Deadlock

            Pov Чифую

Практически глубокая ночь, мы с Такемичи идем на встречу с Баджи, недавно перешедшим на сторону Вальгаллы. Я знаю то, чего не знает никто… Точнее, я предполагаю, что все так, как я и предполагаю. Недавно я высказал свое предположение напарнику — Баджи ушел к врагам, чтобы вернуть Кадзутору, узнать про его планы и провернуть все так, чтобы они с Майки помирились.

Такемичи зачем-то попросил устроить приватную встречу с Баджи. Я не понял ничего из того, что он сказал, поэтому просто выполнил просьбу. Они стоят на мосту уже какое-то время, я же здесь — слишком далеко от человека, в которого влюблен по уши. Он так некстати покинул Тосву, но не меня.

Несколько дней назад, чтобы доказать свою верность Вальгалле, Баджи меня избил. Такемичи был там и все видел. Подозреваю, что шок, обуявший его тогда, оставил значительный след на психике, но это было спланировано и обговорено. Да, я весь в синяках и ссадинах, но они самые позже были обработаны никем иным, как самим избивателем. Не думаю, что когда-нибудь в жизни я слышал такое количество извинений в свой адрес, вряд ли когда-либо услышу такое снова.

— Выживи, пожалуйста… — Что? Голос Такемичи. Это единственное из их диалога, что доходит до моих ушей, больше ничего не слышу. Они стоят далеко и разговаривают очень тихо, но это… Эти слова заставляют нечто внутри меня сжаться от страха.

***

            Несколько часов назад

Мозг плавится, вместе с ним плавится любое желание сопротивляться рукам на моем теле. Рукам, которые словно оставляют после себя ожоги. Они большие и объемные там, где ладони, меньшие там, где он проходится кончиками пальцев и оставляет небольшие обжигающие царапины от ногтей.

Оказаться в объятиях любви всей своей жизни — мечта, наверное, каждого третьего человека на этой планете. Мечта, которая стала моей реальностью. Его поцелуи поглощают, гипнотизируют, заставляют отвечать на каждое движение губ. Жар тел, кожа к коже, мы оба уже обнаженные и готовые к тому, что точно произойдет, всегда происходит уже на протяжении нескольких месяцев.

Сижу на его коленях, его член упирается между моих ягодиц, он вот-вот войдет в меня, как и всегда, глубоко, доставая, кажется, до глубины души. Руки на моих бедрах напряжены, сжимают плоть, слегка приподнимая, вонзая ногти. Это всего лишь легкие потирания, он не входит. Движения лишают рассудка. Губы спускаются с моего рта к шее, оставляя умопомрачительные поцелуи. Зубы впиваются в нежную кожу, оставляют свои следы. Его небольшие выпирающие клыки свели с ума сразу же, как я увидел его улыбку. Мне всегда было интересно, какого будет почувствовать их на своей коже, впивающимися все глубже и глубже. Никогда не кусает до крови, каждый раз контролирует себя, вонзая зубы ровно настолько, чтобы доставить томное удовольствие, перемешивающееся с тупой и острой болью.

Таю постоянно, когда оказываюсь в таком положении, в своей любимой позе. Баджи никогда не имеет что-то против того, что я сверху, соглашается абсолютно всегда. Сладкий запах ванили, исходящий от смазки, уже пропитал всю комнату. Ее здесь достаточно для того, чтобы он мог войти резко и без препятствий, но медлит, как и всегда, дразня и растягивая удовольствие.

Дыхания уже давно смешались, мы дышим одним воздухом. Тот, что он выдыхает, я вдыхаю и наоборот. И это тоже обескураживает, заставляя меня изгибаться в его объятиях, прося больше. В комнате уже несколько минут раздаются стоны, протяжные вздохи и умоляющие всхлипы. Обычно он сдается довольно быстро, но сегодня что-то идет не по сценарию. Его волосы собраны в пучок, мне он нравится любым, но перебирать волосы, пока я сижу вот в таком положении — вершина удовольствия, поэтому распускаю нереальную красоту и запускаю в нее пальцы. Затуманенным взглядом вижу, что ему так тоже нравится, контроль ослабевает.

— Прошу, просто войди в меня. — Полушепот возле его уха и взгляд в глаза. Замечаю, как ниточка контроля, которую он удерживал из последних сил, рвется, он отпускает себя, приподнимает меня за бедра, входит одним уже привычным движением. — А-ах.

Это уже не больно, я так давно хочу почувствовать эту длину внутри себя, что сейчас меня накрывает блаженным удовольствием. Начинаю двигаться. Мой член зажат между нашими телами. Каждое движение отдается двойным кайфом. Его руки на бедрах помогают двигаться, резко насаживая и медленно приподнимая, когда моих действий недостаточно для полного проникновения. И именно эти действия отключают мое сознание от реальности, оставляя лишь комок натянутых до предела, возбужденных нервов. Все, что мне остается в такие моменты — отдаться целиком и полностью в чужую власть и получать удовольствие, приближаясь к оргазму.

Его член внутри так идеально задевает простату, доставляя с каждым толчком небывалое наслаждение. Каждый секс пропитан чем-то диким и восторженным. От криков и стонов голос срывается, становясь охрипшим и низким. Чувство, исходящее снизу живота, расходится по всему телу, вызывая судороги и заставляя покрываться мурашками. Каждый раз просить о пощаде, остановиться, быть помедленнее — пустая трата времени, он возьмет что нужно в любом случае, отдавая всего себя, ведь я так этого хотел и просил его поскорее войти. Бойся своих желаний, не иначе.

Насаживает, с каждым разом входит все глубже. Кажется, что какая-то часть моей души, принадлежащая ему, отзывается внутри на каждый толчок. Руки на его плечах сжимаются и царапаются. Всегда оставляем друг на друге подобные следы: царапины, синяки, засосы, укусы. Это все — часть какого-то ритуала, будто в другой жизни мы с ним были не людьми, но также вместе. Накатывают волны оргазма, вызывая блаженные судороги. Сперма на наших животах в слишком большом количестве, потому что это далеко не первый мой оргазм, но я думаю, что последний на сегодня. Баджи останавливается, тяжело дыша, но продолжает покрывать поцелуями мое изнеможденное тело. Если это не лучшее, что может случиться в жизни, то я не знаю, что тогда лучшее.

Мое обмякшее тело повисает, голова опущена на плечо, руки кое-как цепляются за него, когда он приподнимается. Еще одна часть ритуала — поход в душ, заученные движения тел, это повторяется изо дня в день, из раза в раз. Встает и придерживает, кататься на ручках всегда приятно. Особенно приятно после всепоглощающего секса с любовью всей жизни. Я никогда не устану это повторять.

***

— Такемичи хотел встретиться с тобой лично. — Я сижу на кровати, укутанный в полотенце, вытираю волосы. На ней мы полчаса назад занимались сексом.
— Зачем? — Его громкий голос, раздающийся в комнате, перекрывает все посторонние звуки. Мой же охрип. Я все еще в синяках и ссадинах, оставленных Баджи. Наверное, я выгляжу как побитая груша.
— Поговорить о Кадзуторе и Майки. — Смотрю на него. Он стоит перед окном и тоже сушится после душа. — И о Кисаки. — При упоминании последнего выражение его лица меняется со спокойного на раздраженное.
— Хорошо, я встречусь с ним. — Он не то, чтобы не хочет этой встречи. Такое чувство, что он просто не видит в ней смысла.

Последнее время меня не покидает чувство, что он больше вообще ни в чем смысла не видит. Отстраненный заблудший взгляд, улетающее в никуда сознание. Иногда он пугает, иногда настораживает. В такие моменты я задаюсь вопросом: «Что же творится в его голове?»

            Pov Баджи

Все это бессмысленно. Нет никакого толка во встрече с Такемичи. Что он может сказать такого, чего я не знаю? Что в его словах сможет переубедить меня? Кисаки разрушает все, к чему прикасается. Если он останется рядом с Майки, то запросто сведет с ума своими безумными планами и идеями. Я знаю своего друга, он очень легко поддается на провокации. Подлец хотел убить Дракена, это мне известно… Нам очень повезло, что в том бою участвовал Такемичи, он спас не только зама, но и Майки от безумия, спас Тосву.

Спустя некоторое время, когда он уже сказал мне все, что хотел, добавив странное «Выживи, пожалуйста», я понимаю, что прав в своих мыслях. Не имеет значения, что сделаю я, Такемичи, Чифую или хоть кто-нибудь, пока Майки сам не примет решение об изгнании Кисаки, а Кадзутора не захочет помириться, все это бесполезно. Выжить…

Проблема лишь в том, что сами они до этих мыслей и поступков никогда не дойдут. Их нужно подтолкнуть, вот только как? Вальгалла против Тосвы, сражение за что? Для меня — это битва за мир, за основателей Тосвы, друзей, создавших нечто, что разрушается из-за нескольких ошибок. Так, черт возьми, быть не должно. Я обязан это исправить. Я не могу изменить прошлое, к огромному сожалению, но могу исправить еще не наступившее будущее.

Выжить… Не понимаю, что имел в виду Такемичи, говоря эти странные слова. Сможет ли изменить что-то мое выживание? Быть до конца верным Тосве, даже оказавшись в тылу врага. Кто-то может назвать меня двойной крысой или агентом, предателем обеих сторон конфликта. На самом деле, единственная сторона, которую я могу принять, — сторона моих друзей. Тосва или Вальгалла? Ни то, ни другое, именно поэтому я сделаю то, что должен — верну беспечно разрушенное.

***

Самый разгар сражения. Лезвие вместо того, чтобы нанести смертельную рану, проходит без угрозы для моей жизни. Говорю, что это лишь царапина, хотя на самом деле меня прилично задевает. Интересно, насколько хватит моих сил? Десять минут сражения в таком состоянии, и я понимаю, что достигаю предела.

Кровь, вытекающая из раны, засыхает и остывает, но рана продолжает кровоточить. Новые горячие струи стекают по коже, впитываясь в одежду. Во рту противный привкус железа, с уголка губ тоже начинает вытекать кровь. Блять, ненадолго же меня хватило. Хотя, если бы не Такемичи, я был бы уже мертв…

Внезапно осознаю, что если бы меня убил Кадзутора, то Майки никогда бы его не простил. Перед началом боя глава Тосвы громко заявил, что сегодня борется за меня, дабы вернуть в группировку. Он всего лишь попытался это сделать, слегка задев меня, а Майки уже обезумел. Нужно что-то, что привлечет их внимание, повергнет в шок до состояния забывчивости своих разногласий.

Нож в руках наталкивает на рисковые и самоотверженные мысли. Пожертвовать собой ради друзей? Всегда, легко и с радостью. Не до конца осознаю происходящее. Откуда в сознании такие размышления? Я думаю, что каждый в совершенно безвыходной ситуации думал о смерти. Моя же исправит все, сократит ту пропасть, что появилась, когда умер Шиничиро, когда мы с Кадзуторой убили его…

Следующее, что чувствую — лезвие ножа, входящее в тело. Это делаю я, делаю сам. Зачем? Я устал объяснять, топчась на месте, вокруг да около. Могу все исправить, и я это сделаю… Я доверю самых дорогих мне людей другому, который в силах исправить неисправленное мной — Такемичи. Если он может решить то, чего не могу я, тогда зачем продолжать все это?

Эх, жаль, конечно, что мама расстроится… И Чифую. Надеюсь, он сможет пережить это.

            Pov Чифую

Ушат ледяной воды — это то, что я чувствую, когда он пронзает себя ножом. Зачем он это сделал? Такемичи спас его от прошлого удара, а сейчас он просто покончил жизнь самоубийством? Подбегаю к нему, лежащему в собственной крови, что-то бормочет про друзей, но мы ведь намного больше, чем друзья…

Тело двигается само, голос словно из-под воды, я не слышу себя, но, кажется, что-то кричу. Чувства, переполняющие меня, полностью заглушают реальность. Существует только мир эмоций, в котором у меня полный раздрай. Он умирает на моих руках, истекая кровью. Я ничем не могу помочь, не думаю, что когда-либо чувствовал себя настолько бесполезным.

Крики со стороны. Кто-то выясняет отношения, но это не имеет никакого значения. Только что мой мир рухнул, он больше никогда не будет прежним. Огромная черная дыра, образовавшаяся в моем сердце, высасывает все эмоции, оставляя только боль.

Опустошение? Скорбь? Грусть? Печаль? Нет… Этого всего нет. Внутри меня боль, прожигающая насквозь, выворачивающая душу наизнанку. В один момент кажется, что меня стошнит от этого чувства, но это что-то другое. Что-то, от чего рвется сердце. Кажется, что все внутренние органы сейчас вылезут из меня. Осознавать происходящее — выше моих сил. Слезы застилают глаза, тело немеет, слух пропадает.

Он умер, забрав с собой ту часть души, которая принадлежала ему. От меня только что оторвали огромный кусок. Кого в этом винить, если он сделал это сам? Я никогда не смогу винить Баджи, я люблю его слишком сильно. К сожалению, винить больше некого. Себя? Я настолько бесполезен, что не смог спасти почти единственное, что имело для меня хоть какую-то ценность. Он был моим всем, а теперь его не стало.

Кто-то кричит о том, что нам нужно убираться отсюда, едет полиция. Меня отрывают от его тела и уводят куда-то далеко. Я больше никогда не смогу быть с ним рядом. Никогда не почувствую тепло его тела, его рук, его губ. Больше никогда не окажусь в его успокаивающих объятиях, не увижу эту воспламеняющую улыбку, не смогу погрузить пальцы в эти великолепные волосы…

Вам когда-нибудь казалось, что у вас кровоточит душа? Это именно то, что я сейчас ощущаю. Говорят, время лечит, но как залечить что-то столь глобальное, как поврежденная душа? Ее не хирургически отрезали, аккуратно и обезбаливая, нет, ее зверски отгрызли вместе с тем, что звалось моей любовью. Меня просто лишили всего этого…

***

Похороны Баджи. Не скажу, что чувствую себя хоть как-то… Кажется, все мои чувства отключены на тот момент, когда я вхожу сюда. Прошедшие несколько дней были наполнены вселенской скорбью по нему, единственному лучику света в этом жестоком мире. Слезы не переставали течь из моих глаз. Я представлял его лицо каждый раз, когда засыпал и просыпался. Его задорная улыбка и немного скверный характер, который так импонировал мне и отзывался искрами безумия в глубинных уголках моей души.

Сейчас этого всего нет. В миг его смерти мой мир остановился. Сейчас — он словно движется с умопомрачительной скоростью, под которую я никогда не смогу подстроиться. Эта планета потеряла нечто очень прекрасное и светлое с его смертью. Я когда-то давно слышал поверье о том, что небо забирает самых лучших. Баджи совершенно точно был лучшим для меня, теперь его нет. Его забрали небеса.

***

Следующие несколько дней я утопаю в слезах и воспоминаниях о нем. Нахожусь в замкнутом круге. Воспоминания прожигают все новые дыры в и без того израненной душе. Я плачу по нему, по этим воспоминаниям, но продолжаю вспоминать. Хочу избавиться от этих чувств, избежать всеми возможными способами. Вспоминаю его, те моменты, когда нам было хорошо и весело, когда мы были счастливы, в попытках притупить ноющую болезненность, но от этого она становится лишь сильнее, нанося мне больше моральных увечий.

Мои глаза уже превратились в нечто слишком опухшее и неспособное выполнять свои основные функции. Не вижу и не воспринимаю этот мир. И хорошо, потому что воспринимать этот мир без него нереально, жить эту жизнь дальше, когда я знаю, что Баджи в ней больше никогда не будет — невозможно.

***

Такемичи знал о том, что он умрет. Пытался его спасти и у него почти получилось, но Баджи сам выбрал смерть. Новость, породившая во мне шок, стреляет туда, докуда не достать. Я не могу изменить прошлое, но Такемичи может… Проблема лишь в том, что он уже это делает.

Меня по-прежнему переполняет грусть, но я единственный, кто знает об этом, поэтому должен помочь. Вызываюсь на помощь с мыслью, что это отвлечет меня от его смерти, от душераздирающей боли. Помогая ему, я могу пережить это время, когда чья-то смерть заставляет умирать внутренне, превращает в ходячий труп.

Я больше не живу, лишь существую.

Не знаю, смогу ли я по-настоящему жить без него, это слишком болезненно, но я попробую. Я не забуду его. Просто не смогу этого сделать. Как можно забыть любовь всей жизни? Он всегда ею был, навсегда ею и останется. Я сохраню это чувство в себе, и буду учиться жить с этим, но без его существования.

Баджи, я никогда не смогу понять, почему ты поступил так, и не смогу этого принять. Но также я уважаю твое решение, каким бы болезненным для меня оно и не было. Буду учиться жить дальше, пытаясь воспринимать этот мир без тебя…