PAMF

Филипп ушёл с работы пораньше - сегодня им предстояло ехать на УЗИ. Он направился к месту работы Евы, припарковался и стал её ждать. Сидя в машине, он нервно стучал пальцами по рулю, а мысли путались. В груди сжималась тяжесть, и предчувствие чего-то плохого начинало тянуть его вниз. Он пытался отогнать эти мысли, но тревога была слишком настойчива. В глубине души он надеялся, что на УЗИ окажется, что она не беременна. Но тут же осуждал себя за эти мысли, зная, как нелепо они звучат. Он должен был радоваться. Он должен был быть готов. Но вместо этого его охватывал страх.

Каждое тиканье часов казалось ударом в его грудь, и каждый момент ожидания тянулся вечность. Он не мог понять, чего боялся больше - того, что УЗИ подтвердит её беременность или наоборот - что оно покажет, что ничего нет. Неизвестность превращала каждую секунду в пытку. Он почувствовал, как внутри всё сжалось, как будто что-то неминуемо надвигается, как шторм перед бурей. Тревога росла, нарастая, и Филипп уже не мог понять, где заканчиваются его чувства и начинается его страх.

Наконец, он заметил её - Ева выходила из здания. Он махнул ей рукой, и она ответила, улыбнувшись, её улыбка была настоящей, яркой, словно луч света в тумане. Она начала переходить дорогу, и в этот момент всё вокруг словно замедлилось. Солнце, опускаясь к горизонту, окрашивало мир в тёплый золотистый оттенок, и длинные тени ложились на асфальт.

Ева продолжала идти, её волосы развевались на ветру, а глаза сверкали счастьем. Но что-то в его душе не давало покоя. Чувство, что именно сейчас что-то изменится. Что-то, что нельзя повернуть вспять.

Филипп почувствовал, как разливается тепло, глядя на неё - такой счастливой, такой живой. Но это ощущение быстро сменилось на тонкое, но настойчивое беспокойство, как предвестие беды. Словно мгновенная тень, которая затмила свет. И вот, пронзительный визг шин, звук, словно нож, вонзающийся в сердце. Он не успел понять, что происходит, как её глаза расширились от ужаса, но время на страх уже не было.

В тот же миг её тело ударилось о капот, подлетело в воздух, как кукла, и с глухим, тяжёлым звуком упало на асфальт. Всё, что осталось - это её беспомощное тело и воспоминание о её последней улыбке, что всё ещё горела на её лице.

Филипп почувствовал, как внутри него разливается тепло, глядя на неё - такой счастливой, такой живой. Но это чувство было омрачено странным, едва ощутимым беспокойством, как тень, крадущаяся за светом. И вот, пронзительный визг шин прорезал тишину - звук, который, словно остриё ножа, вонзился в его сердце.

За мгновение до удара её глаза расширились, наполнившись ужасом, но времени на страх уже не было. Секунда - и её тело отлетело от капота, как кукла, подскочив в воздух и с глухим, болезненным ударом врезавшись в асфальт. Мир вокруг, казалось, замер, оставив только её беспомощное тело и тот последний миг, когда она ещё успела улыбнуться. Филипп продолжал махать рукой, пока его сердце не замерло от ужаса. В голове словно прогремел взрыв, и всё вокруг остановилось. Он не мог понять, что происходит - его тело отказывалось двигаться. Холодный пот стекал по вискам, дыхание стало прерывистым, и сердце билось так громко, что казалось, оно сейчас вырвется из груди. Он пытался шевельнуться, но ноги не слушались, как будто он был прикован к земле. Каждый шаг был мучительно медленным, как движение в густом тумане.

Когда он, наконец, добрался до неё, рухнув на колени, его руки дрожали. Грудь сдавливало так, что каждый вдох причинял боль, словно невидимый пресс сжимал его изнутри. Он коснулся её лба - его пальцы были ледяными. В этот момент ему казалось, что вся его жизнь оборвалась здесь и сейчас. Люди на улице начали кричать, кто-то бросился к ней, кто-то стоял в оцепенении, не веря происходящему.

Машина, сбившая Еву, резко остановилась, но уже через секунду она рванула прочь, скрывшись за поворотом. Филипп едва успел заметить мелькнувший номер.

Тёмная лужа крови растекалась на асфальте, тянулась от её головы к его пальцам. Её волосы, раскинутые на дороге, ярко выделялись на фоне серого асфальта. Запах жжёных шин и горячего асфальта впивался в нос, смешиваясь с металлическим привкусом паники у него во рту.

Он дрожащими пальцами обхватил её руку. Она лежала на дороге, как сломанная кукла, и эта мысль сжала его горло так, что он не мог дышать. Время словно замедлилось. Он слышал каждый капающий звук откуда-то издалека, а стук его сердца отголоском отзывался в груди, заставляя каждую клетку тела болеть.

С трудом достав телефон, Филипп набрал номер скорой помощи. «Пожалуйста, быстрее, я умоляю... мою жену сбила машина...» - его голос был еле слышен, едва сдерживая слёзы. Каждая секунда тянулась бесконечно. Он нежно гладил её по голове, шепча сквозь слёзы: «Ева, только не оставляй меня...»

Толпа молчала, женщины прикрывали руки рты, их глаза наполнялись слезами. Мужчины тяжело вздыхали, кто-то качал головой, не веря в происходящее. Время продолжало растягиваться, и Филипп чувствовал, как его мир рушится.

Наконец, в воздухе прозвучали сирены скорой помощи. Филипп поднял взгляд, и на мгновение в его глазах зажглась слабая искорка надежды. Медики выбежали из машины, быстро и уверенно приступили к осмотру Евы. Один из них, взглянув на него, спросил: «Вы её муж?» Филипп молча кивнул, не в силах произнести ни слова. Медики осторожно перенесли Еву на носилки и начали спешно погружать её в машину.

Филипп поехал с ними, сидя рядом с её носилками. Он не мог оторвать взгляд от её лица - бледного, обездвиженного, и шептал слова, которые, казалось, могли бы помочь. Он держал её за руку, но ни её пальцы, ни её тело уже не откликались. В голове крутилось одно и то же - он не мог позволить себе думать о худшем.

Скорая стремительно врезалась в больничную территорию. В считанные секунды Еву увезли в операционную, а Филиппа попросили остаться. Он опустился на стул, заслонил лицо руками и попытался собрать силы, но внутренний холод не отпускал.

Когда дверь операционной захлопнулась за Евой, Филипп потерял ощущение времени. Минуты, а может, и часы стали странно растянутыми. Он не знал, сколько прошло с момента их прибытия в больницу - все слилось в одно. В памяти вспыхивали лишь обрывки: глухой рев сирен, стерильная белизна больничных стен, врачей, мелькающих как размытые силуэты. Он не знал, как сидит - просто сидел, застыв в ожидании, а сердце глухо стучало в ушах.

Мысли в его голове беспорядочно смешивались - он снова и снова возвращался в те мгновения, когда они были вместе, когда ещё не знали, что этот момент станет последним. Воспоминания о том, как они гуляли в парке, смеялись над пустяковыми шутками, сидели до поздней ночи. Вспоминал их свадьбу, тот день, когда её глаза сверкали радостью, а её улыбка была такой настоящей, такой искренней. Она кружилась в своём белом платье, в воздухе летала лёгкость, и музыка звучала в унисон с их счастьем. Он помнил, как она взяла его за руку, как они клялись быть рядом, и этот момент казался вечностью, в которой не было ни боли, ни страха, только любовь, только свет.

«Почему я надеялся, что она не беременна? Как мог так думать?!» - его руки сжались в кулаки, и душу сжигала глумливая вина. Он осуждал себя за эти мысли, но они не утихали, их тяжесть давила с новой силой. Он знал, что должен быть сильным. Ради неё. Ради того, что было между ними. Ради их будущего, которое теперь выглядело таким хрупким, как стекло. «Ева... только не уходи... Я не смогу жить без тебя...»

Вдруг из-за окна долетел детский смех. Его звучание было как нож в сердце, как издёвка, как напоминание о том, что есть мир, где кто-то ещё может радоваться. Но для него это был мир, который не имел ничего общего с его реальностью, с тем ужасом, который его душил.

Когда наконец дверь операционной открылась, Филипп вскинул голову. Врач направился к нему. На его лице не было ни облегчения, ни осуждения - только усталость.

- Вы муж? - спросил врач.

Филипп резко встал, как будто его оттолкнуло невидимое давление, и в груди сжался холодный страх. Он кивнул, не в силах произнести ни слова, его горло было будто заложено. В глубине души, несмотря на очевидную угрозу, он ещё цеплялся за какую-то слабую, едва ощутимую надежду. Его дыхание сбилось, и он напрягся, готовый услышать всё, что угодно - только не это.

- Мы сделали всё, что могли, - произнёс врач, тяжело вздохнув. - Ева в тяжёлом состоянии. Её травмы... очень серьёзны. Она в коме. - Он опустил взгляд, как будто не в силах встретиться с Филиппом. - Нам не удалось сохранить ребёнка. Мне очень жаль.

Мир Филиппа обрушился в тот момент, когда врач произнёс эти слова. В его голове раздалось какое-то пустое эхо, и всё, что было вокруг, стало растворяться в немом отчаянии. «Кома». «Ребёнок мёртв». Эти слова острее ножа пронзили его сознание, и его сердце буквально остановилось. Всё вокруг замерло. Врач продолжал говорить, но его слова были далеки, как отголоски, затопленные в воде. Всё, что он слышал - это разрывающее тишину эхом повторяющиеся фразы.

Филипп сделал несколько шагов назад, словно земля ушла из-под его ног, и остановился, глядя куда-то в пустоту. Его лицо побледнело, губы едва шевелились, а ладони сжались до боли, как в последний раз перед падением. «Как это могло случиться? Что я сделал не так?» - эти вопросы крутились в его голове, заполняя разум туманом отчаяния. Он ощущал, как всё, что они строили, что казалось таким крепким, рушится в мгновение ока. Беспомощность и страх сжали его, как невидимый капкан.

- Вы можете её увидеть, - сказал врач, его голос теперь звучал мягче, с оттенком сочувствия. Он кивнул и сделал шаг в сторону двери. - Она в стабильном, но тяжёлом состоянии.

Филипп снова кивнул, но это было всё, на что он был способен. Он не мог понять, не мог принять всё сказанное. Он пошатнулся и опустился обратно на стул.

«Почему именно она? Почему это случилось с нами?» - эти вопросы беспощадно стучали в его голове. Он пытался найти какое-то объяснение, хотя бы одну ниточку, за которую можно было бы ухватиться, но ответов не было. Всё казалось ошибочным, как сон, из которого нельзя проснуться.

Мысли путались, как несвязанные фрагменты, и он не мог остановить этот поток. Вина и беспомощность накатывали волнами, с каждым мгновением захлёстывая его всё сильнее.

Он снова пошатнулся и, не в силах сдержать слёзы, снова опустил взгляд, чувствуя, как всё внутри рухнуло. Глаза мгновенно заполнились слезами, но он не мог их вытереть. Он не мог даже пошевелиться. Вся его сила ушла, а слова, что срывались с губ, были едва слышны: «Нет... это не может быть правдой...»

Слова врача продолжали эхом отдавался в его голове, превращаясь в тяжёлые, тупые удары в его сознании. «В коме... ребёнок мёртв...»

Всё казалось не настоящим: холодный, безжизненный свет ламп, шёпот равнодушных голосов людей, спешащих мимо, и резкий запах антисептика. Он снова и снова прогонял в голове слова врача - «Ева в коме... ребёнка спасти не удалось».

Он не мог избавиться от мысли, что совсем недавно его голову терзали сомнения: «Буду ли я готов к ребёнку? Стану ли я хорошим отцом? Как я мог думать так? Как я мог желать, чтобы её беременность не подтвердилась? Как я мог хотя бы на мгновение подумать, что этот ребёнок может не появиться?» Он чувствовал себя чудовищем. Все те невысказанные слова, невыразимые страхи и слабости, которые он так долго скрывал, обрушились на него с невидимой, но разрушительной силой.

Он пытался оправдать свои сомнения, мысленно говорив себе, что боялся не ребёнка, а самого будущего, что хотел защитить их обоих. Но эти оправдания, как тени, только делали всё хуже. «Если бы я тогда был уверен в себе... может, всё сложилось бы иначе?» - эти мысли не отпускали, но каждая попытка их отогнать лишь углубляла боль.

В коридоре на несколько мгновений стих шум, и всё, что осталось - это пустая тишина, как его единственный собеседник. Он выдохнул, чувствуя, как воздух в лёгких становится тяжёлым. Внутри было пусто. Пусто и горько, и единственный вопрос, который теперь жёстко бился в его голове - «Что теперь?»