Недосказанность

Шарон бежал вперед меня, желая
достичь добычу первым. Валька почти не
двигалась, лишь изредка потягивалась или
зевала, пока что лежала на моих плечах. Ей
досталось лучшее место: она видит все, что
происходит, однако ей не нужно ходить и не
нужно беспокоиться ни о клещах, ни о мушках — она же под защитной сеткой. А я
пробиралась в зарослях, не понимая, куда же
делась моя стрела и, надеюсь, птица. Стараясь
держать спину как можно ровнее, я присела,
выглядывая алый наконечник. Как вдруг
Шарон почти молнией пронесся мимо меня, что заставило меня обернуться. И не зря: стрелу я таки нашла, только без добычи. Жаль, хотелось сегодня уточки.
     Я выпрямилась, Валька немного
выпустила когти, желая зацепиться за
материю, чтобы не упасть. Шарон вернулся, волоча за собой птичку. Перепел. Тоже очень хорошо. Я потеребила его золотую шерстку и выудила из его зубов птичку. Достаточно объемная, очень даже ничего.
     Небо понемногу темнело и мы стали
возвращаться к дому. Однако, перепелки было недостаточно — я собиралась завтрашний день посвятить отдыху от охоты и рыбалки.
     Отправив перепела в тазик, я взяла удочку,
снасти и корзинку. Валька спрыгнула с моих
плеч и медленным шагом пошла вместе с нами, а я и Шарон в свою очередь мягко вышагивали в такт ей. Акупунктура наполняла меня радостью, ибо всю зиму приходилось ходить в обуви. Но моя душа славянская тосковала по ходьбе по иглам, камушкам, корням и траве.
     Солнце игриво освещало путь сквозь ветки. А ветер раздувал колокольчики, сопровождая нас мелодией.
     Пруд отражал в себе солнце и небо, что
через несколько часов закроется тучами.
Кувшинки расплывались по поверхности воды, служа корабликами для мелких жаб. Уток мы уже распугали, так что тишь да гладь. Шарон перебежал пруд к
противоположной стороне, и рывком
плюхнулся на дно, проплыл около метра и
выплыл на поверхность. Согласно его плану, он делает всем услугу: распугивает рыбу, чтобы она поплыла к моей стороне. Хороший пес.
     Я закинула удочку, потягивая ноги,
легла на траву. Большие кучевые облака плыли по небосводу. Несколько птиц пролетели над кронами сосен. Я вдыхала воздух, пропуская через себя запах пруда и глины. Валька тронула меня лапой. Я поднялась, сняла свой «шлем», оставив рога на себе, и накрыла кошку своеобразной палаткой. Она помурлыкала, и скоро уснула.
     Поплавок вздрогнул и через несколько
секунд ушел под воду. Я вытянула рыбку,
размером меньше моего мизинца. Крючок едва задел его губу, но этого хватило, чтобы
попасться. Собиралась выпустить линька, как
за спиной раздалось кроткое мяуканье. Валька гордо, но с надеждой наблюдала за моими последующими действиями. Я приоткрыла сетку, вручила ей рыбку и вернулась к рыбалке.
     Через пару часов тихонько начал
крапать дождик, и наступила пора
закругляться. Итогами рыбалки я остаюсь
довольна: шесть карасей, два хорошеньких
карпа и с десяток линьков. Еще с десяток
слопали Валька с Шароном. Кстати говоря...
Где Шарон?
     Оглядевшись, я поняла, что лабрадора
нет нигде в поле зрения. Несколько раз
окрикнув его, я прислушивалась, но тишина
прерывалась только наступающей грозой.
     — Наверное, он уже к дому побежал...— предположила я, обращаясь к Вальке. Та в
свою очередь подергала усами.
     Ветер усиливался, вместе с ним и
дождь. Я помогла кошке забраться ко мне на
плечи под ткань, и придерживая ее одной
рукой, второй взяла корзинку, удочку, снасти и бросилась в бег. Пусть я и видела
предупреждения с неба о непогоде, не было и
мысли о том, как сильно она разразится. Тучи
накрыли все черным плащом, который гроза
застегнула на молнии. Уже пожалела о том, что вышла из дома босиком, и как только я об этом подумала, мою ступню прорезало острой болью.
     Я споткнулась, и навзничь упала на грязь,
перемешанную с иглами и шишками. Валька
успела выпрыгнуть, но ощетинилась, испуганно смотря на меня. Ее прежде сухой мех в мгновение превратился в мочалку.
     Я осмотрела ногу: кусок коры вонзился
мне в стопу, занозой воткнулся под кожу.
Поморщившись, почти вскрикивая, пришлось
выдернуть кору, однако мелкие кусочки
остались на месте, и в таких условиях я была
бессильна. Корзинка упала, а вместе с ней и
рыба, разлетевшись в разные стороны. Снасти
я даже и не пыталась разглядеть.
     Я поднялась и оставив добычу на месте,
поковыляла в дом. Как же не вовремя убежал
Шарон...
     К хижине я подошла к моменту, как
гроза разразилась настолько, что я еле
улавливала происходящее перед глазами.
Дождь снизил видимость до метра, но все же
кое-что я разглядела: дым.
     Сердце упало в пятки. С момента, как я
здесь поселилась, ко мне лишь единожды
заглядывали в гости люди, и не факт, что эта
встреча тоже пройдет гладко. Но страх никуда
не денется, если я не встречусь с ним лицом к
лицу. И я иду.
     Меня встречает взгляд Шарона. Он
смотрит на меня почти виновато, но словно
показывая мне, что так и надо. На теле собаки
лежит лохматая голова незнакомца, сам он
укутан в мой плед. Сердце поутихло, я чуть
успокоилась от того, что гость спит. Горит
огонь в печи. Дома тепло. Странно.
     Я тихо прошла по скрипучему полу, но
незнакомца не тревожил шум. И я не стала
тревожиться раньше времени.
     После обработки моей стопы, я
перебинтовала ногу, переоделась в теплую
сухую одежду. Предварительно зажгла свечи и начала думать. За рыбой сейчас идти не стоит — подожду, когда стихнет дождь. Но перепела готовить было достаточно... Ну в общем, потрошить рыбу мне давалось легче, чем других животных. Я просидела несколько
минут, наблюдала, как на волосах незнакомца
отражается игра пламени. Как ты здесь
очутился? Ты же, надеюсь, сюда не намеренно
шел?
     Я осмотрела свои владения: книги, что
перетаскивала несколько месяцев по несколько десятков; печь, что реконструировала сама, крыша, ради которой пришлось научиться орудовать строительными инструментами. Мои
обереги, которые я выпиливала
самостоятельно, стругала руны, нанизывала на бечевку. Сушеная рыба и грибы, которые я
собирала в тот день, когда у меня появился
Шарон. Маленький огородик, который я так
старательно выхаживала ради овощей и
картошки. И эти двое... Нет, я ни за что не
вернусь обратно. И если он захочет меня
вернуть — придется сделать тоже, что и в
прошлый раз. Теперь, разве что, более
уверенно.
     Дождь потихоньку барабанил по
крыше, я уже шла тропой обратно к хижине.
На этот раз Шарон меня не бросил, но в услугу — тащит корзинку он.
     Незнакомец проснулся. У него глаза,
как у испуганного маленького мальчика.
Забавно, но не хочется его сильнее пугать. Ах,
да, рога... Ну, будет знать, как в чужие дома
забираться.
     — Так ты же умерла...
     Слова ударили меня в солнечное
сплетение.
     — Вот и славно.
     Он смотрел на меня, но теперь не со
страхом, а с кучей эмоций, что захлестнули в
нем. Неужто он думает, что я призрак? Больше он ничего не вымолвил, и я принялась за очистку рыбы. Подготовив таз с теплой водой, большой кухонный нож и сковороду, я села за стол, но снова посмотрела на незнакомца. Тот сидел в углу у печки, в пледе.
     — Держи, вон там можешь
переодеться. — Я указала на дверь с вывеской
«ПАРТБЮРО».
     — Что там?..
     — Сортир и ванна. На лесной лад.
     Через несколько минут он вышел из
партбюро в моих старых теплых спортивках и
в темно-зеленом свитере. Выглядит, словно мой несуществующий брат.
     — Почему такая вывеска?
     — В хижине уже была. Мне
понравилась, не стала менять.
     Он прошел и сел возле таза с потрохами
рыб.
     — Давай я.
     — Чего?
     — Почищу.
     Незнакомец аккуратно выудил у меня
нож и повертел в руках карася, разглядывая,
как лучше подступиться к нему.
     — Что ты тут делаешь? — наконец я
задала важный вопрос.
     — Рыбу чищу, — вопросительно
посмотрел на меня он.
     — Ты меня понял.
     — Гулял. Пес привел меня сюда. Теперь
моя очередь задавать вопрос?
     — Валяй. — Я взяла несколько
картофелин и начала поочередно чистить их.
     — А в том тазу кто?
     — Кудяплик.
     — Это что?
     — Перепелка. Шарон поймал, может
завтра приготовлю. Почему я умерла?
     — В пруду утонула, рыбы тебя
обглодали, — он показал мне очищенного
карася. — Вот так ирония.
     — Поняла. И долго меня искали?
     — Они — нет. Я — до сих пор.
     — Зачем?
     — Понять пытался. Моя очередь
вопросы задавать. Как ты это провернула?
     — Что именно?
     — Свое исчезновение. К тебе ведь не
подступиться.
     — А ты коп что-ли?
     — Ты на мой вопрос не ответила, — он
взял карпа.
     — Ну... Два года назад я стала
постоянно гулять по лесу, но совсем скоро
перелезла за ограду и исследовала чащу. Потом набрела на этот дом, он был покоцаный, но реконструировать смогла. Сложнее всего было с печкой, но и тут справилась. Потом ушла и
здесь живу.
     — Спроси меня чего-нибудь.
     — Как тебя зовут? — я почти дочистила
картофель.
     — Родион. Теперь в подробностях на
мой прошлый вопрос.
     — Два года назад я нашла эту хижину и
долго ее достраивала. Здесь жил лесник или
просто кто-то вроде меня. Сначала, когда я ее
нашла, я просто иногда сидела тут, а после
выходила обратно на дорогу — так быстрее,
чем через лес, садилась в свою машину и
уезжала. Но потом я подумала, что хочу
остаться здесь жить. Но так, чтобы меня никто не искал, чтобы никто меня не тревожил. А для этого нужно было на каждый мой шаг придумывать еще шаг, но вообще в другую сторону. Когда мне понадобились инструменты, я закупилась ими просто до кучи, так, чтобы после не ходить. Пилу ручную, пилу маленькую, молоток, гвоздодер, гвозди, шпатлевку, фонарик — на первое время, короче, очень много всего, что мне до сих пор служит. Но чтобы было объяснение перед тем, кто станет меня искать, я дополнительно купила доски и еще гвоздей. Потихоньку капала на мозги Альбине Сергеевне — моей хозяйке квартиры,
что у нее не очень надежная стена. В итоге я
сделала что-то с ее стеной для алиби.
Потом... Потом я тут все начала чинить,
потихоньку перевозя сюда вещи: книги,
инструменты, одежду, блокноты — то, что мне
пока что могло не пригодиться в городе. Да и
плюсом, проходить сюда нужно было около
десяти километров, если от дороги идти. Так
что пришлось похлопотать. Потом, когда главное — печь — была готова, я уже стала посерьезнее экипироваться, но во многом платила наличкой. Но только так
нельзя, правильно? Будет подозрительно,
поэтому я закупилась медициной и бакалеей
всякой, половину отправила на волонтерские
нужды, дальше свечи — для первого времени,
после бы сама переплавляла их — тоже
отправила на фронт для окопных свечей. После продала машину, положила определенное количество денег в банк, под проценты. Еще закупилась лекарствами, необходимым, теплыми вещами, семенами, пряжей... Купила виниловый проигрыватель, пластинки с альбомами — их около двадцати штук, разных исполнителей. Книги, блокноты... Печатная машинка, бумага — очень много бумаги... Погоди, это до того, как продала машину, потом сразу же продала, после того как перевезла. Всего уже не помню. Потом купила удочку и снасти всякие, опять же, чтобы не заподозрили — две удочки, одну отцу. И в заключение — притворилась перед
дальнобойщиком, что мне не по пути с ним,
когда перевозила последние вещи. Он
наверняка подумал, что я дальше голосовала.
И вот я тут уже живу... Ну, год
наверное, да?
     Родион добрался до последнего карася.
За время моего рассказа он скормил несколько
линьков Вальке и Шарону.
     — А когда появились они, я уже точно
приросла к этому месту.
     — Да, ты здесь год. Ни разу никто не
приходил к тебе?
     — Приходил, грибник. Это было в
октябре того года.
     — И как же это он не заявил о тебе? Ты
весь город и близлежащие подняла на уши.
     — Удивительно. А грибника я напоила
до белки, вывела к дороге. Он вряд-ли чего-то
помнит.
     — У тебя есть алкоголь?
     — Нет, секретное блюдо. Зачем все это
тебе знать, все равно ты тоже это выпьешь и
забудешь.
     — Зачем ты так?
     — Не хочу, чтобы мой покой нарушали.
     Я поднялась и взяла сковородку с
картофелем. Отправив на печку, взяла рыбу,
которую, словно шашлык, нанизывала на
шампура и прокручивала на огне. Хижина
наполнилась ароматом трав и самодельных
специй. Родион пересел к печке.
     — Я и не думал, что ты действительно
погибла. Твой отец нашел записку третьего
мая, через месяц, как ты ушла. Дело отдали
мне, и я был уверен, что ты в другом городе. Но чем больше я делал догадок, тем меньше у меня сходилась информация и тем меньше я вообще понимал, что происходит. До твоего дела я был совсем другим. И то, что говорили твои знакомые, что ты устала и так далее — для меня какой-то глупостью казалось. А потом дело закрыли, объявив, что ты покончила с собой. — Рыба подрумянивалась, становилась золотистой. — Это было в конце мая. Все лето я продолжал расследовать твое исчезновение, но тайно. Ничего не выходило. В осень появилось другое дело, которое меня немного отвлекло, но как только его закрыли — ты опять начала мне сниться. И ведь знаешь — один и тот же сон. Что ты молчишь, а после просто исчезаешь. Зимой я сильно похудел, о тебе совсем забыл, на сны не обращал внимания. Колпак у меня стал свистеть. Я как-будто наконец-то
начал тебя понимать. И то, что ты «устала».
     — Зачем ты пошел в лес?
     — Я устал. Я почти что копировал тебя.
Только ключи от квартиры вернул хозяину,
увольняться не стал, да и хижины у меня тоже
нет.
     — Тогда?
     — Надеялся, что просто перестану
существовать.
     Картошка покрылась золотой корочкой,
где-то уже начинала темнеть. Я сняла с печки,
но рыба все еще крутилась на шампурах.
Шарон настолько набегался сегодня, что уснул, не обращая внимания на запах рыбы. А Валька сидела рядом с нами, слушая разговор. Какой бы длинной ни казалась ночь — рассвет все равно наступает. Мы доели порции, подкармливая питомцев очищенными кусочками рыбы. Родион рассказал о подробностях расследований, как проходили похороны под моим именем.
     — Жалеешь о чем-нибудь?
     — Не то чтобы. Есть вещи, по которым
скучаю, но... Жалею о том, что не завела
курочек здесь. Были бы яйца и мясо.
     — А одиноко тебе не бывает?
     — У меня же вот два друга, — я указала
на Шарона и Вальку.
     — Я о другом. Об общении. Тебе разве
не хочется вот так вот иногда поговорить?
     — Ну я же сознательно сбежала сюда.
Знала, на что иду.
     — Это же страшно: вот так, одной.
     — Родион, не все люди хотят любви и
не всем она нужна. Понимаешь?
     — Нет.
     — Ладно, перейдем к сути. Два
варианта: или я тебя спаиваю и вывожу на
дорогу, чтобы ты вообще не помнил последние сутки; или ты приводишь весомый аргумент, почему я не должна тебя спаивать.
     — Ты в записке написала «не ищи,
люблю». Кого?
     — Себя.
     Родион встал, взял одежду с печки и
ушел в «партбюро» переодеваться. У меня
остался осадок, словно меня оскорбили или
словно я оскорбила.
     Он вышел, обулся.
     — Я никому не скажу, что ты здесь. Все
думают, что ты мертва.
     — Тебе не обязательно уходить прямо
сейчас, — сказала я, а после осеклась.
     — Обязательно. Как мне найти дорогу
до... дороги?
     — На деревьях руны. Иди по ним.
Потом лес станет редким, разберешься.
     — Так это руны. Зачем они?
     — Защищают от чужаков.
     — Как же я тогда прошел?
     — Может, тебе тоже была нужна
защита от чужаков?
     Родион ухмыльнулся и вышел за
калитку. Солнце уже взошло. Его волосы
озарились светом. Он прошел несколько шагов, но остановился и обернулся на меня.
     — Знаешь, что спрашивают по ночам
деревья друг у друга? «Как ты живешь без
корней?»
     И ушел, скрываясь за соснами. Я стояла
на пороге, укутавшись в плед. Мои ноги озябли, но я так и смотрела вслед. Глаза намокли.