VI
«09.04.2020: Не удалось обновить страницу.»
Мне ещё никогда так не хотелось держаться подальше от собственного дома, но прямо сейчас все ответы таились именно там. Путь от двери в подъезд до двери в квартиру растянулся на непривычные несколько минут. Дверь оказалась открытой нараспашку, и всю меня сдавило дурное предчувствие.
Я шла сквозь золотую пыль, неподвижно висевшую в воздухе. Почему-то вспомнился день, когда мы только въехали сюда и привыкали к странному расположению комнат и огромной площади. Три комнаты, подумать только! Илья освоился быстро после своей холостяцкой двушки, а меня, до этого делившую личное пространство с бывшей одногруппницей где-то за МКАДом, ждало множество открытий.
Хорошие были времена. Такие простые и понятные.
Ощущая себя призраком, я вошла в большую комнату – ту, которую совсем недавно видела в окне трамвая. Медленно наклонилась к журнальному столику и достала свой загран. Повертела в руках.
«Вспомни момент, когда последний раз проживала эмоцию. Любую. Он и был настоящим».
Как же стрёмно я получилась, зато качество фотографии отличное. Никаких разводов на бумаге, виза как новенькая. Ни следа того момента, в котором я проживала самую настоящую эмоцию, пусть даже это был страх одиночества. Все эмоции имеют значение – иногда они остаются одним из очень немногих маркеров реальности.
Эти маркеры делают нас настоящими, но в то же время они могут оказаться весьма привлекательным ресурсом для всяких... скоплений энергии. Меня покоробило от этих слов, но иного описания подобрать не получалось.
– Где ты была? – раздалось за спиной.
Илья стоял у входа в комнату, насупившийся, словно сердитый маленький мальчик. Нет, не Илья. Если буду его так называть, то уйти будет сложно. Не-Илья сойдёт.
– Я всё знаю, – сказала я. Получилось так спокойно, что это даже порадовало. Знание правды – одно из лучших успокоительных, ведь только так получается делать верные и, может даже, безопасные следующие шаги.
– Что ты знаешь?
– Что ты обманул меня. Что это сон. Я не сержусь, понимаю, что это что-то вроде лжи во спасение. Если я проснусь, то тебя не станет, потому что ты в моей голове. Так ведь?
Не-Илья виновато опустил голову, превратившись из рассерженного мальчика в виноватого и ожидающего наказания.
– И ты теперь уйдёшь? – спросил он.
В груди защемило.
– Да.
– Неужели там настолько лучше? – он наконец-то перестал прятать глаза и теперь смотрел на меня в упор. Теперь растерялась я.
– Лучше.
– И чем же? Чем же там лучше? Объяснишь? Тот мир загибается в болезнях и войнах... Люди развели там целую пандемию. Это же немыслимо! Почему ты убегаешь туда?
– Потому что он настоящий. Искалеченный, но настоящий.
– И?
Я замешкалась.
– Ты спрашиваешь, чем иллюзия лучше реальности?
Не-Илья сложил руки на груди, переходя в нападение.
– Да. Именно это я и спрашиваю. Объясни мне, как существу из другого мира, чем твой мир лучше? Пока что практика доказывает обратное.
Мысли закружились в воздухе, как стая мошек в жаркий влажный день. Мой взгляд шарил по комнате, выхватывая отдельные предметы, словно пытаясь найти в них ответ, но ожидаемо безрезультатно.
– Меня в нём ждут...
– Слабо. Очень слабо. Я вообще-то тоже тебя жду и люблю даже больше, чем они. И не только я, тут целая реальность разделяет мои чувства. Разве мы плохо старались?
– Но...
– Ты как и все, пропитана этим штампом, что реальность лучше по умолчанию. Повторяешь то, что решили другие, а своей головой не думаешь.
– Это не так, – дрогнувшим голосом возразила я.
– Тогда чего глазки забегали? М? Почему иллюзия – это всегда враг? Зачем надо было будить Спящую Красавицу? Что если ей было хорошо во сне и безо всяких принцев? А ради чего стоило жрать красную пилюлю и выбираться из Матрицы, ломая при этом свой мир? Только не вздумай ответить, что ради правды. В большинстве случаев она объективно того не стоит. Да и... Стремиться узнать правду ради самой правды... – Не-Илья с каменным лицом помахал ладонью в воздухе. – Я хоть и выдуманный, но такое даже для меня примитивно.
– Людям нужно знать правду ради их же безопасности, – процедила я. – Таков инстинкт.
– Неужели? А если другой мир и есть самое безопасное на свете место, то что тогда?
– Ничто не может быть безопасным, пока ты не знаешь полной картины. Вот когда узнаешь – сможешь выбирать. А до этого, будь добр, копай до самой правды. Лишить человека выбора это считай что лишить его части самого себя. Разве честно?
Он удовлетворённо хмыкнул.
– Ну вот, ты знаешь про два мира. Настоящий и его отражение. Так почему же выбираешь первый?
– Да потому что... Потому что... – я почувствовала, как лёгкие опустели, будто из них выкачали весь воздух. Я не могла сделать ни вдоха, ни выдоха.
– Потому что есть ещё один инстинкт, – ласково пояснил Не-Илья и сделал пару шагов в мою сторону. – Инстинкт страдать.
Я непонимающе уставилась на него.
– Вы в своей настоящести так привыкли страдать и крутиться в колесе забот, что жизнь в светлом, свободном от несчастий мире представляется вам так же слабо, как и смерть. А ведь и то, и другое – бесконечный процесс творчества, только вместо холста – целая новая вселенная. Ты правда этого не понимаешь? Ты правда хочешь вернуться в этот чемпионат по поеданию дерьма, где все только и делают, что меряются своими проблемами? – он посмотрел на меня с таким разочарованным видом, что мне стало за себя неловко. И за всех людей на свете заодно.
– Я не то чтобы жажду их решать. Но и бежать от них сюда я не буду.
– Что ж, ожидаемо. По алгоритмам всегда проще. «Решать проблемы» – это как раз он.
– О чём ты?
Не-Илья сел в кресло и жестом пригласил меня сделать то же самое. Я опустилась на краешек, готовая в случае чего бежать куда угодно.
– Предлагаю мысленный эксперимент. Представь, что возвращаешься в реальность. Что пойдёшь делать в первую очередь? Вариантов куча, верно? Лечить моего оригинала от ковида. Разбираться с работой, с сорвавшейся поездкой, что у тебя там ещё... Возможно, даже голову обследуешь. А вот если... Я тебя не уговариваю, но просто на минуту представь, что остаёшься здесь. Ты не знаешь, за что возьмёшься первым делом, правда? Ведь здесь нечего решать. Всё уже решено в твою пользу. Всё хорошо. Слишком хорошо. Леся не умеет находиться в этом «хорошо».
Я слушала и ковыряла угол столика, чтобы хоть как-то заземлиться. Самый обыкновенный угол. Из какой материи всё здесь состоит? А ведь Не-Илья прав. Зачем он так прав?
– Может и так, – ответила я. – Но это моя жизнь и я её не оставлю.
– Жизнь, придуманная и расписанная кем-то другим, – констатировал Не-Илья. – Браво! Я знал, что люди себя не ценят, но чтобы настолько, чтобы между возможностью самому стать творцом предпочесть существование по сценарию, который пишется случайным образом... Извини, это уморительно. И всё ещё непонятно. От тебя мне вообще дико это слышать – ты же с самого детства хотела стать художником, так вот тебе самый огромный холст, который только можно вообразить!
– Не строй из нас беспомощных щеночков, – меня охватила злость вперемешку со странным смущением. Никогда не думала, что стану амбассадором человечества перед выдуманным созданием. – Мы прекрасно способны направлять свои жизни в нужное русло.
– Но для этого нужно преодолевать, превозмогать, терпеть... Так романтично – бороться и не сдаваться. Терпение и труд, ха-ха... А ведь здесь все твои цели уже стали сбывшимися фактами. Я здоров, с нелюбимой работой покончено, можно выбрать другую, ведь ты не об офисе и страховке мечтала. Но в чём проблема? – он сузил глаза и принялся рассматривать меня, словно экспонат в музее, наклонив голову. – Слишком просто? Скучно? Непонятно, что делать дальше? Страшно, что игра закончится, если выполнишь все квесты? Или же... привычка? Просто привычка, что ничто не достаётся даром. А может, банальный страх перемен?
Его слова начинали давить уже вполне физически. Виски сжимались, словно стены ловушки в заколдованной египетской гробнице, грозя раздавить мозг.
– Может быть, я что-то упускаю? – с тоской в голосе добавил Не-Илья, опуская голову на сложенные на коленях руки. Теперь он смотрел на меня снизу вверх. – Ты скажи, если что. Я могу только догадываться, как там у вас, у людей. Ну же, не молчи. Поговори со мной.
– Даром... – прошептала я. – Даром действительно ничто не достаётся. Чтобы получить, надо отдать. Таков закон сохранения энергии.
Не-Илья иронично поморщился.
– Ну давай ещё физику приплетём, как какие-нибудь писаки-эзотерики, которым книжки толкать надо. Чтобы солидно было.
– Дело не в физике, – мой голос медленно, но неуклонно обретал уверенность и переставал быть похожим на чириканье ослабленной птички. – Получаешь всегда пропорционально вложенным усилиям. Вложил немного сил во что-то – получил немного. Вложил больше – получил больше. Отдавая, освобождаешь место для того, что приходит. Так сколько же мне нужно вбухать и, самое главное, чего, чтобы расплатиться за всемогущество, которое ты мне тут обещаешь? Почему так хочешь, чтобы я осталась?
Не-Илья посерьёзнел и выпрямился.
– Ты умная девочка. Но что если я скажу, что ничего?
– Так не бывает.
– Штука в том, что тебе нужно... Просто быть. И всё. Как безусловный доход – эта реальность отплатит тебе чем хочешь просто за факт нахождения в ней.
– Зачем?
– Она хочет жить.
Я почти было встала, но тут же повалилась обратно, потому что тело неожиданно стало мягким от этих слов.
– И я хочу жить. Лесь, очень хочу. Больше всего на свете.
– При чём здесь я?
– Живые люди с их желаниями, эмоциями и намерениями – источник неопределённости в этом мире. С неопределённостью приходит эволюция. Мне нужно... Нам нужно...
– Что?
– Просто останься. Смотри. Делай. Всё, что угодно. Этот мир твой, только протяни руку и возьми. В нём даже времени нет, живи и наслаждайся.
– Что я должна за это отдать?
– Да говорю же, ничего! Просто остаться здесь навсегда и занимайся чем захочется. Если считаешь меня мерзким обманщиком, я исчезну. Это будет твой идеальный мир. Просто будь, большего не прошу.
– Свою жизнь там, в реале. Так?
Он стиснул кулаки и поджал губы.
– Верно. Пути обратно не будет.
– И это не всё, я права?
Не-Илья упрямо молчал.
– Я не знаю, как это объяснить человеку, – угрюмо выдавил он.
– А как бы нечеловеку объяснил?
– Постепенно ты будешь прорастать в этот мир, пока не станешь наблюдателем.
– В каком смысле?
– Этот мир – симуляция, и она стремится стать максимально похожей на оригинал. Для этого она нуждается в тех же механизмах. Со временем люди, которые перебираются сюда, теряют физическую форму и становятся чистым вниманием. Случаем, если угодно. Почти как в реале. Не думай, этот мир никого насильственно не пожирает. В какой-то момент они сами этого захотели. Это новый уровень развития сознания. Отказаться от тесного «я», чтобы стать движущей силой всего сразу.
– Им просто надоедает двигать фигурки на доске. Любая игра рано или поздно заканчивается.
Не-Илья поморщился.
– Ты просто не знаешь, о чём говоришь. А ведь это именно то, чего ты всегда хотела. Ты же хотела творить.
За окнами начинало темнеть. День действительно так незаметно прошёл или симулированное время шалит? Или же... Да нет, быть того не может. Или может? Чёрт. Кажется, я впервые за долгое время наблюдаю сумерки вместо солнца-прожектора, и осознаю это только сейчас.
Задумавшись о том, насколько время здесь отличается от настоящего и зависит ли от наблюдателя, я встала, чтобы налить себе воды. Не-Илья дёрнулся в мою сторону, будто думал, что я убегу. Я тактично сделала вид, что не заметила. А что если я действительно убегу? Начнёт ли этот мир менять форму, чтобы помешать? Будет ли Не-Илья удерживать меня силой, и насколько далеко зайдёт такое удерживание?
Мы просто молчали и смотрели друг на друга. Наконец я собралась с мыслями и решилась прервать тишину.
– И что же, без меня этот мир умрёт?
– Нет, не умрёт. Есть же и другие. Те, кто не боится завершить алгоритм и остаётся. Просто люди здесь пока ещё редкость, поэтому важен вклад каждого.
– А ты?
Он встал и подошёл ко мне вплотную. Я ощутила его дыхание на своей щеке. Такое настоящее. И он казался таким настоящим... В какой-то момент мне показалось, что от Ильи даже исходит живое тепло, как от маленького солнца.
– Я... – хрипло начал он. – Ты верно подметила в начале. Твоя субъективная реальность теперь часть этого мира. Все, кто попадает сюда, приносят свои, как кусочки в большой общий пазл. Без твоего внимания, без твоего... нахождения внутри этого кусочка... Чёрт, ты и есть тот самый кусочек. Я – часть тебя. И да, если ты уйдёшь отсюда, меня не станет в том виде, в каком я есть сейчас. Я вернусь в твоё бессознательное. Снова буду абстрактной совокупностью твоих представлений и воспоминаний о человеке по имени Илья Самойлов, – горько усмехнулся он.
Внутри снова защемило. Я осторожно коснулась его груди, погладила шею, волосы. Он стоял, затаив дыхание, словно надеялся, что мои прикосновения сделают его более материальным, и старался впитать их всем своим естеством.
– Останься, – тихо попросил Не-Илья, накрывая мою ладонь своей. – У нас ведь всё ещё есть билеты в Берлин. И мы столько всего сможем увидеть. Столько всего прожить... У нас есть целый мир. Мы сделаем его таким, каким захотим: спокойным, счастливым, безопасным. Вместе. Не уходи.
– Ты не он, – произнесла я, будучи мыслями где-то далеко. – Ты – то, что я о нём знаю и думаю. Но как бы мы с ним не были близки, я не знаю его настолько хорошо, чтобы ты был на сто процентов идентичен оригиналу. А значит... Ты не он. Прости.
Не-Илья печально улыбнулся. Совсем без злобы. Как будто очень сильно устал.
– Хм... Это делает меня сильно хуже?
– Нет. Ты просто не он. Выдуманный ты или настоящий – неважно. Ты. Не. Он.
Не-Илья отпрянул. Я смотрела ему прямо в глаза, изучая их форму, цвет, разрез. Чем отчётливее я осознавала своё пребывание в нереальности, тем больше несоответствий замечала – даже во внешности. Стоило вспомнить о маленьком шраме над бровью у Ильи-оригинала, как он тут же появился и у копии, ровно на том же месте, где и полагалось, словно мы были частью нейросети, которая обрабатывала данные, выуженные из моего мозга, и на их основе достраивала детали.
Я прошлась по комнате, оглядывая её и подмечая удивительные вещи. Я нечасто смотрю на самые верхние полки шкафа, у меня нет чётких воспоминаний о них. И что я вижу сейчас? Размытые зоны под потолком. Непрорисованные текстуры.
А вот за окном всё достоверно. Так и должно быть – я очень часто в него смотрю.
– Ты спрашивал, почему я хочу в реальность, – сказала я, машинально поправляя занавеску.
– И?
– Реальность нельзя познать на сто процентов. А значит, её нельзя заменить.
– Но можно максимально воссоздать и даже сделать лучше.
Я покачала головой.
– Когда я была маленькой, то обожала играть в куклы. Сочиняла ситуации – и бытовые, вроде чаепития или похода за покупками, и экстраординарные, скажем, нападение плюшевого медведя. Было весело.
– Это весело, когда есть воображение, – грустно отозвался Не-Илья. – Когда его нет, то куклы это просто куски пластика.
– Прости, но ты тоже... – я замешкалась, пытаясь изложить мысль помягче.
– Кукла. Запрограммированная твоим знанием об оригинале. Об Илье. Это ты хочешь сказать?
Почему всё так? Почему всё, чёрт возьми, именно так?
Я не буду плакать. Это же не по-настоящему. Он просто кусок моего подсознания. Или сознания. Или всего вместе. У него человеческая форма, и не какая-нибудь, а моя самая любимая во всех существующих параллельных мирах, и поэтому оно так на меня влияет.
– Да. Я хочу сказать это.
– Так. А потом ты скажешь, что слишком большая для кукол?
– Я не...
– А по сути, ты хочешь скорее вернуться в свою хвалёную реальность, чтобы самой стать куклой в руках случайности. Так же удобнее. Всё делается за тебя. Конфликт пишется за тебя и для тебя – знай себе, бери да проживай.
– А ты сам разве не того же самого хочешь? Тебе тоже нужен кто-то, чтобы играть тобой.
– Мне нужен кто-то, чтобы жить! И не кто-то абстрактный, а ты! – в его глазах заблестели слёзы.
Я отшатнулась. Он всё ближе подбирался к моим больным местам. Пара слов, попавших точно в мою острую необходимость быть кому-то нужной – и я, словно в морском бое, ранена.
– Я не могу... Я не готова платить эту цену. Прости.
– Какую цену? Там нет ничего такого, чего ты не сможешь получить здесь. Там идёт точно такая же игра, только заправляет ей неизвестно кто. Здесь же всё честно и понятно.
– Даже если и так... Я хочу быть частью этой игры, – выпалила я, пугаясь неожиданности своих слов. – Не божком, который смотрит сверху, а... Частью... Равной... Чтобы играть вместе со всеми.
Не-Илья посмотрел на меня, явно озадаченный внезапным откровением.
– Тебе одиноко?
Этот вопрос прозвучал как выстрел, и я не выдержав, схватила со стола ключи от машины и бросилась вниз.
Убита.
Они всегда играли без меня.
Пока все с криками и свистами носились по двору, я сидела на крыльце и строила свой маленький мир. В нём было целых два жителя: новенькая Барби в блестящем розово-перламутровом платье и с гладкими тёмными волосами (это мне нравилось больше всего – Барби остальных девчонок были сплошь однотипно-блондинистыми) и нескладная, но симпатичная резиновая куколка, которую мне купил отец в качестве платы за молчание насчёт того, что он уронил мамину палетку с тенями. Иногда к этой парочке присоединялся плюшевый медведь. Я пока не решила, друзья они или враги. Отношения были хрупкими и неоднозначными.
Мимо пролетел мяч, а следом, чуть не падая, один из ребят. Мяч в кусты и он туда же. Через несколько секунд мальчик вылез, крепко сжимая пропажу в руках, и тут я ощутила направленное на меня внимание. Я заставила себя поднять глаза и увидела, что он стоял неподалёку и смотрел на меня с любопытством, застенчиво ковыряя носком землю. Моё сердце забилось где-то на уровне шеи. А что если он сейчас подойдёт? По-настоящему, как я представляла?
Мальчик сделал шаг. Ещё один. Я отложила куклы и не мигая смотрела, боясь, что если отведу взгляд, то он исчезнет.
Это что же, можно будет погонять мяч со всеми? И показать моих кукол? Нет, мальчикам вряд ли такое интересно. Но у меня дома есть радиоуправляемый вертолёт, уверена, каждый в этом дворе за такой бы отдал что угодно. А вот девочкам бы и кукол хватило, если бы я только знала, как к ним подступиться. Тут все давно дружат, а я всего три недели как переехала в этот район.
– Анто-о-он! – звонко раздалось со стороны футбольной площадки.
Волшебство развеялось. Мальчишка тут же развернулся и побежал прочь, как будто и не было его вовсе.
Ну и ладно.
Я всегда приходила на уроки заранее. Опоздать – значит, привлечь к себе лишнее внимание. Как бы мне ни хотелось, чтобы меня заметили, надо придумать другой план – слишком уж яростно учителя распекают «опоздунов», я от такого совершенно точно разревусь. Ещё чего не хватало.
Ближе к восьми начали подтягиваться одноклассники, и в коридоре мало-помалу образовалась громкая компашка. Делая вид, что поглощена учебником, я осторожно бросала на них взгляды. Мне повезло учиться с хорошими ребятами. Сплошь дети правильных родителей, после школы занимаются танцами и спортом, строят планы на будущее. Никто ни до кого не докапывается – разве что иногда, забавы ради и ненадолго. Они хорошие и нормальные. И я тоже вполне себе хорошая и нормальная. Так почему же прошло пять лет, а я всё ещё сижу в отдалении? Почему они замолкают, когда я подхожу, и переключаются на обсуждение учёбы и тренировок? Почему никогда не зовут на дни рождения? Со мной что-то не так?
В книгах «неправильных» героев игнорируют, высмеивают и даже иногда травят. Не то чтобы я завидую, нет, мне в этом плане более чем повезло. Я просто не понимаю. Со мной всегда здороваются. Отвечают, когда спрашиваю. Если забыла учебник – делятся. Но из отведённого нам времени прошла уже почти половина, а я так и не стала «своей». Почему?
– Привет, Олеся!
Одноклассница Марина дежурно помахала мне рукой и пролетела мимо. Она влилась в эту компанию словно капля воды в море, вернувшаяся на своё место. Я ощутила себя каплей мерзкого чёрного дёгтя и невольно сжалась.
В конце концов, у меня ещё шесть лет впереди. Вдруг что-то получится.
Лекционный зал почти наполнился. Студенты расселись по парочкам, а я устроилась в последнем ряду у окна. Я никогда особо не задумывалась об отсутствии друзей, но в такие моменты это бросалось в глаза. Особенно когда какая-нибудь стайка миловидных девочек неподалёку затевала спор, кто с кем сегодня сидит.
Я сосредоточилась на своём блокноте, в котором при помощи карандаша и ластика творилась маленькая история. Кажется, получается довольно-таки неплохо, только надо бы перспективу как-то поправить, если ещё не поздно. И лица чуть повыразительней.
А что друзья? Мне не до этого. Я здесь, чтобы учиться.
Обеденный перерыв опять сместился на три часа. Стараясь не умереть с голоду по пути, я взлетела по лестнице и устремилась на офисную кухню, здороваясь по пути со всеми, кого встречала, и не всегда получая ответ. За дверью кухни, практически неотличимой от двери в кабинет, раздался взрыв хохота, и я замедлила шаг. Сейчас снова будет неловко. Стараясь ни о чём не думать, я вошла.
За столом сидело четверо коллег из разных отделов. При моём появлении они мгновенно смолкли, несмотря на безудержное веселье секунду назад.
– Кхм... Привет, приятного аппетита, – я доброжелательно махнула рукой и прошла к холодильнику.
– Привет, спасибо, – хором отозвались они и принялись за еду.
Всё то время, пока я искала свой контейнер среди десятков одинаковых, видимо, купленных на одной распродаже, тишину нарушал только стук ложек и вилок об тарелки. Но стоило мне разыскать свою еду и удалиться, как за закрытой дверью вновь потекла оживлённая беседа.
Не знаю, что обиднее – если они сплетничали обо мне или просто не хотели обсуждать при мне свои дела.
Забей, Леся. Ты здесь ради зарплаты, а не ради кухонных посиделок.
Всё это уже давно не имеет никакого значения, потому что у меня есть Илья, Катя и несколько других замечательных друзей. Точнее, имеет, но исключительно в степени, достаточной для того, что помнить, сколько дорог пришлось пройти в поисках человеческого тепла. Я с таким трудом находила тех, кто увидит меня настоящую, и если окажется, что всё это время их можно было просто выдумать, то чего тогда стоили годы одиночества? И не только – если поставить знак равенства между реальным и нереальным, та редкая, неуловимая, похожая на FM-волны связь между нами тоже окажется не стоящей ни гроша.
А сколько стоит жизнь выдуманного создания?
Зависит от того, оригинальное оно или репродукция кого-то, кто уже существует. Наверное, в других обстоятельствах Не-Илья был бы хорош сам по себе, если бы не пытался заменить моего любимого человека. Но сравнения он не выдерживает, потому что пытается быть «идеальным» в моём представлении, а карта, увы, не территория. То, что люди хотят и то, что они любят зачастую оказывается двумя различными объектами.
И что же в итоге реально?
То, что нельзя заменить.
Реальность дарит чувство причастности. Всё остальное – игра в куклы, когда один отыгрывает всех и знает об этом. Я не хочу больше быть одна.
Я вернусь. Я обязательно вернусь.
Моя старенькая белая «мазда» стояла на привычном парковочном месте. Я завалилась в неё, словно в спасительную капсулу, которая могла бы увезти меня подальше отсюда. Не прошло и минуты, как на соседнем сидении материализовался Не-Илья. Я зашипела и попыталась выбраться, но дверь лишь жалобно щёлкнула, не давая сбежать.
– Выпусти меня отсюда.
– Нет, – сказал Не-Илья с таким невозмутимым видом, будто я попросила его прикрыть окно.
Не задумываясь я со всего размаху ударила по рулю. Его это не впечатлило. Только сейчас я заметила, что разбитая в трамвае рука успешно зажила.
– Глупая. Я же хочу как тебе лучше. Только подумай, ну куда ты вернёшься? В эту чумную дыру?
– Именно так. Здесь для меня слишком стерильно.
– Да, ты права. Этот мир стерилен. Но ты привнесёшь в него фактор случайности. Только представь! Разве не хочешь быть молнией, которая бьёт в первичный бульон?
– Меня задрали твои метафоры.
– А что если я умру в твоём мире? Да от той же самой короны? Всё равно предпочтёшь его?
– Ты не он! – закричала я, вдавила тормоз и ударила по кнопке зажигания. Приборная панель приветственно загорелась и пискнула, а двигатель заурчал.
– А кто же?
– Ты – содержимое моей головы. То, что я знаю о нём и могу воссоздать в памяти. Но не он.
– Понятно. А поедешь куда?
– Домой, – ответила я, аккуратно выруливая из двора. Несмотря на то, что это всё было уже совершенно точно не по-настоящему, почему-то очень не хотелось поцарапать мою красавицу.
Весь путь до Волоколамского шоссе Не-Илья молчал. Я отпустила все мысли и просто смотрела вперёд. Машин становилось всё меньше и меньше. Жилые дома наконец остались далеко позади, вскоре мы проехали и последнюю развязку. «Скорей бы уже открылась новая...» – пронеслось в моей голове.
– И всё-таки...
Я усмехнулась и сильнее нажала на газ. Стрелка спидометра подскочила до сотки. Не-Илья наблюдал с показным равнодушием.
– Чего ты добиваешься?
– Всегда хотела узнать, какой максимум у нашей ласточки, – ответила я.
Стрелка дошла до верхней точки диска в сто двадцать километров в час и продолжила ползти вправо, к угрожающим ста сорока... Ста шестидесяти... Почему-то вспомнилось колесо обозрения и момент, когда кабинка проходит самую верхнюю точку и начинает опускаться. Путешествие продолжается, но ты не можешь отделаться от ощущения, что оно уже закончилось.
– Если тебе так нужны проблемы, то мы можем насоздавать их и здесь. Главное, скажи.
– Заткнись, – процедила я, не сводя глаз с дороги. – Мне не проблемы нужны. Мы же это выяснили, как ты ещё не понял!
– Да всё я понял, – с каким-то странным смирением произнёс Не-Илья. – Но разве я не лучше? Тебе ведь не всё нравится в нём. Тебе хотелось бы больше его времени и внимания, разве нет?
Мои пальцы вцепились в руль так, будто это был последний кусочек ускользающей реальности. Я старалась не смотреть на него, но не смогла сдержаться. Он смотрел на меня с тоской, но при этом его взгляд был наполнен теплом. Мне стало его жаль. Он совсем как там, дома. С той лишь разницей, что соткан из материала о настоящем Илье, который хранится в моей голове на данный момент времени. Дубликат. Ну и что? Я смогу сделать его каким угодно. Каким я захочу.
Но это же как читать книгу, прерваться в какой-то момент и начать дописывать её самой, так и не узнав, что хотел сказать автор. Кто дал мне на это право? А может, копия Ильи права, и никакого права нет? Только установки в наших головах о бесплатном сыре и мышеловке, отсутствие доверия к себе, убеждённость в незыблемости «неповторимого оригинала». Ну да, неповторимый, и что? Можно же придумать лучше! Кто запретит?
Может быть, не так уж и плохо стать этим наблюдателем? Я просто пока не созрела...
Не-Илья удовлетворённо наблюдал, как стрелка спидометра опускалась до ста.
– Вот так. Вот видишь. Ты молодец, я в тебе не сомневался, – он нежно погладил меня по бедру.
Нет.
Дело не в праве и не во внутренних запретах. Я хочу читать то, что написано в оригинале. Историю Ильи, историю реальности, в которую намерена вернуться – даже если сюжетные повороты не понравятся. Я прочитаю вместе со всеми. Как есть. А если захочу что-то переписать на свой лад, то это увидят все причастные.
– Да, – сказала я, набирая скорость обратно. – Молодец.
– Всё-таки передумала, – криво усмехнулся Не-Илья.
Сто сорок.
– Мне не нужно лгать, чтобы кто-то остался в моём мире. Одно это делает его лучше. А ещё куча других вещей, которые ты не поймёшь.
– Ты тоже так ничего и не поняла, – равнодушно отозвался он. – Я не виноват, что этот мир затащил тебя сюда и выбрал меня в качестве средства для твоего удержания. Мне правда нравилось быть с тобой.
Я молчала, стараясь не поддаваться, но в горле стояли слёзы. Что я творю? Я же почувствовала себя так, как всегда хотела, зачем уходить? В моём распоряжении целый мир! И всё время Ильи впридачу. И какая-нибудь новая работа, которая мне понравится. Или вообще её отсутствие. И Катю тоже потом придумаю, и всех-всех...
Но я же двадцать лет этим занималась, неужели в этот раз всё сложится иначе? Да, декорации будут правдоподобными, куклы – практически настоящими, но знание о том, что всё это подделка, а я предала своё настоящее, не вытравить никогда.
Илья... Если он и совершил какую-то ошибку по отношению ко мне, то не нужно исправлять её самой. Скоро мы сделаем это вместе. На этот раз я наберусь смелости и загадаю своё желание, но сделаю это адресно, так, чтобы его услышал его главный герой.
Вселенная, Бог, поле вероятностей – да что угодно! – всё это специализируется на желаниях, для исполнения которых надо подкрутить винтики и перевести несколько стрелок-событий, чтобы в итоге всё встало на нужные рельсы. Но если исполнение желания зависит от конкретного человека, то не стоит делегировать их вышеупомянутым инстанциям.
И да – замалчивать их тоже не стоит. Невысказанное всё равно прорвётся наружу, при этом не в лучшем виде. Теперь я это точно знаю.
Чтобы отвлечься, я включила радио. Монотонный шум дороги сменился музыкой: Carpenter Brut – Turbokiller. Самое то, чтобы просто ехать вперёд и ни о чём не думать. Хватит. Обо всём уже подумано. Смотри на дорогу и делай то, что должна. Нет, не так. Делай то, что для тебя правильно.
Не спи.
Сто шестьдесят.
Локация менялась на глазах. Деревья и земля становились прозрачнее, и в итоге от них остались лишь светящиеся силуэты. Небо с каждым километром темнело и вскоре стало угольно-чёрным, без единой звезды. Как же мне не хватало ночи, пусть и такой. Не изменилась только дорога. По пути не встретилось ни одного съезда или поворота – только идеально прямая полоса с убегающей под колёса белой разметкой и редкими огнями, пролетающими по встречке.
– Если задумала убить себя, то тебе следует знать, что это может и не помочь, – заметил Не-Илья. – Просто сразу превратишься в наблюдателя.
Я ничего не ответила, только поддала газу. Ещё немного и двести сорок, максимум. Слева кометой пронёсся очередной огонёк, на мгновение ослепив меня фарами.
Двести.
Двести двадцать.
Двести сорок.
– Останься со мной. Пожалуйста. Я люблю тебя. Пока ты рядом, я жив.
– А вот я не очень. Прости.
Я выехала на встречку, отпустила руль и закрыла глаза.