Глава 4. Тяжёлое утро
Ярослав
Я просыпаюсь оттого, что за стенкой кто-то громко стонет, а еще от ритмичных шлепков. Морщусь и, открыв глаза, упираюсь взглядом в пожелтевший от времени и сигаретного дыма потолок. Голова гудит, а горло саднит от сухости. Я кашляю и с трудом глотаю слюну.
Опускаю ноги с кровати и сажусь. Тело отчаянно сопротивляется тому, чтобы я принимал вертикальное положение. Почти вслепую нашарив на тумбочке пачку сигарет, достаю одну и прикуриваю.
Затягиваюсь поглубже, пытаясь восстановить в памяти события вчерашнего вечера, но они упорно не хотят выстраиваться в прямую линию, мелькая лишь разрозненными вспышками. Вот пришёл мой друг Марат, принеся с собой бутылку виски. Потом нам стало скучно, и он позвал в гости каких-то девчонок. После мы пили что-то ещё, но я уже не мог точно сказать, что именно. А дальше — память подкидывает картинки, как мы курили прямо на диване, пили с Маратом на спор, не закусывая, и орали во все горло песни на балконе.
То, как одна из девчонок оказалась в моей постели, я не помню, но сомневаться в том, что этой ночью у нас что-то было с длинноногой рыжеволосой девицей, не приходится. Ее пушистые кудрявые волосы разбросаны по всей подушке, и она, высунув из-под одеяла одну ногу, сладко спит. Девушка полностью обнажена, как и я, и вряд ли мы просто решили раздеться перед сном.
Я вздыхаю и прикрываю глаза. Надеюсь, у меня хватило ума надеть защиту — обычно этот рефлекс срабатывал в любом состоянии. Только неожиданных детей мне не хватало, особенно тех, которые изначально не нужны ни одному родителю. Этим дерьмом я сыт по горло.
Стоны за стенкой становятся все громче, а к шлепкам тел друг по другу присоединяется стук спинки дивана о стену. Усмехаюсь: откуда только у Марата столько сил. Вряд ли он выпил намного меньше, а меня при одной только мысли о таких интенсивных фрикциях начинает подташнивать.
— Яр, — неожиданно ощущаю, как девушка проводит мне рукой по плечу, и поворачиваюсь к ней вполоборота.
— Что?
— Поделишься? — Она указывает длинным тонким пальцем на сигарету в моих руках. Я согласно киваю и, протянув ей пачку, помогаю прикурить.
Девушка приподнимается на локте, а потом жадно затягивается. Одеяло падает с её плеча, оголяя красивую высокую грудь, и кровь, минуя все остальные органы, устремляется прямо в район паха. И, кажется, я начинаю понимать, откуда Марат находит в себе силы пытаться сломать мой диван.
Она переводит взгляд вниз и усмехается. А потом лёгким движением сбрасывает с себя одеяло и притягивает меня поближе, накрывая губы поцелуем. Я тянусь к ней в ответ и наваливаюсь сверху, вдавливая в кровать всем весом. Она стонет и прижимается крепче, обхватывая меня руками за плечи, а ногами за торс.
Пальцами шарю в ящике тумбочки в поиске презерватива, а девушка хрипло шепчет мне в ухо:
— Я пью таблетки, можно без него.
Игнорирую её заявление и все равно достаю квадратную фольгированную упаковку, которую разрываю зубами. Никогда не прислушиваюсь к подобным заверениям девушки и предпочитаю перестраховаться. И надеюсь, что ночью у меня тоже хватило на это мозгов.
Резко вхожу в неё и начинаю быстро наращивать темп. Девушка сначала возмущенно шипит, но тут же ловит мой ритм и принимается сладко постанывать.
За стенкой вторит её подруга, и это не то отвлекает, не то заводит ещё сильнее. Отключаю голову и концентрируюсь только на собственных ощущениях. Я даже мало беспокоюсь о том, дойдёт ли до конца моя сегодняшняя партнерша — мне просто хочется закончить поскорее. Разрядка наступает быстро — слишком быстро, чтобы она тоже успела дойти до оргазма. Но рыжеволосая красотка не выглядит расстроенной, напротив, улыбается и гладит меня по спине, слегка царапая длинными ногтями.
Рывком отодвигаюсь в сторону — не люблю эти проявления никому не нужных ласк. Она оказывается сообразительной и не настаивает на продолжении, только коротко смеётся и откидывается на подушку, утопая в облаке рыжих волос.
Я встаю с кровати и, натянув спортивные штаны, выхожу из комнаты. На кухне стоит такой холод, что голая кожа на торсе тут же покрывается мурашками — это Марат сидит в одних трусах на табуретке у открытого настежь окна и курит. Несмотря на то что лето закончилось всего пару дней назад, ночи стоят холодные, а разгоряченное тело чувствует это особенно остро.
Но закрыть окно не прошу, потому что на кухне стоит явно ощутимый запах перегара, сигарет и чужих духов. Под столом две пустых бутылки виски и еще одна коньяка, а рядом с ними лежат опрокинутые тары из-под вина, но это уже, наверное, девчонок. Пол усыпан крошками от чипсов, а подоконник заставлен тарелками, выполняющими собой роль пепельниц. Простынь на диване смята настолько, что превратилась в спутанный комок ткани в изголовье. Марат приветственно кивает мне и лениво потягивается. Его черные, как смоль, волосы, обычно собранные в коротенький хвостик на затылке, сейчас заправлены за уши, а темно-карие глаза смотрят с обычным лукавым прищуром.
— Привет, Яр, — после очередной затяжки здоровается друг.
— Привет. — Я огибаю разложенный диван, чтобы пройти к раковине. Кухня не такая уж большая, и, если в сложенном виде, он еще спокойно помещается у длинной стены, то сейчас занимает почти все свободное пространство.
— Чего такой хмурый?
— Голова взрывается. — Я морщусь и наливаю полный стакан воды, а потом открываю навесной шкаф в поисках обезболивающего. Киваю на диван: — Надеюсь, он цел?
— Прости, братишка, но, похоже, какому-то механизму пришел конец, — Мара смеется, а я безразлично машу рукой. Этот диван старше меня, и ему самое место на помойке, а не в квартире, где он каким-то чудом доживает свой век.
— Хрен с ним, — отвечаю я, закидываю найденную таблетку в рот и запиваю водой.
— Твоя-то кровать хоть цела? — усмехается друг. — Я смотрю, Лиля неплохо постаралась для тебя.
Увидев замешательство на моем лице, Марат смеется в голос и поясняет:
— Да, братишка, ту рыжую бестию в твоей постели зовут Лиля.
— Я вообще ни хрена не помню, что было вчера, — делюсь я. — Знал ведь, что мешать виски с коньяком — плохая идея.
— Стареешь, Яр, — Марат поднимается с табуретки и хлопает меня по плечу.
— Пошел ты.
Мара беззлобно улыбается и поднимает с пола свои джинсы. Надевает и оглядывается в поисках футболки. Она находится в щели между диваном и стеной, и парень, придирчиво оглядев ее, как может, расправляет руками складки, и натягивает.
— Ты сегодня выходной? — интересуется он, и я киваю.
— К счастью, да. Иначе бы я сдох с похмелья прямо на работе.
— Сейчас Настя выйдет из душа, и мы сваливаем, мне надо еще заехать в пару мест. Оставить Лилю?
— Нет.
— Уверен? Ладно, тогда пойду скажу красотке, чтобы собиралась. Закину их домой по дороге.
Марат удаляется с кухни, а я щелкаю кнопкой чайника и достаю с полки банку растворимого кофе. Насыпаю в кружку полную ложку с горкой и жду, пока закипит вода. Шум душа смолкает, а из коридора доносятся приглушенные звуки разговора — Мара что-то тихо втолковывает, а недовольный женский голос, в котором проскальзывают раздраженные нотки, изредка ему отвечает.
Я даже не прислушиваюсь к разговору, мне все равно, что они там выясняют. Я заливаю кипятком гранулы кофе и глубоко втягиваю аромат. С кружкой в руках подхожу к окну, которое все еще распахнуто, и, высунувшись наружу, вдыхаю свежий утренний воздух. В кронах деревьев, растущих вдоль дома, негромко щебечут птицы, а осторожные солнечные лучи пробиваются через толщу листвы, едва достигая тротуара. Беру с подоконника сигареты, оставленные Маратом, и глубоко затягиваюсь.
Смотрю вниз, и в этот момент железная дверь подъезда громко хлопает, и на улицу выходит девушка. Ее светлые волосы мягкими волнами спускаются с плеч, и на них тут же начинают играть блики солнца. На ней надета строгая белая блуза и узкая юбка до колена, а в руках девушка сжимает легкую кожаную куртку. Помедлив несколько секунд, она ежится от порыва холодного ветра и накидывает ее себе на плечи. А потом ровным, уверенным шагом пересекает двор, цокая каблуками туфель по асфальту. В тишине раннего утра этот звук кажется особенно громким, и голова тут же отзывается новой волной боли.
Я провожаю девушку удивленным взглядом. Никогда не видел ее здесь раньше, хотя живу в этой квартире много лет и знаю всех обитателей мрачной серой пятиэтажки. Потом вспоминаю: пару недель назад с квартиры на третьем этаже съехали жильцы, и догадываюсь, что незнакомка поселилась именно там. Или это приехавшая в гости родственница. А, может, чья-то подружка, сбегающая рано утром.
— Ярослав, — слышу я за спиной голос Лили и злюсь. И почему она не может тоже незаметно исчезнуть из моей квартиры?
Я оборачиваюсь. Марат стоит у нее за спиной и, извиняясь, пожимает плечами. А потом разворачивается и громко кричит:
— Насть, я тороплюсь, детка. Собирайся скорее.
— Ярослав, — повторяет Лиля и проходит на кухню, оказываясь ближе ко мне. Она уже успела одеться, и теперь на ней короткое цветастое платье с тонкими бретелями.
Лиля натянуто улыбается и ждет, пока я что-нибудь скажу. Я молчу и делаю очередной большой глоток. Она нетерпеливо кривит губы:
— Я бы тоже не отказалась от кофе.
— Кружки вон там, — я киваю на шкафчик над мойкой.
— Не хочешь за мной поухаживать?
Я не хочу. Но все равно достаю вторую кружку и, сыпанув кофе, плескаю в нее кипяток. Движения получаются отрывистыми и резкими, и, пожалуй, обижают девушку сильнее, чем, если бы я просто сказал “нет”. Ставлю перед ней кофе и грубо замечаю:
— Извини, сахар закончился.
Лиля даже не притрагивается к напитку, от которого поднимается пар. Между нами повисает неприятная тишина, и я в очередной раз зарекаюсь приглашать девушек домой. Лучше быстро уйти самому, чем пытаться выпроводить ту, что никак не желает уходить.
— Тебе пора, — наконец нарушаю молчание.
— И все? Ни “спасибо, мне было хорошо с тобой”, ни “оставь мне свой номер, я позвоню”, ни “увидимся еще”?
— Спасибо, мне было хорошо с тобой, — усмехаясь, повторяю я. — А что касается остального, ты же понимаешь: я не позвоню?
— Не зарекайся, — Лиля коварно улыбается, подходит вплотную и проводит кончиками пальцев по животу. Потом опускается ниже, касаясь члена через ткань штанов. Я шумно выдыхаю, а она наклоняется еще ближе и мягко прикусывает мочку уха. — Я оставила номер на тумбочке. Будет скучно — звони.
И, плавно покачивая бедрами, удаляется из кухни. Провожаю ее взглядом, понимая, что вряд ли действительно наберу ее номер, как бы скучно ни было. Ко мне заглядывает Марат, уже полностью одетый и даже с привычным хвостиком.
— Кот, сегодня в восемь, помнишь?
— Помню, помню, — вяло отмахиваюсь я. — Давай уже, вали.
Я слышу, как захлопывается входная дверь, и наконец-то остаюсь один. Большим глотком допиваю кофе, достаю из шкафа огромный мусорный пакет и скидываю в него все последствия вчерашней гулянки. Забрасываю в стиральную машинку постельное белье и пытаюсь сложить диван. Мара не ошибся — механизм и правда сломался, и когда мне все-таки удается с ним справиться, жутко трещит и дергается. Не уверен, что потом его опять получится разложить, но это не так уж важно.
В холодильнике шаром покати, а желудок начинает сводить от голода, и я заказываю доставку пиццы. А пока курьер едет, собираю с пола пылесосом мусор и крошки. И даже успеваю отжаться пару десятков раз и принять ледяной душ для бодрости. И к моменту, когда коробка с горячей пиццей оказывается у меня на столе, квартира перестает напоминать наркопритон, а снова становится обычной холостяцкой берлогой.
Времени до вечера еще полно, поэтому я успеваю даже поспать и приготовить нехитрый ужин из жареной картошки и сосисок. Из дома выхожу только после семи, когда на город начинают опускаться плотные сумерки. Возле подъезда меня ждет неприятный сюрприз — Галина Петровна, соседка с первого этажа. Она сидит на лавочке, закутанная в шерстяной платок и засаленную жилетку, и щелкает семечки в смотанный из старой газеты кулек. Полностью седые волосы собраны в аккуратный пучок, а морщинистое лицо почти всегда выглядит так, словно перед ней постоянно лежит невидимая гора стухшего мусора.
Заметив меня, она кривит лицо еще сильнее и недовольно цедит:
— Вот он, пожалуйста, явился. Ты мне скажи, как долго это будет продолжаться? Что не день, так у него пьянка дома. Всему подъезду от тебя житья нет! У меня давление поднялось, аж скорую пришлось вызывать. Да когда ж ты сопьешься, ирод окаянный?
Я молча слушаю ее поток недовольств и не думаю отвечать. Знаю — ей только это и нужно, она питается исключительно чужими эмоциями, особенно негативными.
— В следующий раз милицию вызову, так и знай! Пускай опять за решетку засунут, мы хоть вздохнем спокойно. Таким, как ты, не место среди нормальных людей.
Я киваю, из-за чего ее лицо становится пунцово-красным. Получай я деньги каждый раз, как я слышу нечто подобное, я бы жил не в этой пятиэтажке на окраине, а элитках в центре города. И меня давно не трогают такие заявления — правильно говорят, ко всему в жизни возможно привыкнуть.
— И колымагу свою убери, — не успокаивается Галина Петровна. — Одним колесом на газоне стоит и клумбу вечно портит.
Я коротко усмехаюсь и выкатываю на проезжую часть мотоцикл. С тех пор как он стал обитать у нас во дворе, здесь теперь повсюду газон. Даже там, где до этого росла жиденькая трава вперемешку с чахлыми сорняками, а клочки цветков ромашек и одуванчиков отныне гордо именуются “клумбой”.
Надеваю шлем, и недовольное бормотание соседки становится тише. Слышу только, как вслед раздаются проклятия и предзнаменования моей скорой кончины от наркотиков. А потом завожу мотор и резко стартую с места.