Intradrive

– Мин Юнги был вчера на вечеринке! Верней, он там живет! Это точно он! – истерил я в трубку следующим утром, в семь часов, роняя яйца, разливая молоко и сморкаясь в бумажное полотенце. Я едва сомкнул глаза ночью.

– Кто «он»? – зевнул Чонгук так громко, что пришлось отодвинуть телефон от уха.

– Это тот парень, которого… наша собака…

– Да быть этого не может. Ты что-то напутал.

– Клянусь! Я просто его не узнал. Немудрено, он так… изменился! А тот парнишка с розовыми волосами, Тэхен – его брат! Уж ты-то должен был его запомнить! Вы тогда так и пялились друг на друга…

– Не помню. Слегка что-то припоминаю, но не очень… Чимин, слушай, я перезвоню.

И тут я отчетливо услышал на том конце посторонний мужской голос.

– Ой, ты там не один… Ах, ну да…

Я совсем забыл, что Чонгук съехался со своим парнем, с которым, само собой, еще лежит в кровати. Кровь прилила к щекам.

– Прости, позвони мне потом. Я в шоке и, наверное, должен начать искать новое жилье.

– С чего это вдруг?

– Юнги выставил меня вчера с вечеринки, на которую нас пригласил Тэхен. Узнал меня и выставил. Господи, хорошо хоть сделал это не при всех! Хотя я заслужил бы и это тоже. Чонгук, у него нет двух пальцев на руке…

Слезы капали из глаз и текли по щекам. Я начал быстро вытирать их, как будто Чонгук мог увидеть.

– Я думал, что врачи все-таки смогут что-то сделать. Исправить, но… Боже, я ненавижу себя.

– Чимин, – вздохнул Чонгук. – Ну не плачь…

– Все-все, прости, отключаюсь, позвони потом.

– Нет, подожди… я сейчас приеду.

– Не надо, я в порядке. Более-менее. Просто все это как снег на голову. И Тэхен теперь возненавидит меня! А мне казалось, что мы могли бы… подружиться. Он мне понравился. А у меня еще не было друзей… Вообще. Ну, ты не в счет…

Больше я не мог разговаривать, голос начал подводить. Я кое-как распрощался с  Чонгуком и позвонил родителям.

Те были потрясены. Папа три раза переспросил, уверен ли я. Заверил, что если с этими молодыми людьми начнутся проблемы, они подыщут другое жилье.

Я сказал, что не прочь съехать прямо сейчас.

Папа сказал, что это можно устроить, но если я согласен не паниковать, а подождать и посмотреть, как все пойдет, то это сэкономит нам почти пять тысяч, так как квартира оплачена на три месяца вперед.

Конечно же, я согласился подождать и посмотреть, хотя паника меня охватила такая, какой я давно не испытывал. Я больше не мог думать ни об учебе, ни о том, как в понедельник впервые приду на лекции, ни о том, понравится ли мне университет. Все мое мыслительное пространство занял человек с глазами чуть ли не янтарного цвета, который прошлой ночью стоял напротив – такой высокий, что пришлось задрать голову во время разговора – и недвусмысленно попросил убраться восвояси.

Мне нужно извиниться перед ним. Не знаю, почему я не сделал этого сразу же. Я хочу, чтобы он понял: мне очень-очень жаль. И что если бы я мог вернуться в прошлое, то дал бы себе, малолетнему дикарю, большой подзатыльник.

Я расскажу ему, что этот поступок стал следствием моей социальной изоляции, а та, в свою очередь, – результатом редкой болезни. Что я социофоб, мало общалась с другими детьми, не ходил в школу, что люди до сих пор вызывают у меня неконтролируемый страх и настороженность.

Я должен объяснить ему все это и сказать, что того мальчика, которого он ненавидит, больше нет. Время забрало его, а вместо него создало меня. А я больше не спускаю собак на людей.

И вообще я тише воды, ниже травы и милее зайчика!

Стигмалион сломал меня, растоптал и посадил на цепь.

* * *

Весь день я не знал, куда себя деть. Выплеснул немного грустных картинок в Инстаграм. Съел половину десертов, приготовленных для меня папой на неделю, и в десятый раз посмотрел «Телохранителя», как обычно обрыдавшись в конце, на аккордах финального саундтрэка. А вечером…

Вечером ко мне зашёл Тэхен!

Я почему-то был уверен, что это будет Чонгук, даже в глазок не посмотрел. А когда распахнул дверь, то замер на месте от изумления с банкой мороженого в одной руке и с ложкой – в другой.

– Зашел узнать, все ли в порядке, – объяснил парень, озабоченно на меня глядя и сдувая с носа розовую челку. – Ты вчера так неожиданно ушел!

– Брат не рассказал тебе? – выпалил я.

– Рассказал, – кивнул он.

– Тэхен, послушай. Мне очень-очень жаль, если бы я могл вернуться в прошлое, я…

– Ну-ну, не переживай, это же всего лишь вечеринка. Не первая и не последняя, – улыбнулся Тэхен. – А если еще и мигрень, то…

– Какая еще мигрень?

– Ну, Юнги рассказал мне, что у тебя голова разболелась, и ты решил пораньше лечь спать.

Значит, он не сказал ему.

Он. Ему. Не сказал!

– Как это… мило с его стороны.

– Хочешь, завтра вместе пойдем в универ?

– Нет, спасибо. Я думаю, что пойду туда пораньше, чтобы успеть отыскать нужную аудиторию, – начал отнекиваться я.

– О, тогда нам точно стоит пойти вместе! – воскликнул Тэхен. – Я покажу тебе твою аудиторию! Универ как свои пять пальцев знаю! Я зайду за тобой рано утром.

– Твой брат – он пойдет с нами?

– Может, и пойдет, если сегодня не слишком долго будет… С Хосоком и не решит проспать первую лекцию.

– А, – смутился я. – Понятно.

Мне захотелось, чтобы он рассказал о нем что-нибудь еще, но я не знал, как бы попросить об этом, не вызывая подозрений.

– И давно они с Хосоком встречаются?

– Почти два года. А что, хочешь отбить у него парня? – подмигнул Тэхен.

– Не смеши… Просто он спас меня вчера. Не знаю, слышал ли ты. Сказал всем, что у меня ревнивый бойфренд, когда заметил, что я не хочу ни с кем целоваться в «правде или действии». И все ему поверили.

– Ничего себе! – изумился Тэхен. – Нет, я не слышал, наверно, был на кухне.

– Я очень ему благодарен.

– А как Хосок отреагировал? Глаза тебе не выцарапал? – хихикнул Тэхен.

– По-моему, он была слишком пьян, чтобы понять, что происходит.

– А-а, да… Хосок вчера прямо во все тяжкие пустилась. Не помню его такой. И с Юнги весь вечер не слезал. Мне кажется, это частично из-за тебя.

– Я-то тут причем?

– Думаю, он приревновал. Ты очень красивый, Чимин. И не похож на других омег: не ржешь во весь голос, не напиваешься, не трещишь. В тебе есть что-то загадочное… Как будто ты жил на каком-то далеком острове, где все не так, как здесь…

Мне еще никто не говорил комплиментов. Никто из посторонних людей. Поэтому я просто растаял, растекся, как мороженое. И понял, что слишком слабоволен и эгоистичен, чтобы сказать Тэхену правду о том, кто я. Я не хочу терять его. Если он и узнает об этом, то не от меня. Если нашей дружбе и суждено закончиться в ближайшем будущем, то не я положу ей конец…

– Как дела, ты в порядке? – позвонил вечером Чонгук.

– Да, мне получше. Уже не хочется сбежать, пробив головой дверь.

– О, Чимин шутит. Значит, точно полегчало. Я заеду к тебе завтра, сегодня жутко устал.

– И кто же тебя так утомил? – хитро спросил я, снова заслышав голос омеги.

– Вы слишком много вопросов задаете, инспектор, – отшутился Чонгук и повесил трубку.

На следующий день рано утром я собрался в универ с утра пораньше. Разогрел завтрак, оделся, уложил волосы; положил в сумку бинты и пластырь на случай, если кому-то вздумается потрепать меня по щечкам. И побежал к Тэхену, перепрыгивая по две ступеньки за раз.

К моему удивлению, он открыл дверь в пижаме, с всклокоченными волосами, красными глазами и распухшим носом.

– Что случилось? – спросил, решив, что он проплакал всю ночь.

– По-моему, это грипп. Ужасно слезятся глаза, а нос просто не просыхает. Чимин, прости, я не иду сегодня в универ.

– О, да ничего, поправляйся. Я доберусь сам.

– Юнги подбросит тебя.

– Не-е-е, – протянул я шепотом, пятясь прочь от двери. – Не стоит беспоко…

– Подбросит. Он же все равно туда едет, – твердо сказал Тэхен, взяв меня под руку и втягивая в квартиру.

Блин.

– Подбросишь Чимина в универ, как мы договаривались? – крикнул он в сторону кухни.

Я вошел вслед за Тэхеном на кухню, где Юнги сидел за столом и ел сэндвич, откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу. Уже одетый и готовый отчалить. Он мрачно оглядел меня с ног до головы и ничего не сказал.

– Тэхен, я сам доберусь, – запаниковал я, отлично помня, о чем мы с говорили с Юнги на этой кухне. А именно: я больше не прихожу в их квартиру.

– Там дождь, – возразил Тэхен.

– Доеду на машине…

– Там сложно с парковкой. Просто кошмар для новичка…

– Не сложно, – возразил Юнги, лениво жуя сэндвич.

– Юнги, тебе так кажется! Когда я приехал туда в первый раз, то целый час потратил, чтобы припарковать машину! Чимин, поверь мне, будет проще, если он тебя довезет и заодно покажет, что там и как устроено. Сбережешь себе кучу нервов.

* * *

Последнее утверждение явно было ошибочно: мои нервы сгорали один за другим, как мотыльки над свечой. Наверное, даже волосы на голове шевелились от напряжения.

Господин Тебе-Надо-Уйти не сказал ни слова, пока мы ехали в лифте на подземную парковку, шли к его машине, забирались в его черную, как смоль, Теслу – такую же надменную и прекрасную, как хозяин. Он меня презирал. Это читалось в его движениях, взгляде, молчании.

Я едва поборол в себе дикое желание убежать на другой конец парковочного зала, где стояла моя белая S7. Почему, черт побери, я заранее не разобрался с парковкой? Сделаю это сегодня же…

Юнги вывел машину с паркинга, резко огибая опорные столбы, и мы влились в поток других машин.

– Еще никогда не ездил в электрокарах, – сказал я в попытке начать хоть какой-то разговор.

Но он не удостоил меня ни словом, ни взглядом.

– Юнги, – вздохнул я. – Мне очень-очень жаль… я знаю, через что тебе пришлось пройти… я был чудовищем. Я был жутким ребенком. Рос в изоляции, потому что…

Внезапно я не нашел сил признаться в своем недуге. Внезапно захотелось, чтобы он был последним человеком на земле, который узнает о нем.

– Я мало общался с другими детьми и был диковатым. И еще я ужасно ревновал брата к другим детям. Я знаю, что ничего уже не исправить, но знай: если бы я сейчас мог все вернуть назад…

– Слушай, – ответил Юнги, глядя прямо перед собой, словно говорил с отражением в стекле. – Мне, конечно, как бальзам на душу знать, что ты раскаиваешься и все такое, но с таким же успехом можешь помолчать. Меня твои извинения не колышат. Я не смогу просто забыть о том, что произошло. Я обречен до конца жизни видеть кошмары, в которых меня терзает безумная псина. Как только было бы покончено с руками – она бы взялась за мое лицо. Если бы твой сосед случайно не проходил мимо…

– Юнги, прости меня.

– Не произноси мое имя так часто. Мне не по себе от того, что ты обращаешься ко мне, как к старому знакомому, в то время, как я знать тебя не хочу. И твои извинения мне даром не нужны.

– Тогда почему ты спас меня на той вечеринке?! Почему не доставил себе удовольствие видеть, как я становлюсь посмешищем?!

– Мне стало жаль тебя. Маленький перепуганный зверек, которому еще учиться здесь и учиться. Я знаю, каково это – быть не таким, как все, поэтому представил, что тебя ждет с имиджем нетронутой омежки, шарахающейся от поцелуев. Это была моя с Тэхеном вечеринка, поэтому я взял это на себя. Но впредь готовься решать свои проблемы сам. Приехали.

Я не двинулся с места, пытаясь собраться с мыслями. Все шло совсем не так, как я хотел. Поднял на Юнги глаза и, дождавшись, пока он соизволит посмотреть на меня, сказал:

– И все же – прости меня. Может быть, не сейчас, но однажды ты сможешь…

– Дверь открывать умеешь?

Ему не терпелось избавиться от моего общества. Но я все-таки остался на месте, взял себя в руки и сказал:

– Я перееду через три месяца. Квартира оплачена до декабря. Если бы я знал, что встречу здесь тебя, не стал бы тут селиться. Дальше: скажи Тэхену о том, кто я. Сам я этого сделать не могу. Не хватает смелости, но он должен знать, почему ему не стоит общаться с маленьким перепуганным зверьком.

Я вышел из машины и с гордо поднятой головой пошел к корпусу университета.

Я совершил страшную ошибку, осознал ее, раскаялся, попросил прощения. Чистосердечно. Человек не захотел прощать, и, наверное, имеет на это право. Но больше я не собираюсь изводиться этим, презирать и ненавидеть себя. Я не плохой! Я спокойный и добрый человек, который больше не совершит ничего подобного.

Неважно, кем я был. Важно то, кем я стал.

* * *

О’кей, я понимаю, что одной недели мало, чтобы составить полное впечатление о чем бы то ни было! Но, без оглядки забегая вперед, заявляю: университет – это кайф! Я познакомился и уже сдружился с несколькими ребятами со своего курса. С  Джи Воном– румяным рыжеволосым омегой, который может рассказывать анекдоты и байки с совершенно серьезным лицом.

С Аделаидой, которая приехала из России и которую мы зовем просто Адель, так как выговорить ее полное имя без ошибок никто из нас не может.

С Патриком, чей младший брат однажды чуть не покончил жизнь самоубийством, поэтому теперь Патрик волонтерствует в колл-центре линии доверия и очень ко всем внимателен, пытаясь не пропустить ни у кого на потоке «звоночки» и признаки надвигающегося суицида. И на любого человека с заплаканным лицом кидается с носовыми платками и объятиями.

И, наконец, с Дарреном – страшным фанатом фитнеса и здорового образа жизни, который постоянно носит футболки с надписями «Сначала отжимания – потом свидания», «Ешь, спи, качайся», «Мои веса – моя жиза» и вечно пьет протеиновые коктейли из-под парты.

Я вдруг понял, что не выгляжу на их фоне странным. Что их маленькие странности компенсируют мои маленькие странности – вроде отказа от прикосновений и неизменных перчаток на руках.

– Что у тебя с руками? – спросила у меня вчера Адель. – Я как-то обморозил свои в тридцатиградусный мороз у бабушки во Владивостоке, и с тех пор они у меня болят от малейшего холода.

– О! Кажется, у меня то же самое! – бессовестно соврал я. – Отморозил в Альпах на лыжном курорте и с тех пор люблю перчатки.

– Я подарю тебе пару варежек из ангоры. Вот это кайф!

А Джи Вон сегодня заметил, что я никогда не ем в университетском кафе.

– Пищевое расстройство? – с пониманием спросил он. – Я страдал от анорексии в шестнадцать лет, долго лечился, лежал в стационаре. Еле-еле набрал вес. Боже, какое это счастье – наконец-то иметь задницу. И шикарные волосы. Быть мужчиной, а не мумией. Я вечно болел, сил подняться с кровати просто не было, а теперь… Господи, я наконец живу на полную!

– У меня нет пищевых расстройств, – заверил его я. – Просто у меня аллергия на… орехи. Сразу распухаю. И как-то мне попался орех в супе…

– Орех в супе?! – моргнул он.

– Прикинь. Кто бы мог подумать, что там может быть орех. С тех пор я не ем в общепите. Только свою еду, тщательно проверенную на отсутствие орехов.

– А-а, а я уж было подумал, голодом себя моришь.

В общем, правдами и неправдами я кое-как затесался в ряды «нормальных». Я пока опасался рассказывать о себе, не хотел, чтобы кто-то узнал, что от легчайшего прикосновения у меня пузырится и слезает кожа. Но не исключено, что однажды я поделюсь этим со своими новыми друзьями, если дружба пройдет проверку временем. Вдруг они примут меня с моей болезнью так же легко, как приняли с обмороженными руками и аллергией на орехи?