XVII. СУПРУГИ БОНАСЬЕ
Кардинал уже вторично в разговоре с королем упоминал об алмазныхподвесках. Людовика XIII поразила такая настойчивость, и он решил, что заэтим советом кроется тайна. Он не раз чувствовал себя обиженным по той причине, что кардинал,имевший превосходную полицию - хотя она и не достигала совершенства полиции,современной нам, - оказывался лучше осведомленным о семейных делах короля,чем сам король. На этот раз король решил, что беседа с Анной Австрийскойдолжна пролить свет на какое-то обстоятельство, непонятное ему. Он надеялсязатем вернуться к кардиналу, проникнув в какие-то тайны, известные илинеизвестные его преосвященству. И в том и в другом случае это должно былоподнять престиж короля в глазах его министра. Людовик XIII пошел к королеве и, по своему обыкновению, начал разговорс угроз, относившихся к ее приближенным. Анна Австрийская слушала, опустивголову, давая излиться потоку, в надежде, что должен же наступить конец. Ноне этого желал король. Король желал ссоры, в пылу которой должен былпролиться свет - безразлично какой. Он был убежден, что у кардинала естькакая-то затаенная мысль и что он готовит ему одну из тех страшныхнеожиданностей, непревзойденным мастером которых он был. Его настойчивыеобвинения привели его к желанной цели. - Ваше величество, - воскликнула Анна Австрийская, выведенная изтерпения смутными намеками, - почему вы не скажете прямо, что у вас на душе?Что я сделала? Какое преступление совершила? Не может быть, чтобы вашевеличество поднимали весь этот шум из-за письма, написанного мною брату. Король не нашелся сразу, что ответить на такой прямой вопрос. Онподумал, что сейчас самое время сказать те слова, которые должны были бытьоказаны только накануне празднества. - Сударыня, - проговорил он с важностью, - в ближайшие дни будетустроен бал в ратуше. Я считаю необходимым, чтобы вы, из уважения к нашимславным старшинам, появились на этом балу в парадном платье и непременно салмазными подвесками, которые я подарил вам ко дню рождения. Вот мой ответ. Ответ этот был ужасен. Анна Австрийская подумала, что королю известновсе и что он только по настоянию кардинала был скрытен всю эту неделю. Такаяскрытность, впрочем, была в характере короля. Королева страшно побледнела иоперлась о маленький столик своей прелестной рукой, сейчас казавшейсявылепленной из воска. Глядя на короля глазами, полными ужаса, она непроизнесла ни слова. - Вы слышите, сударыня? - спросил король, наслаждаясь еезамешательством, хоть и не угадывая его причины. - Вы слышите? - Слышу, сударь, - пролепетала королева. - Вы будете на этом балу? - Да. - И на вас будут ваши алмазные подвески? - Да. Королева стала еще бледнее. Король заметил это и, удивлясь ее тревоге,с той холодной жестокостью, которая составляла одну из самых неприятныхсторон его характера, проговорил: - Итак, решено! Вот и все, что я хотел сказать вам. - Но на какой день назначен бал? - спросила Анна Австрийская. Людовик XIII почувствовал, что ему не следует отвечать на этот вопрос:голос королевы был похож на голос умирающей. - Весьма скоро, сударыня, - ответил король. - Но я не помню в точностичисла, нужно будет спросить у кардинала. - Значит, это его высокопреосвященство посоветовал вам дать бал? -воскликнула королева. - Да, сударыня. Но к чему этот вопрос? - с удивлением спросил король. - И он же посоветовал вам напомнить мне об алмазных подвесках? - Как вам сказать... - Это он, ваше величество, он! - Не все ли равно - он или я? Не считаете ли вы эту просьбу преступной? - Нет, сударь. - Значит, вы будете? - Да. - Прекрасно, - сказал король, идя к выходу. - Надеюсь, вы исполнитеваше обещание. Королева сделала реверанс, не столько следуя этикету, сколько потому,что у нее подгибались колени. Король ушел очень довольный. - Я погибла! - прошептала королева. - Погибла! Кардинал знает все. Этоон натравливает на меня короля, который пока еще ничего не знает, но скороузнает. Я погибла! Боже мой! Боже мой!.. Она опустилась на колени и, закрыв лицо дрожащими руками, углубилась вмолитву. Положение действительно было ужасно. Герцог Бекингэм вернулся в Лондон,г-жа де Шеврез находилась в Туре. Зная, что за ней следят настойчивее, чемкогда-либо, королева смутно догадывалась, что предает ее одна из еепридворных дам, но не знала, кто именно. Ла Порт не имел возможностивыходить за пределы Лувра; она не могла довериться никому на свете. Ясно представив себе, как велико несчастье, угрожающее ей, и как онаодинока, королева не выдержала и разрыдалась. - Не могу ли я чем-нибудь помочь вашему величеству? - произнес вдругнежный, полный сострадания голос. Королева порывисто обернулась; нельзя было ошибиться, услышав этотголос: так говорить мог только друг. И действительно, у одной из дверей, ведущей в комнату королевы, стоялахорошенькая г-жа Бонасье. Она была занята уборкой платьев и белья королевы всоседней маленькой комнатке и не успела выйти, когда появился король. Такимобразом, она слышала все. Королева, увидев, что она не одна, громко вскрикнула. В своейрастерянности она не сразу узнала молодую женщину, приставленную к ней ЛаПортом. - О, не бойтесь, ваше величество! - воскликнула молодая женщина, ломаяруки и плача при виде отчаяния своей повелительницы. - Я предана вашемувеличеству душой и телом, и, как ни далека я от вас, как ни ничтожно моезвание, мне кажется, что я придумала, как вызволить ваше величество из беды. - Вы! О, небо! Вы! - вскричала королева. - Но взгляните мне в глаза.Меня окружают предатели. Могу ли я довериться вам? - Ваше величество, - воскликнула молодая женщина, падая на колени, -клянусь моей душой, я готова умереть за ваше величество. Этот крик вырвался из самой глубины сердца и не оставлял никакихсомнений в его искренности. - Да, - продолжала г-жа Бонасье, - да, здесь есть предатели. Но именемпресвятой девы клянусь, что нет человека, более преданного вашемувеличеству, чем я! Эти подвески, о которых спрашивал король... вы отдали ихгерцогу Бекингэму, не правда ли? Эти подвески лежали в шкатулке розовогодерева, которую он унес с собою? Или я ошибаюсь, или не то говорю? - О, боже, боже! - шептала королева, у которой зубы стучали от страха. - Так вот, - продолжала г-жа Бонасье, - эти подвески надо вернуть. - Да, конечно, надо. Но как, как это сделать? - вскричала королева. - Надо послать кого-нибудь к герцогу. - Но кого? Кого? Кому можно довериться? - Положитесь на меня, ваше величество. Окажите мне эту честь, моякоролева, и я найду гонца! - Но придется написать! - Это необходимо. Хоть два слова, начертанные рукою вашего величества,и ваша личная печать. - Но эти два слова - это мой приговор, развод, ссылка... - Да, если они попадут в руки негодяя. Но я ручаюсь, что эти строкибудут переданы по назначению. - О, господи! Мне приходится вверить вам мою жизнь, честь, мое доброеимя! - Да, сударыня, придется. И я спасу вас. - Но как? Объясните мне, по крайней мере! - Моего мужа дня два или три назад освободили. Я еще не успелаповидаться с ним. Это простой, добрый человек, одинаково чуждый и ненавистии любви. Он сделает все, что я захочу. Он отправится в путь, не зная, что онвезет, и он передаст письмо вашего величества, не зная, что оно от вашеговеличества, по адресу, который будет ему указан. Королева в горячем порыве сжала обе руки молодой женщины, глядя на неетак, словно желала прочесть все таившееся в глубине ее сердца. Но, видя в ее прекрасных глазах только искренность, она нежнопоцеловала ее. - Сделай это, - воскликнула она, - и ты спасешь мою жизнь, спасешь моючесть! - О, не преувеличивайте услуги, которую я имею счастье оказать вам! Мненечего спасать: ведь ваше величество - просто жертва гнусных происков. - Это правда, дитя мое, - проговорила королева. - И ты не ошибаешься. - Так дайте мне письмо, ваше величество. Время не терпит. Королева подбежала к маленькому столику, на котором находились чернила,бумага и перья; она набросала две строчки, запечатала письмо своей печатью ипротянула его г-же Бонасье. - Да, - сказала королева, - но мы забыли об одной очень важной вещи. - О какой? - О деньгах. Госпожа Бонасье покраснела. - Да, правда, - проговорила она. - И я должна признаться, что моймуж... - У твоего мужа денег нет? Ты это хотела сказать? - Нет, деньги у него есть. Он очень скуп - это его главный порок. Нопусть ваше величество не беспокоится, мы придумаем способ... - Дело в том, что и у меня нет денег, - промолвила королева. (Тех, ктопрочтет мемуары г-жи де Моттвиль, не удивит этот ответ.) - Но погоди... Анна Австрийская подошла к своей шкатулке. - Возьми этот перстень, - сказала она. - Говорят, что он стоит оченьдорого. Мне подарил его мой брат, испанский король. Он принадлежит личномне, и я могу располагать им. Возьми это кольцо, обрати его в деньги и пустьтвой муж едет. - Через час ваше желание будет исполнено. - Ты видишь адрес, - прошептала королева так тихо, что с трудом можнобыло разобрать слова: - "Милорду герцогу Бекингэму, Лондон". - Письмо будет передано ему в руки. - Великодушное дитя! - воскликнула королева. Госпожа Бонасье поцеловала королеве руку, спрятала письмо в корсаж иунеслась, легкая, как птица. Десять минут спустя она уже была дома. Она и в самом деле, как говорилакоролеве, не видела еще мужа после его освобождения. Не знала она и оперемене, происшедшей в его отношении к кардиналу, перемене, которойособенно способствовали два или три посещения графа Рошфора, ставшегоближайшим другом Бонасье. Граф без особого труда заставил его поверить, что похищение его женыбыло совершено без всякого дурного умысла и являлось исключительно меройполитической предосторожности. Она застала г-на Бонасье одного: бедняга с трудом наводил порядок вдоме. Мебель оказалась почти вся поломанной, шкафы - почти пустыми:правосудие, по-видимому, не принадлежит к тем трем вещам, о которых царьСоломон говорит, что они не оставляют после себя следа. Что до служанки, тоона сбежала тотчас же после ареста своего хозяина. Бедная девушка была такперепугана, что шла, не останавливаясь, от Парижа до самой своей родины -Бургундии. Почтенный галантерейщик сразу по прибытии домой уведомил жену о своемблагополучном возвращении, и жена ответила поздравлением и сообщила, чтовоспользуется первой свободной минутой, которую ей удастся урвать от своихобязанностей, чтобы повидаться со своим супругом. Этой первой минуты пришлось дожидаться целых пять дней, что при другихобстоятельствах показалось бы г-ну Бонасье слишком долгим сроком. Норазговор с кардиналом и посещения графа Рошфора доставляли ему богатую пищудля размышлений, а, как известно, ничто так не сокращает время, какразмышления. К тому же размышления Бонасье были самого радужного свойства. Рошфорназывал его своим другом, своим любезным Бонасье и не переставал уверятьего, что кардинал самого лучшего мнения о нем. Галантерейщик уже видел себяна пути к богатству и почестям. Госпожа Бонасье тоже много размышляла за это время, но, нужнопризнаться, думы ее были чужды честолюбия. Помимо воли, мысли ее постоянновозвращались к красивому и смелому юноше, влюбленному, по-видимому, стольстрастно. Выйдя в восемнадцать лет замуж за г-на Бонасье, живя постоянносреди приятелей своего мужа, неспособных внушить какое-либо чувство молодойженщине с душой более возвышенной, чем можно было ожидать у женщины в ееположении, г-жа Бонасье не поддавалась дешевым соблазнам. Но дворянскоезвание в те годы, больше чем когда-либо, производило сильное впечатление наобыкновенных горожан, а д'Артаньян был дворянин. Кроме того, он носил формугвардейца, которая, после формы мушкетера, выше всего ценилась дамами. Онбыл, повторяем, красив, молод и предприимчив. Он говорил о любви как человеквлюбленный и жаждущий завоевать любовь. Всего этого было достаточно, чтобывскружить двадцатипятилетнюю головку, а г-жа Бонасье как раз достигла этойсчастливой поры жизни. Оба супруга поэтому, хотя и не виделись целую неделю - а за эту неделюими были пережиты значительные события, - встретились поглощенные каждыйсвоими мыслями. Г-н Бонасье проявил все же искреннюю радость и сраспростертыми объятиями пошел навстречу своей жене. Госпожа Бонасье подставила ему лоб для поцелуя. - Нам нужно поговорить, - сказала она. - О чем же? - с удивлением спросил Бонасье. - Мне нужно сказать вам нечто очень важное... - начала г-жа Бонасье. - Да, кстати, и я тоже должен задать вам несколько довольно серьезныхвопросов, - прервал ее Бонасье. - Объясните мне, пожалуйста, почему васпохитили? - Сейчас речь не об этом, - ответила г-жа Бонасье. - А о чем же? О моем заточении? - Я узнала о нем в тот же день. Но за вами не было никакогопреступления, вы не были замешаны ни в какой интриге, наконец, вы не зналиничего, что могло бы скомпрометировать вас или кого-либо другого, и япридала этому происшествию лишь то значение, которого оно заслуживало. - Вам легко говорить, сударыня! - сказал Бонасье, обиженныйнедостаточным вниманием, проявленным женой. - Но известно ли вам, что япровел целые сутки в Бастилии? - Сутки проходят быстро. Не будем же говорить о вашем заточении ивернемся к тому, что привело меня сюда. - Как это - что привело вас сюда? Разве вас привело сюда не желаниеувидеться с мужем, с которым вы были целую неделю разлучены? - спросилгалантерейщик, задетый за живое. - Конечно, прежде всего это. Но, кроме того, и другое. - Говорите! - Это - дело чрезвычайной важности, от которого, быть может, зависитвся наша будущая судьба. - Наше положение сильно изменилось за то время, что я не видел вас,госпожа Бонасье, и я не удивлюсь, если через несколько месяцев оно будетвнушать зависть очень многим. - Да, особенно если вы точно выполните то, что я вам укажу. - Мне? - Да, вам. Нужно совершить одно доброе, святое дело, и вместе с темможно будет заработать много денег. Госпожа Бонасье знала, что упоминанием о деньгах она заденет слабуюструнку своего мужа. Но любой человек, хотя бы и галантерейщик, поговорив десять минут скардиналом Ришелье, уже делался совершенно иным. - Много денег? - переспросил Бонасье, выпятив нижнюю губу. - Да, много. - Сколько примерно? - Может быть, целую тысячу пистолей. - Значит, то, о чем вы собираетесь просить меня, очень важно? - Да. - Что же нужно будет сделать? - Вы немедленно отправитесь в путь. Я дам вам письмо, которое вы будетехранить как зеницу ока и вручите в собственные руки тому, кому онопредназначено. - И куда же я поеду? - В Лондон. - Я? В Лондон? Да вы шутите! У меня нет никаких дел в Лондоне. - Но другим нужно, чтобы вы поехали в Лондон. - Кто эти другие? Предупреждаю вас, что я ничего больше не стану делатьвслепую и что я не только желаю знать, чем я рискую, но и ради кого ярискую. - Знатная особа посылает вас, и знатная особа вас ждет. Наградапревзойдет ваши желания - вот все, что я могу вам обещать. - Снова интрига! Вечные интриги! Благодарю! Теперь меня не проведешь:господин кардинал мне кое-что разъяснил. - Кардинал! - вскричала г-жа Бонасье. - Вы виделись с кардиналом? - Да, он вызывал меня! - заявил галантерейщик. - И вы последовали этому приглашению, неосторожный вы человек? - Должен признаться, что у меня не было выбора - идти или не идти: менявели двое конвойных. Должен также признаться, что так как я тогда еще незнал его преосвященства, то, если б я мог уклониться от этого посещения, ябыл бы очень рад. - Он грубо обошелся с вами, грозил вам? - Он подал мне руку и назвал своим другом, своим другом! Слышите,сударыня? Я друг великого кардинала! - Великого кардинала? - Уж не собираетесь ли вы оспаривать у него этот титул? - Я ничего не оспариваю, но я говорю вам, что милость министра - вещьнепрочная и что только сумасшедший свяжет свою судьбу с министром. Естьвласть, стоящая выше его силы, - власть, покоящаяся не на прихоти человекаили на исходе каких-нибудь событий. Такой власти и надо служить. - Мне очень жаль, сударыня, но для меня нет другой власти, кроме властивеликого человека, которому я имею честь служить. - Вы служите кардиналу? - Да, сударыня. И как его слуга я не допущу, чтобы вы впутывались взаговоры против безопасности государства и чтобы вы, вы помогали интригамженщины, которая, не будучи француженкой, сердцем принадлежит Испании. Ксчастью, у нас есть великий кардинал: его недремлющее око следит за всем ипроникает до глубины сердец. Бонасье слово в слово повторил фразу, слышанную от графа Рошфора. Онзапомнил ее и только ждал случая блеснуть ею. Но бедная молодая женщина,рассчитывавшая на своего мужа и в этой надежде поручившаяся за негокоролеве, задрожала и от ужаса перед опасностью, которую чуть не навлекла насебя, и от сознания своей беспомощности. Все же, зная слабости своего мужа,а особенно его алчность, она еще не теряла надежды заставить его исполнитьее волю. - Ах, так, значит, вы кардиналист, сударь! - воскликнула она. - Ах, таквы служите тем, кто истязает вашу жену, оскорбляет вашу королеву! - Интересы одного человека - ничто перед всеобщим благом. Я за тех, ктоспасает государство! - напыщенно произнес Бонасье. Это снова была фраза графа Рошфора, которую Бонасье запомнил и нашелслучай вставить. - Да имеете ли вы понятие, что такое государство, о котором выговорите? - спросила, пожимая плечами, г-жа Бонасье. - Оставайтесь лучшепростым мещанином, без всяких ухищрений, и станьте на сторону тех, ктопредлагает вам наибольшие выгоды. - Как сказать... - протянул Бонасье, похлопывая по лежавшему подле неготуго набитому мешку, который зазвенел серебряным звоном. - Что вы на этоскажете, почтеннейшая проповедница? - Откуда эти деньги? - Вы не догадываетесь? - От кардинала? - От него и от моего друга, графа Рошфора. - От графа Рошфора? Но ведь он-то меня и похитил! - Вполне возможно. - И вы принимаете деньги от этого человека? - Не говорили ли вы, что это похищение имело причину чистополитическую? - Но целью этого похищения было заставить меня предать мою госпожу,вырвать у меня под пыткой признания, которые могли бы угрожать чести, аможет быть, и жизни моей августейшей повелительницы! - Сударыня, - сказал Бонасье, - ваша августейшая повелительница -вероломная испанка, и все, что делает кардинал, делается по праву. - Сударь, - вскричала молодая женщина, - я знала, что вы трусливы,алчны и глупы, но я не знала, что вы подлец! - Сударыня... - проговорил Бонасье, впервые видевший свою жену в такомгневе и струсивший перед семейнон бурей, - сударыня, что вы говорите? - Я говорю, что вы негодяй! - продолжала г-жа Бонасье, заметив, что онаснова начинает приобретать влияние на своего мужа. - Так, значит, вы, выстали заниматься политикой да сделались к тому же и сторонником кардинала?Так, значит, вы телом и душой продаетесь дьяволу, да еще за деньги? - Не дьяволу, а кардиналу. - Это одно и то же! - воскликнула молодая женщина. - Кто говорит"Ришелье" - говорит "сатана". - Замолчите, сударыня, замолчите! Вас могут услышать! - Да, вы правы, и мне будет стыдно за вашу трусость. - Но чего вы, собственно, требуете? - Я вам уже сказала: я требую, чтобы вы сию же минуту отправились впуть и чтобы вы честно выполнили поручение, которым я удостаиваю вас. Наэтих условиях я готова все забыть и простить вас. И более того, - онапротянула ему руку, - я верну вам свою дружбу. Бонасье был труслив и жаден, но жену свою он любил: он растрогался.Пятидесятилетнему мужу трудно долго сердиться на двадцатипятилетнюю жену.Г-жа Бонасье увидела, что он колеблется. - Ну как же? Вы решились? - Но, дорогая моя, подумайте сами: чего вы требуете от меня? Лондоннаходится далеко, очень далеко от Парижа, к тому же возможно, что вашепоручение связано с опасностями. - Не все ли равно, раз вы избежите их! - Знаете что, госпожа Бонасье? - сказал галантерейщик. - Знаете что: ярешительно отказываюсь. Интриги меня пугают. Я-то ведь видел Бастилию!Бр-р-р! Это ужас - Бастилия! Стоит мне вспомнить, так мороз по кожеподирает. Мне грозили пытками! А знаете ли вы, что такое пытки? Деревянныеклинья загоняют между пальцами ноги, пока не треснут кости... Нет,решительно нет! Я не поеду. А почему бы, черт возьми, вам не поехать самой?Мне начинает казаться, что я вообще был до сих пор в заблуждении на вашсчет: мне кажется, что вы мужчина, да еще из самых отчаянных. - А вы... вы - женщина, жалкая женщина, глупая и тупая! Ах! Вы трусите?Хорошо. В таком случае, я сию же минуту заставлю именем королевы арестоватьвас, и вас засадят в ту самую Бастилию, которой вы так боитесь! Бонасье впал в глубокую задумчивость. Он обстоятельно взвесил в своеммозгу, с чьей стороны грозит большая опасность - со стороны ли кардинала илисо стороны королевы. Гнев кардинала был куда опаснее. - Прикажете арестовать меня именем королевы? - сказал он наконец. - А ясошлюсь на его преосвященство. Тут только г-жа Бонасье поняла, что зашла чересчур далеко, иужаснулась. Со страхом вглядывалась она в это тупое лицо, на которомвыражалась непоколебимая решимость перетрусившего глупца. - Хорошо, - сказала она. - Возможно, что вы в конце концов правы.Мужчина лучше разбирается в политике, особенно вы, господин Бонасье, раз вамдовелось беседовать с кардиналом. И все же мне очень обидно, - добавила она,- что мой муж, человек, на любовь которого я, казалось, могла положиться, непожелал исполнить мою прихоть. - Ваши прихоти могут завести слишком далеко, - покровительственнымтоном произнес Бонасье. - И я побаиваюсь их. - Придется отказаться от моей затеи, - со вздохом промолвила молодаяженщина. - Пусть так. Не будем больше об этом говорить. - Если бы вы хоть толком сказали мне, что я должен был сделать вЛондоне, - помолчав немного, заговорил Бонасье, с некоторым опозданиемвспомнивший, что Рошфор велел ему выведывать тайны жены. - Вам это ни к чему знать, - ответила молодая женщина, которую теперьудерживало недоверие. - Дело шло о пустяке, о безделушке, которую иногда такжаждет женщина, о покупке, на которой можно было хорошо заработать. Но чем упорнее молодая женщина старалась скрыть свои мысли, тем большеБонасье убеждался, что тайна, которую она отказывалась доверить ему, имеетважное значение. Он поэтому решил немедленно бежать к графу Рошфору и датьему знать, что королева ищет гонца, чтобы отправить его в Лондон. - Простите, дорогая, но я должен покинуть вас, - сказал он. - Не зная,что вы сегодня придете, я назначил свидание одному приятелю. Я задержусьнедолго, и, если вы подождете меня минутку, я, кончив разговор, сразу жевернусь за вами и, так как уже темнеет, провожу вас в Лувр. - Благодарю вас, сударь, - ответила г-жа Бонасье. - Вы недостаточнохрабры, чтобы оказать мне какую-либо помощь. Я могу вернуться в Лувр одна. - Как вам будет угодно, госпожа Бонасье, - сказал бивший галантерейщик.- Скоро ли я увижу вас снова? - Должно быть, на будущей неделе я получу возможность немногоосвободиться от службы и воспользуюсь этим, чтобы привести в порядок нашивещи, которые, надо думать, несколько пострадали. - Хорошо, буду ждать вас. Вы на меня не сердитесь? - Я? Нисколько. - Значит, до скорого свидания? - До скорого свидания. Бонасье поцеловал руку жены и поспешно удалился. - Да, - проговорила г-жа Бонасье, когда входная дверь захлопнулась заее мужем и она оказалась одна, - этому дурню только не хватало статькардиналистом. А я-то ручалась королеве, я-то обещала моей несчастнойгоспоже... О, боже, боже! Она сочтет меня одной из тех подлых тварей,которыми кишит дворец и которых поместили около нее, чтобы они шпионили заней... Ах, господин Бонасье! Я никогда особенно не любила вас, а теперь делохуже: я ненавижу вас и даю слово, что рассчитаюсь с вами! Не успела она произнести эти слова, как раздался стук в потолок,заставивший ее поднять голову. - Дорогая госпожа Бонасье, - донесся сквозь потолок чей-то голос, -отворите маленькую дверь на лестницу, и я спущусь к вам!