первая настоящая ночь
Лунный свет струился через высокие окна спальни Фурины, превращая простыни в серебристое море. Она сидела на краю кровати, нервно теребя кружевной подол ночной рубашки – впервые за четыреста лет ей было неловко в собственном доме.
За дверью раздались шаги. Медленные. Неуверенные.
— Ты… ещё не спишь? – голос Нёвилетта звучал непривычно тихо.
Фурина подняла глаза и увидела его на пороге – без мантии, без перчаток, в простой льняной рубашке, расстегнутой на одну пуговицу больше, чем обычно.
— Я думала, ты передумаешь, – выдохнула она.
Он сделал шаг вперед, и пол скрипнул под его босыми ногами:
— Я пять веков не передумывал.
Подушка, брошенная Фуриной, попала ему точно в лицо.
— Пф-ф!
— Вот врешь! В 150 году от основания Фонтейна ты целых три месяца со мной не разговаривал после того, как я уронила твои чернила в фонтан!
Нёвилетт поймал вторую подушку, и вдруг его лицо изменилось. В глазах появилось что-то хрупкое и беззащитное:
— Потому что в тот день я впервые понял, что хочу не просто служить тебе, а…
Гул городских часов, отсчитывающих полночь, заглушил его слова. Но Фурина их услышала. Услышала в тихом скрипе матраца, когда он сел рядом. В дрожи его пальцев, запутавшихся в её волосах. В предательски сбившемся дыхании, когда её губы нашли шрам у его ключицы.
— Останься, – прошептала она, чувствуя, как под ладонью бьётся его сердце. – Хотя бы до рассвета.
И когда первые солнечные лучи окрасили потолок в розовый цвет, Фурина поняла – вот оно. То самое чувство, ради которого стоило пережить все эти века.