Последний вздох надежды
***
«Странно, у меня столько ран, а я совсем не чувствую боли,» - подумал Ёжик перед тем, как открыть глаза. Яркий красно-желтый свет ударил по глазам, а очки лишь ухудшали ситуацию. Парень поморщился и отвернул голову. Кусты, земля, Крош без сознания...
Память мгновенно вернулась к фиолетоволосому. Он резко сел и громко застонал от боли, которая в ту же секунду пронзила бок, плечо и голову.
- Ёжик? - недоверчивый голос Бараша. Надо было обернуться, но он не мог... - Ты живой!!!
- Да, вроде, - слабо улыбнулся парень. «Я живой. Но есть ли в этом смысл?».
- Я так рад! Я думал, что остался один! Я чуть с ума не сошел! Хотел зарезаться! - розоволосый обошел друга, чтоб тот мог его видеть, и начал махать у него перед глазами ножом.
- Тихо ты, что с Крошем?
- Я не знаю, надеюсь, он умер! - еще никогда Ёжик не слышал в голосе старшего столько ненависти. - Он все уничтожил, ты понимаешь?! Все!!!
«Да... Не только прошлое, но и будущее...»
- Бараш, переверни его, я пощупаю пульс, - парень глубоко вздохнул и с трудом встал на колени. Поэт незамедлительно исполнил просьбу и замер с занесенным ножом, готовый ударить в любое мгновение. - Он жив! - натужно выдохнул фиолетоволосый, потрогав шею бывшего друга. - Давай свяжем его!
***
Прошло около часа, но за всю жизнь Бараш ни разу не работал так усердно, как сейчас. Он сбегал за веревкой в дом Пина, связал маньяка, потом совершил еще один марш-бросок до домика Совуньи, сделал другу перевязку и сам дотащил бесчувственное тело голубоволосого в Большой Гараж.
- Кажется, нам нужно перекусить. Иначе я снова отключусь...
- Я не голоден. Но я принесу тебе. Совунья только сегодня утром напекла пирогов, - стоило старшему оставить фиолетоволосого наедине с Крошем, как второй сразу же очнулся, будто почувствовал.
Парень растерянно моргал и морщился. Судя по тонкой струйке крови, которая стекала ему за шиворот, у него болела голова. Заметив неразлучика, Крош сжался и произнес тихим голосом:
- Ёжик, прости меня, если сможешь...
- Ч-что?
- Я виноват! Я убийца! Но я этого не хотел! Это не я! То есть... Эх, как бы объяснить! - Крош мучительно подбирал слова, а фиолетоволосый сидел и шокировано смотрел на него. Раскаяние в голосе, крупная дрожь по телу и зрачки! Они снова голубые!
- Крош...
- Я люблю тебя! И всегда любил! Мне Мышарик столько всего наговорил, что я, наверное, сошел с ума... Но теперь я прежний, я вернулся к тебе, Ёжик!!!
- Крош! - он расплакался, не веря, что все закончилось. Значит, теперь они втроем уедут отсюда и заживут по-новому. И может, когда-нибудь, он забудет этот кошмар... - Я так скучал! - Ёжик осторожно начал распутывать веревки. - Узел!
- Нож, - подсказал голубоволосый. - У тебя так много ран... Прости, я обязательно доведу тебя до вокзала, а там помогут взрослые. Ну а уж после я тебя никогда не оставлю!
Фиолетоволосый послушно взял нож и разрезал узел. Он тут же оказался в жарких объятьях, которые все же были очень аккуратными и нежными.
- Я люблю тебя! - прошептал Ёжик, не заметив, как его неразлучник забрал нож.
- А я тебя...
- Нет!!! Ёжик, нет!!
- ... ненавижу!!!
В дверном проеме появился Бараш, сразу выронивший еду на пол, как только заметил, что маньяк свободен.
До Ёжика последнее слово Кроша дошло только тогда, когда мир перекосился и разбился на сотни осколков, а затем начал по крупицам тонуть в оглушающей бездне боли.
- Я убью тебя последним, любимый, - расхохотался голубоволосый и в несколько решительных шагов оказался радом с Барашем. Выбив лом из дрожащих рук, он схватил поэта за кудри и хорошенько приложил затылком об стену. - Знаешь, если хочешь лишить кого-то жизни - действуй наверняка и не скупись на удары!
Блеснуло что-то белоснежное и Крош опустил взгляд, чтоб посмотреть, что это. Оказалось, что это обычный лист бумаги, которым Бараш только что оставил глубокий порез на руке маньяка. Но эта рука была черной и уже ничего не чувствовала после удара током в доме ученого. Удивленный такой глупостью, парень ослабил хватку, и Бараш понесся прочь.
- Ёжик, держись, я приведу подмогу!!!
- Надо было бежать за ней сразу, а не ждать, пока я перережу всю деревню, - хохотал Крош. Он не торопился, зная, что непременно догонит хилого поэта. За его спиной захлебывался собственной кровью тот, кого он любил больше всего на свете, но сила любви была слишком слабой, чтоб пробить черную пелену, которая все сильнее и сильнее окутывала душу...