Глава 4. «Ночные демоны»
Генераторы сдохли ровно в 23:00 — будто кто-то выдернул шнур у самой жизни. Всё вокруг медленно погрузилось в вязкую, синеватую темноту. Остался только ветер, шорох песка и свет далёких звёзд, которые без стыда смотрели на грязь, кровь и сгоревшие мечты.
Надя сидела на ящиках из-под боеприпасов и курила третью сигарету подряд, будто пыталась выкурить из себя день. Пальцы всё ещё пахли йодом и кровью — два часа назад она помогала медсестре вытаскивать осколки из ноги шестнадцатилетнего пацана, который всё шептал: «Мам, я не кричу, честно».
На фоне — пустая палатка рыжего.
И тишина.
Та самая, которая приходит после смерти, а не до.
Из темноты вынырнул Корш. Без броника, в расстёгнутой рубашке, с воротником, присохшим к шее. Лицо его было высечено из камня, но в чертах — серые тени. Усталость, которую не покажешь, но уже не спрячешь.
— Ты должна спать, — сказал он, как будто командовал шторму утихнуть.
— А ты должен следить за своими людьми, — Надя не оторвала взгляда от тлеющего конца сигареты. Медленно выдохнула дым ему в лицо. — Но, кажется, кое-кого уже не доследили.
Он не ответил. Просто взял сигарету у неё из пальцев и раздавил под сапогом.
— Завтра в четыре выдвигаемся. Ты мне нужна со свежей головой, не на автопилоте.
— Я не ребёнок, чтобы меня укладывали спать, — отозвалась она резко.
— Нет, — перебил он, шагнув ближе. Его рука внезапно сомкнулась на её подбородке, крепко, сдержанно, будто прицел. — Ты — мой переводчик. И если завтра ты ошибёшься из-за недосыпа, я лично закопаю твой труп рядом с рыжим.
Хватка была крепкой. Пальцы жгли, как кипяток. Надя пыталась дёрнуться, но он только усилил давление. Они смотрели друг другу в глаза — и в этой тишине бушевала буря. Его — из расчёта. Её — из боли.
— Поняла?
Она плюнула ему в лицо.
Плевок скатился по его щеке, как слеза, но с металлическим привкусом. Тишина натянулась, как проволока между минами.
Корш медленно вытер лицо рукавом.
— Хороший выброс адреналина, — сказал он хрипло. — Теперь точно уснёшь.
Развернулся и исчез, как тень, которую не остановит ни совесть, ни плевок, ни женщина.
Ночь
Сна не было. Как и покоя.
Надя ворочалась, скрипела зубами, проверяла кобуру под подушкой. Пульс прыгал в горле, как в клетке.
Хрип рыжего всплывал снова и снова, будто застрял в трещинах мозга.
Скрип.
Она замерла.
Пальцы уже обхватили пистолет.
За тонкой тканью палатки слышалось... дыхание. Тихое, но чёткое. Живое.
— Выходи, — прошептал знакомый голос.
Корш.
Она резко откинула полог. Он стоял, как призрак войны — двустволка за спиной, в руках — два автомата.
— Одевайся. Быстро.
Они шли молча. Сквозь лагерь, погружённый в сны и кошмары. К дальнему складу, где пахло маслом, железом и старыми патронами. Пахло чем-то первобытным — стрельбой и страхом.
Корш включил фонарь и бросил ей один из автоматов.
— Бери.
— Что происходит?
— Учись стрелять.
— Сейчас?!
— Они не будут ждать, пока тебе станет удобно, — бросил он и грубо подтолкнул её к бойнице. — Видишь мишени?
Десять ржавых банок на заборе. И ночь. Чёрная, как вина.
— Я...
Выстрел пронзил тишину, как крик. Банка взлетела в воздух.
— Твой ход.
Надя сжала автомат. Руки дрожали.
Выстрел. Мимо.
— Ещё.
Выстрел. Металл взорвался в клочья.
— Лучше.
Они стреляли. Минуты превращались в вечность. Каждый выстрел — как плевок в смерть.
Когда она снова промахнулась, Корш подошёл и... стал за её спиной.
Обнял руками. Взял оружие вместе с ней.
— Ты зажимаешься, — его голос был у уха, дыхание — горячее, как рюмка на голодный желудок. — Расслабься.
Надя затаила дыхание. Сердце билось так, будто это не стрельба, а что-то куда более опасное.
Выстрел. Банка разлетелась. Он не отстранился.
— Повтори.
Она стреляла. Пока не начала дрожать. Пока не кончились патроны. Пока не рассвело.
Когда они замолчали, а на заборе не осталось ни одной целой цели, Корш отступил.
Кивнул.
— Теперь можешь спать.
— А выезд?
— Перенесён на шесть.
Надя поняла это не сразу. Только когда осталась одна и медленно опустилась на холодный ящик.
Он дал ей два дополнительных часа сна.
Но не сказал ни слова. И именно в этом молчании было больше заботы, чем в сотне чужих фраз.
Шесть утра.
Лагерь оживал. Бойцы суетились, грузились в машины, пахло кофе из титановой кружки и потом. Всё было по-военному. По-настоящему.
— Кравец, со мной, — сказал Корш, кивая на командирский БТР.
Бойцы переглянулись. Кто-то поднял бровь. Кто-то усмехнулся — но молча.
Надя закинула рюкзак и полезла внутрь. Села рядом. Дверь закрылась с глухим щелчком.
Тишина внутри была почти уютной. Почти.
Она повернулась к нему.
— Спасибо, — прошептала. Её голос утонул в шуме двигателя.
Корш не ответил. Не повернулся.
Но его плечи...
Чуть расслабились.