Глава 11.
Анна снова открыла глаза и увидела знакомую каменную комнату, которая уже успела стать ей тюрьмой. Мрак заползал в уголки её сознания, и она поднялась на ноги, ощущая, как каждое движение отдается гулким эхом в её душе. Села на краю кровати и плотно укуталась в одеяло, словно оно могло защитить её от темноты, которая сгущалась вокруг.
Вчерашние переживания высосали из неё последние остатки эмоций, превращая её в пустую оболочку. Страх и ужас, которые она испытывала, теперь стали частью её сущности, как будто впитались в каждую клеточку её тела. Она не чувствовала ничего, словно её сердце и чувства замерли в том омуте, где спутанные волосы не оставили ей шансов на спасение.
Анна посмотрела на свои руки, дрожащие от холода и страха. В отражении в зеркале она не узнала себя: лицо было бледным, а глаза, вместо того чтобы сиять, были полны бездны. Она вспомнила, как смотрела на Ассоль и Илиодора, их безразличные взгляды, и это вновь заполнило её душу холодом.
Несмотря на это, в глубине её разума всё же теплилась искра — желание вырваться из этого кошмара. Она встала и сделала шаг к двери, но замерла, прислушиваясь к тишине, которая окружала её. Каждый шорох в коридоре казался предвестником чего-то ужасного.
Собрав волю в кулак, Анна осторожно открыла дверь и выглянула в коридор. Тишина давила на неё, и с каждым мгновением она чувствовала, как её страх растёт, как сгустившаяся тьма, обвивающая её с ног до головы. В голове звучала мысль: "Нужно выбраться. Нужно знать правду."
С этой целью она сделала шаг вперёд, но странное ощущение, будто за её спиной кто-то наблюдает, заставило её обернуться. Взгляд её вновь упал на эту зловещую пустоту, и она почувствовала, как что-то незримое тянется к ней, стремится вернуть её в объятия страха и ужаса. Она знала, что больше не может оставаться здесь.
В этот момент Илиодор уже подходил к её комнате и, удивлённо улыбаясь, произнёс: "Как хорошо, ты уже проснулась, мы тебя ждали..."
Ситуация снова повторялась, но на этот раз Анна чувствовала себя иначе. Страх, который когда-то сковывал её движения, теперь стал лишь отголоском на краю её сознания, не мешая действовать решительно. Эмоции, как будто высосанные из неё, оставили лишь инстинкты. Она больше не могла позволить себе быть жертвой.
Собравшись с силами, она подошла к Илиодору и попыталась вырвать посох из его рук. В момент, когда её ладонь коснулась древка, посох вспыхнул зелёным светом, и, к её удивлению, Илиодор не стал сопротивляться — он отдал его без колебаний, как будто всё это время ждал именно этого момента.
С недоумением Анна держала посох, её взгляд был заворожён зелёным сиянием, и с каждым мгновением в ней росло нечто зловещее. Это было чувство, которое она не могла контролировать, словно что-то безумное пробуждалось в глубине её сердца.
Посох представлял собой высокую, изящно извивающуюся высокую трость, покрытую витками лиан, которые словно обвивали её, создавая эффект живого существа. Каждая лиана сверкала зелёным светом, и казалось, что они дышат, будто реагируя на её эмоции. На конце посоха находилась крупная изумрудная сфера, которая искрилась и переливалась, как будто в ней заключена вся магия этого мира.
Эта невероятная красота одновременно вызывала восхищение и страх. Когда Анна держала его в руках, посох излучал тепло, словно отвечая на её прикосновение, но в то же время в нём таилась тёмная сила, которая манила её ближе.
Анна ощутила, как его магия проникает в неё, вызывая ураган противоречивых чувств — и желание владеть этой силой, и жажду бежать от неё. Она могла чувствовать, как лианы шевелятся, словно живые, и эта мысль вызывала у неё мурашки по коже.
Направив слегка дрожащий посох на монаха, она произнесла с вызовом: "Выводи меня отсюда."
Илиодор, смеясь, произнёс: "Ха, а ты знаешь, что с этим нужно делать?" Его надменный взгляд будто сверял её внутренние ресурсы, оценивая способности, о которых она сама даже не подозревала.
Вспоминая заклинания, которые она прочитала в книгах о Гарри Поттере, Анна почувствовала, как её разум уходит в смятение. "Неужели я буду кричать 'Авада Кедавра'? А вдруг не сработает?" Мысли метались, но прежде чем она успела что-либо произнести, она даже не заметила, как Илиодор оказался позади неё.
Ласково обняв её за талию одной рукой, а другой забрав посох, он прошептал ей на ухо: "Тебе ещё рано это трогать."
В этот момент холод пробежал по её коже, и она ощутила, как мир вокруг закрутился, как будто все её попытки сбежать от этого кошмара были тщетными. Она была поймана в паутину тьмы, и её страх вновь начал накрывать, но в глубине души разгоралось что-то иное — безумная жажда свободы, которую она готова была реализовать любой ценой.
Всё ещё находясь в крепких объятиях монаха, словно её тело стало частью его силы. Она чувствовала, как усталость проникает в каждую клеточку, как будто кто-то высосал из неё последние капли жизненной энергии. В её голове кружились мысли, но они стали слишком тяжёлыми, чтобы их удерживать. Её сознание постепенно затуманивалось, и в этом состоянии безвременья она не могла найти ни силы, ни желания бороться.
Илиодор аккуратно поставил посох к каменной стене, и его внимание вновь переключилось на неё. Второй рукой он бережно поднял Анну на руки как засыпающего ребенка, как будто она была хрупким стеклом, и понес назад в её комнату. Путь обратно казался бесконечным, и каждый шаг, который она делал, отдалял её от свободы, которую она так жаждала.
Он уложил её на мягкую постель, и это движение было одновременно нежным и тревожным. Как только он отступил, Анна заметила, что его руки оставили на её коже следы тепла, но сама она чувствовала только холод. Внимание Илиодора переключилось на большой сундук в углу комнаты, и с любопытством она наблюдала, как он открывает его. Внутри лежала та самая книга, которую он дал ей в первый день, таинственная и пугающая.
Сев на край кровати, он вновь протянул её Анне, словно это было нечто привычное и необходимое. Его голос был тихим, но уверенным:
— Не знаю, что ты пыталась сделать, но посох не для тебя. Ты не отдохнула, и сейчас тебе нужно просто полежать. Надеюсь, ты сможешь понять и вспомнить.
Анна хотела задать вопросы, но её язык был как будто в клею. Она чувствовала, как глаза её тяжелеют, как веки опускаются, словно каждый из них весит несколько тонн. Мысли о том, что она должна сделать, о том, что нужно вспомнить, терялись в мраке. Она попыталась сопротивляться этому затмению, но, увы, её усилия оказались напрасными.
И в момент, когда мысли о книге, о посохе и об Илиодоре начали расплываться в воздухе, она погрузилась в сон, как в тёмные воды, где уже однажды тонула.