20. Жестоко
– Повтори, – попросила я, вглядываясь в склоненное надо мной лицо Сони. Она только что разбудила меня и сказала что-то странное.
– Я сказала Вале, что отвезу ее в университет и покажу аудиторию. Но, кажется, я заболела. Ты можешь подвезти ее?
– Нет, – ответила я и перевернулась на другой бок.
– Юль, я не могу с ней так поступить. Я же обещала…
– Мне пофиг.
– А мне нет. Я ненавижу нарушать свои обещания. Я потом просто сама не своя. Ну пожа-а-луйста!
Я села в кровати, хмуро разглядывая Соню, которая не выглядела слишком больной. Только волосы торчали в разные стороны, но вряд ли это симптом гриппа. Скорее, симптом потерянной расчески.
– Если ты подзабыла: мне не по себе от одного ее голоса.
– А ты не говори с ней. Просто подбрось в универ. Она не разговорчивая, будет легко.
Не знаю, как так получилось, что я согласилась. Наверное, еще не до конца проснулась. Или Соня научилась подчинять меня своей воле с помощью одного только взгляда. Или во всем виновато воспоминание о том, как горько плакала Валентина Карнаухова на балконе позапрошлой ночью.
Ладно, подумала я, от одного раза не растаю. А потом пускай сестра подыщет какую-нибудь другую протеже. Мало, что ли, в этом универе первокурсниц? Да полно – роятся вокруг, зеленые, наивные, и трещат, как кузнечики, – бери любую, сажай в карман, сдувай пылинки. А вот Валентина Карнаухова– ядовитого скорпиона – лучше брось…
* * *
Забавно было смотреть на то, как Валя снова входит в нашу с Соней квартиру, как смотрит на меня – нервозно и хмуро, как пытается говорить спокойно, но голос дрожит. Она была не рада перспективе оказаться со мной в одной машине, как и я была этому не рада. Она была готова сбежать, но Соня, словно предполагая это, уже провернула в двери ключ и начала хлопотать на кухне, предлагая Вале кофе.
– Сонь, я сама доберусь, – попыталась возражать она, но возражать моей сестре – это все равно что пытаться перекричать бурю, или плыть по водопаду вверх, или молиться – бесполезно, короче.
Мысли о пожарной лестнице, о побеге, о борьбе снова завертелись в голове, когда я услышала ее голос – мягкий, как маршмеллоу.
Обманчивая мягкость.
Этим самым голосом она умеет выкрикивать гадости и отдавать резкие, гортанные приказы своим диким животным… Я сама это слышала.
Потом мы спустились на подземную парковку, где Валя начала изображать из себя ангела, извиняться и очень натурально краснеть. Я держала искалеченную руку в кармане.
Ты опоздала, Валентина. На восемь лет и два пальца.
* * *
– А потом она просто свалилась на задницу и поползла в сторону, закрываясь руками. Так оно и было, – хохотнула Катя, пересказывая всей компании подробности самого веселого, по ее мнению, происшествия на вечеринке. – Я такого еще не видела.
– И не могла видеть, – ухмыльнулся Егор. – Твоя стихия, детка, – аморальный модельный бизнес, где девчонки привыкли срывать с себя трусы по команде. Где уж тебе постичь таинство первого поцелуя…
– Первого поцелуя? – хмыкнула Катя. – Думаешь, она даже не целованная?
– Думаю, да, – тоном эксперта сказал Егор. – Но я надеюсь исправить это. Думаю, эти губы давно ждут чего-то… особенного. Гляньте.
Егор вручил Кате свой мобильный, потом все остальные начали липнуть к экрану или просто запустили Инстаграм на своих телефонах. И уже через минуту стали хохотать и отпускать двусмысленные шуточки. Потом телефон Егора оказался в моей руке, и я увидела на экране лицо Вали, залитое молочно-белой жидкостью. Ее глаза были закрыты, рот приоткрыт – почти экстатическое выражение лица, если не знать, при каких обстоятельствах было сделано фото.
Кто-то из однокурсниц склонился надо мной, едва не касаясь подбородком моего плеча, чтобы получше разглядеть фото. Я сжала телефон в руке, испытывая дикое раздражение то ли от близости чужой кожи к моей собственной, то ли черт знает от чего.
– Господи, Егор, ты так горд собой, как будто уже уложил ее в койку, а не просто тупо и по-детски облил молоком, – не выдержала я. – Мог бы еще погремушкой отлупить. Герой.
Егор глуповато оскалился в ответ, Катя перевела на меня взгляд «что это с тобой, милая?», Даня откинулся на спинку стула, предвкушая шоу. Его любимое занятие. Впрочем, все здесь не прочь поразвлечься.
– Койка – только вопрос времени, – самодовольно ответил Егор и, видя мою ироничную ухмылку, тут же добавил: – Хочешь, поспорим?
Я пока еще не совсем двинулась умом, чтобы спорить на то, что Егору удастся затащить в койку зеленую первокурсницу. Все равно что спорить на то, что лев съест козленочка. Или на то, что кирпич утонет в воде… Я не собиралась спорить, но свято место пусто не бывает: Катя швырнула на стол полтинник и заговорщицки объявила:
– Достанется тому, кто первым уломает девочку-целочку.
Даня полез в карман и бросил на стол стольник. Кто-то из подруг Кати в шутку бросил на стол кредитку и хихикнул:
– Я в деле. Полтинник со счета счастливчику– первооткрывателю.
– Первооткрывателю, – загоготал кто-то, хлопая ладонью по столу, заляпанному кетчупом.
Я откинулась на спинку стула и не верила ушам. Не верила, что толпу так легко подбить на какую-нибудь несусветную чушь, и не верила, что вообще-то сама все это затеяла. Во мне кипело раздражение и еще какое-то неясное чувство, похожее на ярость. Я вдруг снова вспомнила плач Вали на балконе, увидела ее хрупкую фигуру, волосы, рассыпанные по плечам, отражающие холодный свет фонарей.
– Ты в деле? – толкнула меня в бок Катя.
Я снова заглянула в Инстаграм Егора, чей телефон по-прежнему был у меня в руках, и молча удалила фото Вали.
Потом со звуком «упс» вернула Егору телефон.
– Кажется, я что-то не то нажала, бро. Но это даже к лучшему. Без этого фото у тебя гораздо больше шансов, чем с ним.
Егор недовольно скривил губы, но возникать не стал. После того, как я подкинула ему работу в дайвинг-клубе, не думаю, что он захотел бы потерять мое расположение из-за какой-то там девчонки. И вообще с трудом воображал разлад между нами: мы с Егором делили пополам выпивку и проблемы уже пятый год, а это немало. Он бывал говнюком, но в целом был отличным парнем.
– Не хотел говорить при Кате, – бросил Егор, когда мы потопали на лекцию. – Но у тебя что, какие-то виды на ту крошку?
– Что за чушь?
– Просто… такое чувство, – улыбнулся он. – Если да, то просто скажи мне, и я оставлю ее в покое.
– У меня нет на нее планов, Егор, господи, что ты несешь? Ты видел мою девушку?
– Ну та малютка тоже ничего. Видела ее губы? Ее глаза? У меня встает от одного взмаха ее ресниц. Вот увидишь, до конца семестра она окажется в моей койке.
Скажи мне это кто-то другой, и я бы расхохоталась. Но это сказал мне Егор Кораблин– первый бабник универа, который ест маленьких девочек на завтрак, обед и ужин.
– Удачи, – усмехнулась я.
В тот же день я разыскала злополучную Валю и посоветовала держаться подальше от старшекурсников.
– Зачем тебе спасать маленького перепуганного зверька? – спросила она с горькой улыбкой, возвращая мне мои собственные слова. В глазах стояли слезы.
– Только ради Сони. Ей нравится опекать всех подряд, и на этот раз она выбрала тебя. Но лучше уж ты, чем какая-нибудь бездомная собака у меня в квартире. Я не выношу четвероногих друзей.
Валя посмотрела на меня мутным, странным взглядом, словно мысленно посылая ко всем чертям, а потом молча вышла из машины и пошла прочь.
Жестоко? Очень. Но разве ты заслуживаешь иного, маленькое чудовище?
* * *
Маленькое чудовище.
Кровожадное и свирепое.
Садистка, прикидывающаяся невинной овечкой.
Меня по-прежнему коробило от ее голоса и захлестывала неприятная паника, как только я видела ее, однако сегодня мне открылась и другая сторона.
Она не удивилась, не испугалась и не сбежала, переступив порог моей квартиры и узнав о моей болезни. Она искренне хотела помочь, причем была на редкость решительна. Маленький монстр с безумными глазами и выпирающими ключицами (именно такой я помнила ее все эти годы) сбросил шкуру, а под ней оказалось нечто совершенно иное: существо, чьи руки были способны лечить раны, чьи глаза могли плакать и чей рот умел улыбаться…
А как отчаянно она сцепилась с Катей, взывая к ее здравому смыслу и пытаясь втолковать, что от боли невозможно кайфовать. По крайней мере, от боли настолько сильной…
Катя снова осталась у меня ночевать. Она уже спала и лежала так близко, что это становилось опасным. Если бы она вдруг забросила на меня руку или ногу во сне, то мне бы точно не поздоровилось. Но сегодня мне нравилась эта опасная близость. Нравилось, как она дышит мне в висок. Как ее грудь, обтянутая футболкой, упирается в мое плечо. Нравились ее волосы, рассыпавшиеся по моей подушке, ее запах и отражение спокойных сновидений на лице…
Но сама я спать не могла. Болел каждый сантиметр кожи под повязками. Час назад я не выдержала и приняла обезболивающее, о чем почти сразу пожалела: голова стала тяжелой, мозги словно смешали с густым желе…
И еще кто-то привез собаку в наш жилой комплекс и оставил ее на ночь на балконе. И ей тоже не спалось. Она прыгала по балкону и лаяла. Лаяла. И снова лаяла. А на меня волнами накатывала паника и желание выйти из квартиры и бежать, пока не перестану слышать этот лай…
Я вышла на балкон, зажгла сигарету и посмотрела вниз, на балкон Вали. Он был пуст. Но узкая полоса тусклого света падала из окна на пол, намекая на то, что она тоже не спит. Или спит – но со включенным светом, боясь темноты. Или она ушла, просто забыла выключить лампу…
Какая сила привела ее сюда? В этот самый дом, в котором мы уже пятый год снимаем с Соней квартиру. Как могло случиться так, что мы снова встретились и теперь живем так близко, что могли бы разговаривать без помощи телефона?
Собака, оставленная на балконе, снова разразилась лаем. Я вернулась в квартиру, плотно прикрыв дверь.
Зная, что вряд ли смогу уснуть от боли, я включила комп, зашла в почту и обнаружила там письмо от Крис. Она писала, что у неё день рождения на носу и планы оттянуться по полной.
«Болезнь – не тюрьма. Просто маленькая решетка на окне, которую можно выломать и сбежать на свободу. Будут выпивка и девочки, бро! Серфинг и барбекю на самом красивом пляже Сиднея. Я буду счастлива, если ты присоединишься. Даже готова оплатить билет до Австралии. Пакуй чемодан, хватай свою задницу в охапку и бегом сюда. Буду ждать».
Кусая локти, я отказалась. Прикинула, что не смогу провести почти сутки в самолете, пока не заживут раны, а на это уйдет несколько недель… Проклятые ожоги. Проклятая боль. Моя собственная проклятая неосмотрительность…
«Не смогу в этот раз, бро. Но обещаю, что как только вылезу из бинтов, то прилечу на неделю-две, и мы хорошенько оттянемся. Готовь доски, твой океан еще не видел такого серфера…»
Я так и не села на самолет до Австралии и не встретилась с Крис. И, боюсь, никогда не смогу себе этого простить.
Через месяц мне все равно пришлось срочно вылететь в Сидней уже по другому поводу. С траурно-черным пиджаком в чемодане и огромной раной в сердце, которая никогда не заживет.
________________
Следующие главы будут от лица Вали