Глава 8
Глава 8. Отпустим в небо первую чайку
Я постоянно прокручивала этот момент в голове. Старалась понять, когда все это началось, и когда все резко закончилась. Пыталась совладать с эмоциями, но ничего не получалось.
Я кричала, внутри меня все разрывалось, просило сдохнуть. Смутно помнила происходящее ночи, но на руках появились страшные синяки, оттеки в области ног, а ягодицы исколоты до крови.
Медсестра как-то кинула между дела, что мои вопли были слышны даже на улице. Больные думали, что меня оперируют без наркоза. Но на самом деле все было куда страшнее.
Все, что было до того вечера, стерлось в пыль, превратилось в ненужный мусор, а от хлама, как всем известно, нужно избавляться.
Навсегда в моих глазах останется отпечаток боли, которую невозможно вытерпеть, невозможно совладать с ней, можно только принять и подчиниться этим эмоциям, которые, как яд с медленным эффектом, будут убивать осторожно шаг за шагом.
С того вечера я просто выпала из жизни, словно покинула свое тело. Моя память сыграла со мной в очень злую шутку, стерев все и оставив только белое платье с багровыми пятнами в области сердца.
Я очнулась в комнате с обшарпанными стенами. Резкий запах боли, страха и страдания ударил в нос. Стало ясно, что я находилась в больничной палате. Но я не понимала, как попала туда.
Мои запястья были привязаны жгутами. Я кричала, просила развязать меня. Но меня никто не слышал, или, по крайней мере, делал вид, что не слышит.
Через час я охрипла, просто перестала слышать себя.
Мне казалось, что я кричала громко, а на самом деле оказалось, что я скулила, шипела.
В мою палату редко кто заходил, в основном это были люди в белых халатах, которые машинально ставили мне уколы, проверяли мой пульс.
На все вопросы они отвечали тишиной.
Я не знала сколько прошло времени с того вечера. Час, два, сутки, неделя, месяц. Да, мне было все равно. Ведь теперь жизнь стала пеплом, которую поджог Вой, он же ее и развеял по ветру.
Я могла догадываться о времени, только по тому, как мне приносили еду. Было смешно видеть, как меня заставляют есть. Но я всегда отказывалась.
Мои руки так и были привязаны жгутами. Наверное, я сошла с ума и загремела в психушку.
Спустя какое-то время в моей палате появились родители. Мама выглядела ужасно, словно ее держали в сыром подвале. Немытый волос, который был причесан в разные стороны, мятая блузка, потухший взгляд. Она постоянно всхлипывала.
А папа, в отличие от мамы, держал себя сдержанно. Мало говорил, я слышала от него лишь стандартные фразы, обрывки предложений. Он будто впитал в себя всю боль, которая есть во мне, и теперь эта серая, покрывающая в дождь дороги, грязь медленно разъедала его изнутри.
Родители приходили ко мне три дня подряд. На все мои вопросы: «Что случилось? Когда меня заберут отсюда?», они отмахивались, пытались уйти от разговора, кардинально меняли тему.
Я поняла, что это гиблое дело, и больше не задавала подобные вопросы.
Я покинула свое заточение, также непонятно, как и попала в него.
Медсестра с ужасными пятнами на белом халате пришла как обычно утром. Но завтрак она с собой не прихватила.
Женщина молча освободила мои руки из плена жгутов. Мне неожиданно стало так легко.
***
Люди постоянно сбиваются в какие-то стаи, организуют свои круги, в которые принимают только тех, чье мнение и взгляды, как им кажется, совпадают. А что же делают те, кто не попал в закрытые общества, чьи взгляды на жизнь показались другим глупыми или странными? Ничего! Они остаются одни, становятся «сами по себе».
Тогда возникает вопрос, почему одиночки не организуют свои стаи? Все довольно просто, как алгебраическое уравнение! Мнения одних убивают мнения других.
Отличники любят дружить только с такими же, как они. Им нравиться болтать об учебе круглосуточно, сидеть за отдельным столиком в столовой и обсуждать новую теорему или искать правильность решения задачи, над которой они сломают голову, но все равно решат.
Плохие девочки хотят дружить с плохими мальчиками. Быть рядом с ними, целоваться около школы, обниматься у всех на виду. Плохим девочкам нравиться быть в центре внимания, а крутым мальчикам нужно только одно. Но это совсем не наше дело.
Спортсмены – это совершенно другая планета. В их голове, кроме программ тренировок и правильного обмена веществ, нет ничего, что могло бы зацепить. Честно признаться, я боюсь, что с ними не о чем поговорить.
Я никогда не выделялась особым талантом, не решала сложных алгебраических задач, не целовалась у всех на виду. Я была одна, пока меня не заметила Лиана. Но теперь время снова вернуло меня обратно. Теперь я снова одна.
Сердце стучало быстро, оно было готово вырваться из груди и умчаться вдаль. Если честно, я бы с радостью последовала за ним.
Мой взгляд упирался в деревянную дверь, за которой находилась моя группа. Но мне не хотелось их видеть, мне не хотелось видеть никого.
Впервые я подумала о том, как хорошо было мне в больничной палате. И пускай мои запястья испытывали ужасную боль, зато я была одна. А теперь меня нет – есть только моя тень.
Минуты бежали, как сумасшедшие. Нужно было принимать решение: или развернуться, послать все к черту, уйти домой, или шагнуть навстречу новой жизни, в которой свет погас навсегда.
Мы лишены права выбора, за нас это делает жизнь.
Ладони вспотели, рука соскользнула с ручки двери, и та распахнулась.
Звонок не заставил себя ждать. Занятия начались.
Не поднимая голову, быстрым шагом я двигалась к последней парте, где когда-то весело обсуждая новости и парней, сидели мы с Лианой. Место нашей дружбы превратилось в алтарь моей скорби.
Серая толстовка прятала мои руки, за что я была ей благодарна. Ведь на запястьях до сих пор остались синяки от жгутов. Хотя плевать я хотела на всех.
В аудиторию зашел преподаватель. У нас была анатомия.
– Добрый день, – радостно вскрикивает Анатолий Сергеевич. – Тема нашей лекции...
Он резко замолкает, словно завидел чудовища. Я поднимаю глаза и смотрю на него.
Самый опасный зверь – раненный зверь.
***
Щеку ссадило. Рядом чуть пониже красовался синяк. Ох, оторвал бы он ей ноги! Но она ведь не виновата.
После того вечера прошло больше двух недель. А голова до сих пор забита хламом, который создает лишнюю головную боль.
Он миллион раз прокручивал в своей голове цепочку тех событий, но все тщетно.
Он помнит, что было весело. Его соседи напились и танцевали около ди–джей, крича ему, чтоб он поставил что-нибудь зажигательное. Николай выпивал и пытался флиртовать с молоденькими девчонками. Но получал каждый раз отказ, что ужасно веселило Игоря.
Сам же Игорь весь вечер наблюдал за ней. За той самой девчонкой, которая приходила на место гибели Новгородцева. Она тогда показалась ему странной, хоть он ее и не видел. Николай разыскал ее, установил личность, но Игорь решил не давать ей лишнего повода для нервов. Лучше наблюдать из-за угла, если она что-то знает, то рано или поздно все равно проколется. Конечно, лучше б пораньше.
Девчонка сначала болтала с каким-то парнем, они улыбались, смеялись и даже пытались танцевать, но у них это плохо получалось.
Затем он потерял их из поля видимости, так как пьяный мужчина, пытался пожать руку Игорю, аргументируя свое поведение, безграничным уважением к правоохранительным органам.
Игорь еле отделался от пьяницы, но найти девчонку не смог.
А дальше все было, как в тумане. Громкий, дикий звук оглушил его. Со стола с напитками полетела посуда. Девчонка, за которой он наблюдал весь вечер, побледнела в лице и бросилась вниз по холму, к речке.
Игорь, недолго думая, побежал за ней, окликнув Николая.
Около реки лежало тело в белом платье. Труп! Было понятно сразу.
Девчонка кричала, рыдала. Игорь попытался оттащить ее, за что получил в лицо ногой.
А дальше было все еще хуже. Лизу, ту самую странную девчонку, увезли на скорой. Ей стала плохо, что-то там с сердцем. Игорь узнал позже, что ее перевели в психиатрическое отделение. Громов был сильно удивлен этой новостью. Оказалось, Лиза пыталась порезать вены отколотым горлышком ампулы. Но медсестра во время успела. Этот случай решили нигде не упоминать, все списали на нервы, на смерть ее лучшей подруги.
Кстати, о подруге, ее звали Лиана. Она тоже училась в медицинском, была приезжая. Ее родители прилетели на следующий день.
У Игоря сложилось такое впечатление, что они были не слишком расстроены, словно дочь была для них обузой, и теперь они счастливы, что балласт исчез. Но хоть какие-то приличия они соблюдали.
Тело Лианы они забрали собой в Москву, а дело об убийстве передали Игорю.
Да, именно, об убийстве.
На теле убитой девушки были обнаружены многочисленные раны, как у Новгородцева. Громов стал подозревать, что эти смерти дело рук одного и того же человека. Маньяк! Это хоть и звучала страшно, но, скорее всего, было, именно, так.
Игорю почему-то казалось, что Лиза, как-то связана с этими смертями, но как он пока не понимал.
В глубине подсознания он осознавал, что Лиза тоже находиться в некой опасности, ее надо спасать. Только от чего или от кого, было загадкой.
Прошло больше двух недель, а расследование не сдвинулось с мертвой точки.
Дома у Новгородцева ничего не было найдено, но в прочем и у Лианы в общежитие тоже. Ни улик, ни записок, ничего.
Тупик был ровным и прямым, что ужасно злило Игоря.
Если орудует маньяк, то в этих двух смертях должно быть что-то общее. Но кроме времени убийства ничего не совпадала, и то это было относительно. Просто оба убийства были совершенны вечером. Выходит, вечер манит на смерть.
Новгородцев и Лиана даже не знали друг друга.
Так много вопросов и ни одного ответа.
***
Всю пару Анатолий Сергеевич говорил тихо, словно боялся кого-то разбудить. Он не смотрел в мою сторону, не задавал мне никаких вопросов. В то время как мои одногруппники не успевали отвечать на колкие, сложные вопросы по пройденному материалу.
Мне показалось, что на эти полтора часа я просто покинула мир, улетела куда-то, где всегда темно и пахнет болью.
Я молча записывала все, что диктовал Анатолий Сергеевич, стараясь не смотреть ни на кого, кто присутствовал в аудитории.
После пары я не пошла в столовую. Найдя следующий кабинет, согласно расписанию, я прислонилась спиной к двери и стала ждать звонка.
Ребята пробегали мимо меня. Кто-то здоровался, кто-то мило улыбался. Некоторые спрашивали, как дела и настроение. Я отвечала стандартными фразами, и они шли дальше.
Вести разговоры, весело улыбаться и делать вид, что у меня все супер – простите, но мне легче сдохнуть.
Я не была на похоронах Лианы, да и на могилу к лучшей подруге я тоже не схожу. Ее похоронили в Москве, мне даже не дали с ней попрощаться.
Леденея от воспоминаний, я почувствовала, как по моей щеке скатилась слеза. Нельзя плакать, тем более в университете. Нельзя показывать свою боль, свою слабость.
Натянув капюшон толстовки по самый кончик носа, я уставилась в пол.
Время шло медленно, словно нарочно. К аудитории стали подтягиваться ребята.
– Лиза, возьми, тебе надо поесть хоть что-то, у нас еще две пары. Ты умрешь с голоду, – Илья, милый брюнет, протягивал мне шоколадный батончик, такой же, какой всегда брала Лиана.
Стараясь не смотреть в глаза, я взяла шоколадку и поблагодарила Илью. Он сделал это от чистого сердца.
Шоколадку я есть не стала, спрятала в карман сумки. Съем потом.
Как я хотела быстрее войти в аудиторию, сесть за последнюю парту и снова остаться одна.
Звонок прозвенел. Я выдохнула.
Знакомый парфюм ударил в нос. А все-таки он решился прийти.
Я медленно подняла глаза. Он прошел мимо меня, в аудиторию, бросив кроткий взгляд. Этот взгляд, который так любила Лиана, когда он обращался к ней.
Он убил ее, ни Вой, никто другой, а именно он...
Никита зашел в аудиторию, оставив после себя новые порезы на моем сердце.
– Лиза, пойдем, что с тобой? – Илья схватил меня за руку.
– Все хорошо, даже очень.
***
Николай задерживался уже больше, чем на час. Игоря жутко бесила манера Николая опаздывать. Он ценил в людях пунктуальность, но его помощник явно не знал про существование такого понятия.
На планерке сделали выговор. В отделе два нераскрытых убийства, а в какую сторону двигаться никто не знал.
Игорь был зол и очень сильно хотел курить, но не мог. Старая травма давала о себе знать. Стоило закурить, как воспоминания не совсем счастливых дней начнут появляться перед глазами. А этого, тем более, сейчас, не хотелось.
Дверь распахнулась со скрипом, в тот момент, когда Громов наливал кипяток в стакан с растворимым кофе.
В помещение вошла женщина. Она была брюнеткой с темными глазами, в которых читалось явное отвращение.
– Добрый день, – начала она, – где я могу найти Игоря Громова?
Она опустила лаковую сумку на рабочий стол Николая.
– Ну, допустим, это я, – Игорь ответил, как бы между делом, продолжая наливать кипяток в чашку.
– Это хорошо, – женщина стянула с себя темно-синее пальто и бросила его на спинку стула, сама присела на соседний.
– Чем я могу вам помочь? – никакого интереса она не вызывала, наоборот, только раздражение.
– Ну, допустим, я ваш новый начальник, – женщина оскалила свои ровные, белые зубы, затем поднялась и подошла к Громову. – Алиса Эдуардовна Селезнева.
Громов улыбнулся. Алиса Селезнева, как героиня его любимого кинофильма.
– Интересно! Значит вы наш новый начальник, тогда простите, а я кто? – Игоря стало бесить эта особа.
– Вы, наверное, стало быть, мой подчиненный, – она хамски вырвала стакан из рук Громова и отпила. – Растворимый – не люблю.
– Алиса, откуда же...– начал Громов, но был прерван грозным взглядом брюнетки. Поняв, где допустил оплошность, он продолжил. – Алиса Эдуардовна, – на отчестве он сделал акцент, выделяя его и одновременно коверкая, – откуда же вы к нам пожаловали?
– Из Москвы.
– Что же это в городе больших пороков перевелась вся преступность?
– Нет, просто родители убитой девушки не довольны вашей работой. Руководство посчитало, что расследование такого преступления не ваш уровень, поэтому прислали меня. Я все-таки профессионал.
– Я заметил, как вас ценят, раз отправили в ссылку в «Засранск».
– Я бы не была так категорична, – не растерялась Алиса Селезнева. – У вас довольно милый городок, мне нравиться. А с преступностью мы покончим раз и навсегда.
С этими словами она схватила свою сумку, достала из внешнего кармана телефон и посмотрела на дисплей.
– Где я могу начать работать? – спросил новый начальник у Игоря.
– Понимаете, Алиса Эдуардовна, – улыбнулся Громов, – в этом помещение всего два стола, один из которых мой, а другой принадлежит Николаю, моему помощнику. А для вас стола нет. Да и третий стол здесь просто не поместиться.
– И что вы мне предлагаете? – вопросительно изогнув накрашенную бровь, спросила Селезнева.
– Купить билет на поезд до Москвы, вернуться обратно в столицу и занять свое почетное место. А в нашу работу вмешиваться не стоит. Мы и без вас прекрасно справляемся.
– А вы остряк! – похлопала в ладоши незваная гостья.
– Что есть, то есть!
– Но у меня есть вариант лучше! Раз Николай так опаздывает на работу, то мне такой сотрудник не нужен. Балласта в команде я не потерплю. Поэтому он временно переезжает в коридор. А там посмотрим.
Громов мысленно похлопал в ладоши. Алиса еще не видела Николая в лицо, но уже смогла определить его натуру. Эта женщина далеко пойдет.
– Возражения имеются? – спросила Алиса Эдуардовна.
– Что вы, никаких! Вы – начальник, ваше слово закон.
– Ну и хорошо!
Настроение упала до минимума. А курить хотелось все сильнее и сильнее.
***
Занятия закончились немного пораньше. Оно и к лучшему, можно будет отдохнуть дома, просто полежать на кровати, не думая ни о чем.
Мама в последнее время стала сильно уставать, практически не занималась хозяйством, поэтому теперь мне придется поднимать наш быт с колен.
В коридоре университета на первом этаже было много народу. Различные оттенки парфюма сплелись в толстый узел. Аромат был не из приятных.
Я натянула капюшон толстовки и попыталась протиснуться сквозь толпу.
Чья-то рука легла на мое плечо. Меньше всего я сейчас хотела с кем-то говорить.
– Лиза, – этот голос я узнаю из тысячи. – Я хотел спросить, как ты?
Никита смотрел на меня. Его глаза сверкали интересом, мне казалось, что он даже улыбается.
– Я, знаешь лучше всех! – огрызнулась я. – Две недели в психушке, привязанная жгутами, ибо меня все считали чертовой сумасшедшей, которая способна убить себя. Знаешь, у меня все отлично!
Я развернулась и отправилась к выходу.
– Ты так говоришь, как будто я в этом виноват! – крикнул он мне в ответ.
Лучше б он промолчал. Тугая, обжигающая ненависть поднялась к горлу. Я резко повернулась к нему и подошла вплотную.
– Нет, ты не виноват в том, что я загремела в больницу. Ты повинен в другом. И поверь мне, это намного страшнее. Ты всю свою жизнь будешь чувствовать, что смерть Лиана на твоих руках, будешь чувствовать и бояться осознавать это. Ведь ты трус! – я закричала. – Каждый раз, когда ты будешь закрывать глаза, ты будешь видеть ее. Будешь слышать ее крики и мольбы о помощи. Каждую чертову ночь она будет приходить к тебе в том белом, кружевном платье, садиться на край твоей постели и смотреть на тебя. Тихо и любя. А пятно в области сердца будет расплываться по ее телу, с каждой секундой становясь все больше и больше. И знай, я буду рада, если в один день ты наложишь на себя руки, но ты не умрешь. Ты не достоин такой легкой расплаты. Ты обрек себя на вечные муки. В этой жизни все можно вытерпеть: побои, грубые слова, потерю близких тебе людей. Но совесть – нельзя. От нее не спрятаться и не убежать. Рано или поздно она утопит тебя. И знай, тогда Лиана будет рядом. Смотреть на тебя со стороны и смеяться. Никогда не понимала, что она нашла в таком ничтожестве, как ты, – я перевела дыхание. – И совет, лучше не попадайся мне на глаза. Я могу и в нос дать.
Волна ликования прошла по коридору. Ребята хлопали и кивали мне. Они явно были на моей стороне.
Я выбежала из университета. Дошла до остановки. Дождалась автобуса. Зашла, села на свободное место около окна.
Сегодня я отпустила на свободу одну из чаек, которые все это время делали мне больно своим криком внутри, который кроме меня никто больше не слышал.
Мы не умеем воскрешать мертвых, но мы способны любить их вечно. Это и есть бессмертие.