17 признаний

Вероника по традиции сделала заказ на восемьсот двадцать девять рублей. Салат с двойной порцией королевских креветок, базиликом, помидорами черри, сливочным сыром и орехово-имбирным соусом. Чай с лимоном и сахаром. Слойка со взбитыми сливками. По обыкновению она заняла столик возле окна с обзорным видом на мост и переполненную автостраду.
Вероника любила заглядывать в «Кофейную гущу» по воскресеньям. В преддверии новой рабочей недели. Да и дел на вечер у неё больше не оставалось – успела всё сделать до обеда.
– Ваш салат, – официант принялся ставить большую белую тарелку перед Вероникой, начавшей быстро перекладывать айфон на колени, чтобы освободить место.
Обычно Вероника открывает окно и кладёт на раму пережёванные кусочки креветок. Прикорм для птиц. Но теперь она подумала, что всех птиц снесло ветром.
Погода была и правда пасмурная в преддверии дождя и грозы. Вероника понимала, что домой попадёт нескоро, и заказала порцию суши.
«Спешить некуда, почему бы не подкрасить губы», – решила Вероника и вытащила из сумочки карманное зеркало и прозрачный блеск от «Лайм Крайм».
Мягкая кисточка прошлась по пухлым губам, и в зеркале засверкала свежая Ника. Именно та, которую она так сильно любила.
Она убрала зеркальце, и, подперев рукой подбородок, стала молча глядеть в окно.
– Ваши суши, – не успела Вероника размечтаться, как перед ней внезапно поставили небольшую миску возле огромной тарелки с салатом.
Хруст листьев салата Айсберг. Вкус нежнейшего сливочного сыра холодил горло. Запах оливкового масла и морепродуктов заполнял «Кофейную гущу».
Быстро расправившись с салатом, Вероника распечатала японские палочки и уже было приготовилась потянуться к миске с суши. Но не
тут-то было.
Сперва ей лишь показалось, но протерев глаза, Вероника отчётливо увидела нечто склизкое коричневого цвета, подающее все признаки жизни. Когда она приблизила лицо, то разглядела мохнатые ножки, размазывающие жидкость по миске.
Она достала очки и отдалила лицо, поочерёдно прищуривая глаза. И так и сяк она наклоняла голову и включала фонарик, чтобы осмотреть эту гадину со всех сторон. Слева, справа и немного привстав над столиком, чтобы понять, что же это за паразитина такая.
Ещё никогда в жизни она не видела настолько мерзких насекомых, тем более обитающих в её собственной еде. Ещё никогда не получала таких «высококлассных» услуг в любимом месте. Вероника никогда бы не поверила, что официант способен донести тарелку до гостя, не удосужившись бросить взгляд на содержимое.
Оскорбление, попытку выставить её наивной дурой – вот что чувствовала Вероника.
Качественная итальянская куртка, висевшая у столика – её верхняя одежда. Она сняла куртку с вешалки и, собираясь уходить с разбитым настроением, простив оплошность любимому местечку, всё же не смогла пересилить накипевшее и на последней секунде остановилась возле двери, потребовав книгу жалоб.
Пока гадкое насекомое ползало в миске с едой, необходимо требовать компенсации. Вероника сделала фотографии на айфон, пометила дату и время посещения, отметила имя официанта и то, с какой «лютейшей невнимательностью» работают повара холодного цеха.
Через несколько минут книга была возвращена.
Вероника сказала: «Всего хорошего».
Приехав домой позднее обычного, Вероника залезла на сайт несчастной «Кофейной гущи», откуда перешла в документацию и разузнала имя директора. Она запросила личной встречи, сообщив, что имеет отличное деловое предложение. Ей сказали, что директор приезжает в обед ежедневно и будет рад состыковаться с возможными партнёрами. Она взяла простой карандаш и торопливо записала контактные данные в деловой блокнотик. А потом случилось то, что потрясло ещё сильнее, чем инцидент с тараканом.

Карандаш выскользнул из руки и ударился о ламинат. Наступила полная тишина. Всё, что успела произнести Вероника, это слова: «Неужели, неужели, неужели».
То, о чём она узнала, пробрало до дрожи в коленях. Злоба вперемешку с истеричным смехом захватила Веронику целиком.
Матерная брань, зарождавшаяся в мозгу, она была грубой и неуместной, чтобы транслироваться вслух.
– Рома?! Эта сволочь?! Он грёбаный директор «Кофейной гущи»? Знай я об этом раньше... я б... я б... я б...
«Эта тварь ещё со школьных лет меня бесит. Сраный уродец. Был прыщавым и худосочным, как куриная косточка. А его тупые узкие зенки! Вечно за очками щурились, как у китайца. А когда он выкрасил волосы в девятом классе в белый цвет! Как же его гнобили, крыли «комплиментами». Кем он только ни был: и педерастом, и гомиком, и глиномесом, и сквозным. Как же мы тогда всей гурьбой глумились, когда он пришёл в футболке наизнанку. А когда пролил кофе на белые штаны!..»
«Ты обосрался, Ромик! Ромик обосрался, поглядите-ка! Кажется, у кого-то недержание!»
Вероника закатывалась в смехе, вспоминая лихие школьные годы. Вспоминая жалкого пацанёнка, занявшего статус директора любимого кафе.
«И это место, куда я ходила целых два года?! Знала бы раньше, я б и ногой туда не ступила, дурья башка! Ох, дурья башка!»
«Теперь всё дерьмо быстро всплыло наверх. Ромка всплыл на поверхность. Потому что он и есть дерьмо от рождения. Уха-ха! Ну я ему задам, скотине такой! Ну я ему плюну в лицо! Оторву его грязные мелкие яйца!»
Утром, набирая номер, Вероника представляла то, как будет вести себя жертва. Как будет учтиво говорить, что вышло недоразумение по вине поваров, как будет открещиваться от того, что является владельцем и директором злосчастной «Гущи».
Образ прорисовывался в голове, в то время как она пересекала мостовые в такси, мчась к прыщавому однокласснику Ромке. Она представляла прищуренные зенки, закатывающиеся на каждое замечание, на каждую жалобу.

«Он таким же и остался, – повторяет Вероника про себя. – Таким же глупым и неаккуратным. Прыщавым и безалаберным отребьем».
В своём расшатанном воображении Вероника колошматила его папкой с документами по голове. Его очки слетели и упали в лужу. Не растерявшись, Вероника давит их каблуками что есть сил. Прыгает и скачет по ним, как по мерзким, заразным тараканам и кричит: «Сволочь паршивая, в твоё кафе я срать не приду! Расплодил тварей! Скользких вонючих блядин!»
В мозг Вероники вдарило бешенство. Казалось, в ней скопилось столько злости, что не хватит сил на настоящего, не вымышленного фантазией Рому – весь запал потратился в воображении. Но всё же представления о мести не давали покоя. Вероника хлестала его по лицу, расцарапывая щёки длинными острыми ногтями. Ловкими ударами она превращала его кожу в кровавые тряпки. Его глаз не было видно, потому что лицо напоминало большую надувную подушку. Подушку, которую так отчаянно мутузила разъярённая Вероника.
Ей представлялось, будто Рома пал к её ногам и вымаливает прощение. Голос дрожит. Его язык, он разорван пополам. Кровь хлещет ручьём, пачкая сиреневые рукава её выглаженной рубашки. Теперь одежда Вероники хранит отпечатки грубого насилия. Но она тешится мыслью, что Ромка привык к насилию со школы.
«Эта тварь и не такое вытерпит», – ухмыльнулась Вероника, но не успела оглянуться, как подъехала к любимому месту. Она пулей выскочила из такси, подвернув ногу. Но даже дикая резкая боль в щиколотке не сломила напористости и не позволила сбавить скорость.
Ногу ломило вдоль и поперёк, но, несмотря на боль, Вероника обязана дойти до места встречи с жалким одноклассником и дать восторжествовать справедливости. Пальцы онемели и наэлектризовались. Это ни капли не тормозило её движений. Скорее наоборот, она считала, чем меньше обращать внимание на боль, тем сильнее и выносливее характер и жажда мести. Вероника достала из сумочки телефон, чтобы набрать дебильного Ромку. Она насчитала шесть длинных гудков и, не дождавшись ответа, бросила трубку. Вероника прокручивала образ вонючего таракана, как медленно он расползался и тащил смрадную жижу за собой. Минута за минутой она решается скорее прикончить квёлого однокашника-мудака и отправиться по делам с чувством выполненного долга.

Вдруг телефон зазвонил. Это был он. Её мутный одноклассник- неудачник. Ромка-дебил с выкрашенными мочалистыми волосами.
В телефоне голос звучал незнакомо. Как будто она слышала его впервые. Вероника сказала, что стоит возле входа в «Гущу».
«Возле тараканьего притона», – хотела добавить она.
Через пару минут ко входу подъехал синий «Рендж Ровер». Она увидела, как Ромка выходит из автомобиля со спокойным и в какой-то мере надменным видом.
До одури знакомые черты лица. Это он.
– Простите за опоздание, – первая фраза, слетевшая с его губ.
Фраза, которой Веронике было достаточно. Достаточно, чтобы узнать его. Того самого Ромку-неудачника. Того Ромку с волосами, напоминающими гнилую мочалку. Ромку с торчащей соплёй из носа. Ромку с проколотой при помощи булавки губой.
По мере его приближения она прокручивала те самые школьные годы. Все его образы восстали в голове. Каждый Ромкин казус, каждый схваченный от девчонок пинок. Каждая секунда глумления. И теперь она стоит перед ним. Как и двадцать лет назад. А он – перед ней. И было абсолютно плевать, увидел ли он ту Веронику, а может, давно забыл как страшный сон. «А если забыл, то так намного лучше», – подумала она.
«Да, так гораздо, гораздо лучше», – внушала себе Вероника.
Ромка. Роман. Она растерялась и забыла его отчество. Какая теперь разница?
То, насколько он превзошёл все ожидания Вероники, унижало и притягивало одновременно. На подсознательном уровне она уже снимала лифчик. И неважно, помнит ли он, кто такая Вероника из восьмого Б. И неважно сколько раз она отвешивала ему люлей.
«Мы были маленькими и глупыми», – успокаивалась она.
Рома нахмурил брови, и всё, что хотелось теперь Веронике – поскорее уйти или упасть на колени, чтобы отсосать его причиндал. Просто так. Просто потому, что он тот самый Ромка. Не прыщавый и зажмуристый однокашник с засохшими слюнями в уголках губ. Не тот Ромка, который ест свои светло-зелёные сопли. Он стоял напротив Вероники, а ей плевать, что, возможно, он только что вспомнил её лицо. Ей плевать, что это Ромка с высветленными пергидролевыми волосами, которые теперь божественно подстрижены и уложены.

Ромка в костюме за тысячу баксов. В чёрном дорогом костюме, мать его! Стоит и держит в руке сраный эпловский планшет и что-то говорит. Он что-то спрашивает, а в голове у Вероники шторм.
Всё, что она успела запомнить – стремительно приближающееся лицо Ромки. Они коснулись друг друга губами. Поцелуй был долгим и нежным. Такие поцелуи бывают после долгой разлуки с любимым. Острые ногти Вероники залезли под его пиджак и схватились за кожаный ремень. Она подтащила его к себе и стала целовать в гладкое лицо. Лицо одноклассника Ромки, которое когда-то горело от прыщей и угрей. Лицо, с которого свисали сопли и слюни с остатками кабачковой икры из столовой. Лицо, которое было грушей для битья. Теперь его внешность ухоженная и дерзкая. Она ощущала аромат духов. «Килиан» или «Диор» – ей было плевать. Она вкушала глубокий, дорогой запах. Запах Ромки-одноклассника.
Он гладил её грудь. Он целовал её шею. Он шептал ей что-то на ухо. Ей всё казалось облачным, словно в сказке.
Веронике было всё равно, что их с ног до головы окатило дождём. Веронике было всё равно, что она упустила из виду самую красивую радугу.
Её тело в объятиях Ромки-одноклассника. Ромки-директора. Ромки- бога.
Проснувшись утром, она встала и подошла к зеркалу. Вероника смотрела на своё обнажённое тело. Сзади подошёл Ромка, закутанный в тёплый плед, и обнял.
– Ром, вчера я забыла сказать...
– Ты самая красивая, – шепнул он ей на ухо.
Вероника погладила мягкие белые волосы. Наша Вероника, она дотронулась указательным пальцем до его губ и сказала: – У тебя самое лучшее кафе!