...If one of them is dead

«Помню только, как рассчитывал дебет с кредитом. Или не рассчитывал я ничего... Чёрт, никогда у меня ещё не было таких страшных провалов в памяти (я как будто бы напился до беспамятства). Так... Ну, допустим, что там были дебет с кредитом. А что я тогда делал до этого? Не мог же я целый день посвятить выполнению одной простейшей кассовой операции? Я каждую неделю прохожу через эту процедуру – она не занимает у меня больше двадцати минут (включая все побочные действия вроде сверок с документами на конечном этапе)».

Дэниел мчал по автомагистрали Кросс-Бронкс на своём черном велосипеде, сжав до побеления костяшек длинные, выгнутые в сторону водителя ручки руля и почти не обращая внимания на пролетавшие мимо него машины. Солнце уже начинало отбывать в свой привычный путь за горизонт, когда он наконец вышел из дома Дарлены. Вышел, не почерпнув ничего из того, о чем он пытался почти три часа с лишним беседовать, понимая необходимость вовлечения в этот неприятный и неинтересный ему разговор. Определенно он был человеком, до сознания которого при сопутствии некоторых определенных условий (как-то воззвание к его совести, например) могли достучаться. Но он не был тем человеком, который бы смог, откликнувшись на просьбу другого, взять и без особых усилий побороть свою упертую натуру, привыкшую в жизни руководствоваться только теми принципами, которые бы не ограничивали её собственные душевные порывы. И в тот раз, когда расстроенная Дарлена решилась поколебать движение их совместной с Дэниелом лодки, спокойно до того шедшей по течению в затянутую туманом безвестность, он не смог настроить себя на то, чтобы хотя бы осознать степень серьезности претензий, предъявляемых к нему со стороны той, которую он, несмотря ни на какие трудности во взаимопонимании, продолжал в течение многих лет со спокойной совестью целовать, обнимать и называть своей девушкой. Он принял тот факт, что Дарлена была чем-то недовольна. И хотя Дэниел также осознавал, что главной причиной этого недовольства был он, его это ничуть не смущало. Как только он покинул большой викторианский дом, в котором жила Дарлена со своей семьей, из его головы тут же вылетела единственная мысль, к которой он возвращался всё время их с Дарленой беседы. Мысль о том, что ему не нравится находиться рядом с человеком, заставляющим его лишний раз копаться в запутанном клубке собственных чувств.

«Может ли вообще такое случиться, чтобы память избирательно удалила конкретные участки воспоминаний, не затронув при этом другие? Или она решила сыграть со мной какую-то злую шутку, которую я ещё не успел раскусить? И если всё так, то не значит ли это, что я перестал контролировать своё собственное сознание? 

Я напрягаюсь, чтобы восстановить забытые детали того дня, а в голове всплывает только безобразная сцена на парковке. Может ли что-то нереальное, какая-нибудь глупая иллюзия настолько сильно отпечататься в памяти?»

***

Данные, полученные в ходе допроса единственного на тот момент свидетеля (также в участок были доставлены записи с камер видеонаблюдения, на которых мог быть запечатлен предполагаемый преступник), показались капитану Францу не достаточно информативными для того, чтобы следствие, вооружившись ими, смогло продвинуться в раскрытии дела. Свидетель – мужчина тридцати двух лет, страдающий частыми приступами бессонницы, отметил, что тот человек, который ночью попытался спрятать труп журналистки в контейнере, действовал с некоторой долей осторожности – он предпринимал неоднократные попытки осмотреться, но при этом полностью (т.е. всем телом) не оборачивался (ко всему прочему, куртка его была натянута на шею и нижняя часть лица всё время оставалась закрытой). С перемещением трупа в контейнер справился хоть и не быстро, но без лишних импульсивных движений. Свидетелю показалось, что мужчина был спокоен и хорошо представлял, что ему нужно делать, так как сразу же после того, как закрылась крышка контейнера, он стремительным шагом покинул то место (поспешность, с которой он сделал это, смутила свидетеля, который до того думал о мужчине как об уличном бродяге), выбрав путем отхода узкое пространство между четырехэтажными жилыми домами (контейнер находился на углу одного из зданий). Последнее натолкнуло капитана Франца на мысль о том, что преступник должен был ориентироваться на местности, так как многие подобные пролеты между зданиями в Нью-Йорке оканчиваются тупиками – либо высоким бетонным забором, перелезть который бывает невозможно без вспомогательных средств, либо ещё один зданием, вплотную примыкающем к двум разделенным, а он, ни на секунду не остановившись (по словам свидетеля), решил воспользоваться одним из таких пролетов для своего ухода, что в его случае было довольно рискованной затеей. Откуда конкретно пришел преступник, было неизвестно, так как своё наблюдение за ним свидетель начал с того момента, когда он уже стоял над открытым контейнером . Если он пришел из того пролета, куда скрылся после сокрытия трупа, то следствие могло лишиться большей части возможных улик, так как ни в самом пролете, ни на выходе из него на другой стороне (там находилось перекрестие тихих, узких улочек, на которых располагались многоэтажные жилые дома, построенные ещё в двадцатых-тридцатых годах), не было камер видеонаблюдения, а люди в том районе в ночное время стараются лишний раз свои дома не покидать. Но если же он пришел со стороны той улицы, обзор на которую открывался из окна свидетеля, то он должен был попасть в объектив хотя бы двух камер, одна из которых находилась точно напротив контейнера (на другой стороне улицы), над дверями нотариальной конторы.

Следственная группа, занимавшаяся этим делом, поставила во главе угла вопрос, ответ на который мог послужить ключом к раскрытию всего преступления: как долго преступнику пришлось тащить на себе труп? Даже если он переносил свою страшную ношу через улицу, то его точно должен был заметить кто-то ещё, помимо давшего показания свидетеля, – так думал капитан Франц, ожидая заключения судмедэксперта. Тем временем капитану доложили о результате проверки одной из записей с камер видеонаблюдения. Как оказалось, камера, с записью которой успели ознакомиться эксперты, была оснащена таймером, автоматически запускавшем и выключавшем её в установленное время. Владелец камеры, который по совместительству являлся собственником нотариальной конторы, ничего не знал про эту особенность записывающего устройства, так как и приобрел его «только для виду», не ожидая, что когда-нибудь запись с неё может пригодиться правоохранительным органам. В итоге уже в участке было обнаружено, что съемка началась только около пяти часов утра , когда к месту обнаружения трупа прибыли полицейские.

Расследование ещё не успело начаться, а перед капитаном Францем уже начали вставать первые препятствия, поиск обхода которых мог заметно сказаться на всей работе по раскрытию преступления и дать преступнику фору в виде упущенного следственной группой времени. Оставалась ещё небольшая надежда на то, что запись со второй камеры видеонаблюдения сможет дать какие-нибудь зацепки.

***

«Что им всем нужно от меня? Неужели я не могу жить так, как мне хочется, без всех этих надуманных проблем? Что мешает Дарлене просто не обращать внимания на некоторые мои причуды? Мы вместе уже... Достаточно долго для того, чтобы наконец привыкнуть ко мне и моим странностям. Мне сейчас нужно думать о том, что я буду делать, когда раскроется личность той девушки... Куда мне идти, если окажется, что я стал свидетелем преступления? В церковь, в полицию? Мне никто не поверит. Никто. ...чёрт, таблетки забыл купить...»

Дэниел увидел перед своим домом машину Пола. В нём заклокотала бурлящая смесь двух противоположных чувств — он явственно ощущал потребность в том, чтобы с кем-то обсудить события минувшей ночи (и выспросить, хотя бы намёком, какой-нибудь совет), но вместе с тем прямо сейчас ему хотелось отдохнуть от слишком продолжительного и неприятного разговора, который состоялся у них с Дарленой. В любом случае отправить Пола восвояси прямо с порога собственного дома Дэниел не мог, и потому ему пришлось усмирить в себе конфронтацию чувств и состроить на уставшем лице искаженное подобие приветственной улыбки.

Пол вышел навстречу Дэниелу из машины.

— Ну, мужик, ты бы хоть предупредил, что у тебя планы есть. Я бы приехал позже, — они пожали друг другу руки.

– Так получилось. Надеюсь, ты недолго ждал меня.

– Слушай, извини, конечно, но выглядишь ты каким-то... подавленным, что ли. У тебя всё в порядке? – Пол участливо заглянул в глаза Дэниела, которые тот тут же опустил вниз. Ему редко удавалось выдерживать прямые зрительные контакты с людьми – и это обстоятельство касалось почти всех его знакомых, кроме родителей. Крайне застенчивый и вечно недовольный собой , он старался общаться, как можно реже встречаясь с взглядом собеседника. Мало кто в действительности замечал эту особенность его поведения.

– Ничего серьезного, просто дел было много в городе.

– Ну, ты не кисни, сейчас мы твоё настроение поднимем, – Пол открыл заднюю дверцу машины и достал с пассажирского сидения небольшой ящичек с бутылками.

Они зашли в дом. Дэниел поставил велосипед у стены в коридоре, подождал, пока Пол разуется, после чего уже вместе они отправились на кухню. Всё это время, в течение которого Дэниел успел открыть две бутылки пива, отпить из одной, закрыть почему-то оказавшееся приоткрытым окно (перед своим уходом он всегда закрывал двери и окна) и убрать в ящик несколько вымытых накануне тарелок, Пол рассказывал о том, как сильно ему надоели нью-йоркские пробки и как бы он хотел, чтобы власти занялись расширением дорог (с эффективностью этой меры по борьбе с дорожными заторами Дэниел хотел поспорить, но не решился).

– Знаешь, вся эта колонна так долго стоит обычно только потому, что один какой-нибудь дебил в самом начале не считает нужным двигаться побыстрее. Вот и всё. Сам я поеду так, как мне хочется, а другие пусть плетутся следом со скоростью столетней черепахи. – Пол приложился губами к горлышку бутылки и запрокинул голову. За раз он поглотил в себя почти половину жидкости.

– Ты хотел мне рассказать про ту девушку, – Дэниел покорно дожидался подходящего момента, чтобы напомнить Полу об этом простом одолжении. – Ну, ту, которую нашли мертвой рядом с офисом.

– О, чёрт, мужик... Вылетело из головы совсем. Но я бы добрался ещё до этого. Ну, раз тебе так интересно...

Они переместились в гостиную, где сели друг напротив друга в кресла.

Дэниел в ожидании молчал, остановив взгляд своих больших карих глаз на наручных часах Пола.

– Вообще мне сказали об этих вещах помалкивать пока. Но я-то знаю, что ты лишний раз языком не треплешь.

– Ты же сам хотел рассказать мне...

– Ну да, – Пол поставил початую бутылку на рядом стоявший столик. – Но тогда я ещё не знал ничего почти. Шейла... То есть. Чёрт. Источник мой (Дэниел слышал, что у Пола были знакомые, работавшие в полиции, правда, компьютерщик не посчитал нужным сообщить ему ни об их должностях, ни о том, в каком отделе они служат) рассказал мне о таких подробностях, что у меня во время нашей беседы даже дух перехватило – ну часто ли случается такое, чему ты почти свидетелем становишься, а? Так и произошло ещё всё в двух кварталах от работы!

«Боже, ну поторопись уже, Пол».

– В общем. Суть такая: в пять утра к этому самому контейнеру на... Черт, где-то на Мэдисон-авеню вроде. Да это и не важно. Так вот. В пять утра приехала машина забирать мусор. И один из работников решил как бы утрамбовать пакеты, чтобы они то ли не вывалились во время отправки в кузов, то ли ещё что. Он открыл этот контейнер, потормошил какие-то пакеты сверху и случайно заметил человеческую руку, выглядывавшую из-под какого-то брезента, что ли, или из-под другой какой ткани. Он сначала подумал, что это манекен какой-нибудь, и сорвал эту тряпку, которая сверху была, а под ней, оказалось, и не манекен ни хрена, а труп настоящий! Прикидываешь, как человеку свезло с такой жестью столкнуться?

Дэниел вслушивался в нестройную косноязычную речь товарища, не обращая внимания на палец, нервно задергавшийся в такт чужим словам. Если глаза – зеркало души, то глаза Дэниела в те минуты можно было бы сравнить с зеркалом, занавешенным полотном: ни единой эмоции не отразилось в них на всем протяжении экспрессивного и запутанного монолога Пола, в котором каждая фраза должна была взывать к чувствам слушателя. Понять ход мыслей Дэниела по одному только лицу тогда было невозможно. Он смотрел (приоткрыв рот и вперив свой ничего не выражающий взгляд в одну точку) с безучастностью человека, имевшего проблемы с интеллектуальным развитием. И эта особенность поведения, которую Дэниел практически не мог контролировать, преследовала его всю жизнь и часто провоцировала неловкие ситуации, болезненно ударявшие по расшатанной болезнью психике.

Но Дэниел, несмотря на внешние признаки отстраненности, не просто тщательно обдумывал каждый услышанный им факт, он напрягал всю силу своего разума на то, чтобы эти самые факты сопоставить с тем, что ему пришлось увидеть в ту роковую ночь на парковке.

Пол тем временем, активно жестикулируя руками, успел поведать Дэниелу о том, что ему по секрету сообщил знакомый из полиции. В мусорном контейнере обнаружили труп молодой женщины, на вид около 25-30 лет. Основные черты внешности и параметры тела, которые были отмечены оперативниками при осмотре: рыжие вьющиеся волосы, стянутые сзади в хвост, телосложение среднее, рост примерно 165 см. Пол сказал, что на лице девушки были обнаружены серьезные повреждения, которые затруднили описание его особенностей на месте. Чем и каким образом были нанесены эти повреждения – его «источник» поведать не смог.

Несколько слов Пола о внешности убитой выхватили из памяти секундный зрительный кадр, на котором запечатлелось безжизненное тело с парковки. Дэниел в точности представил себе ярко рыжие волосы, разметавшиеся по асфальту. Были ли они стянуты в хвост, он сказать не мог, но их цвет невозможно было спутать ни с каким другим.

– Говорят, настроение в участке так себе. Район тот хоть и в центре находится, а ощущение такое, будто самая настоящая окраина – камер наблюдения нигде нет, все первые этажи домов заняла какая-то шелуха общественная (нормальные люди на улицу бояться выйти лишний раз), так ещё и темных переулков без освещения там полно. Идеальное место для того, чтобы оставить в помойке трупешник, если везти далеко не хочется. Ну, это не совсем то, что я хотел сказать. Короче, к тому моменту, когда я тебе позвонил, уже стало известно, кто эта мадам. Я, честно говоря, сразу почувствовал тут что-то неладное, когда понял, что это та самая журналистка, которая в июле статью про нашего Мердока написала. Так ещё и труп её нашли в двух кварталах от офиса! Что-то мне не верится, что это всего лишь совпадение... Ну, а ты что думаешь, Дэйв?

– Что? О чём я думаю? – встрепенулся Дэниел. Красочные и чересчур подробные картинки, создававшиеся его перевозбужденным разумом по ходу рассказа, рассеялись перед ним, сменив декорации унылого района с россыпью мрачных узких улочек на интерьер уютной гостиной.

– Мог бы её наш Мердок заказать, а? Мне-то кажется, что он очень даже способен такое дельце провернуть. Всегда такой нервный ходит, что я не удивлюсь, если у него в голове частенько мысли об убийствах возникают. Ты вообще в курсе, как он нашу компанию-то основал? Вернее, благодаря чему?

Дэниел никак не ожидал, что Пол сам начнет развивать тему причастности Мердока к убийству журналистки. И теперь, когда его товарищ, единственный человек, к которому Дэниел успел привязаться за время своей работы в компании, недвусмысленно показал, что мыслит ровно в том же направлении, что и он сам (хотя Дэниел до этого ещё старался сдерживаться, чтобы не сделать поспешных выводов, так как не был до конца уверен, что случившееся на парковке ему не показалось, а девушка, найденная полицией, имела хоть какое-то отношение к увиденному им), он уже морально был подготовлен к своей исповеди. Только нужные слова пока никак не могли прийти ему в голову.

– У тебя осталась та статья? – неуверенно спросил Дэниел, когда Пол открыл новую бутылку пива.

– Хм, не думаю. Может, и сохранилась где-то. Но у меня был только один номер, так что я мог потерять его. А что? Зачем тебе она?

– Я плохо помню, о чем там речь...

– Так это и не важно. Я тебе прямо сейчас рассказать могу, если хочешь. Мне-то эта статья хорошо врезалась в память. Очень, знаешь, красноречиво эта журналистка суть обрисовала. Она (ну, или кто ещё другой) обвинила Мердока в том, что он мошенничает с налоговыми декларациями. Якобы в них значительно урезаются реальные размеры доходов компании – ну, чтобы налог поменьше выходил по итогу. Там ещё что-то было по мелочам, по-моему, насчет слива информации о клиентах и навязывании услуг тем, кому вроде как эта страховка вообще ни к чему не нужна (а вот агрессивным маркетингом в наше время кто только не занимается, так что это ещё ничего). Но самое важное – это, конечно, первое. Поймать с поличным Мердока этой журналистке не удалось (да ей бы и не под силу было бы такое провернуть), но она представила в подкрепление своих слов какую-то таблицу, в которой высчитала примерную сумму доходов компании за год. Данные эти никак не совпадали с теми, которые были заявлены в декларации. Хотя она, конечно, могла и преувеличить. Но работу ей пришлось сделать не маленькую, тут я согласен.

«Налоговая отчетность... Её же должен составлять главный бухгалтер».

– Так, а что ты думаешь о Мердоке, а? Мы с тобой как-то эту тему всё стороной обходили. Сейчас, мне кажется, подходящий момент, чтобы поговорить об этом. Я ещё до твоего появления в наших стенах хотел уволиться, когда понял, что этот черт что-то неладное промышляет помимо своих официальных обязанностей, тех, что прописаны в уставе его же рукой. Он меня как-то попросил с компьютером его разобраться, там какая-то незначительная поломка была (по экрану мерцающие полосы сверху вниз ходили). Так я всю работу делал минут десять, наверное, он под конец, когда уже всё было готово почти, ушел куда-то. Я успел прочесть названия некоторых текстовых файлов на его рабочем столе. Вот что тебе говорят названия «На случай», «ФБР» и «Стрикленд» ?

– Ну, это всё что угодно может значить...

– Да ну конечно! У кого другого это может «что угодно» значить, но не у Мердока. Ты слышал, что про него ребята из юридического отдела рассказывают? Он свою компанию основал только благодаря тому, что вовремя успел поработать на одну преступную группировку.

– Это же только слухи, – робко предположил Дэниел. Что-то такое, ожидавшее своего выхода, нетерпеливо покалывало в его груди, трепетало в приятном ожидании новых неожиданных сведений. Только сейчас в нём обнаружилось желание узнать больше о том, кого он старался обходить стороной все четыре года* своей работы и с кем имел честь поговорить только один раз – на собеседовании. Тогда Мердок Рид – коренастый мужчина пятидесяти лет, всегда носивший один и тот же темно-серый костюм, пиджак которого никогда не застегивался, и рубашку без галстука, с тяжелым строгим взглядом из-под насупившихся бровей – задал ему один единственный вопрос, заставив на минуту замолчать неугомонного менеджера по персоналу, уже полчаса донимавшего Дэниела однотипными расспросами о предыдущем месте работы, о том, как и почему он, человек, окончивший с отличием Стэнфордскую школу, не может найти себе применение в жизни. Он спросил Дэниела, насколько тот планирует «задержаться» у них. Дэниел, уже потерявший всякую надежду устроиться в этой страховой компании даже простым уборщиком, брякнул первое, что ему пришло на ум: «Ну, пока не уволите». Правильную оценку своей фразе он смог дать только спустя несколько минут после того, как собеседование закончилось. А до этого он лишь с застенчивостью, перемешивавшейся с равнодушием, смог пронаблюдать за тем, как Мердок, склонившись над самым ухом менеджера, начал тому что-то тихо говорить. Менеджер кивнул на слова босса и, вернув Дэниелу обратно его диплом, бросил напоследок, что они позвонят ему в ближайшее время. Дэниелу в итоге перезвонили, сказали, что они ждут его завтра же в отделе кадров, если только он ещё не успел передумать (а у него и не было выбора – все предыдущие компании, на вакансии которых он откликался, дали ему сразу на собеседовании от ворот поворот). Так он и устроился на работу младшим бухгалтером, правой (и слегка деформированной, если понимать это сравнение буквально) рукой главного бухгалтера. По рабочим делам им с Мердоком пересекаться не нужно было, и поэтому Дэниел, наслушавшись рассказов о суровом нраве директора, избегал встреч с ним, так как и за ним водились кое-какие грешки. Когда же они сталкивались с ним в коридоре, Дэниел старался быстрее проскочить в свой офис. В компании ходили разговоры не только о том, какой Мердок строгий начальник, под чьим бдительным руководством команда из ста с лишним сотрудников разного профиля вынуждена была осуществлять свою деятельность на протяжении шести лет: кто-то, кто был немного смелее рядовых сотрудников, зарплата которых держалась стабильно на уровне пятисот-семисот долларов в месяц и была значительно ниже средней по штату, не стеснялся вслух своим коллегам сообщать такие вещи о директоре, какие бы невозможно было узнать даже из полицейского досье. Так Дэниел, изредка позволявший себе во время перерывов выходить на внутренний двор покурить, становился невольным слушателем историй про попытки налоговой поймать Мердока за жабры после сдачи ежегодной декларации. В конечном итоге Дэниел, не имея никаких альтернативных источников, которые бы могли осветить эту ситуацию с иной стороны, согласился с мнением большинства и принял как должное, что его босс – мошенник.

– Ну да, слухи... Эти слова, хочу тебе напомнить, не в девчачьей раздевалке произносились. Да и ты сам знаешь юристов. Мы им по статусу и в подметки не годимся. На кой ляд заигрывать с именем директора, если только ты не можешь говорить с ним на равных, а?

– И они всё-таки его подчиненные.

– Думай, что хочешь, а вот то, что Мердок ещё тот прохвост, знает каждая собака в городе. Не могу сказать точно, чем промышляла эта его банда, но, говорят, на её членов давным-давно заведены дела в ФБР. И если в скором времени нашего Мердока отправят в места не столь отдаленные, то я не удивлюсь вообще. К нему в офис год или два назад наведывались какие-то серьезные парни в солнцезащитных очках (говорят, на входе показали охране какие-то удостоверения). Так после разговора с ними он весь день ходил как пришибленный. Я думаю, что если и есть кто-то причастный к убийству журналистки, то это точно Мердок. Не знаю, правда, своими ли руками он с ней разобрался или воспользовался чьей-нибудь помощью, но все имеющиеся факты говорят против него.

– Пол, а что если я тебе скажу... – начал Дэниел, когда его перебил Пол, влекомый цепью своих умозаключений к непрерывному речевому потоку.

– Уверен, за все эти годы Мердоку уже приелось общение с полицией. И ему не нужна лишняя шумиха вокруг своего имени. А про убийство это скоро и вовсе прекратят болтать на каждом углу, если полиция не найдет достаточно изобличающих Мердока улик (а я не сомневаюсь, что он тщательно подчистил за собой следы).

– Знаешь, П-Пол... – с большей неуверенностью в голосе успел проговорить Дэниел перед тем, как Пол, чересчур увлекшийся своей удачной речью, снова перебил его. Пол не был невоспитанным человеком, который мог бы позволить себе спокойно говорить со своим собеседником наперебой. Перед Дэниелом он мог повиниться лишь в том, что, как и многие другие, знавшие не в меру молчаливого младшего бухгалтера, он в какой-то момент их общения просто переставал его считать таким же полноценным участником диалога. По мере углубления в беседу Пол невольно (и этому не в малой степени способствовала манера общения самого Дэниела, привыкшего больше слушать, чем говорить) начинал воспринимать своего товарища как эдакого домашнего питомца, который мог покорно «выслушивать» душевные излияния хозяина, при этом никогда тому не отвечая, – последнего от него, собственно, никогда и не требовалось. Правда, Пол крайне редко забывался настолько, чтобы совсем не давать возможности Дэниелу и слово вставить, когда тот того настойчиво добивался, но сегодня дело обстояло несколько иначе – произошло нечто такое, что, как казалось Полу, затрагивало отчасти и его. И случившееся коренным образом отличалось от всех тех вещей, очевидцем и участником которых до того приходилось становиться Полу.Дэниела, не ожидавшего, что Пол так неуважительно поступит с ним, не уступая очередь говорить, смутило это настолько сильно, что он засомневался в целесообразности собственной исповеди перед человеком, который не был способен контролировать свой бестолковый треп. Чувство несправедливости обострило в нём раздражительность, которая затеплилась ещё в доме Дарлены, когда выяснение их отношений затянулось на слишком продолжительное для него время. – Знаешь, я вот что надумал, пока стоял в пробке... – Пол отпил из бутылки. – Вот что было бы, если бы мы помогли полиции в этом деле, а? Ну, может быть, у нас после такого дельца даже интервью возьмет какая-нибудь небезызвестная газета – всё-таки дело такое сенсационное, не какая-то скучная бытовуха, на которую никто бы и внимания не обратил. Станем с тобой героями, впишем свои имена в историю национальной криминалистики. Тут к нам и отношение изменится. Только представь себе, ты из простого клерка-замухрышки в одночасье превращаешься в отважного борца с преступностью! Кто знает, может, ещё и материальное вознаграждение нам достанется...

– Стой, подожди! Куда ты побежал, боже... Что ты такое несешь?

– Дэйв, я знал, что ты так сразу не поймешь мои намерения. А я тебе готов объяснить всё обстоятельнее: если Мердок причастен к убийству (а в этом я не сомневаюсь вообще), то мы можем помочь полиции поймать его. – Пол воодушевился пуще прежнего, когда начал раскрывать свою незамысловатую схему. – Ты, наверное, спросишь меня, каким образом мы это сделаем, если полиция не сможет? А вот в том-то и дело, что наша полиция способна действовать решительно только в соответствии со строгими регламентами. Они не имеют права обыскать имущество Мердока просто потому, что та журналистка в бытность свою как-то не так о нём отозвалась (она, справедливости ради, не только о нём пасквили строчила). Но мы-то не полиция. Мы можем, пока у нас есть время, попытаться найти хоть какие-нибудь улики против Мердока – попытка, как говорится, не пытка. И...

Дэниел схватился за голову. Последние слова Пола не достигли его ушей – в голове вдруг поднялся такой многогранный и сильный шум – буйный конгломерат десятка голосов разных тембров и вплетавшегося в них треска, какой обычно производится помехами в телевизоре, что он на несколько секунд выпал из действительности. На тот момент он не принимал выписанное ему лекарство неделю и подобная реакция организма, ослабленного, с одной стороны, прекращением приёма нейролептика и, с другой, перенесенной им нервной встряской, которая до сих пор не отпустила его, не выбивалась из ряда знакомых Дэниелу признаков обострения болезни. Дэниел предчувствовал скорый приход этого приступа, но какая-то ничтожная частичка его души всё же надеялась на то, что в этот раз всё обойдется куда более спокойно и шум окажется тише хоть на децибел – этого было бы достаточно, чтобы голова его, до краев заполненная призрачной какофонией, не пошла кругом. Дэниел зажмурился так сильно, что почувствовал давление, оказываемое на глазные яблоки веками. Шум потихоньку начал стихать: первые исчезнувшие голоса давали возможность отчетливее слышать фразы оставшихся, и Дэниел смог разобрать одну фразу, которая по какой-то причине произносилась голосом скрипучим, как у карикатурного старого скряги: «у свидетеля ложного – обман»... Другой голос, женский, похожий на голос Дарлены, произнес что-то не столь разборчивое про «вавилонское столпотворение» и тоже скоро стих. Дэниел знал, откуда ему были известны обрывки этих фраз – их он в своё время почерпнул отчасти из Библии (был у него период, когда он увлекся изучением веры своих предков), отчасти ещё во время учебы в университете из истории Древнего Вавилона.

Задумываться о том, почему болезнь решила оживить воспоминания о прошлом, он не стал. Ему нужно было дослушать Пола, и он, превозмогая желание броситься лицом в подушку и дать себе небольшую передышку, как только от шума остался только еле различимый треск, поднял взгляд покрасневших глаз на своего товарища.

– Дэниел, я понимаю, тебе это странно слышать, но ты бы хоть потрудился дослушать меня до конца и тогда...

– Пол, Это же глупо... Полиция попросту не примет доказательства, добытые незаконным путем.

– Вот! – Пол привскочил с кресла, как будто он ожидал, что Дэниел скажет нечто подобное.

– Да, не примет. Ты прав. Я ведь не настолько глуп. Так мы эти доказательства и не для полиции будем искать. А для самого Мердока, смекаешь? Дэниел провел рукой по покрывшемуся испариной лбу. 

– Мы заставим этого ублюдка говорить, чего бы нам это ни стоило! Мы загоним его в ловушку, ведь должны же остаться хоть какие-то улики, которые он оставил без внимания. Я убежден, что раскрыть можно любое преступление, если за это возьмутся умные люди.

– Нет-нет... Глупость какая-то... Как мы вообще подступимся к нему? Пол, ты не понимаешь, о чём говоришь...– Дэйв, об этом даже задумываться не стоит. Мы это дело провернем так ловко, что Мердок при всех своих бабках не сможет ничего нам противопоставить. В первую очередь, нам нужно подобраться к его компьютеру. Можно ещё попробовать и в самом офисе покопаться, только вот это уже сложнее будет, но ничего, что-нибудь придумаем.

В таком духе Пол проговорил ещё около часа. Перед самым своим уходом у дверей он в последний раз уверил Дэниела в том, что в случае удачного завершения дела их ждёт приятная награда в виде всего того, о чем они могут только пожелать в этой их незадачливой и скучной жизни: и успех у противоположного пола, и материальное благополучие, и слава героев, ради наказания преступника поставивших на кон свои жизни и теплые насиженные места на работе.

И эти слова заставили Дэниела, который был до этого скептически настроен к идее самоуверенного компьютерщика, серьезно задуматься. А что он потеряет в своей пустой жизни, если попытается перейти дорогу своему начальнику, главе целой страховой компании? Разве что саму жизнь?..