Монтаж памяти

В больничной палате из динамиков смартфона раздавался голос диктора новостей с рассказом о том, что в одном из китайских городов мужчина с торчащим из головы ножом сумел пешком добраться до больницы и даже подняться по лестнице, прежде чем отключился в надежных руках медиков. Необъяснимая мобилизация всех сил, и, кажется, порой даже сверхсил, организма во спасение собственной жизни.

2013 год

На следующий день после ужина с Асей Артём решил, что достигнутый с трудом мир между ними лучше сомнительной перспективы мимолетной интрижки. Он мог бы, пускай и не за один ужин в ресторане, добиться ночи с ней. И даже хотел. Но жалость, неизвестное ему доселе чувство, превозмогло. И это было странно. Просто он понял, что Ася другая, тончайшее богемское стекло. Одноразовое удовольствие её расколет, изменит. Она не должна меняться. А Артём на большее не способен. Актер поклялся себе не трогать девчонку в том смысле, в каком он привык обращаться с симпатичными ему особами. Да, и у таких игроков есть свой моральный «кодекс».

Тем более через день должна была приехать Митрошина. Не солидно ему заводить роман с совсем молодой и никому неизвестной девицей. Ни актриса, ни знаменитость, никаких достижений в жизни.

Митрошина была хорошей партией во всех смыслах. И главное, не лелеяла ванильных надежд. Её, кажется, брак интересовал ещё меньше, чем самого Артёма. Самодостаточная женщина с современными взглядами. К тому же, это был «политический» союз во благо его карьеры и любимого театра. Не пускать же всё коту под хвост.

И всё же лучше костюмерше не провоцировать его - сложно акуле сдерживать аппетит, уже учуяв запах крови.

Артём подметил, что и Ася оказалась вовсе не глупой, не придала значения проведенному вечеру. Вот и умница, девочка. Их манера общения хоть и потеплела, но неловкостей, какие бывают у будущих или бывших любовников, не возникало. Девушка по-прежнему предпочитала в обед компанию Димы Столярова и частенько хихикала с ним в гримерке. Неплохой парень, но Артему казалось, что шансов у того нет. Примитивный для неё.

Тем временем незаметно лето закончилось, и осень забиралась по вечерам со своими холоднющими руками под легкие платья, студила ноги в пока ещё неотапливаемых квартирах, притворяясь днём жгучей рыжей любовницей.

1860 год

Дверь отворилась. На пороге стоял кто-то высокий, в костюме, кожаном фартуке и кожаных перчатках. Лицо его, кроме глаз, скрывалось за повязанным светлым мужским шейным платком.

Точно он. Дейдра ведь говорила, что доктор Смоль жутко брезгливый.

В руках у него была палка с загогулиной на конце, похожая на пастуший посох. Он ухватил ею меня за шею с пола, выволок в галерею и придавил ногой, тем временем затягивая петлю веревкой на затылке.

Все притаились, как мыши. Трусихи. Нас ведь больше. Если бы не сковавший всех страх, можно было бы всем вместе расправиться с этим зверьём.

Но самое ужасное, что теперь и я уже не могла произнести ни слова, голосовые связки были передавлены.

Он волок меня так, что я шла задом наперёд и еле поспевала за ним. Но очень хотелось дышать, потому продолжала движение, словно овца. В полном молчании.

Я боялась представить, что он задумал. Воображение рисовало жуткие картины с тесаками и топорами. Мы спустились на этаж ниже. Я один раз споткнулась на лестнице и чуть не задушились.

Мы протиснулись между плотными рядами какой-то висящей на вешалках одежды. Это была целая комната с кучей платьев. Наверное, их снимали с каждой прибывшей пациентки и больше уже никогда не возвращали владелицам. Фетишист проклятый.

Вышли через плотную занавесь в какое-то помещение, где каждый его уверенный шаг тяжелых ботинок со стальными вставками отдавался эхом с многократно увеличенной громкостью.

Мужчина силой повалил меня на кушетку, сам взгромоздился сверху. Я была не готова к сексуальным надругательствам. Только не это.

Без конца умоляла, пытаясь сбросить неподъёмного мучителя: «Нет! Нет! Ну, пожалуйста!»

Но доктор и не собирался этого делать. У него на уме было кое-что похуже. Уселся сверху он лишь для того, чтобы удержать меня на месте, пока пристегивал руки и ноги к кушетке.

Вот оно место казни.

Мужчина зажег несколько свечей на высоком столе, стоящем рядом.

Боже, это что же шоу какое-то жестокое? Для чего такое помещение в сумасшедшем доме?

Кушетка стояла на возвышенности, будто на мини-сцене, а вокруг, как в амфитеатре, тянулись вверх ряды со зрительскими местами. Только вот никаких людей, кроме нас, здесь не было. Ни единого шанса на сострадание и помощь извне. Это и есть тот самый анатомический... театр.

Живодёр всё молчал, не желая посвящать меня в свои планы издевательств. Чем-то шелестел, гремел и ходил рядом.

Я силилась разглядеть, чем он там занят.

Боже, он ведь не старый, не кривоногий и не чудовище с виду. Зачем, зачем он это делает? Может быть, он и не станет делать ничего плохого. Почему я думаю о таких ужасных вещах? Ну вырвет пару зубов.

Но его кожаный фартук назойливо ассоциировался с образом мясника.

Доктор, не снимая перчаток, разворачивал какую-то сложенную рулоном ткань совсем рядом со мной.

Нет, только не это.

Там лежали металлические ножи с деревянными рукоятками, напильник, молоточки.

- Пожалуйста. Зачем Вы это делаете? Хорошо. Я погорячилась, оскорбляя Вас. И прошу прощения. Я просто хотела поговорить с Вами. Как ещё я могла добиться встречи? Это какая-то ошибка. Я вообще не должна быть здесь.

Но мужчина будто и не слышал меня вовсе, продолжал свои хладнокровные приготовления.

- Вы слышите меня? Мне о-очень жаль. Я прошу прощения, - голос сорвался. Я окончательно потеряла самообладание. Он осматривал какие-то большие иглы, поднося поближе к пламени свечи, словно я и не говорила ничего вовсе.

А вдруг он немой? Может быть, он пришёл не потому, что я его звала, а потому что пришла моя очередь умирать?

Вот как это было со всеми теми, кто молил о пощаде ночами. Господи! Зачем я кричала? Зачем строила из себя храбрую? Дура! Надо было затаиться. Говорила же Дейдра.

- Что Вы будете делать? Ну же? – я плакала и кричала охрипшим голосом, пока доктор не засунул мне в рот какую огромную резиновую штуку, которую я не в силах была вытолкнуть языком.

Он не то порвал, не то порезал моё платье на уровне живота. Я почувствовала вначале холод металла на коже. Доктор будто отмерял или мысленно намечал что-то, водя тупой стороной ножа чуть ниже рёбер с правой стороны.

Стало ясно, что сейчас мне придёт конец, но не быстрый, а мучительный. Он смаковал, предвкушал. Его голубые глаза улыбались.

Резкая боль. Как бы я не готовилась, это стало неожиданностью для тела. Невидимая игла бежит во все клетки по каким-то внутренним ниточкам и колет, заставляет всё сжиматься. Режут кожу на животе, а больно становится внезапно в ногах, в плечах и даже пальцах рук.

Я кричу, но слышно лишь невнятное мычание. Нож входит глубже. Поясница непроизвольно вжимается в кушетку, пытаясь препятствовать погружению лезвия. Грудь трясется от плача. Горячий липкий ручей хлынул по правому боку, разливается по кушетке и вот уже достигает ягодиц и бедер. Это моя кровь.

Мне не хочется умирать. За что я здесь? Я ведь ничего не сделала плохого.

Он маньяк! Он чокнулся.

Пытаюсь разорвать ремни. Ничего не выйдет. На этот раз я не спасусь.

- Я видел тебя с тем мужчиной. - Наконец он заговорил низким голосом. - Это похоть и жажда страстных удовольствий сводит тебя с ума. У тебя внутри всё горит, гноится и воспаляет твои нервы. Хотела сбежать с ним, да? Я всё знаю. Сейчас думаешь, что не заслужила. Ещё как заслужила.

В самом деле сошел с ума. Но даже если он действительно верит, что сейчас лечит меня, то почему режет без анестезии. Нет, ему точно нравится причинять страдания. Он чертов псих, а не врач.

Тут он вдруг замер. Потом отвернулся и засуетился. На каменный пол что-то упало и помножилось в виде эхо.

Меня мутило и раскручивало, будто на том дьявольском терапевтическом кресле. Не хватало воздуха, а дышать было страшно. Боль не утихала, она горела, будто меня жгли заживо. Резкая, острая, пульсирующая боль.

Я хотела протянуть руки к животу, инстинктивно защитить рану, оставить утекающую из меня кровь внутри.

- Хартрайт, а, может, пальнем ему в ногу, а? – плохо соображаю, но, мне кажется, я слышала голос Майкла. И Хартрайт? Хартрайт, Хартрайт? Это же... Тяжело думать о чем-то, кроме боли.

- Да говорю же Вам, джентльмены, я тут ни при чем. Вы слишком драматизируете. Ничего такого и в помине не происходит. Что за бредовые басни? Прошу Вас остыть. Сейчас мы поднимемся в комнаты, и Вы сами убедитесь.

- Слабо верится, Смоль, - опять Майкл. - А ну, пош-ш-шёл вперёд. Быстро!

Боже, если Смоль там, то кто же этот человек?

Как бы я хотела закричать, позвать их на помощь, чтобы быстрее закончилось моё растерзание. Пока не поздно. Пока я не истекла кровью.

- А я г-г-го-в-в-ворил в-в-ведь, - вдруг чудовище переменило голос и стало заикаться.

Бенни? Этого не может быть. Он же любил Дейдру, и белочку, и всех животных. Улыбался мне на прогулке.

Шаги мужчин становились всё дальше от помещения, где находилась я. Нет, нет, нет. Не уходите. Пожалуйста. Не бросайте меня!

Ну, пожалуйста, пусть они найдут меня.

- Заткнись, трус! Потому и пришлось прикончить твою Дейдру. Это ты виноват. Ты! Чуть не признался во всем, когда она была напугана сплетнями, - власть опять перешла к низкоголосому монстру.

Мне сложно было держать голову на весу, но из последних сил пыталась разглядеть, что удумал этот рехнувшийся.

Он грел над свечой какой-то напильник.

- Он-н-ни н-н-на-а-а-йдут н-н-н-а-ас по к-к-кро-о-о-ви.

Его тяжело было слушать, так сильно он тянул слова и с трудом произносил буквы, особенно согласные.

Второй голос грубо оборвал и передразнил заику, а потом добавил:

- Потому ты и не стал доктором, как твой брат. Потому он здесь главный, а не ты. Хотя постой, - он дьявольски расхохотался, - главный здесь я. Стоило тебе увидеть в медицинской школе, как вскрывают череп, заржал, как сумасшедший, и сидел целую неделю на чердаке. Ничтожество! Никакого кровавого следа не будет. Адский камень на что тебе и каленое железо, недоумок? Всё забыл по медицине.

И он подтвердил свои слова. Шипение. Дымок. Омерзительный запах паленой плоти. Моей кожи, крови и сырого мяса. Меня мутит при этой мысли. Только бы не отключиться.

Мужчина сорвал моё платье. Бросил на кушетку. Отстегнул меня, и зажимая изгибом локтя моё горло в удушающем захвате, сам потянулся за одним из подсвечников.

Какой же хитрый дьявол. Окровавленное платье горит вместе с кушеткой, пока нерасторопные спасатели бродят по коридорам психушки и ведут светские беседы.

Но шизик не углядел за мной, пока увлекся игрой с огнём. Я стащила одной рукой скальпель. И в тот момент, когда изверг потащил меня в попытке бегства, ногой намеренно задела стол с инструментами. Он упал, звеня металлом рассыпавшихся приборов.

Голоса двинулись в нашу сторону, но, блин, как же они ещё далеко. Кажется, где-то на лестнице.

Пока придут, Бенни утащит меня отсюда.

- Да говорю же Вам, господа. Спросите кого угодно, я каждый вечер к восьми возвращаюсь домой к ужину. Ни разу тут не появлялся по ночам. Вы ведь сами меня выследили на дороге к дому. Мистер Кинг, Вы здесь провели десять дней, так? Разве кто-то лишал Вас зубов по ночам и подвергал чудовищным операциям?

- Нет, но где тогда Элайза? Она не появлялась все оставшиеся дни моего пребывания. И в комнатах среди больных ее нет.

Эти трусихи из моей комнаты побоялись раскрыть свои рты и хотя бы рассказать о случившемся, чтобы спасти мою жизнь?

Бенни притих, решив, что, может быть, всё ещё обойдётся.

- Что до исчезновения девушки, то боюсь, это Бенни. Он добрая душа, такой мягкосердечный. Всех ему вечно жалко. Думаю, она его уговорила отворить ворота. Но в конце концов побродит-побродит, да и вернётся назад. Здесь идти-то некуда. Слишком далеко до Лондона. Сплошные леса, да утёсы.

Сейчас. Давай! Действуй! Иначе Смоль погонит их на поиски в лес.

Мне бы сил сейчас. Последний шанс.

Я со всей дури вонзила скальпель в бедро Бенни. Он рефлекторно потянулся руками к ране, отпустив меня. Я вытащила кляп и заорала во всё горло, волоча себя в сторону голосов и зажимая руками глубокий порез на боку.

- Вы слышали это? Женские крики. Оттуда. Быстрее.

Ай! Споткнулась. Ударилась лицом об пол и разбила нос. Кровавая бордовая лужица перед глазами. Это Бенни своим железным посохом подсек за щиколотку.

Теперь он тащит меня за ногу куда-то.

Но и шаги всё ближе. Они бегут.

Не успеют... Жуткая головная боль в затылке. Уши закладывает.

Вижу хлопковую плантацию. На ней почему-то все рабы белые. Они улыбаются. Вдалеке замечаю Майкла. Тоже собирает хлопок. Но даже не смотрит в мою сторону. Я ему безразлична? Кричу его имя раз за разом. Хочу, чтобы он заметил меня. Но ничего не выходит. Горло не издает ни единого слышного для остальных звука.

В этот момент чувствую сильный удар в грудь, будто размахнулись и раскололи её кувалдой. Звон. Долгий, заполняющий и поглощающий все остальные звуки, ощущения и забирающий всю боль.

- Чернушка! – такой нежный зов. – Чернушка! – голос становится тише. – Черну...

Сентябрь 2013 года

Артем решил не вызывать такси после вечернего спектакля. Он зашёл в булочную перед её закрытием за последними слоеными «улитками» с корицей на завтрак. И решил прогуляться до дома пешком. Всего-то четыре квартала.

Через двести метров актер заметил красного «жука» у обочины. Надо же, прям как у Аси. Заднее стекло было выбито. Зад автомобиля неслабо смят.

Сердце актера екнуло. Он побежал. А если там за рулем она? Что если вместо красивого озорного личика на него будет глазеть окоченевший труп?

Тело Артёма передёрнуло, но мужские инстинкты взяли верх над эмоциями. Уже давно бы собралась толпа зевак, скорая помощь. Значит, водителя либо нет за рулём, либо жив и здоров.

Через выбитое сзади стекло он увидел безвольную голую спину, выглядывающую из белого топа, который держался странной одной единственной застежкой на шее. Затылок обнажен, а черные волосы спадают на руль закрывая собой лицо.

Это точно она. Ася.

Он ведь только сегодня чертыхался про себя, что нельзя холодными вечерами ходить чуть ли не голышом. Она явилась за кулисы в белых брюках по стрелками и в этом странном топе. Почему-то он посчитал, что где-то под рукой, наверняка, у неё был пиджак. Нет.
Конец второй части.