отлили из чугуна и доверху засыпали песком, и теперь при малейшем изменении ее положения в пространстве, мне кажется, я слышу шум перекатывающихся из стороны в сторону крупиц. Не люблю засыпать на препаратах, потому что весь следующий день напоминаю зомби, которому удалось восстать из мертвых.
Насыпаю в кружку две огромных ложки кофе с горкой и заливаю кипятком. Знаю, что мешать таблетки с кофеином плохая идея, но хреново настолько, что, наверное, хуже быть уже не может. Не хочется даже есть, и я ограничиваюсь кефиром, найденным в холодильнике.
Бодрости кофе ожидаемо не придает. Зато с этим неплохо справляется ледяной душ. Это, конечно, ненадолго, и через час-другой меня снова начнет выключать, но все же лучше, чем ничего.
Спускаюсь по лестнице на улицу и на третьем этаже неожиданно сталкиваюсь с блондинкой, которую видел из окна. Она как раз запирает дверь квартиры, и я понимаю, что оказался прав — в подъезде появился новый жилец.
Она отрывает взгляд от замка, с которым возится, и переводит на меня. А я невольно отмечаю, что глаза у неё очень красивые — какого-то невероятного василькового оттенка. Она и сама красива: сегодня на ней надеты укороченные брюки и молочного цвета блузка, на плечи наброшен лёгкий плащ, а на ногах туфли на длинном тонком каблуке. Я залипаю на несколько секунд, отмечая незаметные на первый взгляд детали - крошечную родинку над губой, почти неразличимый шрам на щеке и пушок коротких волос, выбивающихся из укладки и попадающий в глаза.
– Доброе утро, — говорит она ровным будничным тоном, и я усмехаюсь. Не помню, когда в последний раз кто-то из соседей пожелал мне доброго утра. Единственной, кто вообще заговаривал, была Галина Петровна, но от неё скорее можно было услышать проклятия и пожелания скорой кончины.
Она не замечает моей усмешки, или просто делает вид. А снова отворачивается и принимается копаться в замке. Я протискиваюсь мимо неё вниз, мысленно проклиная строителей, спроектировавших дом с такой узкой лестницей. И уже собираюсь уйти, как вдруг она окликает меня.
— Простите, не могли бы вы мне помочь?
Я останавливаюсь и удивлённо изгибаю бровь. Не то, чтобы я был рыцарем в сияющих доспехах, готовым помочь всем попавшим в беду, но почему бы и не выручить симпатичную девушку. К тому же, это неплохой повод завязать более близкое общение. Остаётся только надеяться, что она свободна и не обременена принципами.
— У меня ключ в замке застрял. И не поворачивается, и не вытаскивается, — объясняет она. — Я уже позвонила хозяину, и он сказал, что нужно посильнее его дёрнуть. Если бы это ещё было так просто.
Она натянуто смеется и бросает быстрый взгляд на экран телефона. Добавляет:
— А я вообще-то уже дико спешу, и так потратила на этот замок почти десять минут.
Я в два шага преодолеваю лестничной пролёт, на который уже успел спуститься, и оказываюсь возле неё. Меня тут же окутывает ароматом вишни, идущим от её волос, и я с наслаждением втягиваю его, вдохнув поглубже — он несравнимо лучше того, который обычно стоит в подъезде.
Легко оттеснив плечом девушку, я одним резким движением вытаскиваю ключ из замочной скважины. Она радостно вскрикивает и широко улыбается — так искренне, будто я только что открыл для неё сейф, в котором лежит миллион долларов.
— Спасибо!
— И это все? — насмешливо откликаюсь я.
— Большое спасибо? — она немного хмурится и смотрит на меня настороженно.
— Сойдёт, — жму плечами, отдаю ей ключ и спускаюсь вниз. А потом, не сумев сдержаться, добавляю: — Кстати, зачетная грудь. И в этом лифчике она смотрится просто отпадно.
— Придурок, — шипит мне вслед блондинка.
— И это твоя благодарность? — смеюсь я, слыша её недовольное бормотание вслед.
Грудь у неё и правда отличная — это мне удалось рассмотреть, когда она оказалась слишком близко ко мне. Так что я просто сказал правду, слишком уж отчётливо выделялось кружево нижнего белья под тонкой тканью блузки.
Во дворе, несмотря на ранее время, на своём посту уже сидит Галина Петровна. Она прожигает меня убийственным взглядом и собирается с мыслями, чтобы выдать новую порцию проклятий, но внезапно её отвлекает прозвучавшее за моей спиной "Доброе утро".
Блондинка проходит мимо меня с гордо поднятой головой, смотря точно сквозь, зато мило улыбается соседке.
— Доброе утро, — отзывается Галина Петровна, немного недовольная, что ее тираду прервали, не дав начаться. Но тут же расплывается в хищной улыбочке: — А с этим, - это она, конечно, имеет в виду меня, — успели уже познакомиться?
— Успела, — недовольно поджимает губы девушка.
— Это зря. От него лучше держаться подальше, он наркоман, уголовник и Бог его знает, кто ещё. Вы, если что, сразу нашему участковому звоните, я вам потом номерочек дам. Он у него там давно на учёте стоит.
— Спасибо за информацию, — холодно отзывается блондинка, не смотря в мою сторону. — Извините, я очень опаздываю.
И она с невероятной для таких высоких каблуков скоростью устремляется через двор. А я, бросив на Галину Петровну, злой взгляд, завожу байк и рву с места. Да уж, представила, ничего не скажешь.
Девушку я нагоняю у самого выхода со двора, прямо возле выезда на дорогу. Резко торможу перед ней, и она сначала вздрагивает от неожиданности, а потом недовольно фыркает:
— Ты нормальный? Зачем так пугать?
— Извини.
— Чего тебе? Не до конца грудь разглядел?
Я решаю промолчать, что предпочел бы посмотреть на неё без блузки и бюстгальтера, и вместо этого киваю себе за спину.
— Решил тебя повезти, а то ты вроде как опаздывала.
— Ты же не думаешь, что я сяду на это? — она откидывает мой байк скептическим взглядом, который задевает за живое — оскорбление моего железного друга приравнивается личному.
— Эй, не говори так, — обиженно возмущаюсь я. — Чем тебе не угодил байк?
— Не байк, а его хозяин, — хмыкает она и продолжает уверенно цокать каблуками по тротуару.
Я медленно еду за ней следом и сам не понимаю, зачем это делаю. Она явно не из тех, кто готов прыгнуть в койку к первому встречному, а уламывать её себе дороже — кругом полно девчонок, не обремененных строгим принципами и высокими идеалами отношений. К тому же, после моей характеристики, любезно предоставленной Галиной Петровной, она вряд ли ко мне приблизится ближе, чем на пару метров — у неё же на лбу написано, что ей подавай холеных, богатых мальчиков. Таких же, как она сама.
Я прокручиваю это все в голове, но все равно еду вдоль тротуара на черепашьей скорости. Мне просто нравится смотреть, как легко она движется, плавно покачивая бёдрами.
— Потому что я наркоман и уголовник?
— Нет, потому что ты глупо и пошло шутишь. И ты не похож на наркомана.
А вот это интересно. Потому что всю свою жизнь я слышу прямо противоположное.
— А на уголовника?
— Не знаю, — с сомнением качает она головой. — Не доводилось встречаться. Но мне в общем-то все равно.
— Точно не хочешь, чтобы я тебя подвез? Так будет быстрее.
— Мне недалеко. Я уже почти пришла.
Я оглядываюсь по сторонам, и единственным местом, в которое неподалёку можно "почти прийти" оказывается серое здание школы. Я скашиваю глаза на свою спутницу и пытаюсь понять, что она тут забыла. Неужели ученица? На старшеклассницу вроде не тянет, но черт ее знает. Встречались мне школьницы, выглядящие так, что после общения с ними можно легко присесть.
— Только не говори, что ты еще учишься в школе, — решаю проверить свое предположение я.
— Я похожа на школьницу?
— Не очень, но других причин добровольно туда идти не вижу.
— Я там работаю, — вздыхает она.
— Ты серьезно что ли?
— А что не так? — она хмурится и, резко остановившись, поворачивается ко мне всем корпусом.
— И как тебя только затянуло в это болото под названием "Средняя общеобразовательная школа №15"?
— Почему болото?
— Я там учился, так что знаю, о чем говорю, — хмыкаю я.
Воспоминания о школе — одни из самых отвратительных в моей жизни. А дерьма я повидал немало. Но одно дело оказаться одному против десятка парней старше и сильнее тебя — это страшно, больно, но зато, придя в себя на следующий день на больничной койке, ты хотя бы чувствуешь радость от того, что выжил. А когда тебя день за днем втаптывают в грязь, ненавидят за один только факт твоего существования и обвиняют в ошибках, которые ты еще даже не успел совершить — остается только бесконечное отвращение.
Я не был здесь лет десять, с тех самых пор, как, закончив девятый класс, свалил в ближайший технарь, чтобы получить специальность, по которой не собирался работать. И обычно проезжал мимо серого облупленного здания, даже не поворачивая головы. А сейчас у меня появилась возможность разглядеть его повнимательнее — и оно совсем не изменилось. Все тот же невзрачный фасад, погнутые прутья железного забора и толпы школьников, спешащих на первый урок. Память услужливо подкидывает флэшбэки, и у меня на секунду спина покрывается мурашками, а руки сжимаются на руле до побелевших костяшек. Медленно выдыхаю и напоминаю себе, что мне сюда не нужно, и это время давно прошло. Да и я больше не тот мальчишка, каким был.
— И как, директор все еще Курбатов?
Она кивает головой. Кто бы сомневался, его с этого места даже танком не сдвинуть.
— И Жаба все еще на месте?
Девушка снова кивает, и я усмехаюсь тому, что она легко поняла, кого я имею ввиду. Жанну Аркадьевну даже язык не поворачивается назвать иначе, хотя исходя из количества крови, выпитой у меня за годы учебы, она та еще кровопийца. И ее умению вводить жертву в транс с целью высосать у нее как можно больше крови позавидует любой вампир.
И ведь она была не единственной. Скорее, самой изощренной и наделенной большей властью. Так или иначе меня недолюбливали почти все учителя: кто-то чуть больше, кто-то чуть меньше. Некоторые просто презирали и не хотели связываться, некоторые боялись. Немногие относились нейтрально, не ставя меня ни выше, ни ниже других учеников. И лишь единицы проявляли истинное участие и пытались помочь.
Одной из них была пожилая историчка, которая всегда смотрела на меня с теплом в глазах. Эта старенькая, сухонькая женщина легко находила для меня доброе слово, и поэтому на ее уроках я почти никогда не дерзил. Просто сидел и позволял ее теплой энергии касаться меня. Ловил каждый луч, как изголодавшийся дикий волчонок, а она с радостью ими делилась. Вторым и последним был сторож, дядя Петя. Но, может, только потому, что частенько стрелял у меня сигареты за школой.
Я откидываю эти воспоминания подальше. Я давно не думаю ни о школе, ни о своем детстве, но сейчас, стоит только оказаться возле ненавистного здания, как они окунают меня в себя с головой, точно в унитаз, полный дерьма. И тут же растекаются по телу липкими ядовитыми потоками, разъедая изнутри. Плотно сжимаю челюсти, ставлю мысленный блок и снова беру эмоции под контроль. Растягиваю на лице улыбку, пытаясь скрыть за ней секундную слабость, и зачем-то спрашиваю:
— Светлана Игоревна, историчка, тоже все еще работает?
И непонятно почему хочу услышать в ответ "да". Я не планировал и не планирую ее навещать, но узнать, что у нее все в порядке становится неожиданно важно.
Девушка растерянно хмурится, а потом медленно качает головой.
— Учителя истории зовут Вероника Павловна, насколько мне не изменяет память.
Я разочарованно киваю. Ушла на пенсию? Или вообще в мир иной? Ей уже тогда было лет семьдесят.
Мы как-то незаметно оказываемся у самых ворот школы. Двор уже почти пуст — звонок должен прозвенеть с минуты на минуту. У калитки со скучающим видом стоит охранник, и я с удивлением узнаю в нем дядю Петю — он за эти годы почти не изменился, только пивной животик стал немного больше, да седины в волосах прибавилось.
— Доброе утро, Александра Дмитриевна, — оживляется он при виде девушки. И даже распрямляет спину в попытке показаться выше и шире в плечах, чем есть на самом деле.
— Доброе утро, Петр Валентинович, — она вежливо улыбается в ответ.
— Значит, Александра? — негромко спрашиваю я, и она обжигает меня хмурым взглядом. Будто ее имя — это великая тайна, которую мне знать непозволительно.
— Ярослав, это ты что ли? — дядя Петя подслеповато щурится и восторженно цокает языком. — Ну точно Котов!
— Я, я, дядь Петь, — улыбаюсь, а сам не свожу глаз с Александры. — Рад встрече.
— Ты тут какими судьбами? Столько лет не виделись, а тут на тебе, явился.
— Девушку провожал.
Она фыркает и, круто развернувшись на каблуках, поворачивается ко мне спиной. Я хочу ее окликнуть и хотя бы попрощаться, но дядя Петя вырастает передо мной стеной и начинает заваливать вопросами:
— Ты как вообще? Я думал, уехал отсюда давно. Моцик у тебя что надо, конечно. Сколько лошадей? А жрет много? А разгоняется как? Кстати, сигаретки нет? А то у меня, как назло, закончились, а в магазин не сбегать, с поста отлучаться нельзя.
Я машинально протягиваю охраннику пачку сигарет, из которой он, не стесняясь, берет сразу несколько штук, и отвечаю на миллион его вопросов. Александра уже давно скрывается за дверями школы, а я все смотрю ей вслед. И мне еще долго мерещится вокруг сладкий запах вишни, даже, когда я, спустя десять минут, отъезжаю от здания школы и наконец-то еду на работу.