Why do you smile like you've been told a secret?
"Приход, расход, приход, рас... Надо будет не забыть заглянуть в аптеку через дорогу от работы. В ту, которая находится рядом с домом, уже две недели не могут завезти эти дурацкие таблетки. Ну неужели их вообще никто не покупает, чёрт бы это всё побрал? Как будто бы кроме меня в этом районе нет ни единого шизофреника..." — так думал тридцатилетний Дэниел, попутно отщелкивая кнопками на калькуляторе расчетные формулы. Кто же мог подумать, что в этой компании, зарекомендовавшей себя на рынке первопроходцем в сфере применения технологий, должных упрощать работу своего персонала, будут применяться такие допотопные способы высчитывания простых примеров? Первые дни на новой работе Дэниел задавался этим вопросом, но вскоре пришёл к выводу, что такие незатейливые на вид операции занимают по сути большую часть его рабочего времени, и решил, что уж лучше так, чем получать копейки за выполнение других задач, ещё менее существенных.
Когда он закончил заполнять несколько официальных листов, он наконец отложил их в сторону и, потирая уставшие глаза, начал собирать свои канцелярские принадлежности в портфель. Было уже около часа ночи, когда Дэниел, пролетев чуть ли не галопом тёмный длинный коридор шестого этажа, вошёл в лифт. Зеркало, занимавшее почти всю противоположную от входа стенку, при входе Дэниела внутрь отразило в себе человека с растрёпанными короткими черными волосами, рассеянно поглядывавшего на наручные часы и нервно подергивавшего длинными тонкими пальцами. Дэниел, при всей своей нелюбви к бессмысленной трате отпускаемого ему на короткую передышку времени, никогда не был против того, чтобы из целого дня выделить пять-десять минут на осмотр своей долговязой невзрачной фигуры - и делал он это, как правило, не для того, чтобы поправить на себе выбившуюся из брюк рубашку. Это действо, совершаемое им в полном одиночестве, он обычно в конце завершал длительным взглядом себе в глаза, в тёмные красивые глаза — единственное, что ему казалось привлекательным во всём его несуразно устроенном тельце и что, как ему казалось, должно было привлекать всех, кто бы ни посмотрел в них. Даже мать его в детстве говорила, что взгляд у него как у гордой французской лани. А мать не могла ему сказать неправду.
Уже внизу, на первом этаже, когда он вышел из лифта, его окликнули два охранника. Главный проход, через который утром, с началом рабочего дня, и потом ещё весь оставшийся день здание ненасытным монстром поглощало в себя пестрые людские толпы, был уже давно закрыт, а включить его снова — было для охранников, с их же слов, задачей затратной по времени (почему им вдруг стало сложно нажать несколько кнопок на панели управления, Дэниел не понимал). В итоге на молчаливое непонимание Дэниела ему предложили пройти через парковку, расположенную прямо под зданием. Тот проход был открыт все двадцать четыре часа.
Дэниел никогда не спорил. Он боялся грубых выражений, которыми принято обильно сдабривать пустяковые конфликты (Дэниела тревожило всё то, что могло поколебать его неустойчивое душевное равновесие), поэтому в этой ситуации, вроде как вполне благоприятствующей к выговору ленивым охранникам, он поступил так, как и всегда — смиренно согласился перенести вставшие у него на пути трудности, как будто другого выбора у него не было.
По дороге к парковке Дэниел принялся успокаивать себя тем, что живёт он буквально в тридцати минутах езды на маршрутке и что скоро (если он, конечно, поторопится) ему предстоит долгожданная встреча с теплой ванной. Пройдя по указателям на стенах, он вышел к приоткрытой металлической двери, за которой виднелась лестница, ведущая вниз. Спускаться, к счастью Дэниела, который от усталости и примешивавшегося к ней хронического недосыпа уже едва различал дорогу впереди себя, пришлось недолго. Через минуты две спуска по винтовой лестнице он, осторожно расправляя на ходу затекшие плечи, вышел к другой двери, верхняя часть которой состояла почти полностью из прозрачного стекла — тем самым с пролёта открывался неплохой обзор на всю парковку, залитую белым светом ламп. Дэниел пропустил последнюю ступеньку, разглядывая поредевшие ряды дорогих машин, и свалился на пол чуть правее от двери. Портфель его вылетел из рук и теперь валялся раскрытым в метре от него.
"Почему ты, Дэниел, даже с лестницы спуститься не можешь как нормальный человек? Почему так?"
Он, небрежно пригладив растрепанные ещё в офисе волосы, тяжело поднялся с колен. Ему оставалось сделать пару шагов до портфеля, выпустившего из себя при ударе о землю несколько плотно исписанных бумажек, как нечто странное вдруг заставило его остановиться напротив той самой злополучной двери, открывавшей вид на парковку. Краем глаза он заметил движение где-то совсем близко от ближайшего в ряду внедорожника, багажник которого (и он мог тогда поклясться, что заметил это впервые) был широко распахнут. Повернувшись в предполагаемую сторону движения, Дэниел с ужасом обнаружил, что он был не единственным человеком, находившемся в этом месте в такое позднее время, когда все офисные работники и большинство обслуживающего персонала уже мирно дремали у себя дома.
Увиденное Дэниелом, заставило его отпрянуть от двери на два шага, и он ощутимо приложился головой к находившимся сзади перилам.
Откуда-то из стороны, невидимой для Дэниела с его позиции, за ноги тащил окровавленное тело женщины директор компании, на которую он трудился четыре года. Свежей кровью, блестевшей на свету, было залито почти всё женское лицо, застывшее неподвижно с чуть приоткрытыми глазами. Дэниел, с трудом помнивший себя от страха и еле переводивший дыхание, сразу не смог определить, жива ли была эта несчастная женщина. Он уже плохо соображал, когда мощный свет электрических ламп выхватил из тени искаженное физическим усилием лицо его босса — Мердока Рида, видимо страдавшего из-за того, что ему приходилось тащить такой тяжёлый груз.
Дэниел, только сейчас пришедший в себя, вспомнил о том, что прозрачность стекла не ограничивается видимостью только со стороны лестничного пролета, на котором он сейчас находился. Со стороны парковки его, скорее всего, тоже должно быть видно. И когда эта мысль, кажется, столь очевидная любому здравомыслящему человеку, посетила его расстроенную голову, директор вдруг как будто бы замер в нерешимости. Он с неожиданной быстротой поднял на дверь взгляд, в котором Дэниел, испуганный почти до обморочного состояния, ясно прочитал усталое недовольство.
Ему хватило сил и умственного напряжения ровно на то, чтобы сделать одно резкое движение вниз и согнуться в три погибели за нижней половиной двери, состоявшей из плотного металла. Сердце его болезненно сжалось в груди, руки в волнении начали неконтролируемо сильно трястись — и весь Дэниел в эту минуту был похож на загнанного в ловушку зайца, беспомощного против вышедшего на него охотника.
Через некоторое время, проведенное в прочитывании всех молитв, которые Дэниел успел выучить в бытность свою под присмотром строгой и набожной бабушки, за дверью раздался оглушительный рёв мотора внедорожника, после чего спустя ещё несколько минут звук этот начал быстро стихать — машина покидала пределы парковки, чтобы выскочить через несколько минут на нью-йоркскую улицу, как рычащий зверь из глубокой подземной норы. Дэниел, пришибленный ужасом, произошедшим на его глазах, решился подняться только тогда, когда снаружи перестали раздаваться любые подозрительные звуки и на всей территории парковки воцарилась полная тишина.