Другая

Наутро голова несчастного Атоса трещала, воспоминания прошедшей ночи всплывали отрывками. А мадемуазель де Тревиль — девушка бойкая, но правда ли она или очередной бредовый сон?

— Правда, — сам себе ответил граф, после того как заметил на полу возле входной двери женскую шпильку с выгравированным солнцем на конце. «Чёрт бы побрал эту девицу!» — подумал он, но тут же в его памяти всплыл её голос: «Ненавидите меня... Презираете... Почему я вызываю отвращение?» Это пьяный бред или эти слова действительно звучали?

Встав с кровати, Атос первым делом спрятал медное украшение в карман, затем подошёл к зеркалу. Лицо, смотревшее на него оттуда, вызвало отвращение — всё на нём выдавало тяжёлую ночь. Мужчина в спешке начал собираться в Лувр: сегодня — смотр королевских мушкетёров, опаздывать нельзя.

Зайдя во двор Лувра, граф нашёл друзей под раскидистым деревом. С ними стоял кто-то ещё. По мере приближения силуэт неизвестного становился всё более чётким — им оказался Дюваль в плаще королевского мушкетёра!

— Моё почтение, господа, — поздоровался Атос, приблизившись к компании. — Господин Дюваль! Вот так сюрприз.

— Г-н Дюваль теперь один из нас! — воскликнул д'Артаньян и похлопал земляка по спине.

— Что ж, примите мои поздравления. Этот плащ вы заслужили честным трудом, дорогой друг, — неожиданно для самого себя сказал Атос и протянул юноше руку. Ведь он действительно его заслужил.

На лице Дюваля проскочило удивление, заметить которое успел только граф. Новоиспечённый мушкетёр неуверенно ответил на рукопожатие. Он хотел было что-то сказать, но его прервал голос капитана-лейтенанта де Тревиля, давший команду к началу смотра.

Общее построение и проверка формы прошли для Атоса как в тумане. У мушкетёра складывалось ощущение, что опьянение не хотело покидать его голову. Он пытался следить за разговорами друзей и замечаниями капитана, но мысли его были далеко от Лувра и смотровой рутины. Атос то и дело вспоминал вчерашнюю ночь, порой его охватывал страх осуждения: не сделал ли он чего-то не того, не сказал ли лишнего, находясь в пьяном дурмане? Рука его постоянно, словно самостоятельное существо с собственной волей, тянулась в карман, где лежала шпилька; пальцы скользили по ней, повторяя узоры на её наконечнике. В голове кружились мысли: «Кто она такая? Почему она такая? Она не похожа ни на одну женщину, которую он знал». Однажды он поймал себя на мысли, что, сняв перчатку, настолько сильно сжал шпильку в ладони, что её острые концы впились ему в запястье. Последний случай произошёл, когда во время конного смотра Дюваль, скача на коне, на мгновение сощурился и схватился за место, где должна была быть ещё не до конца зажившая рана. Атос не смог отвести взгляда от новенького мушкетёра и во время фехтования — тот ловко уклонялся от шпаги Леонардо, всё так же мастерски скрывая боль.

Скрывать боль, скрывать личность, скрывать эмоции — всё это получалось у мадемуазель отменно. Когда-то с этим отлично справлялся и сам Атос. Так почему же сегодня его словно подменили? Он не мог заставить себя отвести от неё свой чёртов взгляд, весь день был словно прикованный. В его голове образ милой девушки сменялся храбрым гвардейцем, затем снова появлялась забияка со шпагой. Он снова и снова вспоминал того старого Дюваля — скромного, подающего надежды юношу, каким он был до той злосчастной поездки в Лион; затем в голове всплывал образ прелестной фрейлины, мадемуазель де Тревиль, кружащейся вокруг королевы. Мушкетёры, окружающие его, всё это видели, но не смели шутить. Многим из них показалось, что г-н Атос просто не хочет принимать нового сослуживца; кто-то, напротив, думал, что бравый мушкетёр хочет взять юнца под крыло, как когда-то взял д'Артаньяна.

— Атос, в каких облаках вы весь день витаете? — спросил Арамис.

— Не понимаю, о чём вы, дорогой друг, — задумчиво ответил тот.

— И действительно, какой-то вы сегодня не такой, — подхватил Портос. — Тяжёлая ночка? — усмехнулся он.

— Возможно, немного перебрал с вином, — всё так же отстранённо отвечал граф.

— Господа! А не сходить ли нам в «Сосновую шишку», дабы отметить поступление г-на Дюваля в полк королевских мушкетёров? — подошёл к мужчинам д'Артаньян, который перед этим что-то оживлённо рассказывал новоиспечённому мушкетёру.

— Ох, к сожалению, сегодня без меня. Через час у меня встреча с епископом, — сказал Арамис и, заметив недоверие на лицах друзей, добавил: — Монсеньор де Монморанси покидает Париж завтра, встречу перенести нельзя.

— И у меня сегодня были планы. Врать не буду — скажу, как есть, — Портос заговорщически посмотрел на Арамис. — Иду на званый ужин к г-же Кокнар. — Засмеялся Портос, хватаясь за живот. — Знали бы вы, друзья мои, каких высот там будет кухня! А какой там будет фазан!

— Как благородно с вашей стороны, Портос, утешить бедную вдову своей компанией! — лукаво улыбнулся Арамис.

— Что ж тут поделаешь, коль человек я такой добрый!

— Тысяча чертей! Если б мы только знали о вашем назначении раньше, дорогой Дюваль! Мы бы вам показали, как празднуют мушкетёры! — раздосадованно, но с азартом проговорил д'Артаньян. — Мы бы отметили, как гасконцы!

— Ещё не вечер, будет время! Вы просто больше так не пропадайте, дорогой г-н Дюваль, — подмигнул Арамис.

— Сделаю всё, что в моих силах, господа, — улыбнувшись, ответил Дюваль, всё это время молча наблюдавший за диалогом.

— Г-на д'Артаньяна вызывают к де Тревилю! — прервал друзей, словно из земли выросший, Леонардо.

— Что ж, значит, на сегодня пришло время прощаться, друзья, — сказал гасконец и отправился к ожидавшему его капитану.

У ворот во двор Лувра пути мушкетёров разошлись в разные стороны. Попрощавшись с Портосом и Арамисом, Дюваль обратился к Атосу:

— Что ж, и мне пора, — сказал Дюваль. — Но перед прощанием скажите, г-н Атос, вы правда считаете, что плащ этот заслуженный? — не удержался мушкетёр. Эта мысль не давала ему покоя весь день.

— Да, я так считаю, — ответил Атос. Сегодня он был слишком молчалив даже для себя.

— Спасибо, — улыбнулся «юноша». — Одобрение от такого человека многого стоит.

— Не хотите ли немного прогуляться? Конечно, если вы сегодня никуда не спешите, — предложил Атос, не уверенный в своём желании.

— С удовольствием, — ответил Дюваль и шёпотом добавил: — Королева дала мне сегодня выходной.

— Что ж, прекрасно.

Луиза не спрашивала об их маршруте, а Атос выбрал самый безлюдный. Путь их лежал через набережную Шарантон с хрустящим гравием под ногами, затем поворот на улицу Могильщиков. Чтобы разбавить тишину, мушкетёры иногда обменивались фразами, связанными с сегодняшним смотром. Никто не знал, как начать серьёзный разговор. Так они подошли к заброшенному саду Турнель — месту непопулярному, но, несмотря на свою таинственность и мрачность, весьма притягательному.

— Сегодня утром я заметил в своей комнате на полу эту вещицу, — начал Атос и достал из кармана шпильку. — Возвращаю её владелице. — Мужчина протянул мадемуазель открытую ладонь.

— Ох, благодарю! Я думала, что потеряла её навсегда! — сказала Луиза, спрятала шпильку в карман и объяснила: — Это подарок матери к шестнадцатилетию.

Посмотрев по сторонам и убедившись в отсутствии людей вокруг, девушка быстрым движением отклеила усы и спрятала их во второй карман.

— Жутко неудобная штука, — улыбнулась девушка.

— Можно задать вопрос? — неуверенно начал мушкетёр. Это был тот редкий случай, когда, несвойственное графу, любопытство не давало покоя, будто последняя деталь в сложной мозаике.

— Личного характера? — хитро сощурилась девушка.

— Да, поэтому я пойму, если вы откажетесь.

— Задавайте! — азартным тоном разрешила девушка. Луиза была готова поставить шпагу на то, что сейчас у неё спросят. Она оказалась права.

— Что подтолкнуло такую девушку стать гвардейцем? — спросил Атос, слишком поздно осознав всю остроту вопроса.

— Какую такую? — в голосе девушки слышалась издевка.

— Прелестную, — отрезал граф, сохраняя самообладание.

— Вы так считаете? — Луиза подхватила серьёзный тон разговора.

— Это факт, — Атос пожал плечами, как бы подтверждая обыденность своего суждения. — Уверен, вы привыкли к комплиментам.

— Это действительно так, — так же сухо ответила она, но невозмутима была только снаружи. Внутри гасконка ликовала. — Значит ли это, что исключительно не прелестные девушки могут быть гвардейцами? — Несмотря на шуточный характер вопроса, тон Луиза сохраняла серьёзный.

— Вы же прекрасно понимаете, к чему я клоню. Сражаться на шпагах и стрелять из пистолетов — весьма несвойственные девушкам занятия, тем более в мужском платье.

— Это только в том случае, если у этих девушек нет брата — бесшабашного вольнодумца, являющегося капитаном-лейтенантом королевских мушкетёров, — рассмеялась Луиза.

— И всё же, я вижу, что вы, мадемуазель де Тревиль, не хотите отвечать.

— Отчего же? — пожала она плечами. — Причина банальна — брак, точнее, побег от него. Отец вздумал выдать меня в шестнадцать, мне казалось, что меня продали, словно породистую кобылу. Я сбежала в ту же ночь.

Луиза действительно была очень красива. Несмотря на бедность её семьи, многие хотели заполучить её в жёны.

— Вот как… — Атос отвел взгляд от собеседницы.

— Вы осудите меня? В своё оправдание скажу, что первые заработанные деньги я отправила родителям. Возможно, чтобы загладить вину, а возможно, хотела выкупить себя. — В голосе де Тревиль появилась печаль. Странно, почему-то она чувствовала, что Атосу можно доверять.

В голове мужчины пронеслась мысль: «Разве граф де Ла Фер имеет право осудить её за непослушание перед отцом? Нет, кто-кто, но точно не он».

— А вы, г-н Атос? Вы были женаты? — задала Луиза, казалось бы, такой простой и безобидный вопрос.

— Был, — ответил мушкетёр безэмоционально, но казалось, что одно воспоминание об этом причиняет физическую боль. — Позвольте не развивать эту тему, но и скорбящим вдовцом меня не считайте.

Повисла тишина — не неловкое молчание, а печальная пустота. Появившуюся грусть дополняли окружающие собеседников потрескавшиеся статуи и засохшие фонтаны. Луиза кивнула в сторону полуразрушенной беседки, заросшей мхом; внутри сохранилась лавочка. Мушкетёры направились к ней.

— И всё же, г-н Атос, это нечестно: вы знаете две моих страшных тайны, приносящие мне душевные муки, а мне не открыли ни одной, — Луиза испытующе прищурилась.

— Оливье… — сказал Атос после минутного молчания. Он не знал, зачем он это делает, но это было, если не правильно с точки зрения логики и осторожности, то хотя бы честно по отношению к Луизе.

— Что? — улыбнулась девушка.

— Оливье, граф де Ла Фер, мадемуазель де Тревиль. Раскрывая своё настоящее имя, я вкладываю вам в руку нож. Распорядитесь им правильно.

— Конечно, граф, я всё понимаю.

— Пообещайте ничего про меня не искать, — пригрозил он. — Будет ещё лучше, если вы и вовсе поклянётесь не произносить это имя вслух.

— Даю вам слово мушкетёра, — ответила Луиза и поднесла ладонь к сердцу.