Глава 15
Николас Оуэн Дивер-Зорро
Крепко прижимая щиколотки Вэлери к своей груди, я смотрел на сцену.
Дуглас не солгал, когда уверял, будто у этих девчонок ангельские голоса. Они пели о боли. О смирении и смерти. О потерях и неизбежности... Они пели о том, чего не знала и половина здесь присутствующих. О том, что вкушал я со дня своего семилетия и до сих пор.
О любви.
Только любящая душа достаточно храбра настолько, чтобы причинить боль родному человеку. Только любящая мать найдет в себе силы воспитать сына цепями, вскормить его голодом и кровью. Боль требует жертв, чтобы закалить нас. Боль, порожденная любовью, делает сильнее. С детства я не знал ничего, кроме этого...
Ничего.
Мягкие пальчики Вэл перебирали мои волосы на затылке. В какой-то момент она наклонилась – ее длинные светлые пряди загородили лицо – положила ладони на мои щеки и подалась вперед. Околдованный сиянием ее карих глаз, я даже и не шелохнулся. Мою голову как будто наполнили дымом. Я чувствовал лишь тепло, которое дарили ее бедра, тесно прижатые к моей шее; и цветочный аромат шампуни...
— Я говорю тебе «да» только на этот раз, мой Джокер, — с улыбкой прошептала Харли Квинн.
И в то же мгновение ее сладкие губы прижились к моим. Она обхватила мои щеки двумя руками, провела языком по уголкам рта, пробуя их на вкус и посасывая... По-прежнему удерживая Вэл за ноги, я оцепенел.
Всего на секунду.
И этого хватило послать все к черту, нырнуть в беспощадный омут ее горячего рта и ответить... Я проскользнул языком между ее губ, столкнулся с влажным кончиком и глубоко поцеловал.
Запыхавшись, Вэл неуклюже двигала ртом поверх моего. Ее волосы раскачивались на ветру из стороны в сторону; роза, которую я оставил за ушком в качестве украшения, давно выпала. Горячая кожа ее бедер соприкасалась с моим затылком. Чуя слабый аромат ее девственной киски, я упивался мягкостью этих розовых губ.
Таких вкусных, как жвачка, и сладких, точно порция гребанного молочного коктейля.
Мои яйца пульсировали от притока крови.
Боже, я хотел трахнуть ее еще вчера на биологии.
Вэл надела на себя белоснежную блузку – чопорную и невинную, как сорочка монашки – но вот ее юбка... Эта гребанная юбка до середины бедра захватила мой взгляд с того самого момента, как только я зашел в класс! Невозможно было не смотреть на ее длинные ноги и резинки чулок, выглядывающие из-под шелковой ткани.
Я нарочно сел рядом с Габриэль, надеясь, что ее бестолковый бубнеж сможет унять мой пыл.
...не унял.
— Твою мать, — рыкнул я, оступившись. Вэл ойкнула, чуть не полетев головой вниз и тихонько расхохоталась прямо у моего лица. — Иди сюда! Слезай!
Подхватив девчонку под мышки, я рывком дернул ее на себя, стащил с плеч и опустил на землю. Вэл не успела и опомниться, когда я в ту же секунду подбросил ее бедра вверх и заставил обвиться ногами вокруг моей талии. Мы оказались настолько тесно прижаты друг к другу, что жар ее тела опалил мою грудь даже через слой одежды.
Клянусь, я ощутил теплую влажность ее трусиков.
— Теперь мы можем начать там, где остановились, — ухмыльнулся я, не сводя глаз с ее зацелованных губ.
Вэлери выглядела такой растрепанной.
Светлые пряди, с вплетенным в них бисером, обрамляли ее искрящееся лицо, пока остальные в беспорядке лежали за спиной и на плечах. Кофта в сеточку смялась на груди, топ немного закатался. Не знаю, был на ней лифчик или нет, но я видел очертания ее крохотных сосков сквозь тонкую красную ткань.
Практически у моего рта...
Я сглотнул, пребывая в экстазе от ощущения ее вкуса на своем языке.
— Вот откуда ты взялся, а? — проворковала девчонка.
— Из преисподней.
Вокруг нас толпился народ, особо не замечая с какой страстью и пылкостью мы смотрели друг на друга. Они были слишком увлечены выступлением на сцене; я же не слышал ничего кроме сбитого сердца Вэлери и собственного тяжелого дыхания.
— В таком случае тебе должны звать Аид.
— Хочешь, чтобы я утащил тебя в подземный мир, о моя Персефона? — подразнил я, вспоминая прочтенную в три года «Илиаду».
— Боюсь, папа не позволит тебе украсть меня...
Твой отец не сможет ничего сделать, милая.
Когда все закончится, он преклонит колени передо мной или умрет раньше, чем сможет увидеть первые капли твоей крови.
— Я и не спрошу у него разрешения, — почти оскалился я, прижимая к своему члену славную дочурку Дьявола.
— Обещаешь? — теплые ладони Вэл легли на мои щеки. — Обещаешь не струсить в последний момент перед ним?
— Никогда...
Она улыбнулась – неистовое пламя между нами разожгло костер в ее карих глазах – подалась вперед и невинно чмокнула меня в лоб. Ее мягкие губы, как бабочки, пахали по всему моем лицу: от щек, к подбородку, к шее...
Чт...о она делает?
Я затаил дыхание, не зная, как реагировать на подобные нежности. Это было ново для меня... Странно. И... Я не привык...
Ласка чужда моей природе.
«Ты здесь для того, что превратить ее жизнь в Ад. Чтобы принести ей страдания... Чтобы сломить...», — голос матери эхом отдавался в моих ушах. Я как будто блуждал по минному полю, и она оберегала меня от неверного шага. — «Миллер – зло. Его дочь – извращенное порождение греха и плата».
Моя гребанная плата.
С грозным рыком я обрушил весь свой гнев на ее притягательные губы. Вэлери, удивленная моим напором, застонала. Ее судорожное дыхание почти испепеляло мои легкие.
Мои губы скользили поверх ее. Перехватив Вэлери поперек талии, я просунул ладонь под ее задранную юбку и смял в кулак нежную плоть. Чертовы полосочки стрингов врезались в мою руку... Она выгнулась и застонала. Буквально пожирая ее рот, я начал врезаться своим каменных пахом в ее шелковые трусики.
Еще и еще...
Не сдержавшись, я тихо просипел и тут же заткнул самого себя очередным страстным поцелуем. Если я затащу ее в пикап прямо сейчас, нам даже не придется раздеваться, чтобы трахнуть друг друга. Грудь Вэлери вибрировала от стонов.
На шее неистово бился пульс.
— Если ты не хочешь лишиться девственности в этом гребанном парке, прекрати отвечать на мой поцелуй, — просипел я, задыхаясь – сердце норовило выбраться через глотку.
Вэлери захихикала и, нарочно игриво застонав, теснее прижалась своей киской к моему члену. Пах пронзила болезненная пульсация. По моему позвоночнику пробежал табун мурашек.
— Он сейчас хочет меня, да? — она невинно захлопала ресницами. — Тебя так возбудил поцелуй?
Миллер в очередной раз потерялась об меня бедрами, и я со вздохом закатил глаза.
Сучка.
— Мои семь с половиной дюймов покажутся Адом для твоей нетронутой киски, Вэ-ле-ри, — растянул я по слогам с угрозой в голосе и подхватил зубами ее пухлую губу. — Будет лучше, если в наш первый раз, ты не заведешь меня настолько. Я не умею быть нежным. Не провоцируй голодного зверя...
— А мне и не нужна нежность, Ни-ко-лас, — в тон мне произнесла чертова искусительница. Она проскользила кончиком языка вдоль моей скулы, пробуя кожу на вкус, и остановилась у самого уха: — Не провоцируй ту, кого ты не сможешь одолеть, Дивер.
Боже, как мне это нравилось.
Мои губы растянулись в дьявольской усмешке, а на лице Вэлери отразился накал нашей обшей страсти. Краснощекая, с припухшими губами и совершенно безумными глазами она свесила руки с моих плеч и беззаботно обронила:
— К тому же, с чего ты взял, что станешь моим первым?
С чего я...
Злобно прищурившись, я замахнулся и шлепнул ладонью по ее мягкому заду. Вэлери удивленно вздрогнула. Сначала ее рот исказила гримаса боли, однако потом девчонка выгнулась и сладко застонала.
По ее тонкой шее струился бисер пота.
— Ты не сможешь ощутить это с другим, — покачал я головой. — Тебе нужен кто-то такой же сумасшедший, как и ты.
Вэл приподнялась, крепче обвила меня своими стройными ногами и, зависая всего в дюйме ото рта, прошептала:
— Значит, мы оба чокнутые?
Я слизал с губ испарину ее дыхания. В животе переворачивалось от желания, сродни пытки пронзающего каждую мышцу в моем теле.
— Абсолютно.
Смеясь, Вэлери прижалась ко мне очередным поцелуем...
Внезапно рядом с нами что-то взорвалось, потом толпа разразилась громкими аплодисментами, и со стороны сцены послышались слова благодарностей. Окружающий хаос вторгся в наш маленький мирок и разрушил царствующую в нем идиллию.
Я разочарованно выдохнул, когда Вэл попыталась свесить ноги, чтобы слезть с меня.
— Давай уберемся отсюда? — предложил я.
Миллер натянула на свои плечи упавшую косуху и пригладила взлохмаченные волосы. Я сфокусировал взгляд на ее ногтях, крашенных алым лаком, и не смог сдержать смешок. Вчера они были просто блестящими.
Похоже, Вэл любила экспериментировать.
— Украдешь меня у папочкиного водителя? — озорно подмигнула Вэлери.
Рассмеявшись, я поймал ее миниатюрную ладонь и потянул в самый темный закоулок парка.
Вскоре музыка осталась за нашей спиной. Вэл молча следовала впереди меня; волосы на ее затылке поблескивали в свете низкой луны. Неожиданно с дерева вспорхнула птица. Я проводил взглядом ее черный силуэт, сливающиеся с окружающим сумраком, и ощутил на себе чей-то пристальный взгляд.
На миг замедлившись, я обернулся и посмотрел обратно на поляну, залитую светом из-за пламени костров.
Хищник всегда чует охоту, особенно в тех случаях, если она ведется на него.
***
Полная луна отражалась в ровной глади асфальта.
Ветер околачивался рядом с нами, шелестел в кронах дубов на обочине дороги, и напоминал шум метронома. Басая Вэл шагала по тротуарному бордюру, выставив руки в стороны, чтобы сохранить равновесие. На ее хрупких плечах висела объемная кожаная куртка, как будто снятая с отцовского плеча, а короткая юбка едва прикрывала зад...
На южной-Рокуэлл-стрит практически не было ни прохожих, ни машин. Только мы, яркие светофоры и редкий шум электричек со станций здесь поблизости.
— Так значит, ты долгое время провел в ЛА? — протянула Вэлери. — Расскажи мне о жизни в Калифорнии? Вообще о своей жизни.
Нахмурившись, я перевел взгляд с мерцающего неба на Вэл и задумчиво посмотрел на нее. Запутавшись в ногах, девчонка чуть не упала и, только используя мое плечо для поддержки, смогла устоять на двух ногах. Я шел специально ближе к бортику, чтобы чуть что успеть подхватить ее.
Пока она нужна мне целой и невредимой.
— Я не наслаждался Серф-Сити, Вэлери, — тихо произнес я. — Я вообще на пляже бывал пару раз и только для того, чтобы вытащить Дугласа из-под какой-то очередной шлюшки.
Вэл скривила нос, но все равно звонко рассмеялась. На ее худых щеках появились две милые ямочки, и, какие бы силы я не прилагал, не смог сдержать свою чертову улыбку.
Было так приятно просто смотреть на нее.
— Ты же говорил, что любишь воду, — вспомнила Вэл. — Почему не купался в океанической глазури?
Вопросительный взгляд девчонки пересекся с моим. Я моргнул, так ничего и не ответив на ее вопрос.
Потому что шрамы на моих ребрах и спине вызывали кучу вопросов. Они были предметом моей гордости и показателем силы материнской любви, однако остальных они ужасали. В большинстве татуировки скрывали рубцы и длинные, нитевидные полосы, оставшиеся после ударов железными цепями, но некоторые оставались видимыми.
— Я люблю смотреть на воду, — приправил я Вэлери. Она оперлась ладонью в моей плечо и перескочила на следующий бордюр. — Мне нравится ее спокойствие.
— А я люблю ее опасность, — произнесла Вэл и посмотрела вдаль, туда, где за сотнями ярдов от нас простирался огромный Мичиган. В воздухе пахло илом, принесенным волнами на его берега. — Бездна еще никого не отпустила.
— Никого... — задумчиво повторил я за ней.
Человеческие судьбы чем-то похожи на эту самую недоступную бездну. Мы все, так или иначе, с головой уходим под воду собственных страхов, становимся заложниками предназначений. Жизнь предполагает под собой выбор, но наличие судьбы отвергает его. И так, запертые в клетку с ключом в руке, мы томимся в собственных историях, не в силах изменить в них и ни единого слова.
Кем бы стала Вэлери, если бы ее отец не лишил жизни моего?
Кем бы вырос я, если бы Оуэн выжил, а Дастин научил меня своему ремеслу?
— Когда я была маленькая, мечтала однажды отыскать сокровища, — почти шепотом продолжила Вэл. — Пляж Мичигана был моим любимейшим место в Чикаго. Я заставляла Адриана водить меня туда каждый день. Он собирал красивые ракушки, а я рылась в песке, чтобы найти бутылки с посланиями.
А я мечтал стать Капитаном Джеком Воробьем, чтобы спрятаться от всех на собственном судне в Карибском Море. Для маленького меня это было выходом. Ребенок Николас и тот, кем я вырос – абсолютно разные люди. Я и в детстве был странным, любил ножи и запах крови, но, испробовав ее вкус, и вовсе стал чудовищем.
А еще разучился мечтать. Я не видел в этом смысла, если все уже было предрешено и каждый мой шаг – приводил к одному. К смерти. Мой или чьей-то не имело особой разницы.
— Ничего не вышло и бутылку я не нашла, — надула губы Миллер. Она склонила голову вбок и посмотрела на меня из-под длинных ресниц. — И на корабле настоящем я не побывала. Папины яхты не считаются. Я не ощущала себя там настоящим капитаном.
— Но ты все еще хочешь стать пираткой? — выпалил я, следя за движениями ее пухлых губ и помня их мягкие прикосновения к своему лбу.
— Ага, — воодушевленно покачала головой Вэлери. — Все на бо-о-о-о-ор-р-р-р-рт!
Она сделала вид, как будто сняла со своей головы треуголку, и изобразила что-то наподобие реверанса. Смеясь, я на всякий случай подхватил девчонку поперек талии, чтобы она не свалилась в цветочную клумбу. Вэл ударила меня по рукам – не сильно, скорее просто для вида – и, закрыв свой глаз одной ладонью, прорычала:
— Отвали от меня, жалкая кор-р-р-рабельная крыса!
Ну что за девчонка, а?
У меня живот сводило от смеха! Бросившись к Вэлери, я сбил ее с ног, закинул себе на плечо и шлепнул по заднице. Миллер завизжала на всю округу, но вскоре ее крик перешел в буйный хохот.
— Я тебе сейчас покажу корабельную крысу! — пригрозил я.
— Пожалуйста, — томно протянула Вэлери. — Пожалуйста, отшлепай меня сильнее!
Господи.
Миллер начала скатываться и, взвизгивая, оперлась ладонями в мою поясницу. Кровожадно скалясь, я уставился на ее округлый зад в дюйме от своего лица и клацнул зубами.
— Я сейчас упаду! — захныкала Вэлери.
— Молчать, иначе я сброшу тебе за борт своего корабля, юнга! — поддержал я нашу игру.
Болтая, мы прошли еще немного, пересекли Беверли Вуудс и двинулись в сторону Уэстерн-авеню. Ближе к часу ночи свет в жилых домах погас – их заменили костры под железнодорожными мостами и фонари кофеен, замаскированные под бордели.
Коннор содержал один из таких на 111-й. Я был против торговли девушками, но мать поддерживала его бизнес. И я ничего не мог сделать. Мое слово против приказа Королевы было ничтожно.
Впереди показались красные огни заправочной станции Sheetz. Заприметив торговые автоматы, Вэлери схватила меня за руку и заставила перейти дорогу. Расслышав бурчание ее голодного желудка, я усмехнулся, полез в карманы и выудил пару смятых баксов.
Я бы тоже не отказался от пива. И сигареты. Кстати... Нащупав в джинсах пачку Данхилл, я прикурил. И, чувствуя першение никотина в горле, блаженно закатил глаза.
Мы перебрались через пустую автозаправочную площадку и остановились рядом с дешевыми автоматами. Из громкоговорителя под крышей играло что-то старинное, в духе 80-х: колокольчик над входом в кассу шатался на ветру.
В этом районе всегда было тихо.
— Выбирай, детка, — дернул я подбородком, указывая на снеки за витриной.
Вэл сощурилась. Яркая синеватая подсветка окрасила нижнюю часть ее лица и шею. Я засмотрелся очертаниями ее округлых сисек под крохотным топом, этими длинными ногами от ушей, переходящими в бедра под красной юбкой...
Сигарета, шипя, тлела в моем рту. В паху заныло с новой силой, и я едва удержался, чтобы не оттянуть ширинку.
— Я сама могу за себя заплатить.
— Ага, — я выдохнул высокую струю дыма прямо в ее светлые волосы.
Пока Вэлери недовольно кривилась, я отсчитал пять баксов, всунул их в купюро-приемник и еще раз указал на снеки.
— Ты любишь батончики или конфеты? — я уставился на тускло подсвеченный ряд со сникерсами.
— Thin Mint, — Вэл ткнула своим наманикюренным пальчиком на синюю упаковку с шоколадными мини-печеньями.
Фу, ну и гадость.
Выбрав нужную позицию, я обернулся к девчонке через плечо и скривился. Автомат противно затарахтел, как чертов маслкар.
— Я не буду целовать тебя после этого.
Вэлери вскинула русую бровь и надменно сложила руки на груди.
— Поцелуй в парке был разовой акцией, мистер Засранец.
Да-да...
Я покачал головой и с легким смешком отвернулся обратно к витрине. Металлические лопасти немного выдвинулись; пачка с печеньями накренилась и, когда автомат должен был скинуть ее вниз в специальную шину, он просто... заглох.
Купюра-приемник погас, и окно выдачи товара закрылось.
Мои брови встретились на переносице в недоумении.
— Эй! — я пнул гребанный автомат ногой. — Я скормил тебе пять баксов, ублюдок!
— Похоже, и он тебя не боится, великий и страшный Зверь, — подмигнула Вэлери с безопасного расстояния.
Пыхтя от злости, я снова ударил его, но теперь уже кулаком. Старая рухлядь пошатнулась – батончики за стеклом зашуршали – и единственное, что свалилось: пачка мятных конфеток для свежести дыхания.
Под звонкий смех Миллер, я заскрипел зубами. Раздражение охватило мой гребанный позвоночник; шея и щеки запылали. Не будь этот засранец металлическим ублюдком, я бы давно вспорол ему глотку.
Глотку...
В прозрачном стекле отразился мой звериный оскал.
— Отойди-как, Фея.
— Что ты собрался делать? — любопытно спросила Вэлери, наоборот подкрадываясь ближе.
Развернувшись спиной к автомату и не утруждая себя поисками камер – будь они здесь, уверен, все равно бы запись не шла – я прицелился и со всей силы врезал локтем в витрину. Стекло разлетелось вдребезги! Не прошло и пары секунд, как сработала сигнализация и со стороны заправки раздался визг сирены.
Вэл подскочила на месте и восторженно прикрыла рот ладонью. Я просунул руку через отверстие в витрине и осторожно достал для нее три пачки Thin Mint. Крохотные осколки градом посыпались под мои ноги. Больше не задерживаясь, я схватил Вэлери за руку и бросился со всех ног.
Минут пять-десять и сюда притащатся копы.
Вечер в клетке не входил в мои планы!
— Ты ограбил автоматы! — хохотала Миллер, пока мы неслись сломя голову по проезжей части в сторону подворотни. — Боже, Николас, ты псих!
Вообще, пяти баксов хватило бы на десять таких. Это было не совсем ограбление, если задуматься...
— Чертов псих! — возбужденно приговаривала девчонка. — Мы ограбили лавку с едой! Боже!
Она восхищала меня. Ни разу еще в своей жизни я не испытывал этой легкой беззаботности. И пусть это все было бессмысленно – наши разговоры, встречи и поцелуи – но рядом с ней имело значение здесь и сейчас. Пока она не попала в руки Зорро, а я не выпустил обойму в ее отца, мы могли побыть кем-нибудь...
В конечном счете это закончится. Совсем скоро я перестану лгать и тогда, узрев мое истинное лицо, она пожалеет обо всем взятых с меня обещаниях. Вэлери возненавидит меня так сильно, что сама пожелает смерти. Но прежде все дорогое ее сердцу обратиться прахом...
Цветы уже начали тлеть. Черед за ее душой...
Когда мы уже отдалились на две улицы от заправки, послышался вой полицейских сирен. Я затащил Вэл в темный закоулок, прикрыл своим телом и вручил трофейные печенья. От земли под нашими ногами несло мочой и дешевым пойлом – видимо, где-то здесь поблизости находилась забегаловка.
Восторженно посмеиваясь, девчонка привстала на носочки и быстро чмокнула меня в губы. Ее гребанная заразная улыбка передалась и мне.
— Чертов псих, — снова прошептала Вэлери. Ее глаза сверкали, словно звезды на полуночном небе. — Уверена, Харли именно это и понравилось в Джокере.
— А знаешь, что понравилось ему в ней? — мурлыкнул я, наклоняясь к ее сладкому рту. — Из безумный, — я подцепил зубами ее нижнюю губу. — Безумный... секс.
И я обрушился на нее таким сокрушительным поцелуем, что голова закружилась. Печенья Вэлери упали навзничь. Обхватив ее двумя руками, я крепко прижал девчонку к себе и, под звуки аварийных сирен, пробрался языком между ее мягких губ. Миллер обмяла, полностью доверяя моему напору.
На самом деле ему нравилась сговорчивость Харли. Ее наивность и простота, благодаря которой психопат Джокер заманил бедную Квинн на свою сторону. Это происходило и с Вэлери. Она хотела безумия. Жаждала его... Изнывала. Но, как и Харли она совершала одну и ту же ошибку, в будущем стоившую ей души...
Она доверяла тому, кто не знал ничего, кроме своего сумасшествия.