Автор говорит

Отрицательно окрашенное чувство,возникающее по отношению к объекту, демонстрирующему качества, которые субъектсчитает недостойными, так как воспринимает их социально неприемлемыми.Презрение связано с чувством превосходства.

Вода внизу колышется, расплываетсякругами, окрашивается лучами солнца. Свет делает ее похожей на сверкающуюмозаику, отражается, слепит глаза.

Обрыв крутой, довольно высокий,глинисто-песчаный. Если сильно надавить носком кроссовка на самый край – землятут же поддастся и тягуче, медленно начнет осыпаться. Яну, впрочем, на этонаплевать. Он сидит на краю, ни капли не заботясь о том, что при неудачномстечении обстоятельств, он тут же может оказаться там, внизу, где обманчивоспокойно течет река. На его коленях – раскрытый блокнот. Что-то вроде дневника.Способ излить эмоции, когда они накрывают с головой. Сегодня даже это помогаетмало. Возможно, именно поэтому он сейчас здесь, в том самом месте, куда раньшетак часто ходил, чтобы подумать и посидеть в одиночестве.

Ян опирается рукой о землю,подставляя лицо солнцу. В ладонь тут же впиваются жесткие травинки и мелкиекамешки. Природа прекрасна и безобидна только в теории. И все же, ради такоговида стоило бы потерпеть.

Облака перистые, будтовзлохмаченные ветром. Воздух пахнет надвигающимся холодом. Снегом. Этот запахсложно описать, но он есть – щекочущий обоняние, морозный, немного отдающийжелезом и ветром. Ян вдыхает и запах скользит по телу мурашками вдоль позвоночника,вторя пульсирующему беспокойству.

А если записку нашли? Если ее нашлипрямо там, в квартире, что тогда? Внутренний голос пытается успокоить, нашаритьостатки рациональности. Записка ведь даже не подписана. В ней ни разу неупоминается имя «Ян». А если... отпечатки пальцев?

С того самого момента, как онувидел полицейских сегодня утром, на душе поселяется мерзкое чувство. Онощущает себя преступником. Будто окунувшимся в грязь, в едкую грязь, которуюневозможно отмыть, которая останется с ним навсегда. И все они, все смогутувидеть, узнать, что произошло той ночью, что Ян был в той квартире, видел, чтотам произошло. Видел закоченевшие пальцы и надпись на зеркале, темную лужу наполу у своих ног и письма, которых не существовало.

- Нет. Нет, - твердо говорит Ян,прикрывая глаза. – Нет.

Лучше думать об этом всем, как острашном сне. Этого не было, потому что этого не могло быть никогда. Яноглядывается в попытке отвлечься, но вокруг не находится ничего достойноговнимания. Ничего, что могло бы хоть как-то увести его мысли от произошедшегопрошлой ночью. По затылку скользят мурашки и Ян вздрагивает от пришедшей идеи.

- Слушай... ты ведь правда есть, да?– осторожно, приглушенно спрашивает он, воровато оглядываясь. На берегу кроменего все так же никого нет, и Ян прокашливается, позволяя себе говорить чутьгромче.

- Я не знаю, правда ли это. Всмысле, в записке было что-то про «читателя», и я.. вроде как ощущаю твоеприсутствие. Но, кто знает, может, я просто уже схожу с ума, да?

Нервный смешок срывается с его губ.

- И все же... Мне было бы легчедумать, что ты есть. По крайней мере, я не был бы один наедине с этим всем...понимаешь? Я знаю, даже если ты существуешь, ты не ответишь. Но...

Он мешкает, захваченный тревожащимиобразами. Чистые письма. Пустые квартиры. Видимость жизни, лишь декорации вголом, несуществующем мире. Ян проводит ладонью по земле, сгребая горстькамней. Кожу от этого слегка саднит.

Если он – просто персонаж книги, тонастоящая ли это боль или она ему только кажется?

- Но, возможно, ты – единственное,что есть настоящего во всем чертовом мире.

Он замахивается и бросает камень.Тот встречается с водой и тонет, а по гладкой поверхности расходятся круги.Один за другим. Как матрешки. Множество одинаковых кругов, сменяющих другдруга. Когда один круг становится слишком большим, он исчезает, чтобы его местозанял новый. Ян смотрит на круги долго. Пристальнее, чем ему хотелось бы.

Оторвав взгляд от воды, онусмехается сам себе.

- Люблю это место. Здесь тихо. Сюдаредко кто ходит, потому что опасно. Дно реки все в ямах и камнях, если упастьбудет невесело. Так что, здесь можно посидеть... спокойно.

Слова звучат неловко. Срываются сгуб и падают в пустоту, как мелкие камешки в реку.

- Жаль, что ты не можешьответить. Я могу только поделиться с тобой своими мыслями. А жаль, я бы судовольствием выслушал какой-нибудь полезный совет.

Смешок. Нервный. Неловкий.Жалкий.

- Я все думаю о тойзаписке. О том, что будет, если ее найдут. У меня в голове столько вариантовплохих исходов. А хороших...

Задумавшись, Ян опираетсяна самый край обрыва. Земля под ладонью тут же продавливается. Осыпается. Надолю секунды Ян теряет равновесие. Мир покачивается перед его глазами. Взглядскользит по небу. Камням. Реке. Сердце заходится бешеным ритмом.

Ян поспешно подается назади отодвигается от края подальше. Он находит рукой центр грудной клетки иприжимает к ней кулак. Сильно. Пытается успокоить колотящееся сердце. Онсмотрит вниз, на обманчиво спокойную водную гладь.

- А хороших нет, -договаривает он.

***

Школьная раздевалка – нелучшее место для того, чтобы думать, это общеизвестный факт. Слишком шумно.Слишком много одноклассников вокруг. С Аликом пытаются заговорить, но онотмахивается, застегивая рубашку нарочито медленно.

Он остается в раздевалкепоследним, когда закрывается дверь за последним из его одноклассников. Аликоглядывает узкую комнату. Бледные, крашенные в светло-синий стены. Длинные,невыносимо низкие скамейки вдоль стен. И огромное окно. Ничем не закрытое. Ктои ради чего решил сделать здесь мужскую раздевалку – об этом историяумалчивает. Вероятно, директриса посчитала, что нет смысла тратить деньги назанавески. Принцип рынка и примерочных в магазинах: «ой, да кто там тебяувидит!». В женской раздевалке, впрочем, никакого подобия занавесок тоже небыло. Полное и абсолютное равенство.

Но интересует его не это.Алик поворачивается к зеркалу на стене, прямо у двери и долго смотрит в него,пока пальцы лениво застегивают темно-синий пиджак. Полуночно-синий, если точнее.Ему нравится точность.

Что ему не нравится, такэто то, что после того, как закрылась дверь, он не может вспомнить имен своиходноклассников, как бы ни пытался. В памяти очень легко всплывают всего трое:Юлиана, внезапно погибший Смирнов и чертов Ян Задорожный. Пальцы чутьподрагивают. Пуговица никак не желает застегиваться. Он выдыхает.

- Артем? Андрей? –спрашивает он пустоту. – Я сижу с ним на математике, ну же... Антон? Да... да,Антон. А фамилия...

Он смотрит сам себе вглаза. Допрашивает сам себя. Глаза сегодня почему-то красные, воспаленные, хотяброви упрямее чем обычно. И вообще, видок у него тот еще.

- Как-то на «Д»... Долгов?Домнин?..

Правое веко дергается, ивсе лицо как-то неуловимо плывет. Алик усмехается и усмешка ложится поверхискривленного лица, как клоунская маска. Пару мгновений он молча созерцает этозрелище, а потом опускает глаза к полу. И смеется. Сначала тихо, потом громче,рванее.

Когда он вскидываетподбородок в следующий раз, в глазах отражения пляшут темные искорки и плещетсявызов.

- Эй, Автор! – зовет он, арот сам растягивается в улыбке. Алик раскидывает руки в стороны и оборачиваетсявокруг своей оси. Улыбка застыла на его лице, будто приклеенная намертво.

- Автор! Так тебя несуществует? Или ты все же покажешь мне хоть что-нибудь? Пусть что-то упадет.Или на зеркале надпись появится. Так же, как и в квартире Смирнова, помнишь?

Алик задирает подбородокеще выше, прислушиваясь к мертвой тишине. Он беззвучно смеется, будтосдерживаясь, но смех все равно вырывается из него. Толчками, как под давлением.

- Ты боишься, Автор?Боишься меня?

Бояться тебя? Смешно.

Алик оглядывается посторонам, выжидает. Видимо, и правда ждет ответа, но не происходит ровнымсчетом ничего. Его улыбка кривится, стекает как плавящийся воск. Теперь онсерьезен и лишь изгиб бровей и слегка приподнятый уголок губ хранят следыисчезнувшей улыбки.

- Видишь ли, у меня есть дваварианта. Либо ты, Автор, правда существуешь. Либо Ян Задорожный знает гораздобольше, чем кажется. Я знаю, он был у Смирнова, когда это случилось, - выдыхаетАлик и добавляет свистящим, заговорщическим шепотом. - Я видел записку. Онавыпала из кармана Задорожного в ту ночь. Поэтому... если то, что написано в ней –правда, то тебе лучше мне это доказать, Автор.

Ладонями Алик находит стенупо обе стороны от стекла, приближая лицо к зеркалу почти вплотную. Его лобпочти касается стекла. Отражение упрямо смотрит на него красноватыми, чутьраскосыми глазами.

- Тебе ведь еще нужен твойглавный герой, правда? – спрашивает он, вглядываясь в зрачки отражения.

Вокруг повисает массивное,давящее молчание. Алик смотрит в глаза зеркальному двойнику долго, так, что утого начинают ощутимо дрожать напряженно сведенные брови. У самого Алика,впрочем, тоже. Из открытого окна прокрадывается холодный осенний воздух. Холодныйветер нетерпеливо треплет занавески.

Прошу прощения. Моя ошибка.

Холодный ветер разноситсяпо комнате, прокрадываясь мурашками по коже.

- Хорошо, - зло роняетАлик. – Но это значит лишь одно. Если тебя нет... значит, Ян Задорожный вполнеможет быть убийцей.

***

- Да.

Ян терпеливо пережидаетпоток торопливых слов и сильнее прижимает телефон к уху, пытаясь не уронитьпачку листовок, зажатых под мышкой. Другой рукой он ловит мелкие снежинки. Ониприземляются на ладонь, на кончики пальцев и тут же тают, стекая с рук. Снегпока еще редок, так что снежинки кажутся чудом. Совсем скоро они будут чем-тообыденным, ежедневным. Ведь если чудо происходит каждый день, значит не такоеоно и чудо?

На самом деле эта мысльочень пугает. Сколько чудес мы не замечаем лишь потому, что они происходят снами постоянно? Снежинки, каждая из которых уникальна. Цветущие белымигроздьями липы. Одуванчики, каждый из которых – маленькое солнышко, упавшее наземлю. Объятия на прощание с друзьями и совместные вечера. Дежурный поцелуй вщеку от кого-то близкого и важного.

Мало ли в этом мире чудес,происходящих каждый день?

- Да, мам. Мне штук пятьеще доклеить и все. Я скоро приду, давай, пока.

Ян сбрасывает звонок иосторожно перекладывает оставшиеся листовки в другую руку, отряхнув ее откапель воды. Небо медленно окрашивается в темно-синий с примесью фиолетового.Закат умирает, тихо погружаясь за горизонт. Ян расправляет листовки, уже тысячныйраз за сегодняшний вечер натыкаясь взглядом на рекламный текст. Хуже всего наэтой листовке – горчичного цвета пиджак на мужчине, который старательноулыбается, хотя сквозь улыбку и видно его очевидно не скромное прошлое. «Ктовообще покупает такие пиджаки?», - снова проскакивает мысль в голове у Яна.Вообще-то, он думает об этом каждый раз, когда видит эти дурацкие листовки. Нибольше, ни меньше.

Неожиданно сильный хлопокпо плечу заставляет его вздрогнуть, а сердце – чуть ли не остановиться совсем.

- Бу! – выпаливают прямоему в ухо.

Ян поворачивается рывком,рефлекторно выставляя перед собой руку. Перед ним незнакомая, но в то же времясмутно знакомая девушка. Первое, что в ней удивляет – джинсовые короткие шорты.В это время года они смотрятся инородно, странно. Высокие вязаные чулки,прикрывающие колени и вовсе придают ей такой вид, как будто она опоздала лет надесять в своей манере одеваться. Ян щурится, вглядываясь в ее лицо. За темным,слегка готическим макияжем сложно что-то понять верно, но, скорее всего –примерно его ровесница.

Девушка скидывает капюшон,позволяя снежинкам падать на взлохмаченные темные волосы чуть выше плеч, ипристально разглядывает Яна, абсолютно не стесняясь.

- Куда ни пойдешь, повсюдуодни конкуренты! – громогласно резюмирует она.

Ян хмурится.

- Что?

Вместо ответа девушка энергичновстряхивает рекламными листовками у нее в руке. Тоже совсем мало осталось.

- Меня Мира зовут, -заявляет она, протягивая руку.

Пожимая ее, Ян поражаетсятому, насколько она теплая. Его собственные пальцы мерзнут настолько, что,кажется, еще немного и отвалятся совсем. А ведь Мира, в отличие от него, вшортах!

- Тебе не холодно? –спрашивает он.

Мира мотает головой.

- Мне никогда не холодно, -гордо заявляет она. – Я закаленная. Когда я была маленькая, я обожала играть вполярника. Ты бы видел лица моих родителей каждый раз, когда они находили меняна балконе в майке посреди зимы...

Ян фыркает. Все же, что-тов девушке не дает ему покоя. Он непроизвольно прищуривается. Черты ее лицакажутся ему очень знакомыми, но настолько неуловимо, как будто он смотрит намираж в пустыне. Мираж и Мира. Удивительно похожие слова.

Мира склоняет голову вбок ивесело смотрит на него.

- У меня что-то с лицом? –безапелляционно интересуется она.

- Нет, просто тынапоминаешь мне кого-то... - В голове у Яна будто срабатывает невидимыйпереключатель, и он щелкает пальцами, поймав нужную мысль. – Точно! Моюодноклассницу! Вы с ней прямо одно лицо. Ты, случайно, не сестра Юлианы?

Мира пожимает плечами. Поее лицу расплывается коварная улыбка.

- Давай соревнование! – безвсякого перехода предлагает она, отступая на шаг назад и встряхивая оставшимисялистовками. – Расклеишь быстрее меня – отвечу на вопрос.

Не дожидаясь ответа, Мирарезко срывается с места и бежит в сторону обшарпанной автобусной остановки. Янутребуется всего минута, прежде чем он сбрасывает с себя ошарашенное выражениелица и бросается догонять ее.

Азарт соревнованияподстегивает его, и даже онемевшие пальцы начинают слушаться. Пусть даже накону и не стоит ничего слишком уж важного – в конце концов, даже если она неответит, он всегда может спросить у Юлианы – но то, как именно было поставленоусловие... Разглаживая листовку по холодной металлической поверхности, Ян ловитсебя на мысли, что его очень легко взять на слабо.

- Я победил! – обозначаетЯн, показывая пустые ладони.

Мира указывает на не приклеенныйугол листовки.

- Это нечестно!

- Она же держится! Значит,все честно, - парирует Ян.

Мира хмыкает и стучитноском высокого, почти военного ботинка о бордюр, чтобы стряхнуть снег. Сначалаодним, а потом вторым. Ян терпеливо ждет, оглядываясь вокруг. Небо уже совсемтемное, так что деревья вокруг кажутся мифическими монстрами. Закончив, Мираповорачивается и неторопливо вручает ему последнюю свою листовку.

- У тебя еще одна, -невозмутимо говорит она.

- Неправда, она твоя!

- Тебе показалось, - Миравстряхивает плечами, чтобы лямки небольшого черного рюкзачка легли поудобнее. –До встречи, Ян.

И она действительно быстрымшагом направляется прочь от него, не сказав больше ни слова. Пару мгновений Яннедоумевающе смотрит ей вслед. Когда опускающаяся темнота и снег почти совсемскрывают ее силуэт из виду, он смотрит на листовку в своих руках.

Глаза привычно цепляются задурацкий горчичный пиджак. Мужчина на листовке все так же улыбается ипоказывает большой палец вверх. Ян пробегается глазами по тексту. «Ремонтквартир». Номера телефонов. Цифры, обещания. Все точь-в-точь так же, как и влюбой другой рекламе. Меняются лишь цифры. Жажда заработать, стоящая за ними –никогда.

Рядом с мужчиной подпись:«АЛТЫННИКОВ Андрей Михайлович, генеральный директор фирмы».

Больше никакого новогосмысла в листовке Ян не находит, хотя и смотрит на нее еще несколько минут.Может, он просто не о том думает. С его губ срывается короткий смешок, когда онвспоминает новую знакомую. Последняя листовка чуть было не отправляется в урну,но в последний момент Ян передумывает ее выбрасывать - аккуратно сворачиваетпополам и отправляет в карман.

Пока он идет до дома, нанебе медленно загораются бледные огоньки звезд.

***

Все хорошее рано или позднозаканчивается. Нельзя бесконечно есть стаканчик мороженого или шуршатьпакетиком чипсов, смотреть лучший на свете фильм или прогуливать школу. Раноили поздно ты столкнешься с горькой реальностью.

Ян игнорирует эту мысль итолкает дверь в класс. Лучше сделать быстро, резко, чем погружаться в зыбучиепески тревоги и сомнений.

Несколько одноклассниковоглядываются, но не более. Их взгляды остаются незаинтересованными. Ян ловитвзгляд Алика с дальнего ряда: цепкий, обманчиво ленивый. Алик не двигается нина миллиметр, только наблюдает, скрестив руки на груди. Его глаза неторопливоскользят по лицу Яна с такой небрежностью, что любой император бы позавидовал.

Ян вскидывает ладонь вприветственном жесте. Медленно, тягуче, и улыбается углом рта.

Когда он подходит к своейпарте, воздух кажется липким, оседающим на коже. Ненавидеть – страшное и оченьгромкое слово. Он не испытывает ненависти к Алику. Вообще ни к кому. В этомчувстве можно утонуть, увязнуть как в болоте. Лучше никого и никогда нененавидеть.

Ян опирается ладонью наповерхность стола. Сегодня ему предстоит сидеть одному, и от этой мысли почтифизически тошнит. Стул Витька чуть выдвинут. Как будто он просто вышел ивот-вот вернется. Плюхнется на стул, как ни в чем ни бывало, развернется к Яну иначнет разглагольствовать.

- Нужно поговорить,Задорожный.

Алик абсолютно бесцеремонноопирается поясницей об его парту, не давая ему сесть. Все те же скрещенные рукии пренебрежительный взгляд.

- Меня от тебя тошнит, -неожиданно даже для себя высказывает Ян. – Что тебе нужно?

Алик подавляет смешок.

- Скажи, Ян, Автор и правдасуществует?

На мгновение Янудействительно кажется, что он не может вдохнуть.

- Откуда ты...

Ян осекается и поспешнопытается вернуть невозмутимое выражение лица, но поздно: Алик кажется вполнеудовлетворенным его реакцией. Он вытягивает из кармана аккуратно свернутуюбумажку и задерживает ее перед глазами Яна. Всего на пару секунд, но этого хватает,чтобы Ян узнал. Знакомая записка. Та, самая роковая записка, которую онпотерял. Ян поспешно вскидывает глаза. Лучше уж смотреть на Алика, чем сновавидеть то, что написано в той записке.

- Ты серьезно? Просто тупаяшутка.

- Так никакого Автора нет?– уточняет Алик.

Как было бы хорошо, если быэто было правдой.

- Никакого Автора нет. Уйдиот моей парты! – требует Ян.

Смешок Алика совсем тихий,но отчетливый.

- Если никакого Автора нет...тогда ты так или иначе преступник, Задорожный, - шепчет он, и торжество в егоголосе почти нескрываемо. – Я ведь видел тебя, когда ты выбегал той ночью отСмирнова. Испуганный, нервный... Наводит на мысли, правда?

Щеки Яна теплеют отприлившей крови.

- А если Автор все же есть...кто-то должен быть главным героем, - продолжает Алик. – А если с главным героемчто-то случится... это сломает весь сюжет, ведь так?

Ян хочет прервать его,сказать, что все что он говорит – полный бред, сделать хоть что-нибудь, но неможет. Тело не хочет слушаться. Все как в детстве, когда ругались родители,орали друг на друга и на него тоже, а он не мог сделать ничего. Только смотретьи слушать.

Ненависть – ужасное слово.Он никого не ненавидит. Никогда не ненавидел.

Алик придвигается ближе ивыдыхает около его уха.

- Я расскажу всем, что тыубийца.

Ян толкает его в грудь совсей силы прежде чем понимает, что делает. Алик влетает бедром в соседнююпарту. Морщится от боли. Одноклассники поворачиваются на шум. Повсюдуудивленные глаза. Ян чувствует себя, как будто он в центре цирковой арены.

Алик поднимает с полаупавшую записку.

- Хотите узнать оченьинтересный факт? – громко спрашивает он, окидывая взглядом класс.

Внутри разгорается страх,переходящий в ярость. Говорят, крыса, загнанная в угол, будет драться не нажизнь, а на смерть. И сейчас он и правда загнан в угол.

- Замолчи, идиот! – почтикричит Ян, не узнавая свой голос.

- Да сам ты идиот!

Ян кидается к Алику, но егобудто окатывают холодным душем. На его пути возникает невысокая, но оченьрешительно настроенная Юлиана.

- Перестаньте! Что с вамиобоими сегодня?! – возмущенно спрашивает она, буравя Яна своими беззащитнымиглазами маленького олененка. Сейчас, впрочем, беззащитности в них разглядеть неполучается.

Алик откашливается ивыпрямляется, потирая ушибленную ногу.

- ... дело в том, что Ян отнас кое-что скрывает. И я не побоюсь об этом рассказать. В этой записке...

Поверх головодноклассников, Алик наконец видит то, чего он добивался. На центральном окнекабинета медленно проявляются темные, будто второпях написанные черныммаркером, буквы.

«Прекрати. Автор».

Хотелось бы написать «лицоАлика просветляется», ведь так оно и было. И все же, когда мы говорим«просветляется», мы обычно представляем, что лицо стало радостнее, добрее.Светлее. В лице Алика же было что-то пугающее. Злое торжество, искажавшее егоизначальные черты. Превращающее их в пугающую маску. Пародию на «свет».Насмешку над ним.

- Ты ведешь себя как полныйпридурок! – набрасывается на него Юлиана.

Маска исчезает. Аликнаходит ее глазами своими. Непонимающе. Обиженно. Он поджимает губы и упрямо вздергиваетподбородок.

- Зато сейчас очень хорошовидно, кто в этом классе главный герой всех событий.

Ян тоже видит надпись.Сердце в его груди колотится быстро-быстро. Он не хочет смотреть туда, не хочетвидеть эти до ужаса, до боли, до кошмарных снов знакомые буквы, выведенныерукой того, кто виноват в смерти его лучшего друга. Непонятно даже, какая мысльпугает его больше. Что Автор действительно существует и все произошедшее доэтого не было плодом его воображения...

Или что в этот момент онпонимает, что действительно ненавидит.

- Что у вас тут ужепроисходит, десятый класс?! – раздается мощный голос Светланы, и следом за нимв классе появляется и она сама – раздраженная как сто чертей. – Александр? Ян?Почему я слышу, как вы друг на друга орете аж в коридоре?! Это что здесьтакое?!

Следом за ней в классепоявляется школьный психолог – Олег Владимирович Введенский, как сообщает бейджна его груди – и застывает у дверей. Ждет, пока ураган «Светлана» пройдетстороной.

- Все хорошо, СветланаАлександровна. Конфликт исчерпан, - бросает Алик, отходя от Яна. Юлиану онцепляет за локоть и тянет за собой, и та подчиняется, едва глянув на него. «Почемупосле всего, что он сделал, ты все еще на его стороне?», – шипит он едваслышно, пока его широко раскрытые, отчаянные глаза бегают по ее лицу.

- Надеюсь, что так,уважаемые, потому что драк в моем классе я точно не потерплю! Александр, Ян, нуот вас-то точно не ожидала!

В знак своего возмущения,Светлана громко шлепает об стол стопкой тетрадок и тут же отвлекается накомпьютер. Ее злость всегда чем-то напоминает резко начавшийся за окном ливень,сильный, но проходящий за считанные минуты.

- Ян, ты-то мне и нужен! –подает голос Введенский, оживая. – Пойдем со мной.

Ян бросает убийственныйвзгляд на Алика. Тот улыбается в ответ краем рта и демонстративно разворачиваетзлополучную записку.

Посреди тетрадного листкаразмашисто написано: «Настоящая – у Введенского».