Волчонок
На часах 8:15.
Я опаздываю.
Моё сердце колотится с какой-то особенной злобной силой — не от бега, а от обиды. Почему никто не разбудил меня? Почему Жасмин, с её железной внутренней дисциплиной и будильником, звонящим как пожарная тревога, решила сегодня притвориться доброй феей молчания? Почему Анна, которая обычно даже закашливается в полголоса, чтобы никого не потревожить, не решила, что сегодня — исключение?
— Мы тебя раз пятнадцать будили! — возмущённо воскликнула Жасмин, поправляя ремешок на своей юбке. — Сама спишь как мёртвая! Не надо на нас наезжать.
— Верно! Твой будильник не знал покоя, бедняга, — добавила Анна чуть тише, но не менее упрекающе. — Он, кажется, уже звенит в другом мире.
Я швырнула подушку обратно на кровать, резко натянула форму и чуть не заплакала от отчаяния — конечно, в молчании, у меня на это не осталось времени. Расчёска проскользнула сквозь тёмные густые волосы за рекордные двадцать секунд, пока я параллельно пыталась натянуть носки и вспомнить, кто я и что со мной происходит.
Жасмин, чёрт возьми, всё же сварила для меня кофе. Горячий, чёрный, крепкий — именно такой, каким должен быть спасительный напиток перед лицом катастрофы.
Один глоток — и я выбежала.
Урок у профессора Грея начался три минуты назад, но этого было достаточно, чтобы коридоры опустели, а тишина в здании стала казаться почти священной. Мы втроём — я, Жасмин и Анна — остановились у двери, не решаясь сразу войти.
Я глубоко вдохнула, нащупывая последние остатки достоинства, и толкнула створку.
В классе повернулись головы.
Мы пробормотали что-то извинительное хором, и начали пробираться к свободным местам. Сердце колотилось уже не от бега — от страха.
Я села на свободную парту, бросив быстрый взгляд на преподавателя. Профессор Грей был в своей привычной, почти театральной позе: полусогнувшись, с рукой на подбородке и прищуром, в котором было нечто волчье.
Но что-то отвлекло меня.
Нет — кто-то.
Я увидела его.
Того самого, вчерашнего кудрявца. Он сидел слева от меня, за столом у задней парты. Свет падал так, что его кожа была белоснежной, и на мгновение он показался мне персонажем из старого фильма — немного неотсюда, чуть-чуть вне времени.
Внешность его была... обычной. Привлекательность — скорее в осанке, в уверенности, в чём-то неуловимо взрослом. Серые глаза — или зелёные? Я так и не поняла — смотрели вдумчиво, спокойно, почти скучающе. Он не сидел как вокалист — это сразу видно. У них всегда немного напыщенный взгляд, как будто они поют даже глазами. Он был либо струнником, либо пианистом. Других вариантов я не рассматривала так как в аудитории были ученики лишь трёх специальностей.
Я засмотрелась на него слишком долго. Так, что даже не услышала, как подался вперёд Каспар.
— Что, влюбилась, что ли? — прошептал он своим особенным голосом, на смешке которого, кажется, держалась половина его жизни. — Смотри, слюна потечёт, мисс Бельмонт.
— Издеваешься? — шепнула я в ответ, оборачиваясь и делая вид что впервые вижу его. — Я вообще-то пытаюсь понять, кто он такой.
— Похоже, твой тип, — продолжал Каспар. — Умный, тихий, и с глазами, в которых можно утонуть. Только не захлебнись.
Я уже собиралась что-то язвительно ответить, когда голос профессора Грея, прохладный как сегодняшнее утро, разрезал пространство:
— Слишком много болтовни для опоздавших, мисс Бельмонт! — Он подчеркнул мою фамилию так, будто я была виновата в чем то серьёзном. — Надеюсь, вы подготовились по теме Скрябина?
Я резко выпрямилась. От неожиданности сказала первое, что пришло в голову:
— Да, конечно!
Хотя, на самом деле, я отчётливо помнила, как вчера заснула на третьем абзаце Анниного конспекта.
— Тогда скажите, пожалуйста, — медленно начал профессор, — на кого ориентировался Скрябин в своих ранних сочинениях?
Наступила тишина. Гнетущая.
Я моргнула.
Прошла секунда.
Две.
Пятнадцать.
Профессор Грей уже начал ворчливо бормотать:
— Для пианистки не знать такое... позор. Просто...
— Шопену, — вдруг перебил его голос с левой стороны. Тот самый, кудрявый.
Я повернулась к нему, удивлённая.
— В ранних сочинениях Скрябин сознательно следовал Шопену, — продолжал он спокойно, как будто читал вслух из учебника. — Он даже создавал произведения в тех же жанрах — прелюдии, этюды, мазурки... Но даже тогда его собственный стиль уже начинал вырисовываться. Особенно в гармонии.
Наступила пауза. Профессор приподнял бровь.
— Правильно, — кивнул он. — Вы, должно быть, новенький? Встаньте. Представьтесь. А то придётся называть вас мисс Бельмонт — раз вы так любите отвечать за неё.
В классе раздался смех. Я сжалась в себе, не зная, то ли мне стыдно, то ли обидно, то ли... смешно тоже.
Новенький встал.
Он был высок. Очень. Около 187, не меньше.
Форма сидела на нём так, будто её шили на заказ: идеально подчёркивая фигуру и плечи. Он не старался быть эффектным — он просто был.
— Меня зовут Александр Вульф. Можно просто Алекс. Специальность — фортепиано. Перевёлся из академии "Адажио" по случаю переезда.
"Адажио?" — эхом прокатилось по аудитории. Я чувствовала, как у всех в голове возник один и тот же вопрос: что за академия?
Грей молча кивнул и, не дав никому развернуться, продолжил урок.
Но я уже не могла отвести взгляда от новенького.
После пар я догнала Анну и Жасмин в коридоре, но мысли мои были где-то в другом месте. Или, вернее, на другом человеке.
— Ты что, реально его не видела раньше? — Жасмин выглядела заинтригованной. — Он же с нами в столовой был! Просто за дальним столом.
— Я была занята, — пробормотала я. — Да и вообще, странный он какой-то.
— Странный? — Анна приподняла бровь. — Он отвечал, как будто знал, что его спросят. Даже ты такого ответа не дала бы.
Я пожала плечами.
— Может, просто умный. Или ботаник.
Теодор догнал нас, усмехаясь.
— Девочки, завязывайте. Очевидно же, наш новенький волчонок — кто-то с тайной. Слишком идеальный, чтобы быть просто переведённым.
— Может, ты просто завидуешь? — с улыбкой поддела его Анна. - Слышала он великолепный пианист.
— Возможно, — без капли смущения ответил Тео. — У него и правда выдающиеся... музыкальные способности.
Мы засмеялись, но у меня внутри оставалось чувство тревоги.
Слишком уж спокойно он держался. Слишком чётко ответил. Словно не просто знал материал, а... знал, что именно Грей спросит.
Сзади вдруг появился Каспар и, неожиданно, как будто из воздуха, обхватил обеими руками наши шеи — мою и Тео. Его ладони были тёплыми, пахли табаком и чем-то цитрусовым.
— Слишком уверенные у нас новички, не считаете? — произнёс он с усмешкой, вытягивая слова. — И этот волчонок, и новый сосед в в нашей комнате. Будто пришли не в чужую школу, а на свою территорию.
— Новый сосед?! — хором воскликнули Анна и Жасмин, синхронно обернувшись.
— Мне кажется, я его вчера видела, — сказала я, щурясь. — Это который... с девочкой на одно лицо?
— Именно, — Каспар медленно отпустил нас и отступил на шаг, сложив руки за спиной, как дирижёр после репетиции. — Близнецы-флейтисты. Про девчонку ничего не знаю, а вот парнишку зовут... как же его...
— Ноа, — перебил Теодор, как всегда спокойный, чуть усталый. Он наклонился к стене, закинул руки за голову. — Ему лет семнадцать. Больше не дашь. Худенький, почти прозрачный. Смотрит, будто насквозь.
— А сестра в какой комнате? — спросила Анна, нервно крутя на пальце заколку.
— Рядом с вами. Комната 216-я. С Азалией и Евой. Имя у неё похоже на его, но, чёрт возьми, я всё равно не запомнил. — Каспар махнул рукой, театрально раздражённый. — Странные они оба. Как будто пришли сюда не учиться, а за кем-то следить.
— Да нормально всё с ними, — вмешалась Жасмин. В её голосе прозвучала лёгкая усталость. — Просто вы не можете смириться с тем, что на место Романа заселили другого парня. Вам просто нужно время. Мы все... ещё в процессе.
— Ты права, Жас, — тихо сказал Каспар, почти шепотом.
— Нам нужно время. Хотя бы, чтобы убрать его вещи. Комната всё ещё пахнет его духами. Новый духовик, кстати, явно захочет нам в этом "помочь".
— Всё, Каспар, не вредничай, — Жасмин нахмурилась, но её голос оставался тёплым. — Я смогу сегодня помочь собрать его вещи. Мы давно откладывали.
Каспар посмотрел на неё чуть дольше, чем нужно. Потом вдруг улыбнулся. Тепло. Настояще. И — почти испуганно.
Он никогда не умел быть уязвимым. Его обычная броня — цинизм, сарказм, ироничные улыбки. Но сейчас, в этот короткий момент, я увидела в нём мальчика, который держит в руках коробку с осколками памяти и не знает, куда её поставить.
— Спасибо, — сказал он негромко, почти не глядя ей в глаза. — Тогда вечером... часов в девять?
— Подойдёт, — ответила Жасмин, на мгновение улыбнувшись. Но в её взгляде было нечто тяжёлое, почти родственное боли. Они оба знали, что это будет трудно.
Позже, когда мы уже направлялись к столовой, я притормозила у окна в коридоре, в который заливалось солнце. Я вдруг почувствовала, как сильно устала. Всё вокруг — новые лица, новые тени, недосказанности — давило на грудь.
— Странно, — сказала я, больше себе, чем кому-то. — Такое чувство, будто это здание постоянно кого-то поглощает... и тут же возвращает кого-то нового.
— А может, это просто круговорот? — тихо произнёс Тео, который, как оказалось, шёл рядом. — Один уходит, другой приходит. Мир же не останавливается.
Я молча кивнула.
Но в глубине души мне не хотелось соглашаться.