Гнилая душа
Ёжик очнулся. Все тело болело, но больше всего саднила пятая точка. Рядом, на кровати, спал Крош, почему-то улыбающийся. Парень быстро вспомнил вчерашний день и болезненно поморщился, опускаясь на подушку. По щеке скатилась слеза, очерчивая засохшие пятнышки крови.
***
- Давай, сука, давай! Ори! Кричи, чтоб все знали, кто ты! Шлюха! Наверное, вместе с Нюшей тут всем давал, да??? У тебя даже фигура бабская! – почти заглушая болезненные стоны бывшего друга, кричал Крош, беспощадно совершая сильные и точные толчки, как с розоволосой девкой… В душе что-то жалобно пищало о пощаде для очкарика, но голубоволосый посылал пищание куда подальше. Ему нужно было отомстить. Нужно было! И больше всех должно достаться этому… этому мерзкому предателю!
***
Крош сидел в пустом классе и рисовал. Тонкие пальцы аккуратно выводили точные линии любимого профиля. Круглая оправа очков. Ее пожирней. Ласковые наивные глаза. Закрасить зрачки посильней, чтоб передать на бумагу их бездонность… Крош в душе был романтиком. И больше всего он мечтал сейчас снова очутиться в богом забытой деревушке, прижать к себе щупленькое тельце и почувствовать это приятное тепло в животе и груди… С момента отъезда паренек часто возвращался к мысли, а если бы он сказал Ёжику о своих чувствах, тот бы позволил ему уехать? Конечно бы, позволил, грустно вздыхал Крош. Его неразлучник никогда бы не стал ему перечить… Пушистые ресницы… Ах, черт, грифель обломился, лицо Ёжика рассекла темная тонкая полоса от дернувшейся руки… Крош недовольно вздохнул и потянулся за ластиком и точилкой…
- А может, нет любви? М? Все-таки, ты взрослеешь, а девчонок в вашей деревне нормальных не было, вот ты и внушил себе, что сохнешь по очкарику, - часто говорил Мышарик, вертя в руках очередной рисунок парня и даже не пытаясь скрыть презрение в глазах. Крош мотал лохматой головой и клятвенно заверял, что правда любит Ёжика. Старший на это всегда отвечал молчанием, в котором, как раскат грома, разрывался очередной лист…
Со временем голубоволосый все больше втягивался в опасную городскую жизнь, следуя советам Мышарика. Рядом с ним не было человека, который бы вовремя остановил паренька и строго сказал: «Не ходи!». Не было никого… Совсем… Впервые Крош по-настоящему ощутил, что такое одиночество. И нужны были виновники душевных страданий парня. Сначала это были родители. Потом односельчане, бессовестно выкинувшие его на произвол судьбы. А потом Ёжик. Крош до последнего старался сохранить в гниющем сердце этот лучик света – любовь к милому фиолетоволосому чуду в очках, но город сделал свое дело. Серые будни, одинокие вечера и плохая компания Мышарика заставили голубоволосого поверить в то, что его семья – его враги, а его любовь не стоит и доллара. На смену обиде и злости быстро пришла ненависть, которой тот же Мышарик любезно помог уютно расположиться в прогнившей душе парня. Конечно, старший понимал, что возможно, чистое сердце Кроша не закрыто, а лишь затянуто серой пленкой зла, но мириться с этим не желал, и, перед отъездом его марионетки обратно, хорошенько подготовил парня, надеясь, что, отомстив, Крош вернется и станет уже полноправным членом банды, таким же отморозком без души.
***
Кончив в уже бесчувственное тело бывшего друга, Крош устало рухнул тут же, на кровать, и забылся сном. Во сне он снова был ребенком и раскачивал Ёжика на качелях. Парень с торчащими волосами визжал и смеялся. Они были счастливы, но вдруг, руки младшего отпустили веревки. Крош едва-едва успел поймать свое чудо, которое неверяще смотрело на спасителя. А потом они резко повзрослели и голубоволосый поставил фиолетоволосого на землю, не позволив, впрочем, отойти. Вместо этого он сделал то, о чем так давно мечтал. Губы парней соприкоснулись, ток пробежал по телам, которые через секунду прижались друг к другу так, будто хотели слиться… Крош улыбнулся во сне. Черная тень в душе редела... А может, у него есть шанс на исцеление?