1. Начало конца
Помнится, Фестиваль Британии провели с мая по сентябрь в 1951-м. Говорили, чтобы народ почувствовал: вот, восстановление после войны, надежда. Сплошная витрина, если честно. Ну а теперь его опять решили устроить. Почему? Что, снова война на горизонте?
Пахнет дешёвой показухой. Правительство пытается убедить всех, что мы не застряли в болоте. Пыль в глаза. Для кого стараются? Для американцев? Европейцев? Или для кого-то с Марса? А может, всё банальнее — для России.
С момента, как только об этом объявили, вся лента в соцсетях забилась под завязку. Новости, блоги, журналы, радио — куда ни ткнись, везде один и тот же маниакальный заголовок. Как будто кроме этого чертового фестиваля в стране ничего больше не происходит. Хотя, возможно, именно этого они и добивались.
От всей это бессмысленной и абсолютно глупой суеты я могла спрятаться только дома. Я, как могла, пыталась отгородиться от всего этого абсурда, но недели три назад, во время завтрака, подруга Элис вошла на кухню и поделилась новостью: подготовительные работы к Новому Фестивалю начинаются в Сент-Джеймсском парке.
Я лишь кивнула, не отрываясь от ежедневника. Он у меня не для красоты — просто пишу, что в голове. Мозг так лучше работает. Но, конечно, всё пошло прахом, когда она встала совсем рядом и почти прокричала мне в ухо:
— Ева! Я всё понимаю, тебе это всё не нравится, но поднимай, пожалуйста, свою филейную часть – и пошли!
Я тяжело вздохнула, убрала блокнот в рюкзак.
— Элис, я уже говорила. Не хочу туда. Что там делать? Очередная попытка власти доказать, что всё хорошо. — голос прозвучал раздражённо, но без злости. Я знала, что пойду. Знала с самого начала. Просто хотелось поворчать.
— Себастьян уже ждёт внизу. Двигайся, — просияла она, как солнечный зайчик, и скрылась в коридоре.
С этими двоими мы знакомы с малых лет. Себастьян и Элис — полные противоположности. Он — хмурый реалист, почти пессимист. Она — оптимизм в человеческом обличии. Они как две разные полярности: идеально притягиваются — но упрямо делают вид, что ничего не происходит.
Себастьян... у него не было детства. Отец погиб в аварии, мать сломалась и утонула в бутылке. Ему приходилось тащить себя самому — и с тех пор он ни от кого не принимает помощи. Только сам. Говорит мало, речь у него как броня — грубая, но крепкая.
А Элис — другое дело. Всегда была любимицей судьбы. Родители, внимание, игрушки, потом поездки, кружки, фестивали... всё, что хочешь. Только вот дурой она никогда не была. Деньги тратить любит, да. Но с мозгами у неё полный порядок.
***
Мне тогда было всего четыре. Смешной возраст: мир делится на «можно» и «нельзя», и ты искренне считаешь, что если закрыть глаза, то станешь невидимкой. Я тогда не знала, что эта встреча — на всю жизнь.
Мы семьёй переехали в новый район. Маленький, скучный домик на краю жилого комплекса. Родители были почти всегда заняты на работе. Так что я часто играла одна. Камушки, палочки, куклы в траве — мой круг общения. Пока однажды...
Я строила что-то в роде замка из песка на старой детской площадке — качели ржавели, горка была вся в облезлой краске. Я тогда нарочно не смотрела в сторону ребят — там, у качелей, играли двое. Мальчик с копной каштановых кудрей, весь в веснушках, в куртке не по размеру. И девочка — тёмные волосы, собранные в два перекошенных хвоста, с ехидной улыбкой на губах.
— У тебя зубы в песке, — сказала она, когда подошла. Просто встала напротив и уставилась на меня.
— У меня нет зубов в песке! — обиделась я. Это был не зуб, а кусок белого пластика.
— Себ, иди глянь! — крикнула она, и тот самый веснушчатый мальчишка неохотно подошёл. Он уже тогда был серьёзным – в 4 года, представляете? Смотрел как взрослый.
— Это не зуб, Элис, — сказал он после минутного разглядывания. — Ты опять путаешь. У тебя воображение сносит крышу.
Я ожидала, что они уйдут. Но вместо этого Элис села рядом и стала докапываться до моей песочной крепости. А Себастьяна я поймала взглядом: он молча присел чуть в стороне, будто не хотел, но чувствовал, что должен быть тут, с нами.
Так всё и началось...
Мы стали почти неразлучны. Кто-то называл нас «тройкой бедствий». Местные дети или сторонились нас, или тянулись — как к магнетическому полю. Мы дополняли друг друга, как три пазла, которые случайно идеально совпали.
Элис вдохновляла. Себастьян уравновешивал. А я... я просто была с ними. И этого было достаточно.
***
Даже в 4 года Элис была ураганом. Худенькая, вечно в движении, в синяках и царапинах — её невозможно было остановить. Она могла спорить о том, что облака — это сахарная вата, и ругалась, если кто-то говорил иначе. Смеялась громче всех, плакала неожиданно, умела быть безумно доброй — а в следующую секунду могла дёрнуть за косу и убежать.
Со временем она стала моей самой близкой подругой. Она первая сбегала со мной в лес за границей квартала. Первая научила драться — «локтем в нос, не целясь». Она не боялась говорить правду в лицо, даже когда это больно. В ней было что-то дикое, но невероятно верное.
А Себастьян был её полной противоположностью. Спокойный, уравновешенный, сдержанный. С самого начала он был тем, кто думал, прежде чем говорить. В песочнице он не строил — он проектировал. Он не спорил — он предлагал аргументы. Иногда мне казалось, что он старше нас лет на десять.
В играх он всегда брал на себя роль стратега. Если Элис хотела лезть в дом заброшенного старика, Себастьян первым говорил: «Надо взять фонарь. И палку». Он не запрещал, не осуждал — он заботился. Спокойно, без крика. Он был как фундамент, без которого не построишь даже шалаша.
***
Пока я это вспоминала, мы уже добрались до парка. Толпа, запах жареной еды, музыка так и лупит по ушам, сувениры на каждом шагу. Словно город решил прикинуться весёлым, забыть всё, что давит на него каждый день.
Я не ненавижу праздники. Просто не люблю шум. Вечеринки, крики, толпы — всё это не моё. Я больше про тишину и вдумчивый разговор. Интроверт? Может быть. Хотя общаться умею, и сцены не боюсь.
— Ева, ну ты чего встала? Пошли! — окликнула Элис. Себастьян уже шёл впереди, не дожидаясь нас.
Я было шагнула вперёд, но... что-то не давало. Неприятный холод под кожей. Инстинкт? Шестое чувство? Не знаю. Но я точно знала: что-то пойдёт не так.
И оно пошло.
Сначала — женский крик. Пронзительный, до костей. Метрах в двадцати от нас. Все замерли. Потом — новый крик, мужской, с противоположной стороны. Потом ещё один. И ещё. Казалось, крики обрушиваются волнами со всех сторон. В панике люди начали метаться. Крики раздавались волнами, будто парк трескался по швам.
Кто-то закричал. Кто-то побежал. Один мужчина просто сел на землю и закрыл голову руками. Я не помню, как меня подхватила толпа — просто вдруг оказалась внутри живого потока, который мчался прочь. Люди толкались, падали, вставали, снова падали. Кто-то кричал имена. Кто-то молчал. Я теряла равновесие, хваталась за чужие куртки, пыталась не упасть.
Элис? Себастьян? Их не было рядом. Я оглядывалась, кричала, но голос терялся в шуме.
А потом — тишина.
Словно кто-то выдернул звук из розетки.
Я лежала на холодном асфальте. Ладони в грязи. Колени дрожали. Поднялась медленно, через боль в спине. Сердце стучало так громко, что заглушало мысли. Вокруг... тишина. Мёртвая.
Тела.
Люди. Дети. Старики. Подростки. Руки, ноги, лица, и всё это в крови. В глазах — ужас, застывший в финальной секунде.
Я дышала часто, прерывисто. Как будто воздух стал вязким.
И только двое живых — я и... он.
Хотя... можно ли его назвать живым?
Он смотрел прямо на меня. Пустыми глазами, мутными, словно затянутыми пленкой. Изо рта — кровь. Клыки. Кожа серая, изуродованная. Он не шёл. Он полз. Быстро. Уверенно. На четвереньках, как зверь. Стереотипы про зомби? Забыть. Этот был быстрым.
И он полз прямо ко мне.
***
Прошёл уже почти месяц с того момента, как всё это началось. Люди растерялись. Никто не был готов. Никто ничего не ждал...
Как я выжила? Тот монстр умер глупо — на него рухнул уличный фонарь. Раздавило его в лепёшку. Абсурдная смерть, но именно она, вероятно, и спасла мне жизнь.
Не знаю, как мне удалось добежать до шоссе, ведущего к огромному бункеру, построенному пару лет назад. Но факт — добежала. Этот бункер с самого начала внушал тревогу. Слишком продуманно. Слишком заранее.
Толпы выживших устремились к бетонной стене, как к спасению. Паника, визг, слёзы. Я бы, наверное, потерялась в этом хаосе, если бы не заметила у ворот, перемазанных кровью, знакомые силуэты. Элис и Себастьян. Хромают, держатся за плечи — но живы. Сердце отпустило. Они уже заходили внутрь.
С самого детства у меня было зрение лучше, чем у большинства. Почти сверхъестественное. Папа твердил, что это просто гены. Я — изучая биологию всё глубже — уже тогда сомневалась. Но молчала. Почему? Не знаю, не нашла ответа на этот вопрос.
Из размышлений меня вывело рычание. Низкое, прерывистое. Эти твари где-то рядом. Они чувствуют нас.
На краю очереди стоял мужчина — лет двадцати пяти, высокий, крепкого телосложения, с тёмными, почти чёрными волосами, коротко остриженный. Лицо резкое, с напряжённой линией челюсти. Рядом с ним — маленькая девочка, лет шести-семи. Светлая курточка, тёмные волосы, те же брови, тот же упрямый подбородок. Похожа. Очень. Дочь? Или сестра? Было в их взглядах что-то общее, будто одинаковый способ смотреть на мир.
Они стояли немного в стороне, будто сами не до конца понимали, что делают в этом аду. Мужчина то и дело наклонялся к девочке, что-то говорил ей тихо, поправлял воротник, сжимал пальцами её хрупкое плечико. Она молча кивала, глядя вперёд — слишком спокойно для ребёнка. Или просто уже привыкла.
Картина была почти трогательной... пока слева не раздался первый женский крик. Потом — всё, как по сценарию. Визг. Паника. Сухой хлопок выстрела. Ещё один. Человеческий ужас, закрученный в спираль. Можно было просто развернуться и бежать. Побежать к воротам и спастись. Спастись самой.
Но нет.
Я увидела, как мужчина резко обернулся, схватил девочку за руку — и замер. Не побежал. Почему? Не понял, куда? Или... испугался? Не за себя. За неё. Он растерялся на долю секунды — и именно этого оказалось достаточно, чтобы они остались на краю. Я бросилась к девочке, выхватила её буквально из его рук. Он рефлекторно сделал шаг ко мне, но остановился — мы встретились взглядом. И на миг всё замерло. Девочка закричала. Вырывалась, колотила меня кулачками. Я крепче прижала её к себе. Нет, малышка. Сейчас не время. Она должна выжить. Хотя бы она.
Я подбежала к воротам, уже почти закрывающимся, и буквально закинула девочку внутрь.
А потом обернулась. Снова — мёртвые тела. Снова эти существа. В голове уже не было ужаса. Лишь холод. Привыкание? Слишком быстрое.
Я уже хотела бежать дальше, но увидела мужчину — того самого. С ружьём. Один. Живой.
— Здравствуй, — выдохнула я, подбегая. Он тут же поднял оружие.
— Спокойно. Я не заражена. Хотела сказать, та девочка...
— Оливия? Это моя сестренка. Она в порядке?! — глаза парня потеплели, стали менее враждебными.
— Да, в бункере, — кивнула я. Рассказать бы ему, как я её спасла, но в этот момент моё боковое зрение опять выручило. — Осторожно!
Я перехватила ружьё, развернулась и с размаху ударила прикладом мертвеца по голове. Он упал.
— Из этого стрелять надо, — усмехнулся брюнет.
— Слушай, умник. Я спасла твою сестру. А теперь ещё и тебя.
— У меня всё под контролем, — буркнул он. — Я мог выстрелить.
— Конечно, — фыркнула я. — Как тебя хоть зовут?
— Алекс. Мне 26. Ей 6. А ты?
— Ева. 23. Приятно познакомиться, Алекс, — протянула руку.
— Взаимно, — пожал он. Потом окинул взглядом улицу. — Странно. Куда-то делись зомби. Хотя, по идее, должны были чувствовать нас.
— Я шла сюда из Сент-Джеймсского парка. По пути не встретила ни одного. Только тот, первый... на него фонарь упал. Глупо, да?
— Ты им будто не нравишься, — задумался Алекс.
— Иди к сестре. Она переживает. Кричала, когда я несла её к воротам.
— Она боится незнакомцев. Но спасибо тебе. Правда. Не знаю, как теперь попасть внутрь...
***
Что я могу сказать об этих существах? Сознания у них нет. Только инстинкт — жрать. Но они видят, слышат, чуют. И двигаются. Убить можно, только разрушив мозг. В отличие от «книжных» зомби, эти существа бегают — довольно быстро. 8–9 километров в час. Гибкие. Проворные. Попасть им в голову — та ещё задача. Иммунитета у людей нет. Практически никто не остался. Выжившие спрятались в бункерах, построенных, кстати, подозрительно быстро. Слишком быстро. Правительство будто знало заранее. Вакцины нет. Более того, даже умершие естественной смертью, если мозг цел, становятся заражёнными.
С Алексом мы разминулись. Не знаю, где он сейчас. Жив ли вообще.
Выжившие есть. В основном мужчины, сбившиеся в небольшие группы. По 10–15 человек. Каждому — своё оружие, свои правила.
Я же — одна. Нашла у мёртвого солдата ружьё, пистолет, пару ножей. Пока хватает. Месяц держусь.
Но две вещи не дают мне покоя:
1. Я почти не встречаю зомби вблизи. Будто они меня избегают. Алекс был прав — я им «не нравлюсь».
2. Откуда этот вирус? Почему всё произошло так внезапно — и почему правительство было готово?