Акрофобия

На следующее утро Джек проснулся с адской головной болью. В ушах трещало, будто кто-то мял пенопласт, а во рту была сухость и неприятный запах. Мужчина едва заставил себя дойти до кухни, но не успел даже доплестись до стола, как что-то острое впилось ему в ногу.

Кусочки стекла валялись везде, самые крупные прямо под дверью. Джек осторожно дошёл до стула, присел, приподнял ногу и вытащил осколок. «Надо будет продезинфицировать», – подумал он.

На столе валялись две опрокинутые бутылки, повсюду лежали дольки лимона, один стакан, уже треснувший, лежал на полу. Воздух был спёртый, так что Торренс приоткрыл форточку и пошёл в ванную, вновь минуя опасное стекло. Обработав рану, он перевязал её и, хромая, пошёл убираться на кухне. По мере того, как комната становилась чистой и опрятной, его голова, словно нижняя часть песочных часов, наполнялась плохими воспоминаниями вчерашнего вечера.

Собрав все осколки, Джек выкинул их в мусорное ведро. Голова по-прежнему болела, а две таблетки от похмелья сделали привкус во рту ещё более противным. Мужчина пошёл в спальню и лёг на кровать, заложив руки за голову. Рядом немного шумел вентилятор, но он совсем не мешал думать. «В этой квартире нельзя оставаться», – мелькнуло у Джека в голове. Он жутко хотел куда-то уехать, забыть обо всём, но мысль о сыне не давала ему этого сделать. И ещё Генри, он...

Торренс повернулся на бок. Если так подумать, Генри Тор был едва ли не единственным его другом. Они дружили семь лет и были, как братья или вернувшиеся домой после войны сослуживцы, по крайней мере, так воспринимал их дружбу Джек. Даже после того, как Генри стал жить с Анной.

Мужчине всё сильнее хотелось выпить, но он противился этому чувству. Наконец он встал и взял телефон. Рука сама набрала номер психотерапевта.

– Да? – послышался из трубки голос после длительных гудков.

– Доктор, это Джек.

– Доброе утро, как поживаете?

Мендок догадывался, что не очень, ибо никто не звонит докторам просто так. Закон жизни.

– Неважно. Есть кое-какие проблемы, – Торренс ухмыльнулся про себя. – Знаете, я хочу наконец покончить с нашими занятиями.

– Вы решили, что больше не сможете заниматься? – его голос был тревожным и удивлённым.

– Нет, вы не поняли. Я хочу дойти до конца. Добить свой страх. Уничтожить его. А иначе я сломаюсь.

– Джек, послушайте. Может быть, вам нужна помощь другого специалиста?

– Не смешите меня, док. «Зри в корень», – помните, как вы мне это посоветовали? Знаете, что я увидел в том корне? Свой страх. Он причина всех моих бед, причина того, что у меня могут отнять сына. У меня не так много времени. Если вы можете, то сегодня мы встретимся в Брикервуде. У той гостиницы, о которой я вам рассказывал.

Из трубки доносилось молчание.

– Вы уверены? – спросил наконец доктор.

– Да.

– Тогда я там буду.

– Через пять часов.

Торренс бросил трубку и упал на кровать. Сейчас или никогда.

Перед тем как одеться и выйти, мужчина позвонил знакомому юристу и вкратце объяснил ситуацию. Он не вдавался в подробности, описав лишь саму суть, но даже из этого было понятно, что дело гиблое. Однако юрист уточнил, что из той информации, которую успел дать Джек, стопроцентные выводы делать сложно, ему нужны были конкретные факты и бумаги. Торренс поблагодарил его и отключил телефон. Оставался ещё один шанс – пойти на мировую с Анной, но это пока довольно туманная возможность.

Мужчина вышел из квартиры, поймал такси и приказал ехать к железнодорожной станции.
Через полчаса Джек уже был там. Кассирша с милым лицом и каштановыми волосами продала ему два билета до Брикервуда, улыбнулась и пожелала удачного дня. Поезд, похожий на гигантскую стальную змею, подъехал к платформе через полчаса. Пассажир занял своё место у окна, достал газету и стал ожидать.

Скорость поезда по новым электрифицированным линиям была довольно высока, поэтому то, что раньше преодолевалось за десять часов машиной, теперь – за четыре часа на поезде. Этот безвременный город как старый, но не совсем добрый друг, встретил Джека прямо с пирона. Повсюду были те же широкие прямые улицы, однотипные дома и старые машины, среди которых местами особняком стояли новые.

Гостиница тоже не изменила традициям этого городка, только, на взгляд Джека, стала теперь более ветхой и пыльной. У входа его ждал Мендок. Он был одет в тот же спортивный костюм, что и тогда, в парке, только в этом городе он казался ближе к моде.

– Здравствуй, Джек! – сказал он и пожал ему руку, когда они поравнялись. – Ты столь неожиданно вытащил меня в такую дыру.

Он улыбнулся, но его клиент промолчал.

– Куда мы идём?

– В магазин. Мне потребуется снаряжение.

– Тебе? – терапевт изобразил удивление. – Значит, ты думаешь, что полезешь без меня?

Удивляться теперь пришёл черёд Джека.

– Вы хотите сделать это со мной?

Он был тронут, но не хотел, чтобы с ним погиб кто-то ещё.

– Да. Конечно, – Аэрон говорил это так, будто предлагал пообедать с ним в ресторане. – К тому же, ни один скалолаз, ни плохой, ни хороший, не должен рисковать жизнью. У него должен быть такой напарник, каким когда-то был ты для своего отца.

Торренс отвернулся и едва не заплакал.

– Не стоит, – старик похлопал его по плечу. – У тебя тут другая цель.

– Да, – мужчина вытер влажные глаза, – вы правы.

Они направилась в магазин. Он находился всё там же, где и двадцать лет назад, но теперь, в отличие от гостиницы, выглядел более современно и уютно. Здесь выдавали альпинистское снаряжение на прокат.

– Два комплекта, – заказал Джек.

Продавец, рослый азиат с жёлтым, как листва осенью, лицом удивленно посмотрел на Мендока, но всё же выдал мешки обоим.

– Как предвзято сейчас относятся к старикам, – с наигранной грустью сказал доктор и рассмеялся.

Джек всю дорогу был не сильно разговорчив. Его душу наполняли воспоминания. Веселье, радость и смех, льющиеся у подножья чёртовой скалы, вкусная еда, запах которой чувствовался ещё около часа – а затем смерть, её скрип, хруст ломающихся костей, вопль её жертв, громкий и жуткий, пробирающий до кончиков пальцев. Посмотрев вверх, Торренс увидел остроугольный пик горы, который, казалось, силится пробить дыру в небесах, и сжал кулаки. Один раз он позволил этой горе забрать у него любимых, второй раз – ни за что.

Они взяли в прокат автомобиль и доехали до подножья. Большинство людей, паркуя свои машины там же, где и Джек, устраивали здесь, под сенью высоких деревьев, щедро дарящих свою тень, пикники с мангалами. Повсюду носился, как молодой олень, запах жареного мяса.

– Прекрасное начало! – пропел Мендок.

Они взвалили себе на спины рюкзаки и пошли вверх. Тропинка, которую помнил ещё маленький Джек Торренс, с того времени ничуть не изменилась. Высокая, извилистая, но с камнями, о которые можно зацепиться, и деревьями, которые здесь пока ещё росли.

Джек шёл впереди, его спутник не отставал. Спустя двадцать минут они сделали перерыв на большом выступе. Слева от них продолжалась тропа, справа – дорога у обрыва, которая заворачивала за угол. Торренс внимательно посмотрел в сторону последней.

Маленький мальчик, весь в слезах, опирается на камень, как на спасательный круг. Его лицо горит жаром усталости, ноги стёрты в мозоли. Он бежит за угол и скрывается из виду.

– Всё хорошо, Джек? – спросил доктор.

– Да-да, – пробормотал он, отворачиваясь.

Мужчина видел самого себя двадцать лет назад.

– А что за той дорогой? – спросил психотерапевт, доедая сэндвич.

– Лачуга лесника, – машинально сказал Джек, и тут же как-то смущенно посмотрел на доктора. – То есть она была там... Когда-то была.

Минут через десять они доели ланч и пошли дальше. За очередным поворотом Джек заметил ущелье. Он сделал несколько шагов, и его передёрнуло так, будто ударило током. Маленький мальчик бежал со склона, хватаясь за камни и сучья. Он быстро вбежал в ущелье, походившее на крошечный небрежно сделанный тоннель, и тут же резкий противный звук ударил ему в уши. Мальчик упал, но вовсе не от визга, а от роя из десятков летучих мышей, за которыми его лица почти не было видно. Падая, он ударился о камень рукой, из которой тут же потекла кровь.
Джек нащупал у себя на ладони маленький шрам.

Летучие мыши, скользкие, противные, с красными, как рубины, глазами, сами боялись невесть откуда взявшегося пришельца, но парнишка этого не понимал. Он кричал, махал руками и тем самым всё больше злил их. Одна из этих маленьких чудовищ забралась ему под футболку, и мальчик, совершенно потеряв голову от страха, выбежал из ущелья. Извиваясь, как рыба на сковородке, он упал, пытаясь достать мышь руками. Та вылетела, но от избытка солнечного света тут же ослепла и поползла в неведении. Ребёнок отрыл полные слёз глаза, огляделся и, шатаясь, пошёл дальше, ещё два или три раза обернувшись назад.

– Эй, – Торренс почувствовал небольшой толчок, – Джек, ты бледен, может быть, вернёмся?

– Нет, – отрезал тот, по-прежнему касаясь пальцами рубца на руке.

Мендок повиновался.

– Уже недалеко, – сказал мужчина через десять минут.

В этой последней части пути дорога и вовсе обнаглела – высота стала прямо таки нечеловеческой, так что даже Аэрон, который до этого гордо держался, теперь начал кряхтеть, как старые часы.

В некоторых особо трудных местах Джек подавал ему руку.

– Уже совсем скоро, – задыхаясь, молвил он.

Дорога вдруг резко стала прямой и ровной, а приблизительно через двадцать метров виднелась впадина.

Торренс указал на неё рукой.

– Пришли.

Доктор положил рюкзак возле камня, где когда-то сидел Джек. Он подошёл к самому краю и посмотрел вниз. Ему и самому стало не по себе. «Неудивительно, что мальчику запомнилось это на всю жизнь. И его отец...» – психотерапевт посмотрел на пациента. Тот раскладывал мешок, не обращая на него внимания.

– Наденьте пояс, – сказал мужчина, – и прикрепите к нему верёвку.

– Ты когда-нибудь лазил после того случая? – спросил доктор, делая всё, о чём сказали.

– Нет, – Джек посмотрел на него, – только тогда. В первый и последний раз.

Они вновь замолчали. Было слышно только щёлканье снаряжения, похоже на клацанье авторучки.

– Отдохните, – сказал Джек. – Дайте мне время.

Не глядя на старика, он подошёл к впадине. Перед глазами появилось его собственное тело, которое с криками летит вниз. Торренс закрыл глаза и вновь открыл – картина та же.

– Хватит! – прокричал он, сжимая кулаки до боли.

Страх у него был, но какой-то слабый, бутафорский. Зато гораздо больше негодования и злости.

– Слишком долго я это терпел, слишком.

Мужчина ногой скинул щепотку камней в бездну. Видение исчезло.

Психотерапевт всё это время за ним наблюдал. Ему было не по себе.

– Я готов, – сказал Джек, взглянув на небо, – теперь уж точно готов.

Он немного спустился вниз и, держась за выступы, как когда-то Джон, начал вбивать крюк в скалу. Потребовалось несколько ударов, прежде чем он полностью сел. Затем Торренс закрепил верёвку. То же самое проделал и старик.

Джеку на секунду показалось, что руки у старика дрожали, и этот факт несказанно его порадовал. Видя чужой страх, свой он ощущал гораздо меньше.

– Спускаемся тихо и спокойно! – предупредил Торренс.

Аэрон посмотрел на него:

– Ты смелый человек, Джек! Я впервые вижу, чтобы индивид, который боится высоты, согласился подвергать свою жизнь такому риску.

– Жизнь меня вынудила быть смелым, – отозвался тот.

Мужчина старался сделать свой голос более резким, но из этого получилось что-то невнятное:

– Вперёд!

У ног Джека болталась веревка. Её длинны должно было хватить, чтобы добраться до дна впадины.

Они начали спускаться. Джек был первым – он легко оттолкнулся ногами и спустился где-то на метр медленно и плавно, будто плыл. То же самое сделал и доктор, в его случае попытка была немного неуклюжей, но он управился почти так же быстро. Раз за разом, как синхронные пловцы, они спускались всё дальше и дальше. Темнота стала пожирать дневной свет.

– Фонарик, – сказал старик, тяжело дыша. – Уже плохо видно.

– Сейчас, – Джек достал длинный чёрный фонарик на батарейках и включил его. – Постойте, док. Передохните.

Мендок кивнул. Он старался не смотреть вниз.

– Не видя дна, боишься ещё больше. Не правда ли? – спросил у него клиент.

– Ты прав.

– Неужели вы так ходите с каждым пациентом, а?

Терапевт тяжело вздохнул.

– Хочешь откровенно?

– Мы над пропастью, конца которой даже не видно. Где же нам ещё откровенничать, как не здесь? – мужчина чувствовал страх, но пока что мог совладать с ним.

– Ты мне приглянулся, Джек, ещё с самого начала. Я почувствовал в тебе друга, родственную душу, если ты в такое веришь. У меня нет семьи, и у тебя её нет. К тому же, – он отвернулся от собеседника, – ты похож на моего сына. Правда, один в один.

Джек провел лучом вниз и уловил лёгкий силуэт камня.

– А что случилось с вашим сыном?

– Он пропал. Однажды уехал из дому. Без записки. Без звонка. Больше ни я, ни моя жена его не видели. А без него?! Мы с Норой (так звали мою жену), может, и хотели сохранить семью, но не могли. Наш сын был единственной опорой. Утратив её, мы свалились в пучину недомолвок, недоверия, ревности и, в конце концов, взаимной неприязни. Спустя год, как объявили пропажу, мы разошлись. Я хочу помочь тебе, Джек. Как когда-то должен был помочь своему сыну. Видишь ли, он мечтал стать военным, защищать страну, носить автомат и форму. Но я не позволил ему. Я настоял на том, чтобы он пошёл по моим стопам и стал доктором. Я определил его в медицинский колледж. А через два года он пропал. Я ведь хотел ему только добра. Я ночами не спал, представляя, что когда-нибудь мне вернут его в цинковом гробу. И всё равно я потерял его. Судьба наказала меня, но теперь, похоже, дала второй шанс. Я хочу тебе помочь, хочу стать твоим другом.

Джек почувствовал, что в нём просыпается жестокий циник. Слушая все эти откровения, он вдруг похвалил сам себя. «Ты заставил старика разжалобиться», – говорил он себе.

– Вы уже и так мне друг, – сказал он, – вы сделали мне много добра.

– Это так, но что потом? Если сейчас ты преодолеешь свой страх и станешь свободным человеком, не забудешь ли ты обо мне?

– Нет, поверьте, двум одиноким людям стоит держаться вместе, доктор. Поверьте. Ладно, продолжим.

Джек поймал себя на мысли, что ничего к нему не чувствовал. Ни жалости, ни раздражения – ему было всё равно. Он действительно никогда не видел в нём друга. Впрочем, сейчас не время.

Спуск продолжился. Внизу стало немного холоднее, что слегка взбодрило скалолазов. Смахнув пот, Джек проделал ещё несколько коротких прыжков. Страх усиливался, но он был временным. Стоило Торренсу зажать его и придушить, и тот отступал, как трусливая собака. Наконец они добрались до того выступа, за который когда-то зацепился его отец. Джек немного спустился и ухватился за выступ руками. Скала была очень холодной и скользкой.

– Теперь будьте аккуратней, – сказал Джек, – дальше скала уходит немного вглубь. Я спущусь ниже и тогда подам вам руку. Идёт?

Доктор кивнул. Джек начал спуск под выступ. Слегка отпустив трос левой рукой, он держался за выступ правой. Ногой скалолаз нащупал камень, но та болезненно соскользнула и дёрнулась назад.

– Дьявол.

– Всё в порядке? – тревожно спросил Мендок.

– Да.

Джек мысленно выругал себя. Надо быть осторожней. Повторив попытку, ему всё же удалось зацепиться за камень. Послышался какой-то скрежет, но мужчина не обратил на это внимания.

– Сейчас, док, осталось немного.

Торренс отпустил ещё немного троса. Следующий выступ, который позволял увидеть фонарик, был прямо за камнем. Джеку пришлось немного притиснуться, чтобы добраться до него. Наконец его нога коснулась выступа, но в этот момент скрежет повторился снова и теперь ещё сильнее. «Скрежет – вестник смерти», – вспомнил мужчина свою мысль.

Свет фонаря упал на камень, который задел Джек. Он начал двигаться между краями, тем самым зажав Торренсу ногу. Тот вскрикнул от ужасной боли.

– Джек! Джек! Джек! – послышалось сверху.

Но он, пытаясь освободить ногу, не удержался за выступ и опрокинулся вниз головой. Его держали трос и нога, зажатая в камне.

Джек почувствовал, как рвутся сухожилия у него на стопе, и от этого закричал ещё сильнее. Его горло распухло, а перед глазами поплыли круги. Рука ещё ощущала шершавую верёвку, похожую на змеиную тушу.

Джек услышал крики отца.

Откуда-то сверху донеслось:

– Нет, Джек, ты не можешь умереть. Неееет!!!