Обрезок Жизни

Сотрудничество

Следующий день был выходным. В плавающем графике была своя прелесть: выходные часто выпадали на рабочий день недели, поэтому можно было сходить в парк или на выставку, не толкаясь в толпе горожан и туристов. Он планировал часть дня посвятить себя ударному обучению, а вечером пойти с Машей на прогулку.

В идеале всё так и должно работать. Но при таком графике, при работе по 12 часов первый из двух выходных дней он просто приходил в себя. Мозг ощущался бесполезным куском резины, так что впитывать информацию из лекций на поверку оказывалось невозможно, не говоря уже о выполнении каких-то самостоятельных учебных задач.

Накачав себя кофе, он сел за купленный в кредит ноутбук, как вдруг в дверь постучали. Несколько секунд он просидел, прикидывая, кто это мог быть, ведь Маша и почти все его знакомые сейчас на парах. Он встал, подошёл к двери и открыл.

На пороге стояли полицейские.

– Добрый день. Вы Галактион Работников?

– Я.

– Пройдёмте с нами, у нас есть пара вопросов по одному заявлению.

Весь день был разрушен.

Галактион кивнул, вернулся в свою комнату, оделся, взял паспорт и вышел к полицейским.

Они молча доехали до участка. Там его высадили, проводили до дверей, но дальше не пошли. Он сам нашёл кабинет, в который ему сказали пройти.

Внутри сидел тот самый мужчина, которого он видел, когда приходил по поводу украденного смартфона – единственный в женском коллективе дознавателей.

– По какому вопросу? – спросил он.

– Да собственно мне самому интересно, – ответил Галактион, почти не скрывая раздражения.

Тот в затруднении смотрел на него.

– А вас как зовут? – наконец спросил сотрудник.

– Галактион.

Он нервничал.

– Ааа, – протянул его собеседник – присаживайтесь. Это ерунда, там какой-то бред в заявлении, так что это формальность. Меня зовут Николай Семёнович, старший дознаватель.

Галактион был вынужден показать паспорт. Николай Семёнович нахмурился, увидев, что фамилия в заявлении и в паспорте отличаются, но в итоге махнул рукой. Он видимо намеревался потерять его.

В допросе не было ничего примечательного. Галактион проходил там как свидетель, потому что, исходя из путанной писанины заявительницы, подозреваемым выступало ПАО «МТелеБи».

– Так, ну всё. Извините за беспокойство, – сказал он вполне искренне – полно таких бредовых заявлений, а мы обязаны их отрабатывать. Спасибо за сотрудничество.

Галактион вышел. Он взял такси, чтобы хоть как-то компенсировать потерянное время. Нужно было пройти несколько лекций самостоятельно, написать реферат и встретиться с Машей.

Арест

– Охренеть. Прямо рядом с нами, – сказала Маша, глядя в экран ноутбука.

Она лежала, вытянувшись на его кровати, положив руки и голову ему на бёдра, ноутбук стоял в ногах.

В новостном выпуске показывали почерневшие от взрыва стены Малой спортивной Арены Лужников.

– Это же прямо здесь, за рекой, несколько километров от нас.

Этот факт поразил и самого Галактиона.

Взрыв не нанёс больших повреждений зданию: террористы не могли провезти большое количество взрывчатки, но зато бомба была начинена поражающими элементами. Погибли люди.

Через четыре дня, когда у него был внеочередной выходной: он отпросился, чтобы закончить реферат, в дверь опять постучали. И снова он задумался, кто бы это мог быть, если все на занятиях. Когда он открывал дверь, он был готов снова увидеть людей в форме: наверняка опять что-то с заявлением той психованной. Когда он открыл, на него кинулись люди в штатском. Его положили на пол и приказали не шевелиться. Холод наручников, больно впившихся в запястья, показался чем-то противоестественным. Внутри тоже стало холодно. Грубым рывком его подняли на ноги, он чуть не вскрикнул от боли в плечевых суставах.

Когда его вели по коридору, выглядывали удивлённые и злые лица студентов из комнат. Он не был ни в чём виноват, но почему-то ему было неловко, что его так ведут: с заломанными назад руками. Кто-то крикнул сзади, чтобы его отпустили.

Только на улице он заметил, что люди были не в гражданской форме, а в форменных брюках и футболках с надписью «ФСБ» на спинах.

Они быстро домчались в отделение. Там Галактиону предъявили фотографию бородатого человека.

– Тебе знакомо это лицо? – спросил человек с холодными глазами и хищным носом, показав какую-то фотографию.

Он не знал, что нужно отвечать, он был в шоке.

– Да, – ответил он.

Далее ему показали место взрыва в Лужниках. За несколькими фотографиями трупов и покрытых копотью каменных стен, он снова увидел лицо того человека. Оно было раздуто до синевы, глаза были страшно выпучены, борода обуглилась и была гораздо короче, вся кожа была иссечена красными ссадинами, но главное – ниже шеи не было ничего.

– Ты выдал ему сим-карту, зарегистрированную на другого человека? – вопрос был задан в утвердительной интонации.

– Да, – повторил Галактион.

Он не знал, что ответить.

– Ты попал, парень. Тебе вменяют часть 3 статьи 205.1 Уголовного Кодекса. Есть ещё кое-что: нарушение закона «О защите персональных данных» - они у тебя в связке, но тебе и двести пятой хватит, чтобы уехать. Звони, если есть кому, пусть привезут вещи. Сейчас поедем в суд, там тебе назначат меру пресечения. Но сразу тебе скажу: это будет арест, поэтому пусть везут тёплые вещи.

Образец правосудия

– Суд в составе судьи Начальникова Николая Алексеевича, секретаря судьи Кузнечиковой Марины Матвеевны, помощника судьи Саттарова Германа Айнуровича объявляется открытым. На повестке: дело Работникова Галактиона Егоровича о пособничестве терроризму, квалифицируемое частью третьей статьи 205.1 Уголовного Кодекса Российской Федерации. Заслушаем сторону обвинения.

Встал прокурор в голубой форме. Его лицо, словно нарисованное на яйцеобразной бритой голове, не выражало азарта или даже напряжения. Он выполнял рутинные действия.

– 12го декабря 2018го года подсудимый Работников Галактион Егорович, находясь на рабочем месте продал Мухаметджонову Файзуллоху Мимирдоновичу сим-карту, гражданину Таджикистана. Подсудимый был обязан внести паспортные данные Мухаметджонова в абонентскую карточку клиента сотового оператора, однако, нарушив должностную инструкцию, не сделал этого. Через три дня Мухаметджонов с сообщниками совершил террористический акт на территории спортивного комплекса «Лужники». Управление ФСБ по противодействию экстремизму, пытаясь отследить звонки Мухаметджонова, выяснило, что номер, с которого он звонил, зарегистрирован на гражданина Российской Федерации Брызгалова Евгения Сергеевича. Таким образом, мобильный номер, выданный подсудимым погибшему при взрыве самодельной бомбы Мухаметджонову в нарушение должностных инструкций, использовался для подготовки террористического акта. Такое действие квалифицируется, в соответствии с частью третьей статьи 205.1 Уголовного Кодекса Российской Федерации, как содействие терроризму. Запись с камер видеонаблюдения и аудиозаписи момента совершения данного преступления приложены к делу, предлагаю суду с ними ознакомиться. Также приложена справка и расписание, заверенные генеральным директором ПАО «МТелеБи», свидетельствующие о том, что подсудимый был тогда на рабочем месте и осуществлял трудовую деятельность в соответствии с договором и выданной ему доверенностью. Предлагаю суду ознакомиться с указанными доказательствами.

Судья быстро изучил листы и приказал включить видеозапись.

С холодеющими ладонями Галактион смотрел, как он сам выдаёт роковую для него сим-карту. Как ему в тот момент хотелось, чтобы можно было перемотать запись, окунуться в тот момент и остановить самого себя. Это было так недавно. Всё было так нелепо. Он же не преступник, ему и в голову не приходило...

Прокурор снова встал.

– Ваша честь, есть ходатайство со стороны бывшего работодателя подсудимого.

Встал молодой тощий парень в клетчатом костюме.

– Ваша честь, я хочу заявить гражданский иск против подсудимого о взыскании с него убытков, понесённых компанией МТелеБи в связи с преступными действиями подсудимого.

– В какой форме вы понесли убытки? – спросил судья.

– В виде штрафа и компенсации в пользу гражданина Брызгалова, сим-карту с данными которого, подсудимый продал террористу, – веско заявил представитель.

Линия защиты строилась вокруг отсутствия умысла у Галактиона на совершение преступления. Адвокат напомнил суду, что для признания данного преступления совершённым необходимо доказать умысел подсудимого, а также то, что он состоял в сговоре с террористом и ясно осознавал, что переданная им сим-карта будет использоваться преступниками для подготовки теракта.

Впрочем, как и обвинитель, адвокат говорил вяло и рутинно, словно сам не верил в то, что будет услышан. Это особенно было заметно матери с отцом, которые находились в тот момент в зале суда. Нервы обоих были напряжены, как туго натянутые струны.

***

За день до этого состоялась встреча Галактиона с государственным обвинителем и его адвокатом.

– Присаживайтесь, – предложил прокурор.

Ваня, наручники с него не сняли, сел.

– Ваши дела плохи, – сказал прокурор – по таким статьям на тюрьму заезжают минимум на 10 лет – меньше просто не позволяет статья: там прописан срок от 10 до 20 лет.

Адвокат молчал. Это был государственный адвокат, нанять хорошего частного адвоката, который бы за него бился, его семья просто не могла себе позволить.

– В общем, смотрите... Если мы будем бороться с вашим адвокатом всерьёз, то я вынужден буду пришивать вам ещё и нарушение закона О защите персональных данных. Это может добавить вам ещё несколько лет или такой штраф, что вы его потом очень долго будете выплачивать.

Прокурор говорил деловито, словно его не интересовали факты, а только лишь результат этой беседы.

– Есть другой вариант. Мы с вашим адвокатом расскажем судье о совершённом вами преступлении в сжатой форме: вы сядете в тюрьму, но ненадолго. Максимум – три года общего режима.

Галактион похолодел: три года ни за что.

– Вы должны понимать, как для вас это важно. Три года общего режима или минимум десять лет строгого режима – это не одно и то же.

Галактион облизнул губы.

– Что вы хотите?

Адвокат всё это время молчал, словно и не был защитником, а был здесь лишь по требованию протокола.

– Во время суда я преподнесу факт о вашем соучастии, а адвокат скажет, что у вас не было умысла совершать данное преступление. Судья не сможет отпустить вас, но назначит вам минимальный из возможных сроков.

Галактион ещё подумал, что, раз минимальный срок 10 лет, то почему прокурор только что назвал минимальным сроком 3 года? Но он промолчал. Прокурору виднее. Адвокат тоже молчал. Он нутром чуял что-то неладное, но списал это на общее состояние испуга от всего происходящего.

– В общем-то, от вас ничего и не требуется. Когда я и ваш защитник закончим свои речи, судья спросит вас, считаете ли вы себя виновным. Вы ответите, что да. Судьи не любят, когда процесс затягивают, у них много работы. Вы отсидите, но это не тот срок, что разрушит вам жизнь. Вы выйдете, и у вас будет много времени, чтобы прожить хорошую жизнь.

Прокурор мягко закончил и сложил руки перед собой ладонями вниз.

***

Через неделю состоялось повторное заседание. Сторона обвинения пригласила свидетеля – того самого парня, который хотел подать заявку о переходе в МТелеБи, чтобы получить скидку. Ему разъяснили его права, сообщили, что за лжесвидетельство его ждёт уголовное наказание.

– Вам всё ясно? – спросил судья.

– Да.

Слово взял прокурор.

– Свидетель, вы помните этого человека? – он указал на Галактиона.

Галактион смотрел на него из-за решётки для содержания подсудимых в зале суда.

Молодой парень изобразил на лице возмущение.

– Я помню этого человека.

– Скажите, вы пытались купить у этого человека сим-карту 12го декабря 2018 года?

– Да.

– Что вам сказал подсудимый, когда вы передумали покупать сим-карту?

– Сказал, что продаст её кому-то другому, если я не куплю её.

– Уточните: он сказал, что продаст сим-карту с вашими паспортными данными?

Парень ещё раз посмотрел на Галактиона сквозь решётку.

– Да, он точно это сказал.

– У обвинения больше нет вопросов к свидетелю.

***

– Всем встать.

Судья – довольно молодой мужчина с короткой стрижкой вышел из совещательной комнаты.

– Суд в составе судьи Начальникова Николая Алексеевича... постановил: признать Работникова Галактиона Павловича виновным в совершении преступления, предусмотренного... с отягчающими обстоятельствами в виде нарушения должностной инструкции и назначил наказание в виде десяти лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Приговор может быть обжалован в суде апелляционной инстанции в течение десяти дней. Судебное заседание объявляется закрытым.

Последняя надежда

«Сделка с Сатаной» – с таким заголовком вышла студенческая газета под редакции Маши.

Когда она узнала о произошедшем, это, как и многих, повергло в шок. Ни на её факультете, ни на факультете Галактиона не было человека, который бы остался равнодушным к ситуации. Все знали, что произошло. Они видели видеозапись, где Галактион якобы совершает преступление.

Профессора с юридического факультета выступали с публичными речами, в которых объясняли, что единственное преступление, которое совершил Галактион – это как раз нарушение закона «О персональных данных», и именно за это его и следовало судить.

В родных же краях Галактиона всё обстояло совсем иначе. Люди, окружавшие его родителей: коллеги, друзья, даже родственники стали вдруг сторониться четы Работниковых. Некоторые молчали, а некоторые высказывали в лицо, что они вырастили террориста. Дошло до того, что обоих уволили с работы, выплатив выходное пособие. Им угрожали, что, если они не напишут заявление об увольнении, то их уволят под неблаговидным предлогом, занеся негативную характеристику в трудовую книжку и не выплатят выходное.

Информационный шум, поднятый просвещённой общественностью вокруг случая Галактиона, привлёк правозащитников.

– Соглашайся, соглашайся на их помощь, сынок, – говорила мать – пусть они себе делают имя на твоём случае, но тебе главное в тюрьму не сесть.

В разговорах с правозащитниками он часто слышал:

«Ну зачем же ты согласился на такие условия? Никогда, слышишь, никогда нельзя соглашаться на сделки по переквалификации дела на более тяжкую статью. Ты не понимал, что содействие терроризму куда серьёзнее защиты персональных данных?»

Но он в тот момент был совершенно потерян. Он, конечно, понимал, что что-то тут не так, но ему не могло прийти в голову, что эти люди в погонах и форме – взрослые, разумные, серьёзные люди могут использовать его слабое положение для извлечения каких-то личных карьерных выгод. Его разум даже не допускал мысли, что жизнь человека могут использовать как мелкую монету, чтобы разменять её на приближение к более высокому статусу и более высокой зарплате. Он пока даже не злился на этих людей – происходящее было настолько дико, что до злости предстояло пройти стадию неверия – настолько ублюдочным было случившееся. Такое просто не имеет права быть. Но оно есть, и это случилось с ним.

В апелляционной жалобе было указано, что:

1. Для признания подсудимого виновным за данное преступление, необходимо наличие у него умысла его совершить;

2. Признание вины подсудимым не является фактом, доказывающим виновность;

3. На подсудимого оказывалось давление со стороны следственных органов и государственного обвинителя с целью принудить его отказаться от защиты своих конституционных прав, включая право на справедливый суд;

4. Адвокат проявил преступное бездействие и в отношение него следует провести проверку на предмет выявления сговора со стороной обвинения против своего подзащитного;

5. Свидетелю со стороны обвинения был задан некорректный вопрос: он был сформулирован, как «пытался ли тот купить сим-карту», в то время, как свидетель не пытался купить, а хотел сделать ложный переход к оператору «МТелеБи» с целью получить скидку от своего действующего оператора. То есть его действия были изначально недобросовестными, что привело бы подсудимого Работникова Галактиона Егоровича к необходимости выплачивать за него сумму тарифа. Суд первой инстанции не учёл то обстоятельство, что подсудимый Работников Г. Е. находился в трудных материальных обстоятельствах, которые вынудили его пойти на нарушение должностной инструкции и федерального закона «О защите персональных данных».

Когда Галактион, уже вынужденно изучивший законодательство и практику по такого рода делам, читал решение апелляционного суда, он не мог поверить глазам.

Тот факт, что он не был замешан в терроризме, что он даже представления не имел о том, что покупатель может состоять в террористической ячейке не был учтён уже и этим судом. В решении наглядно прослеживалось, что суд толком не ознакомился с доводами защиты. Мотивировочную часть решения апелляционного суда просто списали с решения суда первой инстанции. Словно не было доказательств его невиновности: его мотив продать ту грёбаную симку был косвенно подтверждён бывшим работодателем, представитель которого заявил на заседании апелляционного суда, что сотрудников ждёт штраф за оформленную на покупателя, но не проданную сим-карту.

«Подсудимому Работникову Галактиону Егоровичу в удовлетворении апелляционной жалобе отказать, приговор оставить без изменений.»

***

Под рыдания матери его этапировали из СИЗО в назначенную тюрьму в Мордовии.

– Что же вы творите?! Вы сына моего единственного забираете! – кричала несчастная в зале суда.

Обоих судов.

Когда Машу пустили к нему в последний раз в СИЗО, она плакала.

– Я всё расскажу об этом, ты не переживай. Мы тебя вытащим. Есть ещё кассация...

Она много чего говорила.

В голове Галактиона мир сжался до одной болезненной тёмной точки: его камеры. Вне камеры, где сидели бывалые урки, мира уже не было. Маша была рядом, но она была бесконечно далека от него. Ведь он не мог выйти, пройтись с ней, как тогда в саду МГУ.

– Все обо всём узнают, – говорила она сквозь слёзы.

Что она ещё могла сказать? Маша училась на журналиста, в её руках было оружие, которое может помочь несчастным, попавшим под безумный каток судебной машины, полной низкоквалифицированных кадров, чья работа в силу маленьких сроков на процессуальные действия и в силу очень низкого финансирования была поставлена на поток. Некогда было разбираться в конкретном деле. Дело надо скорее заканчивать. Галактион чувствовал, что чёрные тучи сгустились над ним и поглотили его. Он уже пропал. Не было возможности выбраться. Это не было заказное дело – он никому не мешал. С заказными делами можно бороться, можно найти противоборствующую группу интересов внутри бюрократической машины. А в его случае была лишь тупая слепота. Случай. Просто судьям не хотелось сильно вникать в его дело, было много других дел, требующих решения, а следователям ФСБ и прокурору это светило повышением, ну или как минимум новыми лычками на погонах.

Он не мог поверить, что та реальность, когда он будет зарабатывать и помогать постаревшим родителям больше неосуществима. Его жизнь пошла по другому руслу, пошла по нему случайно. Так получилось.

В камере к нему относились с равнодушием. Сначала он боялся, что его будут как-то унижать или использовать, но сокамерникам, казалось, не было до него дела. На самом деле они просто знали, кто он и за что тут. Может быть, даже как-то по-своему жалели. Но они чувствовали, что он их. Он с ними надолго. Значит он свой, и ему придётся принимать правила игры.

Так вышло, что молодой, амбициозный и в целом неплохой человек, отправился в тюрьму на целых десять лет, в строгий режим. Отправился несмотря на попытки хотя и бесплатных, но уже квалифицированных адвокатов, отбить его в кассационной инстанции, ссылаясь на многочисленные нарушения процессуального законодательства, на явно некорректные формулировки в допросе свидетеля, на грубые ошибки и противоречия в мотивировочной части судебных решений. Отправился прямиком из родительского гнезда и одного из лучших вузов России.

Другой мир

Поначалу Галактион просто лежал в койке на нарах. К нему особо не приставали – только всякая гнусь, которая тут же была отогнана старшими. Несколько «уважаемых людей» хотели использовать его для связи с внешним миром, а кто-то даже хотел втянуть в преступное сообщество, зная, что он, хотя и не закончил даже первого курса, но учился в МГУ.

Галактион пребывал в настоящей клинической депрессии: он буквально не мог подняться с койки, речь давалась с трудом и была медленной и невнятной, а когда его всё-таки заставляли подняться и идти есть, столовые приборы постоянно вываливались из рук. Тело было ватным, чужим, конечности – словно искусственные манипуляторы, приделанные тупыми инженерами. Наблюдать за собой со стороны было странно, но это спасало психику на каком-то этапе.

«10 лет, 10 лет!», – думал он.

Иногда этот срок казался совсем небольшим.

«Что такое 10 лет? – Это даже меньше, чем я проучился в школе. Правда всего на год.»

Но потом он понимал, что человек не вечен, что 10 лет с 18 до 28 – это совсем не тоже, что 10 лет с 28 до 38. Это самая первая его молодость, самое интересное, энергичное время, полное борьбы за поиск себя, своё место в обществе. Именно в этом возрасте человек робко встаёт на те рельсы, по которым, как правило, катится всю оставшуюся жизнь. Эти его 10 лет будут серой, вонючей камерой с решётками и отмороженными сокамерниками, которые уже начали покусывать его, выясняя, насколько он прогнётся.

Прокурор просто обманул его. Как какой-то торговец на рынке. У Галактиона отняли свободу, чтобы упростить себе труд и легко прыгнуть по карьерной лестнице.

Пытаясь не дать себя в обиду, он потерял несколько зубов в драках. Их можно было спасти, но тюремный стоматолог просто вырвал их, вместо того, чтобы обеззаразить повреждённые дёсны и поставить какие-нибудь коронки, чтобы зубы встали на своё место.

Он читал газеты, которые присылала Маша. В самые первые дни на передних полосах крупных изданий были статьи о нём. Это был действительно вопиющий случай. К нему приезжали омбудсмены, разговаривали с ним, брали интервью журналисты. Маша присылала свои статьи о нём, которые печатались в университетском журнале. Потом визитов стало меньше, а потом они просто оборвались. Он не был ни знаменитым актёром, ни крупным предпринимателем, которого можно было объявить жертвой вождистского режима. Он был просто парнем из провинции, которому не повезло.

Со временем Галактион с неприятным чувством отметил, что даже Машины статьи перестали быть описанием его конкретного случая и начали превращаться в общие рассуждения о несовершенствах системы российского правосудия, об изъянах общества, запуганного терроризмом и государством, которое использует страх перед терроризмом, чтобы зарубить гражданские свободы и т. д. Галактион понял, что остался один. Только резко сдавшие по здоровью родители были на его стороне по-настоящему. Но что они могли сделать?

Через три года он получил известие о смерти матери.

Как же это больно!

Это случилось по их вине.

Здесь было время подумать. Он с ужасом осознал, чем мать пожертвовала для него. Она была умной женщиной с громадным потенциалом: она смогла бы стать известным адвокатом или после того, как частное предпринимательство разрешили, создать юридическую фирму. Отец был совсем другим. Он работал подрывником на местном предприятии, добывающем известняк. Егор Павлович не был плохим человеком, но его убеждения и взгляды на жизнь несли на себе отпечаток узколобости и грубости простого работяги: он не принимал стремления Милы Сергеевны – будущей жены, поехать в столицу, делать карьеру там. Она бы и уехала, если бы не беременность. Галактион почему-то только теперь понял, что его рождение и было тем фактом, который оставил мать во Владимире. Вряд ли она была по-настоящему счастлива, но она решила положить жизнь, чтобы он стал кем-то. А он оказался за решёткой. Они отняли её у него.

Когда отец приезжал, между ними происходил диалог один и тот же диалог. В этом диалоге не было слов. Егор Павлович видел настроение сына и понимал, что тот уже не будет тем, кем он стремился стать, кем они его видели. Чистым, почти даже возвышенным исследователем общества, который как бы беспристрастно стоит над всеми социальными процессами, фиксирует и артикулирует их причины, предсказывает возможные последствия. Галактион стал непосредственным участником этих процессов.

– Здорово, сын, – начинал всегда разговор Егор Павлович.

– Привет, – отвечал Галактион.

Он никогда не прибавлял слова «пап» или хотя бы «отец». Егор Павлович понимал почему. Через стекло на него смотрел молодой, голодный зверёныш с нехорошим блеском в глазах.

– Принёс тебе вот гостинцы, – он тряс пакетом.

Галактион кивал. Он знал, что большую часть придётся отдать, но он почти не жалел. Он почти принял эти правила.

– Ну, как ты тут? – Егор Павлович всегда был не слишком сентиментальным.

– Да как всегда. Тут ничего не меняется, – отвечал Галактион.

Их свидания всегда проходили по одному сценарию. Однако большая часть разговора шла вне поля словесного общения. Галактион видел, что, хотя отец не понимал многих процессов, проще говоря, он был глуп, но одно он понимал. И понимал очень хорошо. Есть нечто, что уничтожило его семью. Всё, что он, хоть и очень по-своему, но любил.

Они подолгу смотрели друг на друга. Этот взгляд наполнял обоих. Они как будто отправляли друг другу волны такой мощи, что мир обоих наполнялся красками, которые они обычно не видели вокруг. Это было похоже на наркотическое опьянение. Они одинаково понимали, что ждёт их в перспективе.

Галактион много читал. Иногда он писал, но часто надзиратели забирали его работы. Потом они прекратили это делать по причинам, которые в тюрьме не принято проговаривать вслух.

От Маши он получал очень мало вестей. По последним письмам он чувствовал, что он для неё – социальный долг сознательного гражданина. Для неё было тяжело писать ему, потому что вся её молодая энергия была посвящена покорению бесчисленных карьерных высот. Её публичный вес нарастал как снежный ком, в том числе благодаря таким действиям, как поддержка незаслуженно осуждённых, но почему-то – она сама не понимала почему, ей было тяжелее всего писать именно Галактиону. Маша думала об этом, старалась заставить себя полюбить его. Не как мужчину – у неё их было много, а как страдальца. Но почему-то именно с ним у неё этого не получалось. Может быть, это из-за того, что он был из прошлого, в котором она ещё была какой-то другой?

За пару лет до конца срока Галактион затух. Многократное повторение одних и тех же практик, которые в итоге ни во что не выливаются, ведёт к отупению. Его физические занятия и чтение превратились в ритуалы, а ритуалы люди выполняют бездумно. Уже не было той молодой ярости, которая говорит тебе: «Вот сейчас ты подкачаешься и станешь самым сильным здесь» или: «Вот сейчас ты прочитаешь эти книги, решишь такие-то задачи и станешь ого каким умным». Что толку от силы, когда за нарушение тюремной иерархии тебя просто убьют во сне, что толку от ума, замкнутого в четырёх стенах?

В последние визиты отец выглядел сильно сморщенным старостью. Галактион впервые за долгие годы ощутил в себе то чувство потери, которое испытал после смерти матери. Отец был плох. Он был седым как лунь, постоянно жевал челюстью и ничего не говорил. Он просто смотрел на него голубыми глазами, в них уже не было того незримого для других посыла, который подпитывал их обоих раньше. Он просто смотрел, словно сквозь сына.

Наконец, настал срок выходить.

«Срок выходить», – он хмыкнул вслух, когда поймал себя на такой формулировке. Теперь, похоже, все его действия в жизни будут с приставкой «срок». Закончился рабочий срок, закончился срок выходных и всё в таком духе. Жизнь, наверно, тоже будет рассматриваться как срок.

– Вот твои вещи, – сказали ему.

Он взял небольшой пакет и вышел за ворота.

Сквозь решётку он видел мужчин в форме, которые изменились на его глазах: некоторые обросли животами, но все они за время работы здесь обросли морщинами. Когда видишь одних и тех же людей каждый день, не замечаешь, как они меняются со временем. Сейчас в его жизни происходил качественный перелом: он получал свободу. И он посмотрел на них другими глазами. Парни, которые были совсем молодыми – лет по двадцать, которые когда-то отбирали его попытки что-то написать, были уже потёртыми мужиками с глубокими морщинами на лбу и плохой, как у заключённых, кожей.

Вдруг он посмотрел на свои руки. Шишковатые суставы, сине-бледная кожа, жёлтые грубые мозоли на ладонях. Это были не его руки. Он помнил свои руки с длинными, тонкими пальцами, когда в последний раз видел их на фоне неба, не закрытого решёткой.

Централизованный вывоз освободившихся зеков не предусмотрен. Привозят сюда на казённых автобусах, а уезжает каждый своим ходом. Он попросил отца не приезжать за ним, хотя тот, наверно, уже и не смог бы. Галактион успел скопить кое-какие деньги, работая в тюрьме. Он добровольно вызвался обжигать кирпич и делал это очень хорошо. В тайне от всех, он стал выбивать клеймо на своих работах, как делали мастера до революции – так что заказчик мог посчитать количество сверхпрочного кирпича, который он производил, не нарушая технологии, и платил ему отдельно, в обход бюрократов. Галактион скопил немалую сумму денег, уже давно расплатившись с ненавистной компанией за штраф и выплату компенсации тому парню с симкой. Впервые за много лет он воспользовался телефоном без присмотра и вызвал такси.

Адаптация в раю

Половина автомобилей на дорогах управлялась без участия водителей, люди просто кивали головой, чтобы ответить на звонок, большинство ходило в очках, нелепо размахивало руками и косило глазами, управляя какими-то интерфейсами. Он с любопытством смотрел на это, однако происходящее не вызывало восторга. Нет, он не озлобился, он не ненавидел простых прохожих. Он просто был другим. В людях он видел овец с пушистой шёрсткой и дряблой кожей, даже если это был огромный и накаченный парень с великолепно уложенной бородой. А он был волком.

Но ум Галактион сохранил. Хотя всё его нутро требовало охоты, он понимал, что эти люди не виноваты в его судьбе – они просто жили своей жизнью. Ему необходимо стать таким, как они. Хотя бы попытаться.

Он решил, что навестит отца чуть позже – нужно было обосноваться в Москве.

Для начала он нашёл нелегальный бордель. В этой сфере за 10 лет ничего не поменялось: теневой бизнес, как он узнал в тюрьме, в этой сфере контролировали по большей части банды с Кавказа. Кондовые мозги законодателей так и не дошли, что признание проституции – это не разврат и грехопадение, а защита людей, работающих в этой сфере, это проверки у гинекологов и социальные гарантии. И ещё налоги в бюджет. Но законность его сейчас интересовала меньше всего.

Одеваясь, он с унынием осознал, что ничем не удивил свою «девочку». Она обожгла свои кирпичи и получила зарплату. Даже оставила своё клеймо мастера в виде царапин на его бледной коже.

Дальше ему очень хотелось встретиться с Машей.

Они договорились о встрече. Её голос по телефону звучал спокойно, но что-то в нём было: то ли фальшивое, то ли испуганное, что мог расслышать только человек, чьи инстинкты предельно обострены. Например, только освободившийся зек.

На встречу она явилась с коллегами. Они сели отдельно, однако Галактион ясно видел, что у Маши тут ещё какие-то дела, помимо встречи с ним: они решила совместить его с чем-то.

– Привет, – сказала она, садясь с крайне независимым видом, смотря как бы сквозь него.

Увидев знакомое лицо из прошлого, он непроизвольно расплылся в идиотской улыбке. В нём запрыгали щекочущие искорки веселья. Впервые он был неподдельно рад, но в то же время смущён.

Маше это показалось неуместным и вульгарным.

– Ты не будешь против, если я запишу наш разговор? – спросила она.

Улыбка на лице Галактиона потухла.

– Ты сюда на работу пришла? – спросил он.

С горечью он ощутил, как привычные в тюрьме душевные шипы прорывают откуда-то возникшую в нём почти забытую человечность.

– Нет, что ты. Просто это очень важно: понять, как тюрьма влияет на хороших людей, как система их ломает.

– Понятно. Записывай, раз надо.

– Спасибо. Ты только не подумай, что я хочу как-то тебя использовать. Я в самом деле хотела встретиться с тобой.

– Понимаю.

Она посмотрела на него.

– Расскажи, как ты для себя делишь периоды внутри тюрьмы? Наверняка ты отмечал про себя некоторые качественные изменения, которые в тебе происходили с увеличением срока нахождения взаперти...

Она что-то ещё уточняла, а Галактиона в это время в буквальном смысле затошнило. Он резко прервал её вопросом.

– Как там... – было сложно говорить – Помнишь, как мы гуляли по саду тогда? Там были эти... Прожекторы такие цветные...

Он с отвращением осознал, что его голос похож на сип простывшего волка, что структура речи абсолютно зоновская, и как неуместно звучат эти слова в такой беседе. Но этот жгучий стыд за собственные манеры, так незаметно прилипшие к хорошему мальчику за 10 лет, был лучше, чем слушать её цинично-профессиональную болтовню. Болтовню с чужим человеком.

Маша помолчала.

– Я понимаю.

Он замахал руками, мол «понимаю, сказал глупость», но она продолжила.

– Я понимаю. Я осталась в твоей голове, как нечто светлое в твоей прошлой жизни. И поверь, я хорошо к тебе отношусь. Я делала всё, что было в моих силах, чтобы о той истории узнало, как можно больше людей. Во всей моей деятельности красной нитью проходит твой случай. Но я не та девочка, которая любит веселиться, которой была тогда. Я тоже проделала свой путь. Он не был лёгким, но я не хочу их сравнивать: конечно тебе было сложнее.

Он хотел сказать: «Если бы ты знала, насколько, ты бы даже не стала ставить эти пути на сравнение», но не сказал.

– Я могу быть тебе другом, я помогу влиться в жизнь. Но, пожалуйста, давай не будем касаться личной темы. Я бы, наверно, была с тобой, но ведь ты сам понимаешь... Это объективные обстоятельства, тут никто бы не...

– Да я понимаю, не объясняй это всё, – прервал он поток пустых слов.

Винить её он не мог, ведь и правда: 10 лет – это срок. Особенно, когда тебе 18.

– Так ты прославилась, как журналист-правозащитник? – спросил он, раскалывая клешню омара специальными щипцами.

– Ну, что-то вроде того. Не буду вдаваться в детали: да, я освещаю трагедии подобные твоей. Многим удалось помочь.

– А как так получилось? Насколько я помню, в университете ты собиралась стать политическим обозревателем.

– Я просто влилась в это сообщество. В какой-то момент читатели и другие журналисты стали воспринимать меня, как того, кто освещает тему несправедливого суда. Ну и кроме того, она действительно актуальна в России. В этой стране каждый год...

– Значит, твоя карьера построена вокруг темы невинно осуждённых? А как так получилось-то? Просто пытаюсь понять. Тебя преподаватели направили по этому пути?

Повисло молчание, в котором стала ясна вещь, о которой Галактион догадался ещё за решёткой: на его несчастье построилось её светлое будущее.

Лицо Маши стало очень выразительным. Она, словно скрученная судорогой, хотя, по её мнению, такая мимика выражала крайнюю степень вежливости, произнесла:

– Ой, прости меня, я не заметила, сколько мы уже говорим. Мне с коллегами надо решить кое-какие вопросы. Это очень важно. Мы с тобой ещё встретимся, много что нужно обсудить. Ещё раз очень извиняюсь...

Ровно в этот момент из наконец поддавшейся клешни вылетела мощная струя ароматного сока и хорошенько пропитала её кофту с прозрачным кружевом.

Галактион от неловкости открыл рот.

Всё в порядке, – быстро произнесла она, приложив руку к груди, встала, взяла сумочку в руку и, махнув рукой, в спину коллегам, которые её не видели, ушла к ним.

Галактион кромсал спину омара. Ему нужно было адаптироваться.