Стены моей палаты

- Хочу тебя обрадовать, Эшли. - доктор Кидман сделал глоток чая. - Осталось всего три дня до того момента, как приедет комиссия. Если тебя признают вменяемой, то отпустят, выпишут. Эшли, ты сможешь жить нормальной жизнью, слышишь?

А я уже ничего не осознавала, я столько времени пробыла здесь, увидела столько боли, слез и смертей. Жестокость, гнилую душу, сломленность, слабость. Все это окружало меня и я стою в одном шаге от спасения. Дальше просто уже ничего не слышала, стояла как дурочка, улыбалась.

- Но и это еще не все, у меня для тебя письмо. 

Дрожащими руками я потянулась за конвертиком с аккуратным почерком. Этот почерк я узнаю из сотни. Много лет назад, в книжном магазине два подростка подписывали формуляры для книг. Я всегда завидовала почерку Алекса, тонкому, с идеальными завитушками. И вот, я вновь увидела эти осторожные завитушки. Не выдержала, одно из слов расплылось из-за моих слез.

"Привет, бельчонок, я знаю, где ты, я знаю, как ты. Я верю в то, что мы однажды встретимся. Я знаю твой характер, ты не сдашься. Ни за что не сдавайся. Не переживай за то, что будет с нами дальше, ты должна выйти из этой клетки ко мне. Я жду тебя. 

Я хочу приехать, хоть на минутку посмотреть на тебя, люди в городе не верят в твое исчезновение, а твою тетю обвиняют в присвоении чужого имущества обманом. Больше нет библиотеки, нет книг. Вместо этого дешевая закусочная. Еще и катящаяся на убыль. Я прошу тебя, не забывай, кто ты. Я люблю тебя. Алекс."

Меня накрыли эмоции. Теплота и грусть, я помню его улыбку, голубые глаза и безмятежное состояние, он каждый день меня подбадривал, он останется со мной до конца. Я прочувствовала его нежность, даже вспомнила его голос. Еще не раз пробежалась взглядом по строкам. Теперь единственное, что держит меня на плаву, это Алекс. Кидман смотрел на меня, слегка улыбнувшись. Он сделал очень многое для меня, для моего комфорта и спасения.

- Спасибо вам большое. - я вытерла слезинки. 

Меня отвели в уже привычную белую комнату, Герберт только как-то смотрел странно, постоянно оборачивался в мою сторону. Меня это напрягло. Я не дура, я понимаю, что по сути, в этой психушке практически единственная мыслящая адекватно. И мне нужно только три дня прожить. 

И вот я захожу в свою палату, задумчиво поглядывая на Герберта, который даже не пытается найти ключ, чтобы закрыть дверь, как он всегда это делал. Он только на секунду остановился, чтобы встретиться с моим взглядом, и я все уже поняла. 

- За что? - прошептала я так, чтобы услышал только он.

Мужчина только покачал головой и удалился, громко хлопнув дверью. Это был сигнал, я точно понимала. В руках сжимала то самое письмо. Я подошла к двери и стала ее держать, вслушиваясь в каждый звук. Спустя несколько минут медленно со скрипом отворилась железная дверь. И пронесся чей-то смех, с издевками, этот смех ожидал новой жертвы. 

Я должна что-то придумать, просто сейчас. Медленные шаги доводили меня до истерии. Я начала дышать быстрее, как-бы наслаждаясь моими последними секундами. Я вцепилась пальцами в окошко с решетками, всматриваясь в редкие мигания света. Смех только усугублял ситуацию. А шаги были уже слишком близко.

Я сняла с себя ночную белоснежную рубашку. Я не знаю зачем, но просто думаю, что так нужно. Зажмурилась, дверь становилась тяжелее. А силы душевнобольных людей в несколько раз больше, чем обычного человека. Я просто не смогу удержаться. В дверь стучали, а я не знала, кричать ли мне или просто вытерпеть любой ценой эту ночь? 

Если я позову на помощь, меня обколят препаратами и оставят овощем умирать. И я поддалась. Дверь отворилась, а смех становился буквально истерическим. Передо мной стояла девушка, с сальными распатланными волосами, с обкусанными руками в кровь. С окровавленной ночнушкой. Стояла и не смотрела на меня, поддерживая дверь.

- Я прошу тебя, ведь ты когда-то была обычной девочкой. Ведь ты...- хотя, кому я это рассказываю.

Она не слышала, ее довели до того состояния, что человек не был собой, не жил в себе. Она потеряна, доведена до крайней точки. Именно благодаря этой девушке в больнице никто не доживает до дня проверок. Я, не помня себя, оттолкнула ее и выбежала в коридор под бешенные взгляды других узниц. Я подлетела к выходной двери, и стала неистово кричать, наплевав на последствия. 

- Герберт! Прошу, помогите! - я стучала, разбивая еще не ожившие костяшки пальцев.

Никто, никто даже не подошел ко мне. Кроме нее, этой страшной девочки. 

И я теперь, кажется, понимаю, почему люди сходят с ума здесь. Нет другого выбора, или ты убьешь и остановишь другого душевнобольного, или завтра твое тело увезут и освободят белоснежную палату для новой узницы. Срабатывает самосохранение, а уже потом разум покидает тебя. И я осознаю, что обратной дороги нет.

Как только больная оказалась позади меня, я накинула на ее шею свою ночнушку. Я держала девушку из всех сил, не давая добраться к моим волосам. Я не хотела ее убивать. Просто ослабить, задержать, выбить из сил, чтобы вновь закрыться и погрузиться в стены моей палаты. Когда она уже не двигалась, я смогла снять ночнушку с шеи, убедившись, что девушка дышит. Но это была моя большая ошибка.

Как только я поспешила к себе, чтобы запереться, она схватила меня за ногу. Я не удержала равновесия и упала, ударившись о холодный пол, след крови из губы и носа показался, когда меня начали тащить. А под руками ничего не было. Ни одной спасительной вещи. И я начала отмахиваться руками, ногами. Орать, звать на помощь. Почувствовала, как больно ее зубы впились в мою ногу. Я махала руками и цеплялась за ее волосы, вырывая с корнем. Я хотела жить, я просто хотела жить.

Меня нашли врачи, когда я избивала душевно больную на полу и орала, что выживу. Они заломили мои руки. И красные каблуки остановились возле моего окровавленного лица. Меня накрыла волна смеха. Как абсурдна эта ситуация. Алиса была права, здесь не дают даже шанса на спасение, если попасть в психиатрическую лечебницу, никто никогда отсюда не выйдет. Медсестра вколола какой-то препарат, после него я просто отключилась. А во снах ко мне приходили душевнобольные, каждая открывала с грохотом дверь в мою палату и врывалась в душу. С тем же адским криком и тем же смехом. 

А затем я увидела Алису, девушка мягко присела рядом со мной на кровать, поправила мои непослушные волосы. На ее лице было спокойствие, надеюсь, она нашла свое счастье, надеюсь, что она свободна. Девушка вложила в мою руку острое лезвие.

- Не теряй себя в этом убогом мире. - а затем поцеловала меня осторожно в лоб.

Очнулась я неожиданно, посреди полянки, где гуляли другие узники больницы. Они все радовались, играли в мяч. А я даже не могла голову поднять в их сторону, потому что внутри была пустота. Руки словно свинцовые, а в руке сжато то самое лезвие. Не знаю, как оно оказалось у меня, и не знаю, долго ли смогу удерживаться. Ничего не хотела, кроме одного - лечь в своей палате и смотреть на голую стену, чтобы моя практически больная фантазия вырисовывала там свои узоры, мечты. 

А кто-то попал мячом в сетку, так громко, что на долю секунды я подняла голову вверх и замерла вновь, но уже в шоке. Я осторожно поднялась на ноги, не моргая, чтобы видение не покидало меня. Подходила осторожно, что-то неразборчиво шепча персохшими губами. Подошла к этой сетке, коснувшись рукой, почувствовав тепло, отдачу, прилив сил. Я не верила в это чудо, а, может, я уже умерла. На меня смотрели родные голубые глаза, сплетая пальцами через грубую сетку мои.

- Алекс...- прошептала я, сдерживая крик. - Я живу..