Глава 10 пансионата
От лица Чейза
Когда мы прибыли, я сразу почувствовал, как в груди что-то сжалось.
Не страх — нет. Не тревога. А будто... воспоминание. Твоё, чужое, общее — хуй его знает. Но оно вцепилось в меня, как ржавый крюк.
Я стоял, глядя на здание, и впервые за долгое время мне захотелось отступить. Не из-за опасности. А потому что оно нас ждало.
Этот чёртов пансионат.
Сент-Ривен.
Он не выглядел просто заброшенным. Он выглядел дохлым. Как тело, из которого вытащили душу, но оно не смирилось с этим. Оно продолжает гнить, вонять, смотреть — и ждать, когда кто-то вернётся.
Я слышал, как хлопнула дверца внедорожника. Как Бобби пробормотал что-то. Ветер шевельнул мою куртку. Но я стоял — и всё это происходило как будто вдалеке. Потому что перед нами стояло Оно.
Фасад зарос, облез, как старая кожа на трупе. Окна — черепные глазницы, пустые. И всё это, сука, смотрело. Не на нас. На неё.
На Лену.
Она стояла впереди. Замирая. Как будто земля схватила её за ноги и не отпускала. Я видел, как она дышит. Видел, как её пальцы слегка дрожат.
И видел, как она не отступает.
Храбрая.
Безумная.
Моя.
Я подошёл. Не хотел пугать. Просто... быть рядом. Быть тенью, которая не бросит. Быть стеной, если надо.
Я коснулся её пальцев. Едва.
Она вздрогнула. Но не убрала руку.
— Ты уверена? — спросил я тихо. Потому что, если она скажет «нет» — я разверну её, и плевать, кто что скажет. Я вытащу её отсюда. Любой ценой.
Она кивнула. Не сразу. Медленно. Как будто каждое движение — это бой.
— Да.
— Оно зовёт?
— Оно никогда не замолкало.
Я посмотрел на здание. Оно не было домом. Оно было ловушкой. Зверем. Адом с фасадом архитектуры. И я знал — нам пиздец.
Но я не уйду. Не дам ей идти одной. Не дам этой твари забрать её.
Я хотел что-то сказать. Просто «не бойся». Просто «я рядом». Но тут подошли остальные.
— Пиздец, — Чак, как всегда, как нож по стеклу. — Вот это вид. У меня мурашки по яйцам.
— Не знал, что они там бывают, — буркнул Блейн.
Я не обернулся. Я всё ещё смотрел на Лену. Она была здесь. Живая. Но будто бы уже внутри дома. Уже внутри кошмара.
— Какого хрена оно такое большое? — Кейси.
Она нервничала. Держала руки в перчатках так, будто боялась, что кожа вспыхнет от прикосновения к этому воздуху. А я её понимал. Потому что даже воздух тут был неправильный.
— Он всегда был больше, — сказала Лена. Её голос — будто из другого мира. Как эхом.
Эван подошёл ближе. Я услышал, как сжались его пальцы. Он был готов, как всегда. Но я знал, что внутри — буря.
— Оно тебя знает, да? — спросил он у неё.
И она ответила, как я знал, что ответит:
— Оно меня ждёт.
Я закрыл глаза на миг. Потому что понял: да. Оно ждало. И я тоже.
Я ждал этот момент всю свою жизнь.
— Что будем делать? — спросил Бобби, крепко сжимая фонарик так, будто это не просто фонарик, а последнее оружие перед концом света. — Становимся в круг и читаем молитвы? Или... просто уёбываем обратно?
Я едва не усмехнулся. Не потому что смешно, а потому что было до дрожи знакомо. Паника. Шутки. Тонкие нити истерики. Это как ритуал. Каждый боится, но никто не хочет быть первым, кто покажет.
— Уёбывать — не наш стиль, — буркнула Элли. Она всегда была из тех, кто орёт первым, но бежит последней. И в этом — весь характер. — Хотя, честно? Я бы с радостью.
Её взгляд метнулся к Лене. Она искала в ней опору. Хуже — надежду, что это всё бред.
— Лена, скажи, что это всё пранк. Что ты сейчас закричишь "сюрприииз!", и из кустов вылезет блогер с камерой.
Лена молчала. Она только посмотрела. Прямо. В точку. Без единого слова. И мне этого было достаточно, чтобы сердце сжалось.
Элли замерла. — Блядь, — выдохнула она. — Это не пранк.
— Доброе утро, — проворчал Чак. — Мы в аду. Надеюсь, там есть кофе.
Я, наконец, оторвался от своих мыслей. Слишком много шума. Слишком много голосов. Они разносились, как эхо по черепу. Я провёл рукой по волосам, пытаясь собрать себя в кучу. Сталь, Чейз. Только сталь. Если ты не выдержишь, никто не выдержит.
— Осматриваем периметр, — выдал я, коротко. — Потом решим, заходим или нет.
— Ты серьёзно? — фыркнула Кейси. В её голосе — тонкий срыв. Она пыталась держаться, но паника шла за ней по пятам. — Осматривать? Мы ж даже не знаем, безопасно ли тут.
— Именно поэтому осмотрим, — отрезал Эван. Он был на грани, но, чёрт возьми, он держался. Я уважал это.
Я скользнул взглядом по группе. Вижу: каждый на пределе. Но держатся. Кто-то из гордости. Кто-то из страха. Кто-то — из-за Лены.
Блейн шагнул чуть вперёд. — Мы идём кругом? Или разбиваемся?
Я чуть сжал кулаки. Только попробуй, сука, предложи разделиться.
— Разбиваемся?! — вскинулась Элли. — Охуенная идея! “Эй, а давайте разделимся, как в дешёвом фильме ужасов!” Дальше что — «я пойду в подвал одна»?
— Я с тобой, — подмигнул Бобби. Пытается разрядить. Хреново выходит.
— Иди в жопу, — буркнула она.
— Так, — Чак поднял руки. — Без паники, без хоррора. Идея: не заходим пока. Просто стоим, обсуждаем, пока не поседеем.
— Ну так обсуждай, — буркнул я. — Только в темпе. День клонится.
Пансионат стоял как замерший монстр. Он не издавал звуков. Но я слышал — ощущал — его дыхание. Оно проникало под кожу. Как будто стены шептали сквозь кости.
Лена глубоко вдохнула. Я чувствовал её. Всегда чувствовал. Даже если она не говорила ни слова, её эмоции врезались в меня, как лезвия.
— Он смотрит, — прошептала она. — Он... чувствует нас.
Её голос... блядь, он царапал. Не из-за слов, а из-за того, как она их произносила. Будто не она говорила. Будто кто-то через неё.
Я посмотрел на неё. Внутри сжалось всё. Грудная клетка — как капкан. Хочется схватить, обнять, утащить подальше от этого всего. Но она не та, кого можно спасти. Она — огонь. Пламя. Она горит — и сжигает всё, в том числе и себя. И меня вместе с ней.
— Лена... — выдохнул я.
— Я в порядке, — соврала она.
Конечно.
Блейн повернулся к Чаку. — Она часто так?
— Обычно перед тем, как начинается пиздец, — хмыкнул Чак. — Но это не точно.
— Отлично, — сказал Блейн. — Я так люблю сюрпризы.
Я отвернулся, чтобы никто не видел, как стиснул зубы. Это место начинало жрать нас. По кускам. Сначала мозг. Потом нервы. Потом — всё остальное.
И она. Лена. Стояла посреди всего этого ада. Слишком хрупкая. Слишком сильная. Слишком моя.
Я уже потерял столько. Но её я не отдам.
Никому. Даже этому ебаному дому.
— Значит так, — я развернулся к ним всем. Голос был ровный, жёсткий. Словно металл на холоде. — Заходить будем вместе. Никаких разделений. Никаких героических выкрутасов. Всё — по плану.
Хотя, если честно, никакого плана у меня не было. Кроме одного — сделать так, чтобы Лена осталась жива.
— Ага, какой именно у нас план? — съязвил Бобби.
Господи, если бы это был просто план — сдохнуть последним. Но у меня был совсем другой: умереть первым, если придётся, лишь бы она осталась.
— “Идти на звук крови и надеяться, что выживем?”
— План — не сдохнуть, — отрезал Эван.
Чак протянул что-то вроде: — А у меня был план пожрать маршмеллоу у костра... А теперь я стою под проклятым пансионатом и чувствую, как мне в ухо дышит демон. Охуенно.
Я не засмеялся. Никто не засмеялся. Даже Элли:
— Это не демон, это Бобби. Он жрал чипсы с луком.
— Ну извини, принцесса, не все могут пахнуть, как розовая мечта!
— Розовая мечта? — фыркнула она. — Ты звучишь, как дезодорант для единорогов.
Они пытались отвлечься. Болтали, чтобы не рвануть в обратную сторону, как зайцы от выстрела. Но я уже не слушал.
Я смотрел на Лену.
И всё, что было в мире — сжималось до её профиля на фоне пансионата.
Блейн встал между спорщиками, как всегда холодный, сосредоточенный. — Хватит. Болтовня — потом. Сейчас решаем, кто открывает дверь.
Тишина срезала воздух. Я шагнул вперёд.
— Я.
Конечно, я. Потому что если что-то в этом доме хочет крови — пусть начнёт с моей.
— Серьёзно? — подняла бровь Элли. — Конечно. Ты же вечно на острие. Мачо с пистолетом и ледяным сердцем.
— У него нет пистолета, — хмыкнул Чак. — Только взгляд, от которого умирают бабочки.
А я смотрел на Лену.
Она усмехнулась. Чуть. Губы дрогнули. Эта улыбка всегда казалась мне... слишком живой для этого мира. Как язычок огня в ледяной пещере. Я не заслуживал её. Но, чёрт возьми, я хотел утонуть в ней.
— Он пойдёт первым, — сказала она. — А я — с ним.
Я обернулся. Внутри всё сжалось. — Нет.
— Да.
— Я не хочу...
Я не хотел видеть, как этот дом её сломает. Не хотел, чтобы она видела всё то, что я давно держал в себе — тьму, гниль, смерть, вину.
— Но я хочу.
Её голос. Нежный, твёрдый. Уверенный. Смертельно опасный.
Я смотрел ей в глаза. Они были карие, глубокие, как вода в озере после шторма. В этих глазах жила воля. И я знал: я могу бороться с любым врагом — кроме неё.
— Хорошо, — выдохнул. — Но ни шагу вперёд без меня. Поняла?
— Всегда.
Я чувствовал, как она смотрит. И чувствовал, насколько я завишу от неё. Это пугало сильнее пансионата.
— Ну а я тогда иду с Леной, — влез Чак.
— Нет, блядь, — сказали мы с Блейном в унисон.
— Хей! Почему?
— Потому что ты как собака с фейерверком, — бросил Блейн. — Никогда не знаешь, что из тебя вылетит.
Я даже усмехнулся. Чак театрально прижал ладонь к груди.
— Это было... чертовски сексуально.
— Господи, — простонала Кейси.
Напряжение висело в воздухе. Вибрации — как перед грозой. И я снова смотрел на Лену. На изгиб её ключицы. На то, как она держала пальцы — будто что-то защищала. На её губы. На волосы, которые путались на ветру. Она была совершенством. Адским. Неидеальным. Слишком настоящим, чтобы быть моей.
И именно поэтому я собирался защищать её, пока могу.
Я заметил, как Кейси держала Эвана за руку. Тихо. Почти незаметно. Но этот жест... будто напоминал: любовь — не всегда слабость. Иногда это единственное, что держит тебя на ногах.
— Вы в порядке? — спросила Лена.
Её голос был мягким. Тревожным. Чёрт. Как она может быть такой?
— Пока не умерли, да, — ответила Кейси. — Но мне кажется, этот дом… он что-то делает с нами.
— Он нас раздевает, — тихо сказал Эван. — По кускам. Психологически. Медленно.
Да, чёрт возьми. Именно так он и делал. С каждым. С ней. Со мной. С нашей историей.
— Класс, — хмыкнул Бобби. — Я хотел в отпуск, а не в психушку с элементами хоррора.
— Тогда зачем поехал? — Элли уставилась на него.
Он замолчал. Заметно.
— Из-за тебя, блядь, — вдруг выплюнул он. — А теперь не можешь даже пять минут не кусаться.
Элли замерла. Молча. Стояла как статуя, но я заметил, как у неё дёрнулись пальцы.
Этот дом... он уже ломал их. Потихоньку. Один за другим.
Я перевёл взгляд на Лену.
Она стояла, как будто в эпицентре всего. Ветра. Внимания. Взрывов. Она не была просто девушкой. Она была бурей, пришедшей в мою жизнь без предупреждения. Красивой. Больной. До абсурда нужной.
Я знал, чем рискую. Но если она шагнёт в этот ад — я буду рядом. И если этот дом решит взять её, он должен будет взять и меня
Я чувствовал, как трещит по швам их связь.
Элли стояла молча. Не сдержанная — подавленная. Как будто внутри неё что-то выло, а снаружи — лишь маска. Руки в карманах, губы сжаты, взгляд — мимо. Она смотрела сквозь Бобби, будто он был пустым местом.
Но я знал, она не могла быть равнодушной. Я видел дрожь в её пальцах.
А он... Он ушёл на пару шагов. Сел на гнилой обломок дерева, как на трон боли. Ладони — на лице. Плечи — тяжёлые, как бетонные плиты. Его собственное сердце его же и добивало.
Я видел это сто раз. В себе. В Блейне. В каждом, кто хоть раз хотел кого-то защитить — и проебал момент. Вот и он. Защитник. Проебал.
И теперь сжирает себя изнутри.
Тишина. Она была длинной. Густой. Как перед выстрелом. Или перед смертью.
— Прекрасно, — выдохнула Лена.
Я услышал, как она это сказала, но почувствовал — как будто из неё вынули воздух. И голос, и тело, и всё остальное.
— Это только начало, — ответил я.
Потому что знал. Это была правда. Пансионат ещё даже не расправил крылья. Это было... прелюдией.
Я чувствовал, как он настраивает нас друг против друга. Врывается внутрь, сдирает кожу, находит слабости, ковыряет ногтем.
Лена обернулась. В её глазах — усталость, ярость, страх, решимость. Всё вместе. Как в замесе перед бурей. Она подошла ближе. Тихо. Медленно. И смотрела на меня, будто я был её якорем в аду.
— Мы справимся.
— Ты уверена? — спросил я. Не потому что сомневался в ней. А потому что хотел услышать.
— Нет. Но я знаю, что мы должны.
Я не ответил. Просто взял её за руку.
Горячая. Живая. Моя.
Иногда одних прикосновений хватает, чтобы не сойти с ума.
Чак начал носиться вокруг, как ошпаренный.
— Блядь, блядь, блядь… Зачем я поехал? У меня была пицца дома. Пицца, Netflix, уют. А теперь — проклятый особняк, напряжёнка между Бобби и Элли, мистическая Леночка и два киллера, один из которых смотрит, как будто я уже труп.
Блейн, не отрываясь от своих мыслей, хрипло ответил:
— Я не смотрю. Я думаю.
— Охуеть как легче, — пробурчал Чак.
Я почти усмехнулся. Почти.
Сзади Кэсси села рядом с Эваном. Его ладонь легла ей на колено. Уверенно. Мягко. Как будто хотел сказать: «я здесь». Как будто знал, что этого будет достаточно.
— Если ты не хочешь, ты можешь остаться, — тихо сказал он ей.
— А ты останешься?
— Нет.
— Тогда я иду.
Он посмотрел на неё так, будто уже прощался. Потому что знал, как это может закончиться. А она посмотрела на него, как на последнюю точку в мире, где не больно.
И я снова посмотрел на Лену.
У меня была своя любовь. Своя… болезнь. Потому что Лена Уокер — это не просто девушка. Она как яд и лекарство одновременно. Как ветер, от которого уносит крышу. Как огонь, который ты держишь в ладонях, зная, что обожжёт — но не отпускаешь.
Я чувствовал, как её пальцы дрожат в моей ладони. И я сжал их крепче.
— Время, — сказал я.
Она посмотрела на здание. На дверь. Я увидел, как по её спине пробежал холод. Она вспомнила. Я почувствовал это кожей.
— Подожди, — прошептала она.
— Что?
— Это место. Я уже была здесь. Во сне. Я заходила… и потом… ничего. Только тьма. И крик.
Я напрягся.
— Твой?
— Нет. Моего будущего.
Вот и оно. Вот где начинается по-настоящему. Мы ещё не ступили за порог, а дом уже проникает в наши сны. В наше будущее. В наши кости.
Я взглянул на Лену. Она не тряслась. Не плакала. Не молила. Она просто смотрела на пансионат, как будто готова идти на смерть, если надо.
И я знал — пойдёт.
И я пойду с ней.
Даже в ад. Даже если этот ад — она сама.
Мы стояли в полном круге.
Восемь человек. Восемь судеб. Восемь причин сбежать — и одна причина остаться.
Пансионат молчал.
Но я чувствовал: он знал, что мы здесь.
Он чувствовал её.
Не нас. Не компанию. А именно Лену.
Как будто ждал её всё это время.
Как будто вырастил из пыли и мха это гниющее тело только ради того, чтобы она вернулась.
Я не знал, как объяснить это остальным.
Но с той самой секунды, как мы вышли из машины, у меня внутри сидело это чувство —
что она пришла домой, а я пришёл с ней, чтобы, если что, умереть вместо неё.
Он глотал нас взглядом. Затаился.
Как зверь. Как тварь, которая умеет ждать.
Я видел подобное — в глазах убийц, с которыми имел дело. В их пустоте. В их голоде.
Но тут... тут было что-то хуже. Это не человек.
Это... место. Это проклятие, которое дышит.
Я сделал шаг к двери.
Каждый нерв натянут. Ладони вспотели. Сердце — будто взрывчатка.
Я держался — только ради неё. Только потому что она сзади.
Я знал, что если сорвусь — она почувствует.
А я не могу. Я не имею права.
Петли заскрипели, едва я коснулся ручки.
Скрип — мерзкий, долгий, как будто дом стонал от возбуждения.
Я почти услышал голос внутри: «Наконец-то...»
— Подожди, — сказала Кейси. — А если...
— Не думай, — отозвался Эван. — Просто верь.
— В кого?
— В нас.
Я и не думал.
Я просто вёл.
Потому что если я сейчас сдамся, если хоть на секунду покажу страх — Лена может сломаться.
А я...
Я бы не простил себе ни одного её сломанного сантиметра.
Бобби поднялся с бревна и шагнул вперёд.
Элли осталась позади, потом тяжело выдохнула и пошла следом.
Молча.
Но я заметил, как она всё-таки дотронулась до его локтя.
Мелочь, а я её вижу — как автоматик, как охотник.
Потому что всё вижу. И всё запоминаю, чтобы, если начнётся — первым ударить в нужную точку.
Чак достал из кармана жвачку. Засунул в рот.
— Ну что ж… если и умирать, то с мятным дыханием.
Я чуть скривился.
Он всегда в себе тащил какой-то балаган. Но даже он чувствовал — в этот раз всё не по приколу.
Блейн молчал.
Стоял чуть в стороне.
Но я видел его взгляд — на Чака.
Тихий, тяжёлый, как у кого-то, кто уже попрощался, но боится вслух сказать.
А Лена...
Лена дышала чаще, чем обычно.
Я замечал всё. Как сжала кулон. Как губы дрогнули.
Как будто в её голове играли символы, которые мне не понять.
Она будто знала — дом говорит. Шепчет ей, как старому другу.
«Ну вот ты и вернулась…»
Меня это бесило. Бесило, что я не могу отнять у неё это дерьмо.
Что всё, что могу — стоять рядом.
И если понадобиться — держать, когда упадёт.
А она упадёт. Я это знал. Я просто не знал, когда.
Я обернулся к ней.
— Ты готова?
Глупый вопрос.
Она всегда была готова. Даже когда ломалась.
Особенно тогда.
Я не хотел ответа.
Я хотел увидеть её глаза.
Напомнить себе, ради чего я вообще жив.
Если она умрёт — всё, я пустой. Это не пафос. Это правда.
Она посмотрела мне в глаза.
— Я готова с тех пор, как впервые увидела этот сон.
Пошли.
У меня дёрнулась бровь.
Сон.
Опять этот грёбаный сон.
Что ты там видела, Лена? Почему ты не рассказываешь мне всё? Почему этот дом смотрит на тебя так, будто ты его сердце?
Я хотел спросить. Но не стал.
Она всё равно не скажет.
Потому что бережёт меня.
А я ненавижу, когда она думает, что я нуждаюсь в защите.
Я кивнул.
Тихо. Почти незаметно.
Как будто подписал договор.
Договор с её страхом. С её адом. С её прошлым.
И потянул дверь.
Она открылась с глухим скрежетом.
Будто дом сперва сопротивлялся, а потом... раскрыл пасть.
“Заходи. Я ждал тебя.”
Первый шаг сделал я.
Не потому что храбрый.
А потому что хочу сдохнуть первым, если что пойдёт не так.
Второй — она.
Её плечо чуть скользнуло по моему.
Тепло. Резкое. Живое.
Как ток.
Боже, Лена…
Ты понятия не имеешь, как ты выглядишь в этот момент.
Вся дрожащая, упрямая, чёртова ведьма. Идеальная. Моя.
Ты мой бог.
Если бы я был другим — встал бы на колени прямо здесь.
И остальные — за нами.
Без слов. Без шума.
Только ветер — как голос кого-то, кто говорил нам: «Прощайте».
Внутри было темно.
Но мы уже сделали выбор.
Обратного пути нет.
Не для нас. Не теперь. Не с нею рядом.
Мы прошли через точку невозврата.
И тогда мы шагнули внутрь.