Увлекательная Жизнь Рептилий

— Что бы не случилось с тобой, какая бы беда тебя не настигла врасплох на твоем пути жизни, я хочу, чтобы ты мне пообещал только одно.

— Я хочу, чтобы ты оставался нерушимым. Чтобы ты в любую трудную минуту чувствовал себя неприкосновенным и непобедимым. Пообещай мне, что ты станешь армией. Величественной армией из одного человека, которая преодолеет любую преграду на своем пути и сокрушит самых злейших недругов.

— Пообещай мне, что не позволишь никому встать на своем пути, что принесешь золотую справедливость в этот каменный мир и установишь свободы для каждого человека, живущего по твою сторону...

"Она задыхается. Кто-то стучится в дверь."

— Обещаешь мне? Ты же обещаешь мне? Ты сдержишь обещание? Ты не предашь свою тетю? Ты...

"Они что-то кричат. Я их не слышу."

"Она резко берет меня за руку. Больно. Она кричит в мои уши, но я ее не слышу. Я продолжу стоять"

"Дверь не выдержит их ударов. Почему им не надоело? Если бы на их месте был я, я бы лучше стоял и ждал. Ждал, пока мне откроют. Тетя нехорошо смеется. Сейчас больше всего на свете, больше даже желания поспать в такое позднее время, я хочу ударить ее по лицу. Потому что... Потому что если не ударю, то она не прекратит смеяться и дядя будет снова грустить"

"Дверь ломается. Я не плачу. Я же обещал тете. Но в глазах все мутно, я только слышу крики и вижу только много-много толстых, высоких и злых солдат, я не чувствую ножек, я теряю равновесие и падаю"

"Тетю уносят. Она не смеется и не двигается. И я тоже не могу двинуться."

"Но я хочу. Я хочу двинуться"

"Я хочу двинуться и сказать ей. И я это сделаю"

"Я толкаю двигаюсь спотыкаюсь поднимаюсь обхожу и не слышу, а потом говорю ей так близко-близко, что она точно меня услышит:"

— ...Обещаю — ответил девятилетний Стас.

...

— Ты ошибаешься. — смотрел он своими статичными неэлектрическими глазами так ясно, но так пронзительно, что было сложно оставаться равнодушным к течениям судьбы.

— Стас, я серьезно! Вчера все было нормально, а теперь у нас дыра в квартире! — напуганный парень испытывал метод указывания пальцам на действительной дыре в квартире. — Ну-ну-ну... Демоны! И дьяволы! Вышли на свободу, твою мать!

— Ты не прав. — эта загадочная улыбка не сходила не бродила не улетала не плыла с его лица последние десять лет, прямо и некриво с момента их знакомства.

— Ну-ну-ну... ну ёбана-бобана, ну как так можно, а?! Ноут сперли, мышку украли, ну, твари вонючие! — нытье. — Че... а где холодос?! А холодос, сука, где?!

— Рептилии. — указал показал сообщил унизил Станислав Стальной своего сожителя.— Во всем виноваты рептилии. Не иначе и никак. Что потому я говорю и цитирую твои.

Но Антон слушал никак тогда, когда жизнь была умеренней. Нет. Он наблюдал и выискивал лучшее положение дыры квартиры внутри самой дыры. Лицо его потеряло обычную для него краску красного цвета и обратилось белоснежным ковром на стене.

— Стасян... ты его знаешь?

Стальной Стас обратился к дыре. Не с лучшими пожеланиями, но с хорошими намерениями относительно недавних событий. Потому что надо, потому что требуют законы внутренних стран.

В дыре неожидаемо сидел на обломке современного холодильника современный незнакомый. Он грыз ногти и обгладывал все красным взглядом. Он любил оранжевые мандарины, его частые волосы были скручены желтой резинкой, а его зеленый характер был понятен сразу с первого голубого взгляда. А еще на нем не было одежды.

— Фу-у-у, че это за гоблин?! —соответственно получает по голове.

— Прекрати. Правило хорошего тона. Дай ему встать.

Голый прекратил есть ногти пальцев синих рук и развернулся, чтобы показать свое лицо в обратную сторону окна дыры.

— Кх... кхм...аха.. кхргха!.. — он, как подобается, прокашлялся и очистил горловину.

Теперь ничто не могло встать на его пути от голосовых связок

— Вэл-л-л, вэл-л-л, абсолютли амэйзинг! — с линейно убывающим охрипом сообщал немного уже знакомец. — Я не знаю, ай донт ноу, как я сюда попал, дорогие друзья, май ниггас. — он встал и расправил плечи, и поправил ужасную осанку, стратегически расставив руки на бедрах. — Меня знают много моих друзей, май фрэндс, одним простым именем. Которое я не забыл, ай ноу, ай ноу! — он помахал указательным пальцем.

— Ну так говори ты, ну че ты уже томишь, ну!

— Вэлл, вэлл. Лэйдис энд джентльменс, май нэйм из... барабанная дробь, май ниггас, — — — БОМБЕРМЭН-Н-Н! — и встал в позу Христа-спасителя.

Антон ушел прогуляться. А Стас неподвижно стоял размышлял недопонимал.

— Стасик, хотел бы я с вами двумя жить, да вот... ждет меня родная и любимая столица. И гёрлфрэнд моя тоже сейчас ждет в столице. Во как! Ладно, вэлл, я потопаю, сэнк ю за все, я нихрена не помню, что вчера случилось, но наверное мы все культурно, как надо, как заказывали, провели время и —, он зачем-то поводил пальцем, — повеселились. Гудбай! —, Бомбермэн отправил в полет свою правую руку, неуверенно и неуклюже развернулся, и полез глубже в дыру, и голый зад его растворялся в горизонте событий этой мрачной дыры.

Стальной Стас переосмыслил сложившееся положение личных границ и без волновых колебаний прыгнул в дыру глубоко под пол. К вечности.

Сжалось в груди бесполезное и черствое сердце. Крепости, пол железа и самовольности — все покорялось великим плащом из темной материи не сбывшейся мечты кошалота трещащей мысли. Все сжимало разжимало уничтожало ломало стреляло.

Плечо? Сломалось

Нога? Запуталась

Руки?... Руки?...

Дыра была невозможна ни с какой точки зрения. Куда ни посмотри по сторонам — одна непроглядная, непрослушная тьма. Невольно казалось прикидывалось возникало, что потому, как чтение света по каждому маленькому фотону, здесь, снаружи и повсюду.

Но в центре несомненно лежал раскулаченный большевиками мрака холодильник без дна и хозяина, без связи и оболочки. И словно смеясь над отчаянием ситуации, только на центр падал светлый свет с квартиры, благодаря чему, возможно, Бомбермэн и выжил. Потому что не бывать человеку без света.

Голова тоже плесневела густым туманом. И быстро, и нестремительно исчезали знакомые образы белого деревенского дома с синей крышей, былой жизни с тетей Машей и дядей Колей, с военной службой, с военным положением, с военными действиями, с грудой чисток, коррупции, ненависти, жалости... И жизни текущей: бесконечная карма, лечебные муки и стальное, стальное, стальное, стальное сердце; Тоша сейчас где-то гуляет, а кроме него никого не осталось... Никого.

{И постиг он свой разум. И закалилась сталь}

... добейте выживших...

...заткните кричащих...

...возлюбите ненавистных...

Никто сегодня, в этот день не услы-

— Холи щит, э, у, че ты тут, а, у, Стасян? —,показалось четкое лицо голого неведомого существа, назвавшегося "Бомбермэном". Он выглядел требуемо-ожидаемо горящим пурпурным пламенем жестокого мира.

— Кто такой Бог?

Бомбермэн плюнул фиолетовым в лицо Стального Стаса.

— Ха-кха-ха-ха-аха-пха-пха! —, урод щелкнул пальцем. — Гы-гы-гы, у-у-у —, он щелкнул пальцем. — Жопа в ручке, по ножкам, по ножкам! По ножкам членом! —, тридцать семь раз щелкнул он то правой, то левой рукой со значительной скоростью, управившись за три моргания остатков от глаз Стаса, шевеля всеми частицами в унижающем танце.

Стальной Стас обрел свое собственное крепкое, загорелое на черноморском солнце, закаленное в лихих боях тело. Он задал спросил настороженно придушил и осторожно заткнул один вопрос:

— Ты веришь в Бога?

Бомбермэн избрал не отвечать, вместо чего, без малейшей заминки прильнул пятью конечностями к холодным каменным границам дыры, не забыв упасть и перекинуться через обломки холодильника.

Стальной Стас не мог способен быть позволить происходить подобному отношению к собственному поведению. Он лишь не используя усилий перекинул отмороженную ногу через замороженный холодильник, и встал прямо напрямик напротив Бомбермэна.

— Ыхыхы —, заблестали его зубы.

Стас взглядел невыносимо высоко в неправильные и невооруженные очи голыша. Он знал, что значило жить.

— Ты не должен творить зло. Запомни это, Бомбермэн, если это действительно твое имя. Люди живут только благодаря добру, милосердию и дружной работе. И в космос мы так полетели. И фашистов перестреляли. И страну построили мы тоже не убийствами. Ты слушаешь меня, Бомбермэн?

Тот лишь пробурлел мычанием в неразберихе бытия. Не ожидая ответа, Стас продолжил закалять уши незнакомца, превращая его в прозрачную гущу из неуверенности и сомнения.

— Бомбермэн. Я хочу желаю практикую чтобы ты кое-чего зарубил себе в нос. У меня нет никакого, и я не рискну повторить, желания тебя куда-то отпускать. Думаешь размышляешь, что я "упал" в эту дыру? Что я волею-неволею самосудно свалился в сегодняшний понедельник, не приготовив себя как минимум семь с половиной раз?

Бомбермэн скатился на землю

— Нет, Бомбермэн. Я был готов проникнуть сюда с самого момента, как мы тебя заметили с Тошей. Или ты действительно думал, что твое пребывание в дыре под нашей квартирой с холодильником из нашей квартиры закончится любым исходом, кроме самого ужасного? В этот миг я отвечу скажу выпалю тебе, Бомбермэн, очень просто: "самое ужасное" еще не случилось.

Стас пробил своим прямолинейным взглядом зажатого к стене Бомбермэна, которой то и делал, что выдыхал пары паров.

— Ты же замечаешь слышишь чувствуешь предвещаешь что сейчас происходило. Ты видишь одни и те же образы великих апостолов, их многократные лица и сухие ладони, доброту их действий и голоса. Да, Бомбермэн, что-то случилось в прошлую ночь. Что-то, из-за того, как будто, стирая грань между людьми и миром. И что же мы видим? Червоточины, Бомбермэн, вот что мы видим не выходя из дома. А в дыре лежишь без всякого усилия и совести. Ты.

— А-а-а... ага-а-а-а... М-м, ага. — понесся снизу убитый голос. — Только я ничего не знаю ни об этом, ни о том, ни о чем, ни о сем. Ит из вот ит из, ступид бич.

Стальной Стас мигом схватил обеими руками, обволакивая словно колючая проволока, его шею, приподняв его на уровень своих глазниц. Все неисправности и дефекты каждого миллиметра его белого, как мрамор, лица, стали отлично видны зоркому Стасу.

— Наверное, ты еще не понял. Но я отвечу тебе прямо: я ненавижу таких, как ты, Бомбермэн. И была бы на то моя воля...

Стас сдавил пленника его хватки еще сильнее: настолько крепко, что все лицо его посинело, а сам он потерял любую оставшуюся способность выкручиваться и вертеться. Дышать стало тяжело.

— ... Я бы убил тебя. Этими руками, Бомбермэн. Но еще давным-давно я отдал согласился на обещание, что больше я никого не раню. Что я буду жить тихо спокойно умиротворенно. И я дорожу этим обещанием, Бомбермэн, и я дорожу каждым мгновением чужой человеческой жизни. И я хочу, чтобы ты тоже дал мне обещание, как человек человеку, душа к душе. И чтобы ты говорил мне только правду, если у тебя еще есть хотя бы малейшее желание выбраться из нашей с тобой тюрьмы. Ты согласен, человек, называющий себя Бомбермэном?

Бомбермэн отвернул красные от злости гнева обиды глаза, из которых вот-вот польют слезы от всего вышеперечисленного. Еле-еле, насколько позволял стальной цеп из рук, он кивнул своей головкой.

— Вот и славно. Ответь мне: это ты сломал наш пол и холодильник?

Отрицание.

— ... Я поверю тебе. Дальше-больше. Как тебя зовут?

— Бом...

— Имя!

— Бомбермэ-э-э-э-эн-н-н-гхх-гхх‼! — , придурок. — Я – КХА! – взорву тебя! Я гребаный шахид, у-а-а-а! Аллаху-акбар! Ахахахахаха!

И начал подпрыгивать, бросая руки во все стороны. Как вдруг, он остановился.

Свет всей пещеры концентрировался на танцоре-нудисте. Тот же свет, преломляясь об его руки, принимал яркий пурпурно-фиолетовый цвет, брызгая во все стороны такими же фиолетовыми искрами, словно от некого волшебного костра.

— Фиолетовый Реквием Рассекает Ветер‼ —, откинув руки назад и отклонившись всем своим высоким ростом под прямым углом, крикнул что есть силы Бомбермэн.

Стас не был впечатлен.

— Пообещай мне... Бомбермэн. Что никто не пострадает от твоих рук. Что ты поможешь нам всем выбраться из ситуации, настигшей весь Дряслов. Что ты прекратишь позорить свою страну своим змеиным британским говором.

Если на остальное Бомбермэн был удовлетворен, последнее обещание явно ясно его задело и скривило его лицо еще в два раза сильней. Хотя бы неизвестного происхождения искры растворились.

— Иди ты нахер! Британцы – УУРГКХХ!–правят миром, в рот мое колено. Ландан из зэ кэпитал ов зэ ворлд мазафака! Учи инглиш, мочи марксистов, насилуй же-е-е-Э-Э-Э-Э! А-А-А-А-А-А-А-А‼! Отпусти меня!

Какие же у него слабые руки.

— Бомбермэн. Если ты хочешь выбраться. Если ты хочешь жить своей жизнью. Если эта дыра не выглядит для тебя перспективной. Если ты все еще веришь в себя. Если ты все еще человек. Если ты все еще жив. То ты не имеешь никакого другого выбора прямо сейчас, кроме как слушать меня.

— Не-не-не-не-не! Нет! Нет! Нет! Я не хочу! Шат ап, ретард! А-А-А-А-А‼!

Неужели он совсем ничего не ест? Он выглядел абсолютно иссушенным, словно его только что достали из концлагеря.

— Ты прекратишь говорить на британском. Ты остановишь свою наглость. Ты выберешься со мной на поверхность, чего бы это ни стоило. Ты познакомишься с Тошей. Ты бросишь свою привычку плеваться куда ни попадя. Ты хорошо поешь. Ведь, согласись, что еще тебе остается делать в этой дыре, кроме как страдать от самого себя? Бомбермэн?

Что за человек был этот Бомбермэн? Он не отвечал не смотрел в глаза Стасу не кричал не бунтовал. Он несложно лежал на холодном каменном полу задом к верху, дрожа от холода, пока лицо его покрывалось красными оттенками то ли от холода, то ли от унижения.

— Бомбермэн? Ты чего?

Любопытно, но тот не собирался в своей обычной манере что-либо произносить. Стальной Стас был несколько не уверен в том, нравится ли ему новая немая личность Бомбермэна, но он многовероятно считал это как минимум нетипичным. Стальной Стас почувствовал себя по-странному.

— Слушай, ты только не думай, что я... действительно прикончу тебя. Или что мы не выберемся. Честно, Бомбермэн, прошу, прости меня. Я не врал, когда сообщил тебе о том, что я никого не раню ни словом, ни пулей. Ты, конечно, этого не знал и, возможно, за те долгие годы я уже успел измениться до непонятливости и нерешимости. Но большую часть своей жизни я потратил на службе, выполняя приказы и маршируя с такими же, как я. По твоему виду и манерам я бы сказал, что ты и ногой в казарму не ступал, поэтому я понимаю, почему ты так себя ведешь. Добавляешь к этой взрывной смеси воспитание, данное твоими родителями, и мы получаем сегодняшнего Бомбермэна. Плачевная ситуация, неуставное поведение. Бомбермэн! Ты должен измениться. Для этого я отдам тебе приказ. Основное его свойство заключается в том, что ты его выполнишь прямо так, как он был сформулирован мной. Так делает солдат. Хороший солдат, однако, выполняет больше того, что было сказано в приказе. Люди неидеальные существа, Бомбермэн, и зная о том, что любой имеющийся у нас начальник — человек, то...

{Дедуктивная логика прервана, вырезана и выдрана из воспоминаний}

— ... подружиться с Тошей. Он действительно прекрасный человек, очень застенчивый, несмотря на все наблюдения.

Бомбермэн сидел в голове в руках за коленями сидя, думая четыре мысли одновременно.

— У-у-у-у... —, заныл. — Факин хэл, какого хрена я сюда поехал? Вот, Стас, слышал об Ассоциации Магов?

— Было дело. Это у которых каменный ящик размером с три стадиона больших габаритов посреди столицы? Ты кстати знаешь, что он раньше нам, Вооруженным Силам, принадлежал? Пришли, забрали и меньше одного вопроса.

— Йеп. Прикинь вот живу в этой стране-дрисне, ничего у меня не получается, некуда податься, короче –Гитлер, всмысле я, капут, дэд, мертв. Для нашего общества конечно. И тут появляется лучик надежды в черном небе. Она спасла меня от унижений и гнобления всяких там таких самых уродцев. Она вывела меня в люди, в... Великое Общество, представляешь? Кх-грх-х.

— Да? Ходишь под каблуком, парень.

— Да иди ты в жопу, Стасян, ни о чем с тобой поговорить нельзя

— Я ж не виноват, правильно понимаешь? —, парировал Станислав.— Ты начал говорить, а я лишь продолжил за тебя, прямо как тогда.

— Когда?

— Ты дурак?

Это не на шутку озадачило Бомбермэна

— Все мы дураки, Айрон Мэн. Это англичане какие-то там лепетали, что-то такое я от кого-то слышал. Ты, кстати, знал, что у среднестатистического англичанина мозг больше чем у обычного "европейца"? Я считаю, что это очень интересный и закономерно.

— Железо — не сталь, мог бы и лучше придумать. "Все дураки"? Звучишь полоумно и потолочнодушно. Если каждый — дурак, то как люди знают, что есть не-дурак? Ведь если допустить, что каждый человек в один момент решит подойти в центральное бюро избирательств и забросит голос за то, считает ли он себя дураком, то-

{Индуктивная логика прервана, вырезана и выдрана из воспоминаний}

— ... а-а-а-а-А-А-А! Ай ундерстэнд, фэнк ю вэри матч, СтилиДэн!

Но кто-то явно был не так и не здесь. Даже если отбросить все светло-малиновые предзнаменования, нельзя было отрицать вовлеченность третьего, постороннего и потустороннего лица (одного).

Стальной Стас снова поднял голову и скрытно сказал уже в сторону Бомбермэна: "Кто-то смотрит на нас извне".

Бог из квартиры лишь засветился ярче