Другая

По старой традиции, гласившей, что все важные встречи проходят на улице Феру, друзья собрались в комнате графа. Здесь Атос рассказывал, как познакомился с г-ном Дювалем около трех лет назад, когда в очередной стычке с гвардейцами кардинала на помощь королевским мушкетерам пришли гвардейцы роты Дезэссара. По долгу службы они пересекались еще пару раз. Всё, что мог сказать граф об этом молодом человеке, - это то, что он был храбр и ловок, но нелюдим и молчалив до такой степени, что говорит почти полушепотом, словно пройдет еще год-два, и он и совсем забудет человеческую речь.

- Это все, друзья мои, что я могу о нем сказать, - подвел итог граф.

- И все же я не могу понять, что такого особенного в этом Дювале! - протянул д'Артаньян, слегка выходя из себя. Гасконца задевала та секретность, которая окутывала отправленного к ним на помощь бывшего однополчанина. Неужели они, четыре друга, не раз доказавшие свою полезность королю, могут нуждаться в ком-то еще? - Что проку от него, если он за столько лет из гвардейцев подняться не смог? - не унимался юноша.

- Ну, не всем же при короле служить, - усмехнулся Арамис.

- Конечно, - рассмеялся Портос, - надо же кому-то быть аббатом.

- И в скором времени я им стану, - спокойно ответил Арамис, игнорируя насмешку.

- Друзья, мы забываемся. Таков приказ короля, не нам судить, - прервал возмущения Атос. - Солдат он неплохой, проблем от него не будет, а может, и сгодится на что.

На том и порешали. Завтра мушкетерам предстояло сопровождать обоз с золотом для жалования гарнизону и восстановлению после войны до крепости в Лионе. Дело проще некуда. Зачем капитан отправил им помощника?

В это время в кабинете де Тревиля Дюваль получал свое задание. Молодой человек с миловидной внешностью - широкие усы, темные волосы до плеч, собранные в хвост, торчащие из-под широкой шляпы, средний рост, военная выправка.

- Помни: прямых доказательств того, что графиня де Сен-Мирай сотрудничает с Испанией, нет. Ты должен заполучить документы без лишнего шума, - капитан повторял план, расхаживая вдоль стола из стороны в сторону. - По нашим расчетам, графиня прибудет в Лион через семь дней. Более удачного места и времени, чтобы выкрасть бумаги, которые, как нам стало известно, хранятся в ее личном дневнике, просто не будет.

- Так точно, капитан! - привычным полушепотом отчеканил Дюваль.

- Ох, и снова волнуюсь я за тебя, Лу! Будь же осторожна! - вздохнул капитан и, посмотрев на округлившиеся от страха и неожиданности глаза «юноши», добавил: - Сейчас в кабинете, кроме нас, никого нет, а я так устал от этих формальностей.

- Жанно, милый мой братец, столько лет прошло, как я солдат, но ты все не привыкнешь, - ответил звонкий женский голос.

То был голос Луизы-Маргариты дю Пейре де Тревиль, младшего ребенка в семье и любимой сестрицы Жана-Армана дю Пейре де Тревиля. Двадцатилетняя девушка, фрейлина ее высочества в платье и гвардеец Лоран Дюваль в мужском костюме. Четыре года назад она бежала из дома и нашла помощь здесь, в кабинете капитана королевских мушкетеров. Большое влияние ее брата и его авторитет при дворе помогли девушке быстро обустроиться в Париже.

С детства владеющая шпагой, Луиза убедила брата уговорить короля принять ее в солдаты в качестве шпионки. Идея казалась безумной, но вскоре показала свою эффективность. О девушке со шпагой знали лишь Их Величества и сам капитан-лейтенант. Числилась она в роте Дезэссара, но на особых условиях и частенько получала задания от де Тревиля.

Нелюдимость и молчаливость были чертами исключительно Дюваля. Он слишком часто работал один, чем меньше круг твоего общения, тем меньше шансов быть раскрытым. Поэтому среди сослуживцев любимцем он не был, чего не скажешь о Луизе, которая за годы жизни при дворе так привыкла к восхищенным взглядам, направленным в ее сторону.

Холодный утренний воздух помогал проснуться, зима медленно отпускала Францию. В 7 часов утра обоз был уже готов, оставались последние приготовления перед отбытием. Четверо друзей, готовые выдвинуться по первой же команде, скучающе ждали новичка.

- Не наш ли это юнец там скачет? - кивнул в сторону дороги Портос.

- И правда, он, - ответил Атос.

Фигура на коне стремительно приближалась. Легким движением наездник спрыгнул с лошади и снял глубоко надвинутую на глаза шляпу, почти полностью скрывающую лицо, и поклонился.

- Для меня большая честь находиться здесь с вами! - прохрипел Дюваль.

Друзья поприветствовали его в ответ и представились по очереди, хоть это было и совсем не к чему. Сейчас сложно было найти среди королевских мушкетеров персон более знаменитых, чем эта четверка. В эту же секунду их оповестили, что обоз с ценным грузом готов и можно отправляться в путь.

Дюваль как солдат испытывал восхищение и глубокое уважение к мушкетерам. Атос, Портос, Арамис и д'Артаньян были для «юноши» примером, но он не позволял себе расслабиться и потерять бдительность даже рядом с ними. Такое длительное нахождение девушки среди мужчин делало процесс скрытия своей настоящей личности безумно сложным. Поэтому он ехал позади, лишь изредка прислушиваясь к диалогам мужчин.

Так прошло два часа. Темы для разговоров у друзей начали кончаться, а молчаливость Дюваля начинала делать повисшую тишину почти что неловкой. Д'Артаньян, который уже отпустил вчерашнее недоверие к новичку, начал проявлять к нему нарастающий интерес.

- Итак, г-н Молчун, за несколько часов дороги вы не проронили ни слова, - гасконец специально сбавил скорость, чтобы поравняться с плетущимся в конце экипажа бывшим однополчанином. - Возможно, нам предстоит сражаться бок о бок, так расскажите же нам что-то о вас или ваших приключениях.

- Молчание - добродетель, но исповедь полезнее, - поддержал друга Арамис. - Ну же, г-н Дюваль, давайте знакомиться!

- Боюсь, судари, мне правда нечего вам рассказать. Один ваш дуэль будет стоить больше, чем вся моя гвардейская карьера.

- Но вас отправили с нами неспроста, что-то в вас должно быть! - прищурился д'Артаньян. - Как говорят у нас в Гасконии: «Silènci es d'aur... mas pas per aqueth qui a vin en barrica!» («Молчание - золото... но не для того, у кого бочка вина!»).

- «E l'aur es pesuc... mas lo vin es plus leuger a la lenga.» («Золото тяжело... а вино облегчает язык.») - на чистом гасконском, но без каких-либо эмоций ответил Дюваль.

- Тысяча чертей! Так вы земляк! - вскрикнул юный мушкетер, слегка подпрыгнув на лошади. - И как я сразу вас не раскусил! Ну, дорогой гасконец, теперь-то мы точно поладим! - не переставал восторгаться молодой дворянин.

- Так вы гасконец! - протянул Арамис, слегка сощурившись.

- Два гасконца! О горе нам! - рассмеялся Портос.

Атос лишь спрятал легкую улыбку среди усов. Манера драки Дюваля действительно напоминала ему гасконца, но вот молчаливость и отсутствие гасконской горячности отбили всякие мысли на этот счет.

- Признаться честно, вы совершенно не похожи на гасконца, - с добротой и легким удивлением в голосе заметил Арамис.

- Ничего не поделать, люблю тишину, - пожал плечами Дюваль.

- И как так получилось, что за годы службы в одном полку нам ни разу не посчастливилось быть друг другу представленными?

- Жестокость судьбы, - повторил жест плечами гвардеец. - Слухи о вас по всем полкам. Мы ровнялись на вас, на всех вас, господа.

Заставить Дюваля говорить долго оказалось задачей невыполнимой. Но вынудить его принимать участие в разговоре у мушкетеров всё же получилось - теперь он давал ответные реакции, а иногда даже вставлял пару слов.

Так они доехали до небольшого городка, где им предстояло переночевать. Мужчины разошлись отдыхать, предварительно обсудив план дежурств.

Дюваль зашёл в свою комнату и первым делом закрыл дверь на ключ. Он наконец остался в полном одиночестве. Подойдя к зеркалу, юноша снял перчатки и эти ужасно неудобные усы, которые были единственным средством, чтобы скрыть девичьи пухлые губы. Отражение мужчины растаяло - оттуда смотрела хорошенькая девушка со следами жуткой усталости на лице.

До её смены было пара часов. Она упала на кровать, не снимая одежды, несмотря на тугой бандаж, который она надевала, дабы скрыть изгибы своей фигуры. В мужской одежде было куда удобнее, чем в платье придворной дамы.

Она хотела бы уснуть, но не могла. Мысли роились у неё в голове, словно пчелы, покидающие родной улей. Она гордилась своим самообладанием, к одному из её спутников она уже не первый год испытывала теплые чувства, которые разгорались все сильнее с каждой их встречей. Она сама не могла объяснить, какие чувства это были - возможно, желание дружбы, возможно, чего-то большего.

Луиза пыталась гнать эти мысли прочь. Проку от них никакого нет: дружбы на вранье не построить, а с отсутствием любви она уже давным-давно смирилась. Ведь нет на свете такого мужчины, который согласился бы взять в жены девушку, владеющую шпагой. Одна мысль о женщине-солдате должна отпугнуть любого благородного человека со здоровой головой.

Оставшиеся дни пути прошли без неожиданностей. Дорога до Лиона прошла спокойно, как и передача золота. Дел в городе у мушкетёров никаких не было (в отличие от Луизы, но это секрет), поэтому отправка в Париж планировалась на следующий же день. Это значило, что сегодня у мужчин был свободный вечер. Друзья решили провести его в кабачке «Три бочонка», который находился через дорогу от гостиницы «Золотой лев», в которой остановился отряд.

Место это выбрал г-н Молчун, он описал его как самое престижное заведение города - настолько престижное, что именно в нём остановилась графиня де Сен-Мирай.

Как бы ни уговаривали Дюваля Портос и д'Артаньян пойти с ними, юноша отказался, сославшись на плохое самочувствие, которое могло стать следствием попадания отряда под холодный дождь двумя днями ранее.

Конечно, друзья замечали отстранённость со стороны гвардейца Дезэссара. Больше всех досадовал гасконец, который сильно обрадовался, узнав о земляке. Меньше всех переживал Атос, которому было близко и понятно свойственное человеку желание уединиться. Портос же начал подозревать юношу в лицемерии, особенно его задел случай под Дижоном, когда юный гвардеец наотрез отказался смотреть на шрамы мушкетёра. «Брезгует мной!» - Портосу казалось, что его считают лжецом. Арамис же высказал свойственную ему теорию о прелестных женщинах Лиона: «Невинная душа! Вздор! Всего лишь маска, но кто из нас не без греха!»

"Юноша" же в это время готовился нанести визит графине де Сен-Мирай. Как было известно, графиня никогда не расставалась со своим дневником. Единственным возможным местом для его похищения была женская баня. Надев платье служанки (не украденное, а позаимствованное у какой-то семьи, жившей двумя домами выше по улице), сшитое из грубого холста, белый чепчик и голубой фартук, Луиза вновь почувствовала все неудобство женского корсета. Теперь осталось всего лишь прикинуться прачкой и дождаться, когда графиня отправится в баню, оставив вещи в гардеробной.

Все шло относительно гладко. На вопросы настоящих работниц Луиза отвечала, что прибыла сюда лишь пару дней назад, что в Лион она приехала из-за работы мужа.

Главная заминка произошла, когда дневник оказался спрятан в небольшой сундучок, ключ от которого графиня забрала с собой. Будучи шпионкой короля, молодая де Тревиль давно научилась вскрывать замки, но сегодня у нее не было на это времени.

- Господи, это крыса! - закричала она, выждав нужный момент, - какая огромная! Черная! Боже! Она побежала туда!

Большая и страшная крыса, пробежавшая по гардеробной, была обманом, который помог посеять панику среди прислуги. Воспользовавшись начавшимся бардаком, Луиза вынесла в корзине грязного белья сундук целиком. Там он и остался лежать после того, как дневник был изъят.

Отбытие мужчин в Париж состоялось рано утром. В гостинице всю ночь царил хаос, отовсюду слышались крики и возня. Ограбили какое-то высокопоставленное лицо, предательницу искали среди женщин.

«Не там вы ищите предателя», - думала Луиза, запрыгивая на лошадь и прижимая к груди сумку с дневником, хнанившем имена предателей. Мушкетеры же покидали Лион с полным непониманием происходящего.