Персимон

Она вошла в ванную, захлопнув за собой дверь. 

Её руки дрожали, когда она оперлась о раковину, пытаясь успокоить дыхание. Зеркало перед ней отражало её бледное лицо, глаза, полные паники и гнева. 

Она смотрела на себя, но видела не ту женщину, которой стала, а ту девочку, которой была когда-то. Ту, что бежала от прошлого, от воспоминаний, от людей, которые знали её слишком хорошо. 

Кристофер был одним из них. Его появление было как удар ножом в спину. Она не могла оставаться здесь. 

Ей нужно было уйти. 

Сейчас.

Она быстро поправила макияж, смахнув следы слёз, и вышла из ванной. Её шаги были твёрдыми, но внутри всё кипело. Она искала Мадса. Ей нужно было сказать ему, что она уходит. 

Но когда она подошла к двери комнаты, откуда доносились голоса, её остановил Кристофер. Он стоял в дверях, его глаза блестели неестественным блеском, а улыбка была слишком широкой, слишком натянутой. Он был под веществами, это было очевидно.

— Заходи, — сказал он, его голос был настойчивым, почти приказным. — Мы как раз обсуждаем кое-что интересное.

Она хотела отказаться, но что-то в его взгляде заставило её войти. Комната была заполнена дымом сигар и тяжёлым ароматом дорогого виски. 

Мадс сидел в кресле, его лицо было сосредоточенным, но когда он увидел её, в его глазах мелькнуло беспокойство. Рядом с ним сидели ещё двое мужчин, которых она не знала. И Кристофер. 

Он занял место напротив, его взгляд был прикован к ней.

— Садись, — сказал он, указывая на свободное место рядом с собой. — Мы как раз говорили о новых возможностях. Ты ведь любишь возможности, правда?

Она села, её поза была напряжённой, но внешне она сохраняла спокойствие. Мадс смотрел на неё, пытаясь понять, что происходит. 

Кристофер начал говорить, его слова были плавными, но в них чувствовалась скрытая угроза. Он говорил о бизнесе, о связях, о том, как важно знать правильных людей. Она слушала, её лицо было непроницаемым, но внутри всё кипело.

Когда он упомянул что-то о "старых временах", она не сдержала лёгкого смешка. Это был короткий, почти неуловимый звук, но Кристофер сразу же перебил её.

— Что-то смешное? — спросил он, его голос стал резче. — Или ты просто вспомнила, как мы с твоим отцом... — он сделал паузу, его улыбка стала ещё шире, — обсуждали подобные вещи?

Мадс нахмурился, его взгляд перешёл с неё на Кристофера. Он понял, что между ними что-то есть. Что-то, о чём он не знал.

Она посмотрела на Мадса, её взгляд был твёрдым, почти предупреждающим. *Не лезь*, — говорили её глаза. Он замолчал, но его напряжение было очевидным.

Кристофер протянул ей небольшую зеркальную пластинку с белым порошком. Его пальцы слегка дрожали, а глаза блестели неестественным блеском. — Расслабься, — прошептал он, его голос был низким, почти змеиным. — Ты ведь знаешь, как это делать.

Она медленно взяла пластинку, её движения были нарочито медленными, словно она наслаждалась каждым мгновением этого напряжённого молчания. 

Её пальцы скользнули по краю зеркала, а глаза, холодные, как зимняя ночь, устремились на него.

 — Ты действительно думаешь, что всё ещё можешь меня контролировать? — её голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь, готовая пронзить его насквозь.

Кристофер засмеялся, но его смех был нервным, почти истеричным. 

— Контролировать? Нет, дорогая. Я просто напоминаю тебе, кто ты есть.

Она наклонилась чуть ближе, её губы изогнулись в едва заметной, но опасной улыбке.

 — А может, тебе напомнить, кем ты есть? — её голос стал ещё тише, но каждое слово звучало как удар хлыста. 

— Или ты и сам в курсе о своей жалости? О том, как ты всегда был всего лишь пешкой в чужих играх?

В комнате повисла тяжёлая тишина. Даже воздух, казалось, застыл, ожидая, что произойдёт дальше. Кристофер на мгновение потерял дар речи, его улыбка дрогнула, но затем он засмеялся снова. Его смех звучал неестественно, почти безумно, как будто он пытался скрыть своё замешательство.

— Ничего себе, вы посмотрите, — произнёс он, разводя руками, словно обращаясь к невидимой аудитории. 

— А она повзрослела. — Его голос стал ядовитым, а глаза сузились. — Кстати, твоё новое имя тебе вообще не идёт. Серафима Персимон было лучше. 

Папочка был бы огорчён.

Мадс резко поднял голову, его глаза расширились от шока. 

Он смотрел на неё, пытаясь понять, что только что услышал. Никто в этой комнате, кроме него, не знал её настоящего имени. Но даже он не знал, что её фамилия — Персимон. Его взгляд стал изучающим, но она не дала ему времени на вопросы.

— Ты вообще не должен открывать рот в сторону моего отца, — её голос был низким, почти рычащим. Её глаза горели яростью, и она встала, начиная медленно ходить по комнате. Каждый её шаг отдавался эхом в тишине, словно отсчитывая секунды до взрыва.

 — Ты думаешь, что можешь приходить сюда и играть со мной? Ты ошибаешься. Ты лучше держись подальше от меня, если не хочешь, чтобы я напомнила тебе, кто ты на самом деле.

Она остановилась перед ним, её взгляд был пронзительным, как лезвие. 

— Или ты думаешь, никто не знает о том, как ты подставлял своих же людей, чтобы спасти свою шкуру? О том, как ты сливал информацию конкурентам, когда тебе грозила тюрьма? Ты думаешь, это забылось?

Кристофер побледнел. Его уверенность растаяла, как дым. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она не дала ему шанса.

— Ты жалок, — продолжила она, её голос был тихим, но каждое слово било точно в цель.

 — И если ты хоть раз подумаешь, что можешь снова войти в мою жизнь, я сделаю так, что ты пожалеешь об этом. Ты знаешь, что я могу. И ты знаешь, что я сделаю.

Она повернулась к двери, её движения были плавными, но в них чувствовалась угроза. Перед тем как выйти, она остановилась и бросила последний взгляд на Мадса.

 Её глаза были полны предупреждения, но также и чего-то большего — чего-то, что он не мог понять. В этот момент он осознал, что никогда по-настоящему не знал её. Её прошлое, её настоящее — всё это было загадкой, которую он только начал разгадывать.

Когда она вышла, в комнате воцарилась гробовая тишина. Кристофер сидел, его лицо было бледным, а руки слегка дрожали. Мадс смотрел на дверь, его мысли были хаотичными. Он понял, что недооценивал её. Она была не той женщиной, которой казалась. И теперь он знал, что с ней лучше не связываться.