Сломанные

У деда обнаружили онкологию на терминальной стадии. Я видела, как он сдаёт на глазах: весь исхудал, кости стали выпирать с такой силой, что, казалось, вот–вот порвётся кожа, обтягивающая их острые концы. Но он не терял своего юмора, продолжал улыбаться и шутить, но от этого становилось лишь больнее, сердце каждый раз пронзала игла, отравляющая кровь, а вместе с ней и весь организм, вгоняя его в состояние тоски, безысходности, бренности бытия и бессилия. Подобное учит нас ценить жить, наслаждаться ею, не жаловаться на всякие невзгоды в виде плохой погоды и уехавшей маршрутки.

Я приходила к нему, садилась рядом на кровати и говорила всё, что шло в голову:

– Помнишь, как ты учил меня кататься на велосипеде – сколько раз я падала и разбивала колени? Потом ещё от бабушки тебе доставалось, что не углядел за мной, а я кричала от жжения зелёнки на запёкшихся ранках, – я улыбнулась сквозь слёзы. –Кататься я так и не научилась.

– Помнишь, как я просила тебя поймать птицу, сидящую на дереве? И ты полез за ней, прислонив лестницу к самому стволу яблони. Ты потянулся за птицей, та шустро улетела, а лестница упала, и ты вместе с ней. Мы потом ещё всей дачей тебе перебинтовывали ногу после того случая, – во рту стоял солёный вкус слёз, говорить становилось всё сложнее.

– А как самовар ты нес, помнишь? Споткнувшись о порог в доме, ты уронил горячий сосуд себе на ногу, ошпарив ноги до колен.

Дед еле видно двинул уголками губ. Я говорила до тех пор, пока мой голос окончательно не дрогнул под натиском слёз, от которых я стала уже давиться. Дедушка с трудом поволок руку по покрывалу, пытаясь найти мою. Я быстро обхватила его тонкую руку от кахексии своими. Ощущение было что держу в руках что–то хрупкое, словно ивовые ветки из хрусталя.

– Аринчас, – начал шёпотом он, делая огромные паузы, – Ты чего... Удумала слёзы пускать? – едва заметно улыбнулся он, – Из–за старика–то? Ты это брось... Сколько ещё... в твоей жизни... будет горе–мужчин... Из–за каждого так... слёзы лить... весь организм свой истощишь, – он зашёлся в кашле.

– Деда... – я не смогла продолжить из–за вновь нахлынувших чувств.

– Арина, ни один мужчина не стоит твоих слез, – совсем тихо проговорил дедушка.

И то верно. Ведь причиной слез зачастую являются именно они. Я молча продолжала его слушать.

– Арина... это просто рак. Поболею немного... И пройдёт... Все проходит...

– Но...

– Разве может такое сломить дух твоего деда? – натянуто улыбнулся он. –Это просто небольшое испытание... Нам не посылают того, с чем мы не могли бы справиться... – он замолчал.

Я продолжала бегать взглядом по его худому, нездорового цвета, лицу. Очертание скул стало столь отчётливым, что становилось не по себе, казалось, проведи по ним ладонью и порежешься как о лезвие.

– Ты ведь помнишь, что все простуды я переносил на ногах и болел очень редко. Скорее всего, это просто такая плата за это... – проговорил он.

*

Открыв глаза, я ничего не смогла разглядеть – темнота была повсюду. Через какое–то время глаза, привыкшие к мраку, стали разбирать очертания предметов в моей комнате. Я заметила, что за креслом кто–то сидит, стало не по себе. Кресло с диким скрипом, пронзающим тишину, повернулось, на нём сидел дедушка... Точнее, то, что от него осталось... Это была жуткого вида марионетка, к каждой конечности которой были гвоздями прибиты верёвки, уходящие в никуда, из этих ран сочились тонкие струйки крови. Меня затрясло. Кукла напоминала скелет с длинными конечностями и ввалившимися бездонными глазницами.

– Ты подвела меня, – угрожающе изрекала кукла.

Я уставилась на неё, не в силах от страха оторвать взгляд.

– Арина! – закричала марионетка. – Почему ты не помогла мне? Ведь я твой любимый дедушка! Ты бросила меня!

– Это сон! – повторяла я самой себе дрожащим голосом. –Лишь сон.

Кукла вытянула вперед свою руку, увеличив её длину, от чего та коснулась моей щеки, я отпрянула, и она слегка коснулась пряди волос. Я закричала и проснулась от собственного крика.

Увидев, свою комнату, я мысленно успокоилась и глубоко выдохнула, на коже выступила испарина, грудная клетка ритмично поднималась, я пыталась отдышаться.

– Думала сможешь так легко избавиться от меня? – ещё более утробным голосом произнес кто–то рядом со мной. Я повернулась, дрожа всем телом, на голос. Это снова была кукла деда, из глаз струились потоки крови. Я вздрогнула и закричала, отползая назад, пока не кончился диван, и я не оказалась на полу. Кукла резко оказалась надо мной, с неё стекали красные капли. К горлу подступил тошнотворный ком.

– Ты ничего не добилась в этой жизни. Ты меня расстроила, Арина.

– Хватит, – просила я. Замолчи! – закрыла я уши руками.

Я подскочила, открыв глаза, от собственного крика. Я снова в своей комнате. Всё ещё ночь. Я схватилась руками за голову, пытаясь привести мысли в порядок.

– Всё хорошо, я у себя дома, это просто кошмар, – настойчиво говорила я шёпотом. Я вновь огляделась, всё было по–прежнему – всё вещи на своих местах, никого рядом нет. Я глубоко вздохнула.

– Лишь сон, – проговорила я на выдохе.

– Сон ли? – откуда–то раздался скрипучий голос. Я вжалась в диван, стараясь не двигаться и в панике начала громко дышать. Под одеялом, рядом с моими ногами, что–то зашевелилось. Перед глазами поплыла вся комната.

Я откинула одеяло и увидела свои ноги.

«Тогда откуда голос?» – подумала я.

Я хотела было встать, как за ногу меня что–то схватило. Я обернулась, увидев трухлявую руку, крепко обхватившую мою ногу. Рука тянулась из–под дивана. Я стала мотать ногой в разные стороны в попытках скинуть её с себя.

– Глупая, глупая девочка, – проскрипел голос на этот раз откуда–то снизу.

Я дотянулась до края дивана, заглядывая под него. На меня двинулись горящие жёлтым глаза куклы. От испуга я подпрыгнула, отпрянув обратно на диван.

– Ты всё такая же беспомощная, – раздался голос где–то рядом.

Я подползла ближе к спинке дивана, хватая в руки подушку и прижимая её к себе.

– Арина! – скрипел голос эхом.

– Прекрати! – закричала я.

– Арина! Арина! – голоса раздались с двух сторон одновременно.

– Убирайся прочь! – я кинула подушку в руку, продолжающую меня держать.

Из–под дивана словно стрелы на меня накинулись несколько пар рук, схватив и прижав к дивану. Рубашка медленно стала задираться, обнажая мой живот. И тут я увидела лютый ужас – на моём животе вырисовывались черты лица той жуткой куклы. Её голова стала вытягиваться из моей кожи, продолжая очертания моего живота. Повернувшись ко мне, я видела иссохшие черты лица, некогда бывшие моим... дедом.

– Мы одно целое! – скрипел монстр. – Мы должны уйти вместе! – с этими словами его руки начали ползти по моему телу как змеи, подбираясь к лицу.

Я завопила, что было сил.

Простыни были влажными от пота. Я стала настойчиво себя щипать до синяков, пытаясь окончательно убедиться, что это не очередной сон. Боль немного отрезвляла. Я начала задыхаться от слишком быстрого биения сердца. Сердцу стало тесно в груди. Чувство страха овладело всем моим существом, каждой клеточкой сознания. Я не слышала ничего, кроме безумно быстрых ударов сердца, это сводило с ума, и лишь больше усиливало панику. Кровь стучала в висках, вены вздулись и пульсировали, лицо покраснело.

Из–за ночных кошмаров я практически не высыпалась, пол глазами появились синяки.

Дед сгорел за несколько месяцев. Злокачественная опухоль была неоперабельной, дедушке предложили паллиативную помощь, но он отказался лежать в хосписе под присмотром неизвестных ему медсестер. Он не хотел встретить смерть в больнице, поэтому предпочёл остаться дома. Врачи могли лишь немного облегчить его состояния, выписав сильные обезболивающие препараты – опиоиды, но даже они не способны были избавить его от боли. Бабушка делала ему массаж, надеясь помочь ему, и во время одного из них, её пальцы начали проваливаться в мягкий живот как в тесто. Рак сожрал органы. Они начинали гнить и распадаться внутри, доставляя невыносимые мучения.

В последние недели дедушка совсем перестал вставать с кровати, почти всё время спал. В последние дни он практически перестал приходить в сознание, лишь тяжело дышал и стонал от боли.

Каждый день был похож на пытку, когда я была дома. Ежеминутно, ежесекундно я стала ждать того рокового звонка. И вот этот звонок прозвучал – ошеломительно, громко, тяжело. Словно кусок скалы упал на грудную клетку, выбив из неё весь воздух, от чего я схватилась за горло, не в силах сделать вдох. Я знала содержание телефонного звонка. Я поняла, что всё закончилось. Как бы ты не старался подготовиться к известию и принятию смерти близкого... К этому невозможно подготовиться. Ведь смерть забирает навсегда не только человека, но и часть твоего сердца, души. Осознание того, что больше ты его не увидишь, не услышишь, не коснёшься – это что–то иррациональное, что–то такое, что мозг не в силах принять и переварить, он просто это не воспринимает. Похоже на эффект фантома в случае потери конечности. Так и тут, у тебя болит сквозная дыра внутри сердца, залатать которую ни чем нельзя, ведь пазл нужной формы потерян навсегда. Этим пазлом и является ушедший человек. Психика пытается обмануть мозг, защитив себя от губительных негативных переживаний, навязывая ощущение того, что это нереально: сейчас ущипну себя и проснусь, позвоню дедушке и услышу его голос – но это обман. Это не сон. Какое–то время ты можешь даже ощущать рядом этого человека, словно он стоит у тебя за спиной и дышит тебе на ухо, можешь почувствовать теплоту и тяжесть его руки у себя на плече, но, обернувшись, ты увидишь, ровным счётом, ничего – пустоту.

Дедушка умер, находясь в этот момент с близким и родным его сердцу человеком, со своей женой, бабушкой. Смерть учит нас тому, что жизнь слишком коротка, чтобы прожигать её. Жизнь дана, чтобы проживать её на весь доступный человеку спектр эмоций, а он безграничен. Нет исконно верного образа жизни, которому следует подражать, так же как нет и неправильного. Каждый проживает её так, как чувствует. Человек волен совершать ошибки, спотыкаться, падать, но он обязан вставать и идти дальше.

*

– Дедушка прожил яркую жизнь, он был окружён любовью, – пыталась я успокоить саму себя.

– Теперь ему не больно, – сказал Женя.

Я стояла и слова до меня не доходили, они ударялись о невидимую стену и рассыпались. Я смотрела в чистое небо, не отрывая взгляд от большого яркого пятна на нём – солнца. Ветер проносился по воде, создавая рябь. Волны с шумом ударялись о камни у берега. Чайки летали низко.

– Для лета довольно прохладно, – констатировала я, закутываясь в тёплую кофту.

– Всё наладится, – подошёл ко мне Женя и заключил в свои объятия. Я обвила его шею холодными руками и не смогла сдержать слёз. Сколько бы их не пролилось, казалось, что этого недостаточно – горе было слишком велико.

Горечь утраты того, с кем так много приятных и тёплых воспоминаний с самого моего детства, ворошащих память. Дедушка всегда был тем человеком, способным устранить любой конфликт или разрядить напряжённую обстановку. Именно он был тем человеком, которому хотелось подражать, за которым хотелось следовать. Он научил меня не сдаваться.

– Что–то не получилось? Не бери это в голову! Пока ты не обременен чем–то, ты свободен как сопля в полёте! Так наслаждайся этим чувством, раскинь руки и почувствуй дуновение природы, поймай попутный ветер – и только вперёд!

– Но я так старалась, и всё равно у меня не получилось это сделать..

– Значит время ещё не пришло. Тебе лишь нужно научиться ждать. Аринчас, запомни: твоё – всегда придёт. И этот момент может застать тебя врасплох. Но это обязательно случится, верь мне!

– А если нет?

– Ты мне веришь? – лукаво смотрел он на меня.

Я кивала.

– Тогда случится! Главное не сдаваться и верить в себя и свои силы. Ведь сила мысли и веры, порой, творят чудеса.

–А ведь я так верила в твоё выздоровление, дедушка... – слёзы скатились по щекам, – неужели ты мне соврал...

Он научил меня любить и ценить природу, уметь ею наслаждаться.

*

Бабушка открыла не сразу. На пороге я увидела пожилую женщину и едва узнала в ней её. Бабушка выглядела, как человек, который только что потерял все.

Глаза её были наполнены невыносимым одиночеством и скорбью. Они не были важными, наоборот, они словно пустыня, были высушены до изнеможения, как и сама бабушка. Сколько же она выплакала слез, что была уже не состоянии поплакать ещё. Она знатно похудела, кожа теперь висела на её тонком скелете, обтягивая его изо всех сил. Цвет её лица стал серым. Волосы заметно поредели.

– Арина, рада тебя видеть, – но она смотрела сквозь меня.

Войдя внутрь, я закашлялась от затхлого воздуха, словно окна давно не открывались и играли роль декора.

– Ба, ты совсем не проветриваешь квартиру? – спросила я.

– Проветриваю, – тихо проговорила она.

Квартира казалась безжизненной. Портреты деда были занавешены, что–то снято, все покрылось толстым слоем пыли. Пахло старостью. Веяло одиночеством.

– Ариш, я не думала, что ты придешь, поэтому ничего не готовила, – виновато сказала бабушка. – Могу предложить только чай.

– Я только на него и зашла, – улыбнулась я.

Бабушка залила кипятком пакетик чёрного чая и подала пиалу с черничным джемом, высыпав на тарелку печенье с мармеладом.

– Ба, а где Маркиз? – спросила я, не наблюдая пушистого кота, который так любил тереться о ноги гостей.

– Умер он, Ариш, - тихо произнесла бабушка.

Я прикусила язык, смотря на насыщенный тёмный цвет заварившегося чая, забыв вынуть пакетик. Вероятно, он будет горчить.

После смерти деда сложно было узнать ту уютную квартиру, в которой они жили. Теперь в ней словно остановилось вместе с большим часами само время. Лишь пыль густым слоем показывала, сколько прошло с последней уборки– этакий указатель, что жизнь продолжается несмотря ни на что.

Бабушка находилась в социальной депривации после утраты близкого человека, дедушка был её опорой и поддержкой, которой она лишилась.

– Чем конечней существо, тем оно более наполнено эмоциями, жаждой жизни. Ведь бесконечность она тиха и безмятежна, спокойна и монотонна, она скучна и безлика, неэмоциональна и холодна, – говорил дедушка.

Я смотрела на него непонимающим взглядом. Ребёнку чуждо понимание смерти.

– Арина, тебе только шесть лет, поэтому говорю тебе это, так сказать, на вырост, – улыбался он. – Если все мы здесь временно, то зачем держать все свои эмоции в себе?

– Зачем? – переспросила я.

– Им всегда нужно давать выход: если хочется – поплачь, покричи – это естественно и вовсе не стыдно.

– Поэтому ты так кричишь всегда? – округлила я глаза. Дедушка расхохотался.

– Да. И потому, что твоя бабушка снова купила дорогущую рассаду для дачи, потратив всю пенсию, – улыбался он.

Увидеть когда–то живого человека, из которого раньше жизнь била ключом – теперь бесконечно холодного с неестественным цветом кожи – это хуже фильма ужасов. Психика отказывается принимать и осознавать факт смерти. И в голове сплошная паутина.