Глава 4
Воскресенье. Я пыталась согреть пальцы в карманах и сжала руки в кулак. Сырость бункера пробиралась сквозь слой ткани.
Я вновь посмотрела на потолочные голографические часы – «20:33». Ровно двадцать семь минут до собрания в i-7, о котором никто не должен знать.
Качели в парке дрогнули и заскрипели от сквозняка вентиляции. Мои волосы развевались в разные стороны, а ветер завывал мне в уши. В воздухе висел запах озона и чего-то металлического. Выступила луна – просто белая точка на «небе». Время поменялось. 20:45.
–Пора. – еле слышно прошептала я и сглотнула ком в горле, нарушив искусственную тишину. Пальцы сами сжали камень в кармане. Оберег или глупый талисман с поверхности? Я уже не знаю, но он зарядил меня уверенностью.
Я сделала первый шаг на дорогу, с которой нельзя свернуть. Он давался мне с особенной сложностью, будто бы мои подошвы притягивались к полу сильнейшими магнитами. После него – вернуть назад ничего нельзя.
Знакомые коридоры. Привычные сколы и царапины, пятилетней давности – немые свидетели недолгой истории бункера. На полу безбрежно валялись скомканные листы с надписями неизвестного происхождения. Почерк Марка? В таком освещении не разглядеть, как бы я не напрягла свои глаза.
Ровно два поворота и я оказалась возле сектора i-7. Тёмный и забытый временем, как обещания администрации.
Дверь была немного приоткрыта, из неё убегал тусклый свет, словно лезвие разрезающее темноту. Я заметила пять высоких теней, доходивших почти до конца коридора.
В горле ком. Опять. Напротив меня дверь, на ощупь шершавая и холодная. Её краска почти что слезла со старой поверхности, а особенно с верхних уголков. Я хотела уйти, но меня затормозил тихий, но надрывистый голос Марка.
– Астра, быстрее! – он дёрнул меня за рукав и протянул вглубь темноты, – У нас только десять минут!
Свет лампы в конце комнаты раскачивался на потолке, отбрасывая прыгающие тени. В полумраке казалось – эти люди не живые. Среди пяти людей, включая Марка, я заметила очень знакомый мне силуэт.
–..Селеста? – голос предательски дрогнул. Камень в кармане стал ледяным, будто вобрал в себя холод этих стен. В последний раз я мельком видела её в кабинете, тогда её перчатки были испачканы кровью, но сейчас на ней нет ни перчаток, ни алого цвета. У меня возник вопрос – что она делает среди этих людей?
–Вы знакомы? – Марк спросил нас обеих, но ответила только Селеста еле заметным кивком, пока я молча закрыла эту тему.
Круг возле лампы кривился, сама комната не хотела принимать участие в этом. Кто-то старался держаться рядом со знакомым, а кто-то просто отстранялся от всех, а я нашла только одно свободное место возле Селесты, она специально поставила стул, чтобы оставаться в тени. Только напротив меня сидел Марк.
Видно, что он нервничал, хоть рука и держала заранее подготовленную речь. Ритм его дыхания не совпадал с присутствующими – слишком быстрый, наполненный волнением до невидимых краёв.
Он встал со своего насиженного места, возвышаясь над присутствующими и начал свою речь:
–С давних пор всё, что нас окружает – стены бункера. Не тюрьма, здесь решёток не видно. Но есть преимущество: из тюрьмы не сбежать, а тут… – он переключил на своём планшете изображение и показал схему вентиляции нам, – прощелины везде. И появился вопрос. Кто же будет первым? – он выдержал паузу и оценил обстановку. Пока Марк обходил все стулья, его брови хмурились в переносице, когда он смотрел в сторону двери.
–Представлю: Эосфера. – он переключил снимок на слайде – её чертёж, – Не сказка, а наша реальность. Все внутренние процессы работают на 90%, остались последние доработки. Три проблемы с маркировкой «смертельно». И да, не преувеличение: все они ставят вопрос вашей жизни. – Марк выждал время, – Это не безумие, а самый вероятный способ выжить.
–Завтра в 05:30 здесь. Ваша задача: проверить сектор C-13 на подачу кислорода. По уставу – нельзя, по факту – сделано. – с его рук взлетел ввысь чужой пропуск с печатью и царапинами, возможно – фальшивка. Он сразу же был пойман.
Кто боится, может не идти. Только учтите, из вас пятерых, попадут на борт трое. Если вы хотите остаться на Земле, то это будет ваше лучшее решение. Космос не терпит слабых. Вопросы? – на его слова тишина, – Нет? Тогда совет: не берите лишнего. В космосе вес имеет значение.
Он ушёл, намеренно оставив свой планшет на старом пыльном ящике. Шепот как быстро начался, так же быстро и утих. Всё спешили уйти, пока камеры снова не заработали. Только Селеста не побежала, а осматривала чужой дряхлый пропуск на полу. И я встала со своего места и увидела: экран планшета был с обратным отсчётом. Начало следующей встречи? И никаких «вопросов» больше, только растворяющиеся шаги в коридоре. Стоило мне обернуться, как я осталась одна. Даже последние шаги затихли с закрывшейся дверью, мне осталось только следовать по их следам.
Лампа – последний источник света, погасла, стоило мне только перейти порог коридора. Будто сам бункер хотел скрыть следы собрания. Здесь пахло чем-то кислым и чересчур стерильным. Было темно, что я рук своих не видела, но мне это и не надо было. Годы жизни здесь дали о себе знать, уже рефлекторно делаю повороты направо. Мне что-то было неспокойно, хотя темнота не так пугает, когда знаешь всё наизусть.
Шёпот?
Не звук, а скорее вибрации, которые пробираются под самые кости. Я остановилась, а по коже с ног до головы побежали мурашки. Моё имя, произнесённое на выдохе. Шея так медленно обернулась, что я могла слышать хруст позвонков.
–Астра. – холодная рука едва коснулась моего запястья, – Это я. Мы долго молчали. Пошли, нам есть о чём поговорить.– голос Селесты звучал странно: верхние ноты дрожали, как у испуганного маленького ребёнка, а в нижних твёрдость её намерений, – Только не здесь, там где нас не слышат.
Где-то в углу щёлкнул датчик, будто бы сейчас смотрят камеры именно в этом помещении, неприятное ощущение – кажется, что звук не снаружи, а внутри тебя. Давняя знакомая сильнее сжала моё запястье, дрожь её руки передалась к моей. Селеста потянула меня к выходу, нам просто посчастливилось быть незамеченными. Уж слишком долго мы там пробыли.
Освещение ударило в глаза, это был лифт. На белоснежное лицо свет падал особенно красиво – подчеркнул глубину синих глаз и блеск длинных белых кос. Мы ехали на -2 уровень молча, когда я смотрела на Селесту, она отводила взгляд. Всё-таки большие перемены произошли в наших жизнях. Она – единственный человек, чьё имя мне знакомо ещё с детских лет. Экстренная эвакуация в бункер стала закатом нашего совместного прошлого. Как и в тот день от неё пахло антисептиком и медикаментами. Только тогда это был запах спасения, а сейчас её работы. Лифт гудел и трясся, будто он мог сопереживать нам обеим в этот момент, а через секунду с шипением открыл вход в уже родной город.
Она вышла быстрее меня, проговорив тихо «пошли». Её пальцы опять жгутом обвили моё запястье, будто за нами уже шли. И только после пары метров я поняла: Селеста вела меня не в жилой сектор, а туда, где даже технический персонал не осмеливается ходить. Была я там пару раз. Если бы я там пропала, меня бы не искали. По моей памяти это огромный лабиринт из труб и вентиляций. Именно от него всегда ходит сквозняк по бункеру с кислым металлическим запахом. Сырой и пронизывающий, как будто в спину дышат.
С каждым приближающимся шагом напряжение нарастало. Это было необъяснимое волнение. Дышать становилось тяжелее, не то от страха, не то от особенностей вентиляций. Я засунула руку в карман, чтобы её согреть, но нащупала в нём камень с поверхности, он был холоднее моей руки.
–Пришли, – уже увереннее сказала Селеста. Её спокойный голос контрастировал с тяжёлым гудением вентиляций.
Она села на ржавую трубу и посмотрела на потолок. Здесь нет того фальшивого неба – только жестокая реальность в виде труб, проводов и механизмов. Селеста вздохнула запах озона и прикрыла глаза, не желая видеть такую картину. Её веки дрожали, как у человека, которому снились кошмары. Её слишком ровная речь – как заученная с медкарты
Она села на ржавую трубу и посмотрела на потолок. Здесь нет того фальшивого неба – только жестокая реальность в виде труб, проводов и механизмов. Селеста вздохнула запах озона и прикрыла глаза, не желая видеть такую картину. Её веки дрожали, как у человека, которому снились кошмары. Её слишком ровная речь – как заученная с медкарты.
–Знаешь, почему я рискнула? – её голос сорвался, как трос с обрыва, – Потому что позавчера, когда директор сказал «шансы ограничены», ты сдавила планшет так, будто хотела раздавить ложь. Я видела – твои глаза кричали «НЕТ!». Такие же они были… когда, истекая кровью, ты умоляла спасти твои образцы, а не руку. Ты не изменилась… а я устала хранить секреты в одиночку.
Ступор укрыл меня с головы до пят этим колючим ощущением. Сказать ничего не могла, мысли спутались в большой клубок.
–…Ты помнишь Кенни? – она провела пальцем по трубе, оставив чистый след на пыльной поверхности, –После эвакуации он заболел. Как вчера помню – он перестал узнавать меня. До конца его держали только эти аппараты, пока он с каждым новым днём угасал, – её ногти впились в поверхность металла с режущим уши скрежетом, –Мне было десять, а брату шесть. Я никак не могла помочь, – она обрывисто выдыхала на грани срыва. Она оправдывалась не перед кем-то, а перед собой, – Я даже не уверена, что врачи хотели его спасти.
Я сжала камень в кармане, теперь он обжигал кончики моих пальцев.
–Не вини себя. Тут нет твоей вины, – я сказала автоматически, и тут же пожалела. Эти слова висели в воздухе, как сухое «соболезную» от чужих людей.
Наш голос утих синхронно, гул техники резал нам слух с нарастающим эффектом.
–Понимаю, но не могу забыть, – её взгляд хотел потеряться среди металлических массивов. Она отдавала пустоту в глазах темноте, – не могу забыть слова «врачей»: «редкий случай, такого не видели», – прошептала она, – но я много раз наблюдала те же симптомы у других. Просто… их быстро уносили. А через день… их койки занимали новые.
Моя подруга искала что-то у себя в кармане. По её точным, почти что хирургическим движениям, искала что-то важное и хрупкое.
–Вот он.
В её руках находился конверт, пропитанный желтизной и временем. На нем кривились слова, видно, детских рук дела: «не забуду» и рисунок сердца.
–Я его достала три года назад в архиве. Он шёл на утиль, – она протянула мне его, но её хватка стала на секунду крепче, будто отдаёт не бумагу, а последнюю часть себя.
Я взяла его в руки и задрожала. Казалось – в моих руках не бумага, а осколок той жизни, которую у нас украли. Возможно, не просто маленький «осколок», а важная деталь в этом механизме. Конверт пах пылью вперемешку с больничным запахом – неприятная комбинация.
–А это... что? – я сощурила глаза. Мне не показалось – действительно след дырокола и знакомую печать. Архив.
–Это не просто печать. Это отметка о «ликвидации дела». И как раз три года назад её поставил тот, кому ты веришь.
–…Марк? – Тишина. Даже вентиляция утихла, бункер затаил дыхание.
–Да, он.
–Но он не мог! Марк ещё не работал три года назад, – губы онемели, как замороженные, но я ещё не до конца понимала ситуацию. Казалось, вот она – глупая ошибка.
–Работал. Как раз в архиве. И знаешь, что они там уничтожали по протоколу 47.6? Не бумаги. Людей.
Конверт в руках стал весить тонну, после слов «уничтожали людей», я потеряла устойчивость и чуть было не упала. Я пропустила воздух через лёгкие, хоть немного стало легче.
–Но… как ты узнала?.. Почему Марк?
–Открой конверт! – она свела брови к переносице. Видно, что была раздражена. Не приказ, а отчаянная просьба.
Я смотрела в пол. Боялась того, что увижу свой кошмар. Мои пальцы, хоть и дрожали, но разворачивали бумагу. Чёрная печать внутри кричала о предательстве.
–Стой. На печати… Инициалы? – буквы «М.Ш.» уже всё рассказали о нём. Марк Шейд.
–Ты права, – Селеста опустила голову, коса упала с плеча, но девушка её тут же поправила.
–Погоди! Мы не можем винить его из-за каких-то инициалов. Это… это ошибка! Три года коллеги. Вот сколько таких инициалов «М. Ш»? Почему именно Марк? – Мысленно хотелось закрыть уши, не слышать, что Марк способен на ликвидацию людей. Я готова была сказать любой бред, чтобы Селеста услышала меня, что этот добрый друг, не ликвидировал Кенни.
–Не странно ли, что как раз три года назад в архиве с такими инициалами работал только он?
– Селеста смотрела мне вглубь глаз. В её неоднозначном взгляде читалось одновременно и сострадание, и упорство. Её искренне желание переубедить меня, перебороло моё доверие к Марку, – Астра, я тебе правда желаю добра и… не хочу, чтобы тебя также ликвидировали. Ты ходишь по очень тонкой грани, где по две стороны тебя окружает угроза.