01
По серому небу проносится карканье вороны. И, наверное, только так можно понять, что мир еще не полностью мертв. Куда ни посмотри — везде прячутся стражники смерти. Притаиваются в углу, сливаясь с тенью, скалятся зверски, оголяя свои клыки, между которыми застряли куски мяса. В венах вместо крови течет гниль и яд, а в голове ничего кроме зверского желания разодрать в клочья и есть, пока живот не треснет. Вечно голодные, вечно подпитываются своей собственной ненавистью и злостью. Их глаза застелены тьмой, не позволяющей видеть днем. Однако стоит мраку лечь на пропитанную за три мучительных года кровью землю, как их зрение, слух и нюх обостряются. Стоит слишком громко вдохнуть, и они навалятся на тебя толпой, друг друга будут рвать на куски, лишь бы добраться к своей новой жертве. Видишь одного — беги сразу, ведь двадцать остальных где-то совсем рядом.
Жизнь во всех городах, на всей планете теперь принадлежит смерти. Здания наполовину разрушены и обвиты вьющимися растениями, которые цепко держатся и, наверное, никогда не потеряют свой темно-зеленый цвет. Окна пыльные, витрины магазинов разбитые мародерами, которые надеялись, что ценности и деньги когда-то еще им пригодятся. Машины перевернуты из-за аварий или просто оставлены у обочин, в большинстве с пустыми баками, а в некоторых из них мертвые, давно сгнившие тела. Все давно разрушено, ничто больше не имеет такой ценности, как хорошее оружие, бутылка воды и какой-либо транспорт, который поможет быстрее унести ноги из Богом забытого места. Только вот назовите теперь хоть одно место в мире, о котором помнит Бог? И, глядя на все происходящее вокруг, созревает следующий вопрос: «А есть ли Бог вообще?».
Ниоткуда больше не доносятся голоса и смех, никто больше не спешит по своим делам или на встречу. Никто больше не улыбается. Иногда кажется, что никто больше и не выжил, что только инфицированные толпами бродят в разных уголках земли в поисках очередной добычи. Никто из маленькой части чудом выживших людей больше не верит, что кроме них может быть кто-то еще, что можно попытаться заново строить небольшие города, вокруг которых будут возведены защитные стены, как сотни лет тому назад. Но только теперь война не между людьми, даже не между людьми и инфицированными. Война между Жизнью и Смертью, и первая, кажется, уже давно проиграла. Но малая часть людей, чей разум еще остался ясным, прячет в дрожащем от страха сердце надежду найти тот большой лагерь, спрятанный в лесу, где меньше всего бродят инфицированные. Лагерь, в котором обещают безопасность и более спокойную жизнь. Именуют его «Омид». И только эти слухи об Омиде (или точнее будет сказать, легенды?) все еще заставляют двигаться вперед. Но все же, кто-то же должен был пустить эти слухи среди выживших?
***
Под подошвой тяжелых берц хрустит битое стекло и слышится шелест веток от плетущихся по тротуару кустов. Вокруг ни одной живой души, кроме друга рядом. До ушей доносится поскрипывание железных балок, которые скоро обвалятся. В черных волосах путается теплый летний ветер, пока глаза внимательно сканируют местность на окраине города. Джин поправляет на плече свою винтовку М16, с которой даже спит. В кобуре на поясе висит тяжелый пистолет, рядом с ним армейский нож, а в голенище сапога спрятан еще один. На втором плече повис рюкзак, почти пустой, на дне которого лежали патроны, пара консервных банок с фасолью и бутылка воды. Джин по привычке стучит по карманам своей кожаной куртки, в сотый раз убеждаясь, что несколько магазинов с патронами на месте.
— Думаешь, мы найдем там что-то? — подает хриплый голос Юнги после долгого молчания, останавливаясь вместе с другом напротив старой заправки. Его волосы отросли немного после последней стрижки острым армейским ножом и прикрывают слегка его глаза. На шее виднеются чернильные узоры змеи, которые прячутся под темной футболкой. На нем куртка болотного цвета, чуть длиннее бедра. На ногах армейские сапоги, в которые заправлены черные камуфляжные штаны, на поясе два пистолета и нож. На плече висит автомат АК-47, а на втором такой же рюкзак, как у Джина из которого выглядывает дубинка, обтянутая проволокой.
— Не проверишь — не узнаешь, — бубнит Джин, щурясь и вглядываясь в старые окна. — Меня лишь напрягает, что мы встретили только одного гнилого по пути сюда. Обычно их вместе не меньше пяти.
— Тогда, может, есть шанс, что мы спокойно сможем вернуться обратно к машине и свалить отсюда по-быстрому, не потратив при этом много сил и патронов, — отвечает Юнги, так же не отводя глаз от старой заправки, и, сплюнув на пыльный тротуар, достает из рюкзака биту.
— Пойдем, у нас осталось примерно два часа, прежде чем стемнеет.
Джин осторожно опускает ручку предохранителя и прислоняет приклад к плечу, становясь в боевую позицию. Его взгляд сосредоточен, а брови нахмурены. Юнги несколько минут смотрит в темное помещение из-за грязных окон сквозь запыленное стекло двери, своим орлиным взглядом пытаясь высмотреть хоть малейшее движение. Кажется, никого. Мин оглядывается на друга, коротко кивая ему, и открывает дверь, которая противно скрипит. Джин сильнее сжимает рукоять своей винтовки, водя указательным пальцем по курку, но все еще ничего не происходит, и мужчины не спешат сразу входить. Юнги стучит битой по дверному проему, но из глубины заправки так и не доносится ни единого звука, отчего оба заметно расслабляются.
Джин входит первым, проверяя основное помещение, и подзывает за собой Юнги, когда ничего не обнаруживает. Он кладет свой автомат на прилавок возле кассы, которая была давно ограблена, и проходит молча между наполовину пустыми полками. Юнги оставляет свой автомат рядом, сбрасывая с плеч рюкзак, и закидывает на одно плечо биту, взяв из кармана своей куртки леденец на палочке, двинувшись в противоположную сторону, но не успевает пройти и несколько шагов, как останавливается, присвистывая. На небольшом железном стеллаже в ряд стояли несколько журналов «PlayBoy». Юнги ухмыляется, перекатывая конфету с одной стороны на другую, подбирая один, и негромко подзывает Джина, показывая ему находку, на что тот лишь закатывает глаза. Мин пожимает плечами, сгребая все журналы с полки, и сует их в рюкзак, причмокивая от сладкого вкуса во рту.
Джин подбирает несколько оставшихся консервных банок, которые еще годны для употребления, и бросает их в свой рюкзак, двигаясь дальше между пустыми стеллажами, пока Юнги снова набивает свои карманы сладкими леденцами. Он останавливается возле давно не работающего холодильника и одобрительно кивает, смотря на десяток небольших бутылок с питьевой водой. Джин бросает свой рюкзак на пол и открывает холодильник.
— Юнги, подойди! — зовет он через плечо, слыша копошение друга за спиной, но рядом вдруг доносится еще один звук, заставляя быстро выхватить пистолет из кобуры.
— Смотри, чего я нашел за прилавком! — Юнги довольно идет на зов, сдувая пыль с почти полной бутылки виски, не сводя с нее лисьих глаз.
Не дожидаясь Мина, Джин идет в темный узкий коридор, в котором было две двери. Мужчина дергает осторожно ручку первой, но она не поддается. Ким поджимает суховатые губы, проходя дальше, и останавливается, понимая, что непонятные звуки доносятся прямо из-за второй двери. Юнги останавливается в проходе за спиной друга и сжимает рукоять биты, готовый защитить. Джин сглатывает и резко нажимает на ручку двери, толкая ее вперед, и тут же прячет нос в изгибе локтя, попятившись назад. В маленькой коморке, где стояли швабры, висел труп молодого парня. От него исходил ужасный тошнотворный запах, кожа была опухшая, покрытая трупной гнилью, местами серая и черная. Все вокруг и само тело усыпали огромные мухи, которые и создавали эти звуки. Джин резко хватает рюкзак парня и закрывает дверь, потому что исходящий запах был настолько сильным, что выедал глаза. Юнги начал громко кашлять, сгибаясь пополам и отмахиваясь от ускользнающих мух.
— Блять, я сейчас блевану, о боже! — хрипит он, опираясь на стеллаж, все не прекращая кашлять.
Джин ничего не отвечает, прекрасно понимая, почему этот парень убил себя. Он, не прекращая морщиться, раскрывает чужой рюкзак в поисках чего-то полезного, но не находит ничего, кроме пары давно заплесневелых батончиков, куска черствого хлеба, револьвера без патронов и черного небольшого блокнота. Ким раскрывает его, быстро пролистывая страницы.
— Его последняя запись сделана несколько месяцев назад, — негромко говорит, засунув блокнот себе в рюкзак, непонятно зачем.
— Плевать уже. Что у него полезного есть? Или было, — Юнги глубоко вдыхает, рукавом вытирая выступившие слезы, и смотрит вниз на вывернутое из чужого рюкзака содержимое, от чего его брови тут же ползут вверх. — Хлеб? Где он взял хлеб? Я думал, уже больше никогда его не увижу.
— Нам пора уходить, — резко и тихо говорит Джин, наблюдая, как трое инфицированных врываются во внутрь, видимо, услышав громкий кашель Юнги. Он быстро бросает несколько бутылок воды в свой рюкзак, а остальные протягивает другу.
Гнилые наваливаются друг на друга, в попытках быть первыми, заметив свою жертву, переворачивают полки, создавая еще больше шума. Они рычат, дергаются, не видя в мраке ничего, кроме собственной добычи. Готовы сами себя разорвать от этой злости и агрессии. Юнги бежит с другой стороны стеллажа вперед Джина, сжимая в руках свою биту, но не успевает и замахнуться на одного из инфицированных, как его прижимают к прилавку, угрожающе клацая зубами у самого лица. Мин давит битой на шею, чтобы оттолкнуть от себя гнилого и нанести смертельный удар, но из-за дергающегося инфицированного это оказывается сложнее. Джин резко снимает с предохранителя свой пистолет, чтобы пристрелить монстров, но один из них тут же порывается вперед, зубами вгрызаясь в рукав кожаной куртки. Мужчина резко выдергивает руку, ударяя локтем в изуродованное лицо, но не удерживает равновесия, повалившись на спину под напором двух тяжелых тел. Он смотрит мгновение в красные глаза, чувствуя себя зверьком, который попал в лапы хищника, но бороться не прекращает. Юнги сам рычит, чем-то напоминая рыки инфицированных, и бьет со всей силы ногой по колену, заставляя инфицированного повалиться вниз. Он замахивается, чтобы нанести удар, но голову мертвяка резко пронзает острая стрела, а тело шумно валится на пол, после чего еще две стрелы пролетает перед Юнги, убивая двух инфицированных, прижавших к полу опешившего от увиденного Джина.
Светловолосый смотрит в сторону выхода и в черном плаще с арбалетом в руках видит человека, который стоит возле бронированного гелентвагена. Он прищуривается, чтобы получше увидеть лицо и понять дальнейшие намерения, но человек лишь спокойно опускает свое оружие, рукой махнув, будто отдал честь, и разворачивается, обходя свою машину.
— Эй! — кричит Юнги, срываясь с места, пока Джин пытается вылезти из-под двух трупов. Он бежит к машине, в которой скрылся человек, но та резко срывается с места, оставляя после себя лишь пыль. — Он, блять, слил весь бензин, пока мы пытались выжить! — хлопает руками по бедрам Юнги, поворачиваясь к ковыляющему к нему Джину, который держит в руках два рюкзака и автоматы.
— Но тем не менее он все равно нам помог, — отвечает Ким, вручая другу его вещи, и поднимает голову к небу.
— Ты как? — кивает Мин, намекая на то, как инфицированный вцепился в руку Джина.
— Порядок. Не прокусил, — накидывает рюкзак себе на плечи, мотнув головой. — Нужно сваливать, почти темно.
***
Толпа инфицированных бежит за Джином и Юнги, которые уже не в силах контролировать свое дыхание. Легкие жжет, глаза слезятся, а ноги будто функционируют отдельно от тела. Гнилые движутся за спиной крушительной волной, лезут друг на друга, валятся вниз, ломая свои конечности, но не останавливаются. Патроны у мужчин почти закончились, сил все меньше, но желание жить у обоих сильнее, хоть и надежды никакой. Они сворачивают на вторую улицу, пробегая несколько длинных метров, и резко тормозят, в темноте видя еще одну толпу из десятка инфицированных. Юнги поднимает свой АК-47 с наполовину пустым магазином, мечется со стороны в сторону, выпуская автоматные очереди, но от этого ничего не меняется. Джин пытается отдышаться, опираясь о свои колени, и поднимает взгляд на Юнги, негромко говоря:
— Мне было весело выживать с тобой, Юнги. Спасибо, что был рядом, — звучит обречённо и смиренно, ведь, как ни пытайся, но выжить больше не получится, не в этот раз.
— Да пошел ты нахуй, Сокджин! Даже не думай прекращать бороться! — рычит на него Мин, отстреливая гнилых, которые только ближе с каждой секундой.
Вдруг яркий свет загорается за толпой, и разносится громкое рычание мотора. Джин выпрямляется, услышав это сквозь голодные рыки инфицированных, а Юнги застывает. Бронированный гелентваген давит под своими колесами мертвяков, прорываясь сквозь толпу. Кажется, слышно, как ломаются кости и лопает кожа. Машина входит в легкий дрифт, разнося звук трения шины по асфальту, останавливаясь возле мужчин. Запачканное в крови окно на водительском сидении открывается, являя за собой симпатичную нахмуренную девушку, от чего они оба приходят в еще больший шок, особенно Юнги.
— Я надеялась, мы больше не встретимся, — бросаешь им сухо, осматривая с ног до головы.
— Ты… Ты девушка? — мямлит Джин, не в силах больше пошевельнуться, словно сзади него не голодные звери.
— Нет, твою мать, мужик! Садитесь быстрее, иначе сами будете выбираться! — злобно кричишь ему, закрывая окно, надавливая на газ, из-за чего машина предупреждающе рычит.
Мужчины быстро заскакивают на заднее сидение, после чего ты сразу разворачиваешь машину, задним бампером снося несколько инфицированных, пока остальные начинают облеплять гелентваген со всех сторон.
Ты снова давишь на газ, дергая головой, и тихо говоришь:
— Ну что, повеселимся?
/Омид — в переводе с Персидского «надежда»/