ДОЖДЬ НИКОГДА НЕ КОНЧИТСЯ [18+]

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

За окнами стоит новостройка. Дома, которые в скором времени откроются новым жильцам, впустят их жить. Здесь всё воспринималось как-то иначе. Не было того самого ощущения, будто бы тебя отравляют ядом. На окраинах ещё много чего нужно построить, но этот район уже смотрелся куда более приятнее, чем всё остальное... Пока не приходилось прорваться в его глубь. Город ведь выглядел совершенно разным. Единственное, что его объединяло — настроение. Ибо, куда не сунься, на коже остаётся холод и нескончаемый дождь, а в голове ворох печали. Сейчас дождя было меньше, чем обычно. Шла весна, всё ближе подкрадывалось лето. Но ни солнца, ни каких-то других признаков тепла никто не замечал. Иногда оно вылезет, да и сразу скроется, о нём все забудут и не вспомнят. Потому что привыкли. Здесь каждый чувствовал себя как дома.

Впереди туман. На дороге был рассыпан развалившийся вдребезги бетон, тот, про который забыли, он не подходит; повсюду лежал песок, намокающий от мороси. Он всё ближе, но почему-то едет медленно. Возможно, он просто не хочет видеть того, что ему сообщили ещё по телефону. Эта работа лишь отнимает его силы и время, на всё остальное его не остаётся. Почти каждый день: вызов, приезжай, осматривай и уезжай писать бумаги. За всё то время, что ему пришлось просидеть в собственном кабинете, он исписал листов больше, чем существовало деревьев в принципе. Благо, что в кабинет вовремя поставили ноутбук. Это всё равно больше походило на каторгу. Тебя запирают, оставляют в одиночестве, а ты как-то пытаешься себя успокоить, ведь срок ещё идёт, нужно чем-то занять себя. Вот только писать его принуждали, насильно. Это была его работа.

Кроме рабочих на стройке он видел мало кого проснувшегося. Ожидая сегодня застать рассвет, он уже понимал, что конкретно перед ним появится. Свинцовые облака, вечно рыдающие. Конец весны не был чем-то знаменательным. Всё оставалось как прежде. За исключением людей, которые продолжали во что-то верить. Но верить им было не во что.

Лобовое стекло покрылось мелкими каплями, павшими с облаков. Он включил дворники. Вскоре новостройка оказалась за его спиной, а машина продолжала ехать. Ему захотелось поглядеть назад. Рабочие закладывали кирпич на кирпич, огромный кран поворачивался в сторону; сутулясь, несколько человек тащили в руках тяжёлые арматуры и ставили их в землю. Он подумал, что все люди работают одинаково. Ведь кем бы ты ни был, какой бы не обладал профессией, стресс приходит к каждому, от него не скрыться. Высокие недостроенные здания постепенно отдалялись от него, как и он сам был ближе к месту вызова.

Он увидел небольшое скопление деревьев, что скрывали за собою надгробья. Кладбище было небольшим, но в нём даже так трудно не заблудиться. Могил было запредельно. Он тормозит около ворот. Прежде чем выйти, берёт пачку сигарет и кидает в карман. Хлопнула дверца. Он идёт вперёд.

Под ногами были зелёные листья и мокрая земля. Он умудрился испачкать туфли, пока шёл к огораживающей ленточке. Завидев издалека свою опер-группу, он поглядел на «скорую помощь», которая уже была здесь, как и весь необходимый состав полиции. Опознав его, к нему подошёл его товарищ, протягиваю слегка пухлую ладонь.

— Здравствуй, Ваня. Не спешил ты.

— Пробки, — ответил Иван хмуро, словно совсем не желая оправдываться. — Ты мне скажи, я почему только полчаса назад об этом узнал?

Вячеслав промолчал. От него не последовало извинений. Отпустив его руку, Вячеслав не стал ничего ему разъяснять, он просто оставил полицейского делать свою работу. Иван поднял жёлтую ленту над головой, нагнулся через неё и прошёл на место. Он увидел откопанную могилу. В ней лежали два трупа. Ему пришлось подойти с другой стороны, чтобы увидеть тела, брошенные в эту яму. Трупы были закопаны не так глубоко, как стоило бы делать убийце. Одна из версий: всё было в спешке. Иван взглянул на бездушные лица, обглоданные червями и ледяным временем. На бледных остатках кожи он сумел распознать два пола: мужской и женский. Иван было решил, что это некая семья, но для таких догадок было рано. Посмотрев на тело мужчины, Иван приметил странную особенность на его голове. Некий отпечаток. Дыра. Пуля.

— Где Дима? — спросил Иван товарища.

— Только что звонил, уже на окраинах, — отозвался тот. 

Иван обернулся на машину «скорой помощи». Рядом с ней стояла мать с ребёнком. Второй поглядывал на овчарок, что с какой-то злостью не отпускали с него своих глаз. Звери пустили слюни. Он заметил это и подошёл к кинологу, сказав:

— Оттащи псов. Пацан боится.

— Понял.

Собак увели подальше. Женщина тут же обратила на него своё внимание. Она видела, как он подходит к ней и одним лишь взглядом просит врача из фургона ненадолго оставить их наедине.

— У неё лёгкий шок. Не давите, — попросил его фельдшер.

— Не собирался, — сказал ему Иван.

Когда врач залез в машину, чтобы записать текущее состояние женщины, Иван подошёл к ней немного ближе. Женщина была уже немолодой. Её лицо было покрыто усталостью и морщинами, глаза прятались под очками, а через их стёкла проглядывался страх. Он вытащил удостоверение и продемонстрировал его свидетелю.

— Иван Овчинников, старший оперуполномоченный районного отделения внутренних дел. Как я понимаю, позвонили вы?

Даже не обращая внимания на его документ, женщина также старалась и не смотреть ему в глаза. Что-то ей не давало покоя. Видимо, подобное она встречает в первый раз. В отличие от него.

— Я, — сказала она весьма неохотно.

В какой-то момент женщина приблизила к себе сына. Иван понял, что она всё ещё испытывала ужас от увиденного. Это лишь мешало допросу, он хотел поскорее закончить и уехать отсюда. Как можно быстрее. И как можно дальше. Овчинников знал, что сейчас давить на неё и впрямь не стоит. Он собирался как можно аккуратнее и честнее поговорить с ней, не делать из её плохого дня ещё более плохой.

— Сочувствую, что именно вы оказались свидетелем. Я понимаю, вы домой хотите. И я тоже был бы рад с этим поскорее покончить. Так что, давайте вы просто ответите на мои вопросы и я вас отпущу. Но с деталями. Это важно для протокола.

Иван нашёл свой небольшой блокнот, приготовил ручку и слух. Она собралась после тяжёлого вздоха. Мысли о доме заставили её говорить:

— На этом кладбище лежит мой муж. Мы сегодня пришли, как обычно приходим. Хотела убраться у него, поставить новые цветы. Сын захотел в туалет, я решила срезать через другую тропинку. Потом он увидел собак, — мать посмотрела на макушку своего ребёнка, который не переставал глядеть на вырытую яму. — Я велела ему отойти, а собаки уже шли на нас. Я подумала сначала, что они тут все рылись в какой-то могиле, но здесь не было никакой могилы. Просто песок был как-то странно уложен, чуть выпирал из земли.

— Собаки вас не ранили? — спросил Иван.

— Нет. Убежали, когда я закричала. У одной поначалу что-то во рту было. Я когда крикнула, она это сразу выплюнула. Сын подошёл и в руки взял и... Господи...

Женщина не могла сдерживать эмоции. Он заревела, сняв очки и вытирая веки от слёз. Овчинников понимал, что придётся подождать, пока она успокоится. Сам он не умел успокаивать людей. Считал, что лучше времени этого никто и ничто не сделает.

Ожидание было недолгим. Ей удалось придти в себя совсем скоро. Голос женщины стал строже и агрессивнее. Овчинников решил, что стоит объяснить ей несколько важных вещей.

— Чем скорее я всё узнаю, тем скорее домой поедешь, ты это понимаешь? — спросил он. — Расслабишься и забудешь. А я, чтобы тебя не мучить, в отделение не вызову на повторное показание. Только при условии, что расскажешь мне о каждом своём шаге...

— Да палец он нашёл! — вскрикнула женщина.

В фургоне задёргался врач, но Иван выставил вперёд ладонь, приказав ему не вмешиваться.

— Я ещё раз закричала, а потом заметила, чего там эти шавки копошились! Там... — её дыхание сбилось. — Там р-рука была... из земли торчала... они... кусали её...

— Ваня! — кричал издали Вячеслав, с кем-то поздоровавшись. Он призывал его подойти.

— Эй. Дай ей успокоительного, — сказал Овчинников врачу. — Потом отпусти.

— Слушаюсь.

Не продолжая допрос, он тут же его завершил на этой самой ноте. Иван спрятал блокнот в нагрудный карман своей куртки. Около ямы уже ждал судмедэксперт. Взяв в руки фотоаппарат, тот не обращал внимания на суровый взгляд полицейского, который чуть ли не вплотную подошёл к нему, как будто чем-то угрожая.

— Тебя где черти носят? — задал вопрос Овчинников. Сурово.

— Там же, где и тебя. В пробках, — иронично и с некой язвительностью ответил ему Дмитрий, а после сел на край ямы.

Вспышка. Фотография была готова. Позже он надел медицинские перчатки и спустился вниз, к двум лежащим друг у друга мертвецам. Дмитрий сперва решил осмотреть тело женского пола. Постепенно он находил подробности их смерти, проговаривая вслух. Дмитрий коснулся её головы.

— Женщина, не девушка, — взглянул он на пучок её оставшихся волосы. — Лет тридцати...

Позже судмедэксперт посмотрел и на одежду трупа. Она была в дырах, в красных брызгах. Он взял короткий ножик и разрезал им кофту. Сгнившее одеяние распахнуло перед ним тело, изуродованное выстрелами.

— Семь, восемь, десять... — считал тот шёпотом, трогая раны. Иван немного наклонился. Пригляделся. — Двадцать пять, двадцать семь... Тридцать.

— Весь рожок, — проговорил наблюдающий Вячеслав.

— Скорее всего, Калаш, — предположил Иван.

— Убивали вплотную, — говорил Дмитрий, переворачивая тело. Голая спина открылась всем смотрящим. — Вон, гляди, пули насквозь вылетали, как из мишени.

— Гильзы не нашли ещё? — спросил Иван товарища.

— Только одну. Остальное, походу, спрятали.

— Искать надо всё в любом случае, хоть с лупой тут бегайте по каждому метру, — заключил Овчинников и снова обратился к Дмитрию. — С мужиком что? 

Тот не медлил. Он взглянул на мужчину среднего роста. Кривой нос, лицо бандитское. В голове он также приметил отверстие. Эксперт принялся резать и его одежду. И там было, на что посмотреть.

— Сидел, — сказал Дмитрий, когда пометил глазами татуировки. Множество рисунков было на этом теле, и все имели разное значение. — А ещё у него две пули в брюхе. Видимо, в голову был контрольный.

— В бабе тридцать, в этом — три. Постарались, блядь. А кольца есть у них, случаем?

Дмитрий поглядел на тела, осмотрел их ладони, повертел их руки. Но кроме обглоданной временем кожи ничего не обнаружил. Он покрутил головой. 

— Парни уложат их в машину. Сколько ждать анализы?

Когда Дмитрий со всем своим недовольством и увесистым телосложением выполз из ямы, он, барахтаясь, отряхнул руки и ответил выдохшимся голосом:

— Ты знаешь, Ваня. Не завтра же я тебе всё скажу! Терпеть надо уметь, вот что.

— Я тебя примерно хотя бы спрашиваю. Сколько?

— Неделя. Минимум. И это ещё по-хорошему, если опять названивать не будешь каждый божий день и спрашивать.

— Ладно, я понял. Мужики! — крикнул Овчинников за спину паре полицейских из своего отделения. — Упакуйте. Остальные: прочесать всё кладбище, осмотреть каждую могилу, возможно, здесь ещё остались следы, гильзы или другие улики. Сюда никого не пускать и не выпускать, на время запретить вход на кладбище до конца осмотра, чтобы всё было огорожено. Как что найдете — звонок мне и сразу в участок!

Собаки стали лаять. Овчинников посмотрел на псов, что были готовы сорваться и рвануть прямиком в сторону за бродягами. Но Иван вдруг заметил, что за кладбищем не было каких-то других собак. Все разбежались. Рядом стояли лишь гаражные отделения. От мыслей его прервал Вячеслав.

— Подполковник звонил. Говорит в отделение вернуться, мол, перетереть хочет.

— А тему разговора не называл?

— Не успел, видимо.

— Хорошо. Поехали тогда. И сам хочу свалить отсюда поскорее. Не люблю я мёртвых вспоминать. И видеть тоже.

До его ушей вновь донёсся лай, непрерывное гавканье как будто заполнило всю территорию. В смятении кинолог, удерживавший свою овчарку на поводке, был не менее удивлён, чем остальные.

— Да заткни ты её! — пригрозил Овчинников.

— Не успокаивается! — твердил тот, прибавив усилий, чтобы справиться с животным. — Поди чувствует чего, товарищ капитан!

Иван призадумался. Он направился к овчарке поближе и та немного расслабилась. Но в глазах её по-прежнему было зверство, чувство чего-то неприятного. Запах, встрявший в ноздрях.

— Пусти-ка по следу. За ней пойдём, — сказал Овчинников.

— Слушаюсь.

Кинолог убавил сопротивление, и в этот момент собака чуть ли не оторвала от себя ошейник. Поводок натянулся до предела, пёс настолько сильно рвался вперёд, что мог задохнуться от своей торопливости. Иван шёл рядом, смотря на собаку. Они вышли за ворота, и на секунду Овчинников решил, что кладбища здесь словно не было. Но появилось новое место. Гаражи.

Ржавые и низкие, они стояли впритык друг к другу, пока по их крышам стучали капли дождя, а на воротах отображалась полувековая краска. Здесь было пусто. Пусто и одиноко. Ни один водитель не копался в двигателе своей ласточки, не менял масло или резину, даже просто не сидел с друзьями, распивая алкоголь и болтая за тяжкую жизнь. Словно среди этих гаражей появилось новое кладбище, которое пугало не тем, что в нём что-то нашли, а тем, что было совсем неизвестно. Иван посмотрел на небо. Стало ещё более пасмурно и мрачно, новостройка терялась за туманом, который рассеивался от предстоящего ливня. Иван усиливал шаги потому, что пёс вдруг зашагал своими лапами, не жалея сил. Он принюхивался к земле, к мокнущему песку и остановился. Снова лай.
Пришли.

Овчинников увидел дверь, окрашенную в красный. Тот совсем выцвел. Это был пятый по счёту гараж во втором ряду. Он заметил чёрную тень, что выглядывала из-за ворот. Вход был открыт. Вопли собаки не прекращались, они стали ещё злобнее, чем обычно. Иван сделал шаг вперёд и притронулся к фонарику внутри куртки. Он зажёг его.

— Слава. За мной пойдёшь.

Вячеслав подбежал к Ивану и глядел, как тот плавно открывает ворота старого гаража. Отсюда тут же вырвалась ужасная вонь. Овчинников, как будто прячась от неё, приложил рукав куртки к носу и, сузив веки, смотрел за светом фонаря. Он готовился к худшему с самого начала. За ним раздавались шаги его друга.

— Найди свет, — приказал он.

Вячеслав старался отыскать выключатель. Приблизившись к стене, его рука в растерянности прикасалась ко всему, что могло быть похожим на искомый объект. Он побродил ещё немного вдоль, но всё никак не мог обнаружить источник света. Вячеслав запутался в темноте, и даже фонарь не помогал ему в поисках. Но позже он услышал растерянный голос Ивана:

— Кровь, — сказал тот.

Вячеслав обернулся, моментально забыв про свой приказ. Он подошёл к Овчинникову и всмотрелся в бордовый, иссохший след на полу. Здесь остался не только запах гнили, но и чего-то другого, пока неясного им обоим.

— Так сложно?

— Да есть он тут вообще? А, да... Погоди, — сказал Вячеслав, словно что-то заметив во тьме.

Иван смотрел на пятно. Через полминуты в гараже загорелся тусклый свет. Овчинников достал пачку сигарет и зажигалку. Щелчок. Щелчок. Огонь вырывается наружу. Сигарета воспламеняется и выпускает едкий дым. Он смотрит на пол, на лужу, оставленную мертвецом.

— Чем тут воняет? — спросил Вячеслав, принюхиваясь и ещё раз присмотревшись к кровавому следу.

— Бензином, — немногословно проговорил Овчинников с сигаретой в губах.

— А как ты?..

Иван показал пальцем на опустевшую канистру в углу гаража. Ему пришлось начать осмотр, время и без того поджимало. Полицейских удивило то, что в гараже не стояла машина, а был здесь аналог квартиры: стоял диван, кресла и телевизор, причём об их качестве не приходилось спорить — оно было наивысшее. Пощупав мебель, Вячеслав позже приблизился к телевизору на тумбочке. Он заметил, что тот был сломан, будто бы его пробили либо чем-то, либо кем-то. Кровь была не только посередине гаража, но и в других местах в виде маленьких капель. Овчинников продолжал курить. Он что-то искал, пытался найти спрятанное. Вячеслав распахнул ворота и велел остальным операм из группы расставить номерные знаки на каждой из найденных улик.

— Придётся закрыть и эту местность...

— Придётся, — сказал Иван вдумчиво. — Хотя это уже бессмысленно. Убивали здесь. Собака зло прекрасно чувствует. Ставьте уже знаки и мы пойд...

Когда Иван повернулся, он посмотрел на дверь и оборвал фразу на последнем слове. Он вдруг зацепился взглядом за некий предмет. Овчинников оттолкнул ворота, вновь их прикрывая. За ними оказалась бейсбольная бита, на макушке которой было вбито восемь гвоздей. Овчинников присел. Вскоре это увидел и Вячеслав.

— Вот это сфотографируйте.

Вспышка. Фото было сделано.

— Есть перчатка? — спросил капитан.

Вячеслав передал ему пару, Иван надел лишь одну. Он взял биту в руку и стал всматриваться в неё, замечая на ней странные детали. Само по себе подобное такому вооружение было не редкостью в уголовном розыске. Бывало, что преступники умудрялись сотворить из простой цепи и ножа такие вещи, которых за это можно было смело награждать за особую фантазию и изощрённость. Этот случай был одним из таких. Овчинников покрутил биту. На нескольких гвоздях сохранилась сухая кровь вместе с остатками человеческой плоти. Кожица и мясо застряли на острых концах, это вызвало у Ивана неприятное ощущение в районе живота. Понимая, что на ней вряд ли найдётся что-то ещё, он передал биту к остальным вещественным доказательствам и встал ровно.

Осмотр всего гаража занял более двадцати минут. Опер-группа и следователи проверяли всё до единого, каждый закоулок, каждую песчинку. Овчинников стоял рядом с кинологами, вне гаража, докуривая очередную сигарету. Он посмотрел на собачью морду, что так хотела побывать на месте преступления и провести носом по кровавому следу. На улице дождь начал капать ещё сильнее, а небо и вовсе заполнилось чёрным гноем, что пожирал остатки всего прежде белого. Темнело раньше, чем должно было. Овчинников ждал конца. Найденные улики небольших размеров выносили в прозрачных пакетиках и складывали в единое место. Иван передал взор на своего товарища. Вячеслав поспешил доложить ему обо всём, что удалось отыскать.

— Нашли три гильзы от патрона на девять миллиметров, закатились под диван. Я подумал сравнить с нашим ПМ. Подошло. Одинаковые.

— Ещё? — интересовался Иван.

— Нет, всё остальное ты видел. Обыскали что могли. Там больше ничего нет.

Овчинников кивнул себе под нос.

— Хорошо. Садись в мою машину, вместе поедем в участок. Там и вместе обо всём докладывать будем.

Они пошли к машине Ивана. В гараже почти никого не осталось, остальные были лишь неподалёку, растягивая предупреждающую ленту. Больше никто не мог зайти сюда. Все трупы увезли. Это место заняли живые.

*    *    *

День постепенно заканчивался. Он и не заметил, с какой скоростью пролетело время мимо него. Словно какой-то спортсмен, оно старалось поскорее обогнать своего соперника и вырваться вперёд, в лидеры. Но ведь у времени нет соперников, оно всегда было победителем над всеми. Овчинников колесил по сырой дороге, по образовавшимся лужам. Изредка его лицо направлялось в сторону, чтобы взглянуть на прохожих, что шли сбоку от его машины. Но там он не находил чего-то интересного. Дворники работали без остановки, но смывали падающие капли как-то своеобразно, медленно. Овчинников включил фары. Появившийся яркий свет слился с серо-голубым днём, который было почти не заметить. По асфальту кто-то бежал, прикрывая голову газетой, а кому-то хватило ума захватить с собой зонтик. Овчинников никогда не придавал расследованиям особое значения. Найти убийцу чаще всего было просто, поскольку человек — не машина, ему свойственно допускать оплошности, это касается и преступников. Убийц в этом городе хватало, но всех находили без каких-либо усилий, потому как обычно к таким подонкам тянется длинный след из их же собственных ошибок. В салон автомобиля пробрался дым, Иван передал сигарету другу. Вячеслав смотрел в окно, ожидая там увидеть что-то хорошее, но наблюдал лишь за тем, как город заполняется водой, а людям некуда от неё скрыться. Овчинников повернул руль. Всю дорогу они не разговаривали, хоть Вячеслав и придумал хорошую тему, хотел обсудить с ним Чемпионат Европы по борьбе, однако мешать Ивану думать не стал, хотел, чтобы его голова была чистой, а не заполненной какой-то белибердой. Он предпочёл молчаливо погрузиться в этот город и понять, почему тот настолько нелюбим Богом.

Овчинников припарковался на стоянке для служебных машин. Он вытащил ключ и открыл дверь. Встав на ноги, Иван потушил бычок под каблуком, шагая вперёд, через двери участка.

Оказавшись внутри, Иван поздоровался с сослуживцами, с приятелями, что бегали по коридорам и несли стопку бумаг за собой. Позже он захотел не медлить и пойти в свой кабинет.

— Нам бы к подполковнику. Он ждёт, — предупредил его товарищ.

— Ага. А меня ещё протокол ждёт и отчёт, как и тебя, кстати, тоже. Передай, что я у себя.

Иван дошёл до кабинета, вставил ключи и открыл дверь перед собой. Здесь было прохладно, открытое окно любезно впускало поток ветра с тёмной улицы. Он стукнул по выключателю и посмотрел на свой стол, полный исписанной бумаги и небольших чернильных капель. Старый ноутбук запылился, во всём пространстве этого кабинета воняло табаком, пепельница была переполнена. Иван снял с себя кожаную куртку бурого цвета и повесил на крючок. Он с грохотом повалился на мягкое кресло, которое от его падения слегка закружилось на ножках. Овчинников глянул на мусорное ведро, забитое до отвала. Он подкинул туда ещё немного ненужной бумаги с ошибками, ведь, если один раз сделаешь помарку, считай, что облажался, доставай новый лист, на который тебе придётся потратить ещё больше чернил, чем прежде. Такая работа выматывала, она попросту убивала весь к себе интерес. Вместо того, чтобы заниматься делом, ему приходится писать, выводить каждую буковку, чтобы никто не докопался до него с претензиями. Иногда спасает его ноутбук, но в нашем государстве было всё ещё принято писать вручную, подобное продолжало цениться. Хотя бы потому, что времени отнимало гораздо больше. Рабочий день желательно удлинить.

Он пошевелил свои каштановые волосы. Захотелось пить. Кофе. Иван открыл тумбочку и порылся там рукой, найдя банку, заполненную до середины молотым кофеином. Он собрался выйти к куллеру, взял чашку и ложку, но ему пришлось остаться. В дверь постучали, а после сразу же вошли. Так мог делать только подполковник.

Овчинников встал и бегло отдал честь.

— Вольно, — сказал ему подполковник. За его спиной появился Вячеслав.

Иван снова сел на своё место. Он заметил, как его друг подходит к его столу и садится на край. Подполковник тоже садится, только на место, на котором обычно сидят свидетели или подозреваемые. Подполковник, не молодых лет мужчина, потрепав немного седую бороду, обратился к своим подчинённым.

— Хмелевский мне всё вкратце описал, но я что-то ничего не понял, — начал тот, немного поглядев на Вячеслава. — Давай, Овчинников, у тебя должно получше быть.

Полицейский наклонился к своему столу, прокашлялся, дабы освободить горло от голода и принялся излагать:

— Я был в отделении, когда приняли вызов. Но приехал туда почти позже всех. Слава выехал раньше, собрал группу, только потом меня в известность поставить решил.

Подполковник с вопросами поглядел на Хмелевского.

— Скоро там был и я. Начал допрашивать свидетельницу. Она мне сказала, что гуляла со своим мелким и нашла собак, у одной из них в пасти был палец человеческий. Позже увидела и яму с торчащей рукой. Потом приехал Дима, проверил. Убиты мужчина и женщина, возраст примерно одинаков. В бабу всадили целый рожок, у мужика пули только в животе и в башке. Потом немного странное случилось... — подполковник не спрашивал, он ждал ответа. — Псы начали лаять, я велел пустить их. Одна собака привела нас к гаражам, а точнее, к одному из них. Внутри оказался кровавый след, давно уже высох, я так думаю, ему больше месяца, кровь стала почти чёрная. Там же были обнаружены гильзы от пистолета Макарова. И бита с гвоздями.

— Бита с гвоздями? — подполковник был в явном удивлении.

— Так точно. Орудие изъяли на проверку, судмедэксперты уже заняты делом. Дима занят.

— Версии есть у тебя? Предположения?

— Судя по тому, что имеем сейчас без анализов... Знаете, трудно так сразу рассуждать. Но я пока ехал сюда, прикинул парочку теорий. И, мне кажется, одна из них верная.

Овчинников собрался с мыслями. Но он всё время ощущал, как из окна на его спину ложится холодный ветер. От этого появлялись мурашки, а вскоре подоспел и озноб.

— Мужика убили в гараже, — заявил Иван. — Женщину расстреляли, скорее всего, у той самой ямы.

— Зачем так? Если можно было в одном месте? — спросил подполковник.

— Не знаю, но скоро судмедэкспертиза объявит нам время смерти, там и сложится картина. Я пока строю свою теорию на двух вещах: первое — количество пуль в теле у каждого из них, а второе — место преступления. В гараже у меня всё сошлось. Было найдено три пули...

— Четыре, — добавил Хмелевский. Иван обернулся на него.

— Как это четыре? Ты же сказал, три.

— Извини. Ошибочка вышла. Она закатилась уже не под диван, а под стол, кое-как достали.

— Хорошо, — сбившись, произнёс он после вмешательства. — Но факт остаётся фактом. Мужика убили в гараже, а труп скинули в могилу к женщине. И к тому же, лужа крови это тоже подтверждает.

— Там была не одна лужа, Вань, — подправил Вячеслав.

— Да помню я, но сам подумай, — продолжал Овчинников увлечённо, — вряд ли женщина была убита там же, где и мужика завалили. Кровь нашли у ямы, одна гильза от Калаша лежала в том же месте. А так как в неё, судя по всему, стреляли именно из сорок седьмого, тут всё более чем сходится. Следовательно, эта версия имеет право на существование.

— Ты мне вот что скажи, — после слов Ивана заговорил подполковник, — дело-то берёшь?

— А похоже, что нет? — переспросил Овчинников. — Я приехал, я осмотрелся...

— Просто мне тут твой товарищ нашептал, что он бы был не против им заняться сам.

Иван посмотрел на Вячеслава, тот не отмахивался от сказанного подполковником, а позже и вовсе признался в своих словах.

— Да, я и сейчас не против. На место первым прибыл я, так что...

— Беру дело я, ты будешь у меня в помощниках, — перебил его Овчинников.

Хмелевский взглянул на друга как-то негодующе, не то умоляя передумать, не то говоря, что это плохая идея. Но на самом же деле Вячеслав был доволен и этим. Подполковник увидел, что между ними всё же не возникло перепалки. Он встал со стула и перед уходом произнёс:

— Кстати, чуть не забыл. К нам скоро приезжает мэр. Понимаете, да, что делать нужно?

— Всё будет в лучшем виде, — с улыбкой проводил его Вячеслав.

Подполковник успокоился и вышел за дверь. Хмелевский было последовал за ним. Он явно не желал сейчас оставаться с Иваном наедине. Но ему пришлось. Тот затормозил его одним словом.

— Стоять.

Его ровный, тихий, но в то же время будто бы орущий изо всех сил на уши голос поставил Вячеслава на ровном месте. Хмелевский повернулся к нему лицом.

— С каких это пор ты стал дела у меня отбирать? — осведомился Овчинников, сложив локти на груди белой рубашки.

— С сегодняшнего дня, — ответил Вячеслав. — Ты что, обижен?

— А я смотрю и ты не рад.

Вячеслав фыркнул на это высказывание, будто бы его это совсем не тронуло.

— Послушай, Вань, я просто... хотел попробовать. Сам знаешь. Шесть лет как тут работаю, а у тебя всё на побегушках. Только ты-то капитан, а я... Да никто я, по сути.

— Ты мой друг, если ещё не забыл, — напомнил ему Овчинников. — Я буду признателен, если такого не повторится больше, понял? Звание есть звание. А деньги мы с тобой получаем одинаковые. Ну, почти. Так что, — Иван встал со стула, подойдя к другу, — не переживай. Следующее дело ты возьмёшь. Честно слово. А я уже на пенсию пойду.

Иван протянул ему ладонь. Хмелевский крепко пожал её. Через секунду его уже не стало. Он остался один. Его ждало много работы.

*    *    *

Прошло длительных два с половиной часа. Уставший Овчинников поднял глаза на часы. Пора одеваться. Он бросил всё на столе, положил что успел в тумбочку и, будто бы слепо, устремился домой. Погасив свет в кабинете, он забрал куртку и надел её уже за дверью. Иван посмотрел в окно. Дождь. По-прежнему льёт без остановки, а город, укутанный во мрак, казалось, издавал предсмертные стоны. Овчинников попрощался с дежурными и вышел на улицу. Там на него вылилось целое ведро, он за секунду стал мокрым до нитки. Влага, проникшая в его одежду, вызвала неприятные чувства, хотелось избавиться от неё поскорее, снять и осушить. Было такое ощущение, словно он разом окунулся в озеро, в то самое, в котором так давно не был, так давно не нырял на глубину, задерживая двумя пальцами ноздри, чтобы прикоснуться стопой к песку, к Посейдону. Его тянуло туда, домой. Не в тот дом, куда он вынужден ехать сейчас.

Когда он приблизился к подъезду, ливень слегка поубавился. Овчинников заблокировал автомобиль и приставил ключ к домофону. Уже через пару мгновений он забежал в лифт, минуя лишние ступеньки на лестнице, нажал на кнопку, поехал на пятый. В кабине, изрисованной маркером, с рваными объявлениями, только сейчас он осознал, что чуть было не потопил собственный мобильник во время похода к машине. Иван думал, что следует выключить его, дабы никто не беспокоил. Он так хотел это сделать, хотя бы раз, хотя бы попробовать остаться в одиночестве. В одиночестве с семьёй, а не с работой. Однако не положено, капитан обязан всегда быть на связи. Он вздохнул печальным воздухом. Лифт распахнулся.

Иван зашёл в квартиру, снимая туфли. Разувшись, хозяин этого двухкомнатного жилья увидел свет на кухне, оттуда пошёл и запах, от которого урчал живот и образовывались слюни. Он повесил куртку и пошёл мыть руки, тут же заметив, что в комнате дочери тоже нет света. Это показалось ему странным. Иван без единого шума взялся за ручку и просунул голову в проём. В темноте он всё же заметил её силуэт, как та лежит в постели, укутанная в тёплое одеяло. Ему это показалось ещё более странным. Обычно она целыми днями пропадает неизвестно где, а после её приходилось искать, обзванивать всех её друзей, а уже после снова идти на улицу. Возможно, мать наконец-то с ней поговорила.

С чистыми руками он вошёл на кухню. Иван услышал тихо шепчущий телевизор, жена стояла к нему спиной, нарезая сырое куриное мясо. Он сел на стул. Заметила.

— Ой, Вань... — обернулась она, подошла и чмокнула его в губы.

Небольшое удовольствие проскользнуло в его теле в этот момент. Дом. Тёплый очаг. Да, он был не тем, не похож на первый, самый родной. Но здесь было всё. А там остались лишь воспоминания. Тосковать по родным просторам Иван не желал, потому что и без того истосковался по ним до изнеможения. Он предпочёл подождать, пока жена закончит готовку и наложит ему что-нибудь уже подогретое. Гороховый суп. Пахнул он приятно, Марина никогда не жалела сил и заботы.

— Как на работе? — спросила супруга.

Овчинников, заложив полную ложку с супом в рот, проглотил её, пронёс через горло к желудку. Горячий. Он слегка оживился.

— Дело новое дали, — сказал он.

— Что там опять случилось? Украли что?

Возможно, она специально не произнесла слово «убили». Ивану было слишком тягостно рассказывать ей о чём-то подобном, когда они только поженились. Вопросы Марина задавала изо дня в день, как только Иван появлялся на пороге, она уже сыпала на него их целый ворох, отнекиваться не приходилось, Иван говорил только правду. Вскоре он сумел напугать её так, что жена чуть ли не потащила его увольняться. Но когда она успокоилась, он принял решение отвечать непринуждённо, стараясь каждый раз сменить тему на какую угодно, лишь бы не вспоминать о своей работе дома. Чтобы сохранить брак, приходилось врать.

— Я кражами не занимаюсь, но всё равно ничего необычного, — проговорил он, черпнув ещё ложку. — Смотрю, Катя что-то рановато легла. Заболела, что ли?

— Сама не знаю, — сказала Марина в недоумении. — Обычно гуляет где-то допоздна. Сейчас притихла. Я волнуюсь немного даже...

— Волнуешься? — осведомился он. — Что она как все нормальные дети по ночам спит, а не гуляет?

— А тебе всё кажется, что дети по ночам вот точно спят, да? — заметила Марина остро, уложив мясо на сковороду.

— Да, — серьёзно ответил Иван.

— Нет, дорогой. Они делают, что угодно. Но только не спят. Ты сам-то чем занимался ночью, в детстве?

— Спал. Спал и сейчас жалею, что больше не ребёнок. Мог бы и дальше спать.

— Времена прошли, Вань.

Овчинников решил доесть тарелку. Осталось совсем немного. Он приблизил ложку ко рту, но в коридоре ему послышалось что-то неясное. Шуршание. Иван совсем выключил телевизор, хотел прислушаться. Жена обернулась. Телевизор потух.

— Ты чего?

Он бросил ложку в тарелку и бойко сорвался с места. Оказавшись в коридоре, Иван там никого не увидел. Куртка пропала, пропала и её обувь.

— Блядь... — произнёс он.

Марина подошла сзади. Она тут же пошла в комнату к дочери, но не обнаружила её там. Она скинула с её кровати одеяло, как будто в гневе. Надеялась, что той дома и не было, что она их всё это время обманывала. Но дочь была. Просто успела уйти.

— Вот за это я и волновалась! — крикнула она. — Ну, придёт домой... Не отстану!

— Да расслабься ты, — сказал он. — Придёт, куда ей деваться-то. А не придёт — я ей сам устрою.

— Лучше бы давно этим и занялся! — вновь повысила Марина голос. Теперь на мужа.

— Чего разоралась? Мясо сгорит.

— Поговорил бы хоть с ней! Каждый день на работе, а она дома дай бог ночью появится!  Меня вообще не слушает, не отвечает, даже в глаза не посмотрит!

— И ты меня винить удумала, да? — спросил Иван, не замечая, как и его голос тоже набирает звонкость.

— Я тебя просто прошу: поговори с ней. Она твоя дочь, ей нужен ты, ей нужно воспитание, понимаешь? Меня она не слушает...

— Да потому, что ты избаловала её, — уличил её Овчинников. Глаза Марины загорелись. — И не ори на меня, башка взлетит сейчас на хер. Мы закончили, нет?

— Поговори с ней, Ваня, — чуть ли не ласково попросила Марина. Её голос стал ниже, немного хрипел. Она устала. Отчаялась.

Он заметил, как ей было тяжело. Но не видел этого ни разу, всё время считая, что в его семье всё хорошо. Ошибался. Иван положил ей руки на плечи и выдавил:

— Поговорю.

— Кричать будешь?

— Нет.

— Точно?

— Не знаю. Как пойдёт. Импровизировать буду. Иди уже к плите, а то не хватала мне тут пожара.

Мясо было вкусным, впрочем, он другого и не ожидал. Позже Жена примкнула к нему на диване. Телевизор освещал тёмную комнату, покрытую таким же тёмным сумраком. Смотрели что-то, да и сами не понимали, на что глаза их глядели. Какая-то мелодрама российского производства. Марина такие смотрит, когда что-то готовит на кухне, только чтобы звук был за спиной, а не ради интереса. Он переключил. Прошёл час.

Расслабление давило на глаза. Хотелось заснуть. Он почувствовал, как Марина сложила голову на его ногах. Иван погладил её. Давно он так не делал. Осторожно касаясь пальцами, собрал небольшой чёрный локон и спрятал ей за ухо. Хотел поцеловать. Не хотел будить.

Время бежало быстро, в окнах даже фонарей не видно. Овчинников подумал, что ему стоит начать переживать за дочь. Подумал об этом, но почему-то ничего внутри него не ёкало. Он решил, что и это тоже было странным. О дочери совсем не было мыслей. В телевизоре кончались программы, всё походило на одно и то же, смотреть такое невыносимо. Он снова взглянул на Марину. Наклонил голову. Губы целовали губы. Проснулась, глаза не открывала. Рука её обняла его шею. Она поднималась, села на него. Он снял футболку, отбросил в сторону, обхватил жену за спину, уткнулся лицом в её грудь. Опустил руки к талии, ещё ниже, а там и ягодицы. Трогал, лапал их, как будто они только познакомились, как будто всё было в первый раз. Мгновение — она разделась. Его лицо осталось на её груди. Марина постанывала. Мужская рука залезла в её трусики. Он поцеловал её сосок, она оттянула голову назад. Ширинка. Осталось немного формальностей и всё будет готово. Он насладится ей, почувствует её кожу, её мягкое тело. Жарко. Приятно. Телефон портит всё в один миг.

— Не бери... — прошептала она, ускорив движение.

Он не брал. Она вставила его в себя. Стоны. Она двигалась. Вибрация на мобильнике. Кто-то их отвлекал.

— Не могу. Не могу, постой...

Она отсела на край дивана, недовольная. Овчинников включил свет. Марина слегка прикрыла грудь своей майкой. На секунду он вдруг понял, что не хочет поднимать трубку. Думал повернуться к жене. Но гудки не прекращались. В злости он провёл по зелёной кнопке.

— Да, Овчинников, — проговорил Иван.

— Это Слава. Не помешал?

— Чего надо? — рявкнул тот.

— В общем, я домой ехал, по пути встретил ребят из нашего отделения. Парни тут хулиганов поймали. Распитие спиртного в общественном месте и в несовершеннолетнем возрасте.

— А мне-то что?!

— Катя со мной стоит. Нужно штраф оплатить и забрать её. Сможешь подъехать за десять минут?

Жгло. Ещё больше захотелось секса, хотелось отыграться этой злости на собственной жене.

— Куда? — спросил Овчинников. Голос его изменился, стал строгим, грозным. Он словно кричал, стараясь отбросить от себя неугодных.

Внутри него взыграла ненависть. Он, ни слова не говоря Марине, забрал свою футболку с пола, застегнул брюки и успел захватить куртку, когда выходил в подъезд. Супруга даже не заметила, как он хлопнул дверью и оставил её одну. Без ответов.

*    *    *

Переулки были заполнены ночью, улицы же освещались столбами, вокруг которых летали мелкие насекомые. Через стёкла просачивался небольшой проблеск, он видел этот оранжевый оттенок, что попадал на его лицо, отражаясь в окне. Иван смотрел вперёд. В голове стало шумно. Злость набежала незаметно, как обычно, когда её не ждали. Иван проехал несколько километров за совсем уж короткое время. Успевал.

Когда как он постоянно слышал лишь шум внутри своего разума, на дороге витала тишина. Безмолвная прямая линия, по которой крутятся четыре колеса, погружала его в некое странствие. Он подумал, что такое бывает со всеми родителями. Ребёнок не слушается, но в этом нет ничего страшного. Вырастет. Поймёт. Однако его дочь ничего не понимала. Её отец гадал, сидя за рулем, в чём же он виноват. В том, что работает, в том, что не может уделить ей время просто потому, что занят? Занят. Он был занят вечно, всегда, ещё с её рождения. Дома Иван словно и не замечал своей дочери. Он сидел с женой, доедал ужин и шёл смотреть телевизор, расслабляя нервы. А дочь... Она уже была рядом, когда он приехал. 

За спиной Вячеслава стояла ещё одна патрульная машина с включенными фонарями мигалки. Двое патрульных покивали ему в знак приветствия, увидев в машине, он им ничем не ответил. Овчинников посмотрел на Хмелевского, тот курил рядом с юной девушкой, его дочкой. Старался, чтобы табак не попадал ей в ноздри. Иван закрыл глаза. На секунду он представил, сидя на сиденье, что ничего этого не произошло, всё было как прежде, он с женой, он дома, а не забирает дочь из лап своих же коллег. Но в этом мире счастье не появляется просто так, оно находилось в ином пространстве, за закрытыми веками. Лишь в его голове. Он не заглушал мотор. Открыл дверь и вышел. Овчинников шёл к дочери. Оказавшись от неё в полметре, он схватил её за локоть и повёл в сторону, чтобы никто не слышал. Она сопротивлялась, ей было больно.

— Ты!.. — он не заметил, как вскрикнул. Иван понизил связки, на миг обернувшись. — Ты из себя кого решила строить, а? — спрашивал её он. Она смотрела на асфальт. — Тебя спрашивают. В глаза смотри.

Иван пошевелил её локоть.

— Я кому говорю?!

Дочь затряслась. На ней была одна майка. По её коже бежали мурашки. Он увидел это, снял с себя куртку и накинул на неё. Екатерина продолжала молчать. Он вздохнул и решил отпустить ребёнка, всё равно ничего не добьётся. Упёртая. В него пошла.

— В машину иди.

Она ушла. Села на заднее сиденье, желая быть подальше от него. Иван увидел, как к нему подходит Вячеслав. Тот бросает окурок за кусты.

— Сколько? — спрашивает его Иван.

— Две триста.

— Откуда две штуки взялось? Просто же триста, или я закон не помню?

— По штуке этим двоим, — Вячеслав отошёл на шаг, демонстрируя двоих патрульных в автомобиле. — Я кое-как урвал у них Катьку, хотели в участок везти.

Овчинников протянул ему деньги из кошелька.

— Спасибо.

— Да не за что, Вань. Она же мне тоже как дочь, — ответил Хмелевский, взглянув на Екатерину в машине.

— Знаю. Заходи к нам как-нибудь. Посидим, пообщаемся после работы.

— Конечно, дружище.

Они пожали руки. Ивану стало легче. Он шёл назад. Как вдруг повернул на него часть головы. И выжал из себя эти слова:

— Ты это... не серчай на меня за сегодняшнее. Я бы правда тебе дело отдал, но... Сам понимаешь. Серьёзно всё.

— Не беспокойся, — отозвался тот. — Дуй уже домой.

Иван спешил последовать его совету. Сев внутрь, Овчинников навёл глаза на зеркало заднего вида. Дочь уткнулась в локти. Плакала. Он не обращал внимания. Повернул ключ и поехал обратно. Обратно домой.